Предыдущая публикация
Правда, после ей перенаправили несколько сотен писем со всей страны, во многих утверждалось, что Максим жив и даже относительно здоров.
Сначала Галина с мужем хватались за каждое такое утверждение, дважды выезжали в другие города, были в Самаре и даже в Сызрани, истратив на поездки все свои накопления. После третьей неудачи поняли — так им сына не найти.
Несколько лет назад, ещё до ухода Петра, Галина получила письмо, в которое была вложена фотография, взглянув на которую сжалось её бедное сердце. На фото был Максим. Под руку с полной женщиной, сильно старше.
Писавшую звали Татьяна, и она сообщала, что Максим, её муж, умер ни с того ни с сего во сне, в возрасте двадцати трёх лет. И что она, Татьяна, только теперь узнала, что у него есть родственники, потому что Максим говорил ей, что он сирота.
Татьяна узнала правду случайно: её подруга, которая по работе отсматривала выпуски старых программ, в том числе и "Жди меня!" посмотрела передачу в записи и узнала Максима.
В письме Татьяна приглашала Галину с Петром к себе, в Красногорск, обещала показать могилу сына, но не указала ни обратного адреса, ни номера телефона для связи.
Галина недоумевала, забыла или... нарочно. Вдвоём с Петром они искали Татьяну, но так и не нашли. Пытались искать через ЗАГС, отправляли запрос по зарегистрированным бракам, но и здесь мимо — возможно сын жил с Татьяной в гражданском браке и до ЗАГСа не дошёл.
Наверное, увидев могилу сына, Галина поверила бы в его смерть, а так сочла письмо Татьяны злой шуткой. И верила, что Максим жив, просто бросил свою жену так же, как и их с отцом когда-то.
Пётр работал вахтой в городе, да там и нашёл себе другую женщину. С квартирой и "со всеми удобствами". И Пётр пропал — ни слуху, ни духу, ни весточки.
Галина вздыхала, вспоминая о нём, обида прошла. За годы одиночества она всё сумела себе объяснить.
Попробуй, живя с минимальными удобствами, выглядеть, как Софи Лорен. А ведь она старше Галины! В последний раз, Галя видела Софи по телевизору, когда итальянская суперзвезда приезжала в Россию, и известный кардиохирург Бокерия жал ей руку вместо того, чтобы поцеловать.
Галина представляла себе зазнобу мужа именно такой: ухоженной, с высокой причёской и безупречным макияжем. И в руке сияющий конвертик-клатч. Никто бы не устоял, где уж Петьке!
А у неё, у Галины, видать судьба такая — быть всеми брошенной.
А раз так, махнула рукой Галина на жизнь свою. Стала похожа на ведьму, и ладно — зато пришлые лиходеи, если что, не позарятся.
Спустя ещё десять лет, в деревне никого не осталось, кроме самой Галины, старика Никиты Андреевича и его угрюмого, молчаливого сына Дениса.
Из хозяйства были у Галины курочки, зимой приходилось забирать их в курятник, который Галина организовала в сенях, чтобы куры не помёрзли и не стали добычей лис, промышлявших вокруг. При Петьке так была ещё и коза, да хлопотно с ней одной, пришлось продать.
Галина вздохнула, подумав, что неплохо бы сейчас попить козьего молочка. Но, у неё была коробка пакетированного, «из порошка», которое она заказала в лавке. Зато и хранится порошковое год.
Дров у Галины куплено было достаточно, лишь ветхая крыша беспокоила её. А ещё проводка. Если будет много снега, крыша может не выдержать и обвалиться, накрыв собою Галину и превратив её дом в могилу. Если дом не сгорит раньше.
Бывшая атеистка Галина крестилась, представляя себе такие сценарии.
Как-то обрабатывала она собранную калину. Перетёрла с сахаром, выставила баночки на подоконник. И решила отнести парочку Никите Андреевичу и Денису. Одной всё равно всё не съесть, да и надо поддерживать друг друга.
Никита Андреевич тоже иногда баловал соседку: в прошлом году угостил салом (приличный дал шмат, Галине на всё зиму хватило), и когда баню с Денисом топили, напарившись, приглашали и соседку, чтобы и она могла «пропарить косточки».
