С Купалой, друзья!
Перунов цвет
Ольга Артёмова
У Алешки Митричева мать уж очень тяжело болела, застудилась ещё зимой, когда бельё в проруби полоскала. Вот и весна давно прошла, а Нина всё кашляла и кашляла, а в начале лета и вовсе слегла. Фельдшер с района приехал, слушал долго, потом вздохнул и сказал Алёшке:
- Лекарства твоей матери нужны, уколы. По-хорошему в больницу её надо везти. Поедете, Нина Петровна?
Нина только рукой слабо отмахнулась:
- Куда же я от Алёшки? Ему десять всего, на кого оставлю сына?
А и вправду, оставлять мальца было не на кого. Отец Алёшки, Иван Митричев, на войне погиб еще в 43, брат Нины, тоже Иван, всю войну прошёл, Рейхстаг штурмовал, замирились давно, да вот только он домой всё никак не возвращался. До войны Иван каменщиком был, дома строил, вот его умение и пригодилось: восстанавливать Берлин после войны его оставили. Вздыхала Нина: видать, немцам ещё хуже, чем нам. Ну а что тут поделать, как-то обходились они с Алешкой, тот хоть и маленький, а всё ж мужичок: и с лошадью управляться научился, и дров напилить-наколоть мог.
- Мама, ты езжай, я справлюсь, с голода не помру. Козу Машку догляжу, че там её доглядывать? Утром прибил колышек на поляне, в обед- перебил на другое место, вечером привел да подоил. Вот и с молоком. Рыбы наловлю, ягоды наберу, а там огурцы скоро пойдут и картоху подкапывать буду. Езжай, мама. А то помрёшь тута, что я делать буду? - И Алешка заплакал.
- Дело говорит молодой человек. Собирайтесь, Нина Петровна, поедем в больницу. Парень у вас самостоятельный, справится.
Уложили мать на телегу, а доктор Алёшке и говорит:
- Не буду вас обманывать, Алексей, дела вашей мамы плохи. Одна надежда, что доставят новое лекарство пенициллин вовремя, и он поможет больной. Дома ей оставаться никак нельзя, это верная смерть, запустила болезнь мать твоя почти до крайности.
Перекрестила мать напоследок Алёшку, и увёз её доктор в больницу, в район. Пусто стало в избе, вроде, лежала мать, не вставала, а все же живой человек в доме. Хотел Алёшка снова заплакать, да сам себя пристыдил. Ведь мамке обещал по-взрослому хозяйствовать. А взрослые не плачут попусту. Вечером привел козу домой, и козлят ее Фунтика и Дочку. Дурашливые козлята взбрыкивают, бодаются, Алеша их жичинкой погоняет: «А ну домой, неслухи! Ниче, ничё, вотподрастут - Фунтика продадим, - думает Лёшка, - а Дочку оставим, будут у нас на тот год две козички. И молока больше будет, значит. Будем свой сыр с мамкой делать».
Подумав про сыр,Алёшка облизнулся. Эх, и вкусный сыр мама варит! Ел бы да ел. Подоил Лёшка козу, дома горбушку хлеба разломал на две части. Одну съел, одну на завтра оставил. Взял серп, сходил на луг, нажал полную кошёлку травы для козы с козлятами. Высыпал в ясли.
«До утра всё слопают, оглоеды», - вспомнил он, как мамка говорила. Эх, вот бы кролей ещё завести! Они быстро плодятся, были б с мясом Алёшка с мамкой. Ей ведь хорошее питание нужно, что б поправилась скорее. А уж он бы не ленился, напас бы травы кролям целую копёшку за лето, и свёклу бы вырастил, и тыкву для них. Размечтался Алёша, представил целый выводок подросших ушастиков в загоне. Даже заулыбался, когда подумал о том, как смешно они шевелят носами, когда едят. А потом вздохнул грустно: где ж их взять кролей то на развод. В селе ни у кого нет. А на базаре в районе за так никто не даст. Ищи дураков. Денег то у них с мамкой кот наплакал, почитай нет совсем. Алеша открыл дверцу старого буфета, встал на табуретку и, сунув руку в угол самой верхней полки, вытащил старинную металлическую коробку из-под каких-то сладостей. На крышке был нарисован буржуйский двуглавый орёл, и написано:
«Г. Ландринъ», и ниже «Монпансье». Алешка открыл коробку, внутри лежали все их с мамкой сбережения: пара медяков да несколько двадцатикопеечных монет, с десяток бумажных рублей и одинокий полтинник с Лениным. Алёша убрал коробку. Нет, эти деньги тратить никак нельзя пока мамка болеет.
