Мужчина с кавказским акцентом и, само собой, на русском языке, неразборчиво и не очень связно докладывал мне о квартирах в его ведении, ожидающих заселения. Я понял, конечно, что сработало объявление и обратился ко мне неофициальный посредник; не слишком искушённый и понятливый, но очень заинтересованный. Всё предлагаемое им, казалось было набрано из «отрубей», из шлака, где цены и комфорт взаимно не совмещались, с невообразимым просто отрывом, – настолько нелогично всё выглядело со стороны владельцев этих квартир, и с его неуклюжего участия, всех координаций. Я холодно прервал наш диалог, и без надежд фактически на его помощь, конкретно осветил мои критерии и требования, возможные уступки. Тот остановился, поразмыслил и провозгласил, что он всё понял; будет искать, и, если подвернётся что-то подходящее, то непременно известит. После чего мы распрощались.
Через пару часов мой добросовестный кавказский коллега снова позвонил. Я с трудом смог вникнуть в суть его предложения, но со слов оного и описаний вариант «тянул на премию» по всем статьям. Это было нечто потрясающее, идеальное и радужное, страстная мечта переселенца. И мне поистине хотелось верить в действительность того, что он нашёл и представлял на мой каприз и вкус, не ожидая от себя же, произнося и доводя с запалом, с желанием обрадовать и изумить, завлечь. Казалось, мой «риелтор» всей огненной своей душой прикипел к моей проблеме, и за меня болел, как и за дело: за наше общее и им преследуемое.
Все механизмы и условия обретения мной жилья мне были молоинтересны, не важны, любые, всякие, с гарантиями или без гарантий. Я чувствовал, как удавка медленно, но верно затягивает мою шею в этом благополучно закисшем городе, ставшем для меня единственным пристанищем и укрытием от вопиющего вокруг маразма саморазрушений. Всё обаяние моего потенциального спасителя мне побоку и откровенно. Я стремился к цели с готовностью ломать препятствия и принципы, как нечто непотребное, случайное и лишнее, бессмысленное, пакостное.
С моим квартирным сводником мы договорились встретиться безотлагательно, на троллейбусной остановке, и ехать к объекту.
Минут через пять я был на месте и ожидал его.
Тянулось время. Оно значительно уже перекрывало то, оговоренное нами. Я начал подумывать, стоит ли вообще здесь торчать, на что-то с ним рассчитывать. Но перезванивать не спешил. Судя по тому, как он был цепок и эмоционален, увлечён, всему следовало состояться.
Телефонный вызов. Я включился. «Вижю, вижю», – послышалось в динамике. Ну наконец-то, подоспел. Сориентировался по гаджету у моего уха. Вижу и я.
Ко мне медленно направлялся приземистый мужчинка лет пятидесяти-шестидесяти в сандалиях на босую ногу, в тёмно-серых брюках, сползших под массивное брюшко, светлой узорчатой рубашке с коротким рукавом, почти по всей длине распахнутой от его седовато ворсистой груди, и в белой широкополой шляпе. Его бордовое лицо, чёрные и круглые глаза с замутнёнными кровью яблоками смотрели куда угодно, только не на меня. Но ничего отрицательного, скверного в нём не читалось; сплошное обаяние персонажа из детских комиксов или мультфильмов для взрослых.
Он подошёл и протянул мне руку: «Арчил». Мы познакомились.
Непривычное моё имя оставило его невозмутимым… видимо давно и верно привыкшего к своему на чужбине.
Дальше, повернувшись ко мне боком и жестикулируя, он принялся на близком нам обоим языке, объяснять маршрут и местонахождение квартиры. Я не мог разобрать решительно ничего, кроме интонаций, взахлёб размашистых, очаровательно кавказских. Запрокидывая голову, он томно прикрывал глаза, купаясь в собственном комфорте и гармониях родной стихии.
Подкатила маршрутка. Арчил, не довольный то ли отсутствием моих реакций на его монолог, то ли вообще, по жизни не шибко весёлый и оптимистичный, что-то бормоча, прошёл впереди меня, поднялся, оплатил и уселся за водителем. Сию же минуту рядышком с ним проворно умостилась худенькая старушка. Мне удалось приземлиться только в конце салона. Но Арчил хорошо оттуда просматривался, а это главное – нужно было следить, когда он направится к выходу и не уехать дальше; мало ли, что он мне объяснял, и что вообще обо мне думает; может считает меня местным и всеведающим.
Ехали мы долго. В незнакомые панорамы города время от времени вклинивался потный загривок Арчила – по курсу прямо, минуя несколько голов.