Вот и сейчас вился над их банькой дымок. Денис топил, дома был его отец.
— Здорово, Андреич! — приветствовала его Галина, — баньку топите? Так вроде не пятница?
— Да что-то хвораю я, — закашлялся старик, — простыл.
— Так может, тебе и не надо тогда париться?
— Надо. Только одно и осталось средство, — прокашлял Никита Андреевич.
Ну, вот тебе ещё средство! — Галина достала из сумки банки с калиной. — Только сегодня закрыла! С горячим чаем пей, полезно.
— Ай, спасибо! — улыбнулся дед, — это я люблю! Ты, Галя, подходи часа через четыре, Дениска подержит жар, попаришь косточки.
— Приду, — пообещала она и пошла восвояси. Расстроилась. Отчего-то показалось ей, что Никита Андреевич плох и никакая баня его на ноги уже не поставит.
От расстройства она и не заметила, что на свежий снежок, что лёг на дорожку к её дому, легли чужие следы. Но успела увидеть, как дрогнула занавеска в её окне. Галина остановилась, как вкопанная. Кто-то был в её доме! Кто-то чужой. Она стояла и раздумывала, что делать: взять в сенях топор и пойти узнать, что за гость, или вернуться, позвать Дениса Никитича.
А вдруг это бывший муж? Или… сын?
Она шагнула в сени, оттуда ворвалась в комнату.
— Максим!
— Опа-на! Хозяйка пришла! — хлопнул в ладоши один из двоих мужчин сидевших за её столом, — встречай гостей, хозяйка!
Она пригляделась. Два чужака тоже буравили её глазами.
— Вы кто? — наконец, спросила она.
— Я Михаил, а он — Викентий! — рисуя ножом в воздухе восьмерки, ответил старший.
На вид ему было лет пятьдесят. Лицо у него было в рябое и в рытвинах. Из-под нависающих рыжих бровей смотрели на Галину маленькие, злые глаза неопределённого цвета.
— Мы тут у тебя настоечку нашли, а вот с закуской промашка вышла! — цокнув языком, продолжал Рябой, — помоги, а. А то так жрать охота, что и переночевать негде!
Он заржал и посмотрел на своего друга, Викентия, который сидел, опустив глаза в пол.
— Нет у меня ничего, уходите, — сказала Галина и спокойно выдержала взгляд маленьких злобных глаз Рябого.
— Так уж и нет! А курятинка парная? — сглотнул Рябой, и обратился к товарищу: — чего ты, Викентий, расселся, как на ярмарке, тащи курицу!
Викентий медленно встал. Он был моложе Рябого и здоровее. Виновато глянув на хозяйку, он вышел в сени, где был оборудован зимний курятник. Послышался возмущённый куриный гвалт.
Галина выскочила за бандитом, и схватила его за край телогрейки:
— Не трожь! Это всё несушки, не мясные курочки!
— Лучше делать как он говорит, мама, не то зарежет вас заместо курицы, — кивнув на дверь, прошептал Викентий, — лучше покажите мне, какую взять. Может, тем дело и кончится.
Скрепя сердце, Галина показала на молодку Пеструшку. Та неслась плохо и Галина сама думала отнести её Денису, чтобы зарубил.
Викентий схватил курицу и вытащив наружу, прикончил в один момент, свернув ей шею.
— Ах, батюшки! — Галина повернулась, чтобы уйти.
Она задумала добежать до Никиты Андреевича, рассказать им с Денисом о чужаках и пересидеть, пока те не уйдут. У старика было ружьё — в прошлые годы он охотился. У соседей Галине было бы безопаснее.
— Куда? — Донёсся до неё развязный голос Рябого, — а ну-ка вернись, маманя!
— Чего вам ещё? — не глядя на него, спросила Галина.
— А кто же сготовит? Я люблю супчик по-домашнему. Давай, у тебя, наверное, всё для этого имеется! — и он снова заржал.
Пришлось Галине вернуться. Женщина ощипала ещё тёплую Пеструшку, опалила тушку и разделав её, положила в чугунок. Туда же бросила сушёную зелень, морковь, картошку и лук, и поставила чугунок в печь.