Подождут кролики. Ночью Алёша спал беспокойно. Всё казалось ему, что мать зовёт его: «Алёша, пить». Утром подоил козу, отвел пастись в сад и Машку, и её козлят, поел варёной картошки с молоком, подмёл дома. Пошёл в огород, прополол морковь, деловито оглядел картошку: окучивать пора, надо тяпку наточить. Так за хозяйственными заботами прошёл весь день. Ночью опять снилась мать, лежала она бледная на больничной койке и жалилась: «Худо мне, сынок, ой,худо!»
Проснулся Алёшка весь в слезах, так хотел во сне матери помочь, что расплакался от бессилия, снова козу доил, траву косил на корм, в огороде возился. Вечер настал, сел Алёша на лавочке в палисаднике, зелёное яблоко с солью жуёт. А сельские ребята с девками куда-то мимо спешат. Веселятся, песни поют. Вот одна кучка молодежи прошла, следом вторая, и еще, и еще. Любопытно Алёшке, куда это они? Вроде, день будний, а все нарядные. Вышел мальчик к дороге, смотрит, кого бы расспросить? Соседка тётка Дарья к нему подошла, рядом встала, спрашивает:
- Как ты, сынок, без матери то? Управляешься?
- Управляюсь, - вздохнул Алёшка. - Я ради мамки хоть с чем управлюсь, лишь бы она скорее выздоровела.
- Ну и молодец, - погладила Дарья мальца по рыжей вихрастой макушке, - совсем взрослый ты стал. — И добавила, вздохнув: - Ты, Рыжик, заходи, коль какая нужда будет. Помогу завсегда.
Еще одна ватага парней прошла в сторону реки, и девчонки, хихикая, пробежали.
- Тётка Дарья, а куда это все торопятся? Или, праздник какой сегодня?
- А ты и не знаешь? Сегодня же ночь на Ивана Купалу. Девки наши и ребята будут костры жечь, песни весёлые петь, приглядываться друг к другу. Веселый это праздник. Любила я по молодости Купалу праздновать, там, возле купальских костров, и сговорились мы с Петей моим о свадьбе, открылся он мне, что любит давно, да и я на него заглядывалась не первый год.
Глаза Дарьи затуманились, она будто помолодела, вспоминая прошлое. Потом вздохнула и сказала:
- Ты, Алёша, тоже поди на реку, жениться тебе ещё рано, конечно, а вот старую ненужную Нинину вещь ты возьми да сожги в костре. Огонь купальский - он очищающий. Говорят, все недуги сгорают вместе с тряпьём.
Погладила Дарья ещё раз его по голове и домой пошла. И Алёша скорее домой побежал, очень ему запали в душу тёткины слова про волшебный купальский костёр, надо старую мамкину вещь скорее найти да сжечь, вдруг ей и вправду полегчает. Не будет же тетка Дарья врать.
На печке нашёлся старый материн платок весь в дырках, раньше им решето с вылупившимися цыплятами укрывали. А этим летом нет цыплят, и платок не нужен, значит, сжечь можно. Умылся Алёшка, надел белую праздничную рубаху, штаны чистые. Материн платок скомкал, за пазуху сунул и скорее на реку побежал, совсем уже стемнело, ребята по всему берегу костры запалили. Издалека видно.
Ох, как здорово на реке было! Девки с ребятами песни пели, в «Ручеёк» играли, в «Бояре, а мы к вам пришли». Весело горело большое деревянное колесо на шесте посредине главного костра.
Мальчик заметил, как к костру время от времени подходили и тётеньки постарше и бросали в огонь детские вещички, чего-то пришёптывая.
«Это они детям здоровья просят», - догадался Рыжик и обрадовался: точно Купала поможет мамке выздороветь, раз вон сколько народа в это верит. Когда колесо на большом костре упало
вниз с шеста, а потом и вовсе сгорело, молодежь стала прыгать через костёр. Ребята разбегались и прыгали молча, девки - с громким весёлым визгом. Алешка тоже разохотился прыгнуть. Но его становил Васька, паренёк с Алёшкиной улицы:
- Ты куда, малёк? Не дорос ещё через купальский костёр прыгать.