Наконец, он обернулся и отыскал меня глазами, давая понять, что нам пора на выход.
Мы покинули автобус. Район, что нас окружал, выглядел значительно прогрессивнее и просторнее, чем центр, либо же мне это казалось, успевшему поотвыкнуть от современных улиц и построек. Арчил заметно ободрился. Видимо, вся затянутость, монотонность пути до этого усыпили его. Рядом со мной пребывал общительный до самой, что ни на есть прямоты и непосредственности человек, безо всяких признаков негатива. Подвижный, активный, разговорчивый, открытый, свойский, он старательно и внятно выводил ориентиры и достопримечательности; комментировал, указывая на расположение домов, заведений, улиц. Так мы прошли метров семьдесят и остановились у небольшого супермаркета. Здесь была назначена встреча с владелицей квартиры, пожилой женщиной без нужд, как он признался, и потребностей, на содержании её потомства. Одно из её жилищ с его заботы, и предназначалось мне. Арчил курил сигарету за сигаретой, но совсем не нервничал, напротив, расслабился и ожидал от своих хлопот только хорошего; предвкушение удачи пьянило его, а точнее непыльный и недолгий путь к ней.
Меня немного удивляло, что при всём тесном посредничестве Арчила мы не можем пройти по адресу сами, вдвоём. Но, вместе с тем, понимая, что я имею дело с дилетантами, охочими на лёгкую наживу, допускать можно было что угодно. К тому же адреса от нашей business old lady могли быть разбросаны широко по городу и ей самой по всем вопросам обозначить «стрелку» куда удобнее.
Мы ожидали. Арчил много говорил и о разном, рассуждал, и порой даже за нас обоих. Я не вслушивался, молчал и кивал головой, чуть ухмыляясь или напуская на себя сосредоточенность. Меня само собой волновало иное. И всё же в бесконечном потоке его мыслей и слов наблюдались иногда повороты занимательные. Так, в процессе своих излияний, он, с невозмутимым простодушием, мимоходом высказал мне точку зрения что до эпохи, в котором мы живём: «Каждый прав и все виноваты». Я обратил тогда на него внимание, но он на меня и не глянул, самозабвенно продолжая лепетать на другую уже тему.
Уставший от себя, он посмотрел в смартфон: не то, сличая время, не то порываясь позвонить своей партнёрше, которой не было уже битых полчаса. Я начал беспокоиться, но не указывал ему, что делать. В конце концов он сам не выдержал и её набрал. Они пообщались. «Ещо минут пятнадцат-двадцат», – поведал он мне результат переговоров, – нэмолодая вед, то нэхорошо ей, то ещо что-то. Пока выберется, дойдот…»
Лады, ждём.
Время вышло, старушки не было. Арчил перезвонил ей. Как и в прошлый раз, ничего почти не сказал, ограничиваясь междометиями, но на связи продержался дольше.
Выключился.
— В доме нэт стиралкы… – удивлённо опешивший, констатировал он, и застыл, на меня глядя.
«Идеальный вариант» неожиданно прокололся.
— Как нет стиралки? Куда же она девалась? – недоумевая, возмутился я.
Арчил неловко осунулся и развёл руками:
— Ну вот так…
Сделал паузу и добавил:
— Сэйчас она будэт здэс.
— Стиралка?
— Нэт, бабуля.
Коллега мой виновато потупился. Я отвернулся.
Без стиралки – это не жизнь. Я же не прачка, не няня с подгузниками. Ладно, поглядим, что там ещё есть.
Наша горе-проводница и управительница всё так же не спешила. Прошло еще четверть часа, она не появилась. Уже нависли сумерки. Арчил молчал и только нервно топтался; выгибая спину, старался не утратить стать.
— Перезвони ей ещё, – сказал я.
Тот набрал и куда-то от меня побрёл. Не совсем понимая такой манёвр, я лишь проводил его взглядом. Немного погодя он возвратился.
— Нэт кровати и на кухнэ разбита раковина… – проговорил он.
Да что за хрень происходит?! Она что, пока мы её ждали, сбыла кровать, стиралку и раскокала раковину? Мой угловатый басурманский разум отказывался понимать это иначе.
— Слушай, объясни доходчиво, зачем всё это?
- попросил я, догадавшись, что дело провалено. Слова утратили для Арчила всю свою вальяжную энергию и жизнеспособность. Он так ничего и не вымолвил.
— Я домой, – бросил я ему напоследок, и направился к остановке.
Вдогонку он мне прокричал:
— До какого врэмени тебэ квартыра нужьна?!
Я не отозвался.
Олег Рубис
"Скотома"
роман
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1