— Во! Другое дело! — удовлетворённо протянул Рябой, потирая руки, — когда приготовится?
Всё время, пока готовился суп, Галина сидела и слушала немногословный разговор непрошеных гостей. По сленгу поняла — урки. Она не прислушивалась особо, но тут и так было понятно, что беглые. За сто с лишним километров находилась зона. Зеки валили и обрабатывали лес.
Потом эти двое ели суп. И хозяйке оставили, потому как с ними делить трапезу она не захотела. Да и воняло от них так, что с непривычки резало глаза и накатывал рвотный рефлекс, хотя в этом смысле Галина была далеко не неженка. Она всё ждала, что наевшись, непрошеные гости уйдут, но не тут-то было.
— Скоро стемнеет, — зевнул Рябой глядя в окно, и повернулся к хозяйке, — мы у тебя заночуем. Спокойно у тебя, хорошо.
Галина перекрестилась и вздохнула. Что тут возразишь? Спорить с Рябым она не рискнула после рекомендации, которую дал ему Викентий.
— Да не боись ты, — по-своему расценил её страх Рябой, — ты, бабуся, не в моем вкусе!
Галина снова сделала попытку выйти из избы, тем более что четыре часа, о которых говорил Никита вышли, и её ждала оставленная специально для неё баня.
— Мне нужно к соседям, — сказала она, умолчав, однако про баню, — там старик один… болеет. Нужно покормить его, и супчик оставшийся, кстати, отнесу.
— Никуда не пойдёшь, — зевнул Рябой, сыто развалившись на лавке, и почесывая вывалившееся из-под грязной робы пузо, — небось, не сдохнет твой старик до завтра.
— Прошу вас, будьте людьми. Дед этот ещё при Сталине сидел. Неужто теперь вы обречете замёрзнуть его в собственном доме? Побойтесь Бога!
Тепло, вызванное наваристым супчиком, сделало бандита благодушным.
— Ладно, иди, бабуся, — милостиво кивнул Рябой, — но, чтобы без глупостей. Викентий сопроводи!
— Да зачем мне твой Викентий, — испугалась Галя, — сама небось дойду.
— Да кто тебя знает, бабка! Может ты того! На лыжи и до ментов!
— Да ты, видать рехнулся, — Галине стало смешно, — тут до ближайшего посёлка сорок километров! А до города все восемьдесят! Я, по-твоему, спринтер?
— Я сказал он проводит, и подождёт, пока ты деда кормить будешь. Не волнуйся, Викентий у нас интеллигент, отвернётся если что. — похабно хохотнул Рябой.
Делать нечего, вышли вдвоём. Галина, а за ней Викентий.
— Ты вот что, — сказала Галина, когда подходили к дому, где жили отец и сын, — подожди меня. Не хочу пугать старика, что чужие в деревне. Мнительный он.
— И что он сделает? — на лице Викентия отобразилось что-то вроде усмешки, — у него есть рация? Может быть, оружие?
— Нет, нет, — слишком поспешно сказала она, но бандит, вроде как не заметил.
— Ладно уж, — разрешил он, — я покурю пока. Только смотри! Чтобы недолго!
Дымок из баньки уже не вился. Удивлённая Галина прошла в дом, но и там нашла лишь остывающую печь и следы поспешных сборов: на столе, кроме принесённых ей банок с калиной, лежала кожаная папка, очки Никиты Андреевича, в которых он так и не поменял треснутую линзу.
— Никита! — тихо позвала Галина, — Денис!
Но ей никто не ответил. Она беспомощно посмотрела вокруг. Куда ушли? Может, старику стало плохо и Денис потащил его на санях до станции, чтобы добраться до посёлка?
Идти назад, к уголовникам, ей не хотелось. Было жалко добро, курочек… но она не могла заставить себя вернуться к себе. На стене она заметила икону Николая Чудотворца, которого Никита Андреевич почитал особо, и захотела взять с собой, но тут скрипнуло крыльцо и послышались тяжёлые шаги. Викентию надоело ждать.