- Пусти! - Алёша пытался вырваться из цепких лап Васьки. - Надо мне, хочу - и прыгну, не твоё дело!
- Пусти его! - держа папироску в одной руке, а другой, обнимая свою зазнобу Варю, к костру подошёл совсем взрослый парень Егор. Варю он уже засватал, на Успение была назначена свадьба, и потому девка прижималась к своему жениху безо всякого смущения.
- Раз пришел сюда - значит, дорос. Прыгай, малёк, не боись! - и Егор слегка подтолкнул Алёшку.
Тот разбежался и, зажмурившись, прыгнул через огонь, оттолкнувшись от земли что было сил. Пламя ласково коснулось Алешкиных босых ног, миг - и он, перелетев через костёр, приземлился в прохладную траву, пробежав по инерции еще несколько шагов вперед.
Лицо мальчика горело от возбуждения, тело стало легким и звонким.
- Эй, Рыжик, иди к нам! - окликнули Алёшку сидящие на траве девчонки, они плели венки из трав и цветов. Позвавшая его девочка Еля надела Алёше на голову пахнущий чабрецом и душицей венок. Еля была всего на пару лет старше Алёши, но нарядилась в длинный цветастый сарафан как взрослая и явно этим гордилась.
- Сегодня спать нельзя до утра, - шепнула Еля Алешке на ухо. - Ночь-то волшебная.
- А чего ж до утра делать? - так же шёпотом спросил он.
- Старшие ребята Перунов цветок будут искать, а мы будем песни петь, да венки по воде пускать.
Алешка аж рот открыл от удивления:
- Это ещё какой такой Перунов цвет? И почему его искать надо?
- А вот такой, - засмеялась Еля. - Папоротник этой ночью зацветёт, разрыв-трава или Перунов цвет по-старинному. Не каждому этот цветок дается, а только самому смелому и храброму. Будет храбреца нечистая сила стращать всякими ужасами, рожи дикие являться будут ему. Надо не забояться, сорвать цветок, в белую тряпицу завернуть его, нечисть она страсть как белого цвета боится, и тогда покажутся ему все на свете клады, откроются все замки и двери, и любое желание исполнится.
- Ух ты-ы-ы-ы... - восхитился Алёша, - прям, любое-прелюбое желание?
- Прям любое-прелюбое, - подтвердила Еленка.
- Да ну, чего-то я не слыхал, чтобы кто-то такой цветок находил. Брешут, поди.
- Не брешут! Люди бают, что находили. Да только больше народа сгинуло, черти утащили, - сделав страшные глаза произнесла девочка.
- Вот бы найти это цвет,- мечтательно протянул Алёша.
- Да где тебе, Рыжик! - Девочки засмеялись. - Только увидишь нечистых- так пятки и засверкают.
Но Алёша их уже не слушал.
«Надо найти этот Перунов цвет! Если он все желания исполняет, значит, пожелаю - и мамку сразу вылечит!»
Месяц взошёл тонким рожком, и заметил тут Алёша, что некоторые парни к лесочку направились, таясь друг от друга.
«Ага! - смекнул Рыжик.- Это они за цветком папоротника пошли!»
И он тоже поспешил за теми, кто скрылся в лесочке. Как он найдёт и узнает цветок, Алёша не представлял. Но верил крепко, что непременно найдет. В лесу было совсем даже не темно, месяц освещал каждый кустик и деревце, вскоре замелькал чей то силуэт впереди, подкравшись ближе, мальчик увидел, что это тот самый Васька, который не пускал его прыгать через костёр.