Галина щёлкнула выключателем и нырнула в каморку, где Денис хранил всякую всячину. Оттуда была лесенка наверх, в светёлку. Галина осторожно поднялась и подняв лестницу, закрыла дверцу одновременно с тем, как Викентий вошёл в дом.
Ей было слышно, как он ходит внизу. Послышался звон стекла — голодный вор залез в буфет и вероятно, обнаружил там спиртное, которое хранил на особый случай старик.
«Господи, спаси и помилуй! — крестилась Галина, — только бы не поджёг, окаянный, только бы не поджёг»!
Смерти она не боялась, но мечтала о конце безболезненном, чтобы сразу увидеть тех, кто когда-то был ей дорог: мамочку, бабу Клаву, и сына-предателя. Очень уж хотелось спросить его, за что он так с ней? Чем заслужила она такое?
«Только бы не поджёг! Батюшка Николай, помогай», молилась Галина зажмурив глаза. Наконец, внизу всё стихло. Галина осторожно посмотрела в маленькое, грязное окошко и увидела, что пошёл снег. Даже не пошёл, а повалил. Мелькнула, окутанная белыми хлопьями чёрная фигура Викентия, спешно бегущего к калитке.
Галина вышла из своего убежища. Подошла, закрыла дверь на засов. В сундуке у Никиты Андреевича она нашла старую, прогрызенную мышами шинель, и закрывшись ею, легла на матрас. Выдыхая тепло, она думала о том, что предпримут бандиты. Завтра, при свете дня они, быть может, уйдут и не станут её искать.
А там вернутся Никита Андреевич с Денисом, и будет Новый год. А после — весна. Господи, как хочется увидеть весну, вдохнуть запах просыпающейся земли!
С тем она и уснула.
***
Викентий сбился с пути. Он долго блуждал, натыкаясь на занесённые снегом плетни и кусты, пока не увидел мерцавший среди метели огонёк.
Электричество отключилось и Рябой зажёг огарок, чтобы не сидеть в темноте. Викентий, заходя в дом, задел головой дверной косяк и тихо выругался.
— Покормили, что ли, деда? — хрипло спросил Рябой, и посветил огарком в сторону двери.
— Нету там никакого деда, — молвил, стряхивая с себя снег, Викентий, — обманула нас старуха. Сбежала.
— Ну ты, вислоухий, м л я ! — с досадой произнёс Рябой, с силой стукнув по столу. Отбив ладонь, затряс ей.
— Прости, Михаил. Я, правда, лажанулся, — склонил голову Викентий, — почти сразу зашёл в дом, во!
Он поставил на стол бутылку водки, что нашёл у старика в буфете.
— Наверняка вместо того, чтобы бабку искать, по комодам шарил? — прищурился Рябой, тут же взяв бутылку и скручивая крышку, — Ладно, старуха всё равно далеко не убежит, в такую-то погоду! Загнётся в лесу.
— Да в доме она, — вытер нос рукавом Викентий, — заныкалась в какую-то щель, я поискал было, да как буран начался, испугался, что дорогу назад не найду...
— Вот рассветёт, отыщешь старую и кончишь. Оставлять её опасно, раззвонит, сорока!
— Кому? — нервно засмеялся Викентий, — волкам, разве что? Бобрам и лисам?
— Если дурак, это надолго, — смерил его взглядом Рябой, — она же где-то берёт продукты. Вот и обскажет наши с тобой портреты, а те, кому следует, донесут.
Он сделал глоток и протянул бутылку Викентию.
— Нет, я на мокруху не согласен, — затряс головой тот, принимая бутылку.
— Ладно, — щелкнул механизм складного ножа и Рябой подцепил им оставшийся на тарелке кусочек бедной Пеструшки, — не убивай. Язык отрежь, зенки выколи и будет с неё.
Викентий посмотрел на Рябого, и поняв, что тот не шутит, больше ничего не сказал. Он знал, что, если он не подчинится, Рябой зарежет и старуху, и его самого. И не потому, что боится, что бабка его «сдаст». Просто ему нравится убивать. Викентий видел, как Рябой убил солдатика из посланного за ними отряда. Сделал он это не быстро, а словно наслаждаясь процессом. И смотрел, как глаза живого человека заволакивает туман смерти.
«Может, сбежать»? — думал Викентий в ночи, но тут же обрывал эти мысли — «Рябой в два счёта догонит, и убьёт его, как того солдатика…»
Ночью он проснулся от храпа Рябого. «Может, задушить его, падлу, подушкой» — подумалось Викентию, но он знал, что Рябой, несмотря на свою хлипкую конструкцию, сильнее. Злость даёт ему силы — он в лагере сокамерника чуть не загрыз.
«Нет», — укрывшись лоскутным одеялом, с тоской подумал Викентий. «Лучше и правда, сам убью старуху, быстро и без мучений».
Только он это подумал, как раздался страшный грохот. Викентий подумал, что произошёл взрыв, и он оказался в его эпицентре. Лицо обожгло, на грудь навалилось что-то тяжёлое, и сдавило так, что стало трудно дышать.
В этот момент, Галина открыла глаза. Она слышала лишь отдалённый звук, словно хлопнула петарда и звук отразился многократно в морозном воздухе. Она прислушалась. Тихо. Луна освещала пространство и Галина лежала, прислушиваясь, глядя в потолок. Уснула она только под утро.
Открыв глаза, она тотчас закрыла их — от солнечного света стало больно. Сосульки плакали за окном. Она встала и развела погасший за ночь огонь в печи.
Дверь на улицу не поддавалась — за ночь нанесло сугроб. Галина лишь слегка смогла приоткрыть её, и выглянуть наружу.
Мир вокруг казался холодным, прекрасным и … пустым, словно наступила ядерная зима.
Галина вернулась в дом Никиты и Дениса, и затопила печь. Обогревшись, она сделала обычный деревенский завтрак — пожарила яичницу на сале, взяв и то, и другое из Никитиного холодильника. Вспомнила про то, что давно пора кормить птицу.
Пока она завтракала и размышляла, ушли ли её "гости", набежали тучи, солнце пыталось пробиться через них и превратилось в белёсое бельмо. "Чёрт с ней, с птицей, не пойду, пока там эти. Дождусь Дениса, а там поглядим", — решила она.
Галине было трудно ничем не заниматься — она прибралась в доме, вымыла и аккуратно сложила посуду. Потом пыталась читать иронические детективы, до которых покойная жена Никиты Андреевича была большая охотница. Но сосредоточиться на чтении не получалось, тем более что треснутые очки старика ей не подошли. Подумав, что раз бандиты не сунулись, значит, скорее всего ушли, Галина отважилась пойти в сторону дома.
Она не сразу поняла что случилось. Дом стоял весь белый, с провалившейся крышей. Куры молчали. Помёрзли, что ли?
— Я сейчас милые… сейчас, — она спешила к дому сквозь наметённые за ночь сугробы и не видя следов решила, что может быть, урки ещё в доме. Сени, что странно, остались целы. Пётр, перед тем как уйти, полностью обновил их.
Она толкнула дверь в сени, вошла. Услышав её, закудахтали куры. Мешок с кормом был здесь же, и Галина наполнила кормушки, после чего рискнула войти в дом...
Крыша рухнула, на полу валялись куски шифера и льда, успевшего намёрзнуть с начала зимы.
Открыв рот, стояла Галина и смотрела на прогнившие лаги, на зияющую дыру, через которую на пол падала лёгкая снежная крупка.
— Э-э-эй! — осторожно позвала она, — есть кто живой?
На печи лежало тело. Галине была видна только скрюченная рука с наколкой «МИША» на фалангах побелевших пальцев.
Из-под горы снега и шифера ей послышался стон. Галина взяла лопату, и стала раскапывать Викентия. Тот едва дышал. Она трясла его до тех пор, пока он не открыл глаза.
— Прости-те, ма-ма — он попытался улыбнуться ей, но мышцы не слушались.
— Ничего, ничего, сейчас помощь придёт, отогреешься, — шептала она, пытаясь надеть на его замёрзшие руки свои рукавицы, — ничего!