«Ага, вот найду первее цветок, тогда узнаешь, кто дорос, а кто - нет!» - думал сердито мальчик про себя. На лесной опушке сплошь заросшей папоротником, Васька остановился, достал нож из кармана и, сев на колени, очертил вокруг себя круг, бормоча молитвы, затем вынул из-за пазухи белый клочок материи и расстелил на траве. В кармане штанов у Алёшки всегда лежал старый отцовский складной нож. Вот он и пригодился! Очертив с молитвой Богородице (другой Алёшкане знал, а эту запомнил, мамка перед сном читала) на земле круг, сел на колени внутри него. Недолго думая, расстегнув, снял рубашку и расстелил ее на траву. Что делать дальше он не знал, решил за Васькой наблюдать. Светил месяц, еле слышно шумела листва на деревьях, шуршали втраве то ли лесные мыши, то ли какие-то жуки-козявки. Лёшку потянуло в сон, глаза слипались,голова клонилась на грудь, хотелось лечь на мягкий мох и уснуть. Вдруг Рыжик увидел, как посредине поляны загорелся крошечный огонёк. Он становился всё ярче и ярче, и вот уже в траве расцвел невиданной красоты огненный цветок. Он сиял и переливался, освещая всё вокруг,
Алёшка замер от восхищения, сроду он такой красоты не видал. Вдруг темный силуэт метнулся к цветку: Васька времени не терял, первым хотел сорвать цветок. Алёшка чуть не заплакал от обиды, проворонил своё счастье, проспал, не принесёт теперь мамке цветок волшебный. Но вдруг закричал и стал корчиться Васька в свете волшебного цветка, отовсюду потянулись к нему мохнатые страшные лапы с когтями, замелькали, завыли жуткие рожи. Не сорвал Васька цветок, бросился с криком бежать , и чудища с воем за ним метнулись.
«Была-не была!» - подумал Алёша, выскочил из круга и к цветку подбежал. Сел возле него на колени. Ах, как хорош был папоротников цвет, как жар-птица сказочная сиял и искрился! Даже рвать его жалко стало. Но вспомнил Рыжик мамкино бледное худое лицо и протянул руку кволшебному цветку. А он вдруг сам к нему в руку перелетел, словно бабочка. Зажал Алёшка цветок в ладошке, побежал к белеющей на земле рубашке, по наитию обернул ею руку и снова в круг вернулся, и тут же налетели -завыли страшные чудища:
«Отдай, Алёша, цветок. Отдай! Тогда жив останешься, а не то даже косточек твоих не найдут!»
Зажмурил мальчик от страха глаза на секунду, а потом смотрит - кружат бесы, внутрь проведённой линии зайти не могут. Сколько сидел Алеша в кругу - неизвестно, только стало светлеть небо на востоке и затихла нечистая сила. Шагнул Лёшка через линию, шаг, второй и побежал. Снова зашумело, засвистело за спиной: «Отдай, отдай, цветок, Алёша!»
А Алешка зубы стиснул, руку с цветком к груди прижал, да как закричит:
«Не отдам! Не нужны мне ваши сокровища, я цветок мамке понесу, желаю, что б она выздоровела!»
И стихли разом голоса, выбежал мальчик на берег реки, а там еще костры горят и свои, деревенские ребята рассвет встречают песнями
«Где ты был, Рыжик? Идем с нами в реке купаться!» - Еля увидала Алёшу, рукой замахала.
«Некогда!» - отмахнулся Алёшка, пробежал мимо костров, ноги сами вынесли его на дорогу, которая в район вела. «К мамке побегу, ведь недалеко совсем, и десяти километров нет, управлюсь часика за полтора». И побежал Лёшка изо всех сил по пыльной дороге. Ладонь сцветком крепко сжал, чтобы не потерять его.
Где находится больница Алёшка хорошо знал, прошлым летом распорол он ногу о корягу, когда раков ловил, матери не сказал, думал, что само пройдет. Еще и перед друзьями хвастался, что на нём всё, как на собаке заживает. А не зажило в этот раз, распухла нога, загноилась рана. Вот уж мамка ругалась! Ходила к председателю на поклон, просила лошадь Алёшку к доктору в больницу свезти.
Председатель, Пётр Анисимович, потерявший руку ещё в гражданскую, осмотрел Алешкину ногу, вздохнул, велел Нине идти свёклу дальше полоть, и самолично повёз мальчика в больницу. Хмурясь и ворча, доктор вскрыл и почистил гнойник, было очень больно, но Алешка терпел, стиснув зубы. На чистую рану доктор положил жёлтую вонючую мазь и велел председателю через пару дней привезти Алёшу на перевязку. Так и возил Пётр Анисимович самолично мальчика к доктору, раз пять, наверное
Алешке даже понравилось ездить в председателевой двуколке. Он сильно важничал перед пацанами и тогда же запомнил дорогу до больницы. Летела дорожная пыль из-под босых Алешкиных пяток, крепко прижимал он к груди обернутую рубахой руку, и так же крепко был сжат кулак, в котором теплится дивный цветок. Почти совсем рассвело, когда заколотил мальчик что есть сил в деревянную дверь с надписью «Приёмный покой». И стучал не переставая, пока заспанная дежурная медсестра не открыла дверь.