— Бисмарк тоже…
— Что? Какой Бисмарк? — она приложила ухо к его бледным губам.
— Отто… он тоже так говорил: ничего, ничего…
"Бредит" — решила Галина, а вслух сказала:
— Ты давай, держись. Я сейчас чай погрею!
— А что с Миха-ил-ом?
Галина махнула рукой и отрицательно качнула головой.
— Откинулся, значит… — Викентий закрыл глаза.
— Плохой он был человек. А ты хороший! Живи! — она подумала, что оставлять его здесь нельзя — замёрзнет. Словно прочитав её мысли, он сказал:
— Лучше смерть, чем зона.
— И думать не смей! — она, пыхтя, достала сани, на которых возила ещё Максима и попыталась усадить в них Викентия. Он, понятное дело, не помещался, но Галина не сдавалась. Умаялась, но так ничего и не вышло.
— Оставь-те... — умолял её раненый.
— А ну, ложись на ковёр! — скомандовала она, подстелив старый ковёр и перекатив на него Викентия, словно бревно.
... Волоком она тащила его по снегу в дом Никиты Андреевича. Там всё ещё сохранилось тепло. Женщина разместила раненого перед печью, еле отдышалась и подбросила дровишек.
Вечером вернулся Денис. Его подбросил местный егерь, который, по счастливой случайности, зашёл в дом с Денисом.
Галина всё поняла правильно — Никите Андреевичу стало плохо и Денис вызвал скорую, которая не смогла проехать. Пришлось отца до дороги везти на санях.
У Дениса была когда-то старенькая четвёрка, но он никак не мог отремонтировать её. Это здорово осложнило ему жизнь.
— Чуть не замёрзли там, честное слово, — рассказывал он после, и кивнул на Викентия, — а это кто?
— Это гость мой, Викентий, — будничным тоном ответила Галина, — заблудились они с другом и заночевали у меня. Я-то к вам пошла, и в этот момент крыша-то моя и рухнула! Я знала, что это произойдёт когда-нибудь!
— Ничего себе, — охнул Денис, — крыша у тебя, тёть Галь, и правда, опасная была!
Раненого с егерем отправили в больницу. У Викентия было приличное обморожение и ушибы. Из больницы, едва оправившись, урка и сбежал.
Деревня прекратила своё существование — Никита Андреевич умер, так и не вернувшись из больницы, и не отведав Галиной калины.
Денис, после смерти отца решил уехать на заработки, в Москву. Он сообщил это Галине, когда привёз продукты и её пенсию за три месяца.
— Оставайтесь у нас, тёть Галь. Живите в нашем доме, он теперь ваш, — сказал он ей.
— Да где же мне, — ответила она, — а продукты? Лавка и так стала ездить как бог на душу положит... а лекарства? Да и не хочу в отшельницы... и словом не с кем перекинуться!
— Что верно, то верно, — согласился Денис.
Он пообещал прислать за ней транспорт через пару дней и сдержал обещание.
В городе Галина растерялась. Пыталась пристроиться уборщицей на автостанции, скиталась, спала на вокзале. Ничего не получалось, деньги, несмотря на жёсткую экономию, заканчивались быстро. Она уже подумывала о том, чтобы вернуться в свою деревню, лечь и помереть.
Но в этот самый момент ей попалось на глаза объявление.
Искали женщину на место консьержки в новом доме, с проживанием. Работа заключалась в том, чтобы посторонние не беспокоили жильцов.
Галина, перед тем, как явиться на своё первое в жизни собеседование, сходила в общественную баню, сделала стрижку, покрасила волосы. Если бы её увидели те, кто знал раньше, ни за что бы не узнали.
Видимо, консьерж требовался срочно, так как Галину взяли без лишних разговоров. Жильё хоть и служебное, её радовало: крошечная квартирка, но тёплая и с удобствами, о которых в родной деревне только мечталось.
Единственная вещь, которую увезла с собой Галина из прошлой жизни — икона, которую она забрала с позволения Дениса из дома его отца. Женщина не сомневается, что её чудесное спасение — дело рук Святого Николая.
(Автор Лютик)
Следующая публикация
Нет комментариев