- Ты чего колотишь, заполошный? Всю больницу разбудишь! - заворчала она на Алешу.
- Пустите, тётенька, мне к мамке срочно надо.
- К какой маме? Ты, мальчик, белены что ли объелся? Приходи, когда положено, в приёмные часы.
- Не могу, когда положено, мне сейчас надо. Пустите, тётенька, - Лёшка зашмыгал носом. – Мамка сильно больна, пустите!
Взгляд дежурной смягчился. Она пропустила Рыжика внутрь и закрыла дверь.
- Как, говоришь, фамилия твоей мамы?
- Митричева Нина!
- Да не кричи ты, - медсестра надела очки, открыла толстый журнал, поводила пальцем по странице.
- Ага, Митричева... двенадцатая палата. Мне пост покидать не положено, ты иди сам по коридору до конца. Последняя дверь справа, она у окна лежит. Да тихо, что б ни звука.
Лёшка радостно закивал и на цыпочках пошел по коридору.
Десятая палата, одиннадцатая. Старые половицы скрипели под ногами. Двенадцатая. Лёшка оглянулся: медсестра, положив голову на руки, уже задремала за столом. Алёша осторожно открыл дверь, в большой палате в два ряда стояли восемь кроватей. Было тихо, все больные спали. Рыжик тихо пошёл к окну, заглянул сначала в одну кровать: там спала совершенно незнакомая ему бабушка, а в другой, напротив, точно лежала Лёшкина мамка. Она дышала так тихо, что мальчик даже испугался, жива ли. Мать закашляла, но не проснулась. Алёша спохватился, размотал рубаху, поднёс кулачок к груди мамки и разжал ладонь, цветок теплым огоньком осветил лицо матери. Алёша на мгновенье закрыл глаза и тихо прошептал: «Хочу, чтобы мама скорее поправилась».
Цветок упал на грудь женщины и, вспыхнув в последний раз, исчез. Лешка подождал немного: больше ничего не происходило. Только сейчас мальчик понял, как он устал и хочет спать. Он притулился на краешке кровати в ногах у матери и незаметно уснул. Проснулся он от того, что ласковые мамины руки гладили его по голове. Алёшка открыл глаза и радостно улыбнулся: мама сидела рядом и на самом деле тихонько его гладила.
«Мама, - прошептал мальчик, - мамочка!»
- А это что за диверсант у нас? Кто позволил? - В палату вошли доктор и медсестра. - Митричева, вижу, вам значительно легче, но всё равно это не повод вставать с постели.
- Дядя доктор, не ругайтесь, пожалуйста, я по мамке сильно соскучился и рано утром пришел сюда. А тётя дежурная меня пожалела и в палату пустила, - Алёша с мольбой смотрел на врача.
- Ну что с тобой делать, побудь еще немного, вижу, маме твоей полегчало, удивительно быстро новое лекарство ей помогло, в моей практике такое впервые. Полежит твоя мама ещё недели три, поколем ей пенициллин и потом домой выпишем. А там уж ты заботься о ней как следует, помогай, береги.
И доктор, подмигнув Алёшке краешком глаза, продолжил обход.
Мальчик посидел ещё немного рядом с матерью, а потом медсестра принесла в палату завтрак для лежачих больных и велела Алёше уходить. Рыжик поцеловал мать и, стараясь не смотреть на рассыпчатую пшённую кашу в мисках, быстро вышел в коридор.
- Погоди! - вдруг окликнула его давешняя медсестра. - Вот, возьми, голодный, поди.
Она протянула мальчику маленькую круглую булочку. Жить стало еще радостнее, Алешка поблагодарил медсестру и весело зашагал домой. Утро было чудесное, солнце ласкало рыжую Лёшкину макушку, босые ноги неутомимо шлёпали по дорожной пыли.
«Новое лекарство это, конечно, хорошо. - думал мальчик, кусая ещё тёплую булочку - Это маме нужно». Но он то точно знал, что без волшебства здесь никак не обошлось, и спас маму, конечно , чудесный Перунов цветок.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев