Предыдущая публикация
✔⬇💥
Но ведь – в Москву!
И проезд бесплатный, и проживание за счёт районных средств.
В их объединенном из четырех колхозов совхозе им. Ильича вырастили невероятных хряков и свиноматок. Победили они даже в области. И теперь…
Суетилась и баба Аня, мать Николая. Сын без конца встречал областное и районное начальство, те переживали ещё больше. Ответственность-то какая – представлять область в Москве.
Гордилась мать сыном.
Баба Аня была маленькая, щупленькая, с маленьким, как печеное яблочко, лицом. Жила она и с ними, и – нет.
Стояла во дворе большого дома старая летняя кухня. В нее когда-то переехали они с дедом, так там и остались. Внуков нянчила и жила потихоньку. Уже одна, деда давно не стало.
Хорошо жила. И ничего, что обои пузырились от сырости стен, что мебель ей сюда отдавали старую.
Нравилось ей тут. Вроде – и со своими, помочь где – поможет, и не мешает никому.
А чего мешать-то! До того умный у неё сын и такая хозяйственная невестка! Где уж ей, указы давать. Вон они и низ в доме каменный поклали под две горницы и терраску. Не дом, а хоромы.
И техники у них полон дом. Телевизор и тот цветной. Анна захаживала, смотрела порой и дивилась. Так бы и сидела весь день у этого чудо-экрана, но неловко. Пора и честь знать. Стеснялась надоесть. А одна уж совсем не оставалась она у них, скромничала.
Впрочем, и всю жизнь она была такая. Тихая, робкая, работящая и бескорыстная. Никогда в лидеры не выбивалась, всю жизнь дояркой в колхозе проработала. Не выдающаяся.
И как у неё такой сын только вышел?
Витька, внук, маленький ещё был, увидел однажды, как бабушка за сараем плачет, к отцу побежал. Тот мигом подскочил:
– Мам, чего случилось-то? Обидел кто?
А она скорей подскочила, утерла глаза платочком.
– Что ты, что ты, Коленька! Это от счастья я. И не думала, что сын мой председателем колхоза станет. Дед вот не дожил…
А теперь уж и вовсе состарилась Анна. Поздний у них Коля-то был и единственный. Ноги, как бревна, сердце каждый день млеет, а этой осенью ещё и спину так подрубило, что ходить стала баба Аня чуть вперёд наклонившись.
Сын уже – директор совхоза. И вот теперь – Москва!
В эти особенные дни она держалась, что есть мочи. Помогала невестке по хозяйству, по сборам. Да и внуки на неё остаются, хоть и взрослые уже. Лиза, так вообще девица, но все равно ж – дети.
– А почему нас не берут! – капризнонадувала губы Лиза, – Я тоже хочу в Москву.
– Ну, Лиз, ну, не расстраивайся. А я тебе там все куплю, и кроссовки, и кофточки посмотрю, и пальто зимнее. И Витьку надо куртку, – Ольга боялась что-нибудь забыть.
– И колготки мне, мам, ты обещала! Такие – с рисунком.
– И колготки. А ещё тете Свете ж, Гальке надо, и тетке Римме. Ну, записано все у меня. В блокнотик. Ой, Лиз! – Ольга рванула к радикюлю.
– Ну, что ещё, мам?
– А блокнотик-то я взяла? Уф, взяла… Хорошо, что мотоцикл продали, денег на все хватит …
Выставка выставкой, а в Москве побывать хотели все. Это ж такое событие! Заказы сыпались на всех отъезжающих. Был выделен в программе специальный день – прогулки по Москве.
Экскурсии экскурсиями, а закупиться – это святое.
– Ну, всё! Нормально, чтоб все тут! Бабушку не обижать!
Они усаживались в совхозную “Волгу”, полученную недавно за особые заслуги, чтобы ехать на вокзал.
Народ толпился. Провожали соседи и знакомые.
Мать стояла в сторонке. Маленькая, незаметная, чуть наклонившаяся вперед.
Николай подошёл.
– Ну, давай, мать! Ругай их, если чё! Разрешаю…
А Анна была сильно взволнованна своим упущением. Отругала её невестка.
– Так ить. Ты прости, Коль, с салом-то этим. Чуть ведь вас не подвела, дура старая.
– Да, забудь… Там жратвы – роту прокормить можно.
Баба Анна перекрестила улетающую по пыльной грунтовке “Волгу” и отправилась в дом. Прибираться было ещё нельзя – в дороге дети. “До завтрева” точно.
Внуки только отобедали.
Прилегла баба Аня на диван и стала слушать, как Лиза с Галькой, с подружкой – дочкой Светланы, мечтают об обновках, что мать привезет. Хорошие мечты. Были и у нее когда-то такие же. А теперь уж …
Мебель ей не нужна. Поотдавали дети свое старое – трюмо, сервант и шкафы кухонные. Кровать свою баба Аня ни на что не променяет, хоть и пооскоблилось серебро с круглых набалдашников на высоком металлическом изголовье, и сетка панцирная провалилась.
Но привыкла к ней баба Аня. Любила свою постель и подушки в накидушках, очень.
А обувь баба Аня все больше донашивала свою старую – тапки – летом, калоши резиновые да бурки – осенью, валенки – зимой.
Одежда ей от Ольги доставалась. Та – модница страшная. И пары лет кофту не поносит, уж не нужна. А вещи добротные. Вот Анна и забыла – когда что-то новое себе покупала. Зачем ей?
Так под девчачьи разговоры-мечты и придремала.
А Николая с Ольгой закрутила поездка. За свиньями смотрели, как за детьми малыми, берегли. Областное начальство, поехавшее с ними, оказалось совсем нещадящим.
И когда, наконец, дни выставки были позади, и настал день закупок, свинарки как одурели. Им не интересны были экскурсии, они только и ждали – когда ж их отпустят в ГУМ и ЦУМ. Экскурсовод это прочувствовала и благосклонно отпустила всех пораньше.
Николай настоялся в очередях, помогая жене в закупках колбасы, сгущенки, гречки, апельсинов. И когда дело дошло до одежды и обуви, он уже был без сил. Покупали ей самой, ему, детям, а ещё близким и знакомым.
– Коль, смотри какое красное в клетку пальто. Как думаешь его лучше или вот это серое с пуговицами для Лизки. А?
– Нет кроссовок, представляешь, никаких. Что ж делать-то, Коль? Может кеды им взять, как думаешь.
– Ох, надо до Савеловской доехать на метро. Там, сказали, колготки эти есть в магазине.
С тяжёлыми сумками они таскались по Москве, метались в поисках дефицитных товаров.
– Коль, может ещё и шапку Витьку возьмём, смотри какие… Раз уж магнитофонов нет.
Он уже не в состоянии был думать, решать и давать советы. Они успели повздорить.
А потом Николаю пришлось провожать начальство на другой вокзал. И в зал ожидания Ярославского вокзала приехал он часа за полтора до отправки.
Бабы в зале ожидания хвастались покупками. Рассматривали приобретения друг друга.
– Смотри какие гольфики с кисточками отхватила, – демонстрировала Ольге кумушка.
–А где?
– Да на рынке около Рижской.
– Вот те на! А мне что ж не взяла, знаешь же – Лизка у меня.
– Ох, так ведь не упомнишь всех-то. Я и так на четыре семьи скупаюсь.
Ольга расстроилась.
– Коль, вишь Коновалова какие гольфики отхватила. А Семёнова вообще магнитофон взяла импортный. И как только смогла! Случайно, говорит. Врёт, наверное. Просто место знала и ведь никому ни слова не сказала! А нам так надо Витьку бы, и не нашли, – Ольга помолчала, надув губы, а потом начала себя успокаивать, – Ну и что! А мы тоже молодцы, тебе такие ботинки достали! Лизке – джинсы фирменные Levi’s и пальто и по мелочи. Ой, а как мне сарафанчик этот, ну зелёненький, о, вспомнила – Montana, как понравился! И себе я взяла сапоги болгарские, и Витьке….Светлане взяла кофточку с карманами накладными … подарочек будет…
Ольга щебетала, перечисляя свои заслуги по добытию дефицита.
– А матери? – перебил её Николай.
– Что матери?
– А матери чего взяла?
– Так ить … Она не просила ничего.
– Ну, а подарочек? Она, значит, за детьми там приглядывает, корову доит и пасет, все хозяйство на ней, а мы ей – ничего…,– его металлический голос резанул пространство зала ожидания.
Односельчане оглянулись.
– Ой, да ладно, Коль. Что ей надо-то? – тихо успокаивала мужа Ольга, – Ну, хочешь, я тот платок газовый ей отдам, голубой. Мне к пальто, конечно, но отдам, чего уж… А ещё вон матрёшку в ларьке сейчас куплю…
– Матрёшку! – сказал, как пристыдил.
– Ну и чего ты? Чего разошелся-то! Меня укоряешь, а сам же со мной ходил везде, хоть бы и подсказал. Ну, забыла я
А Николай отчётливо вспомнил мать, как провожала она их, как стояла в стороне в своем старом ещё отцовском жилете, платочке и калошах, как расстроена была из-за этого сала, пропади оно …
Набрали они и друзьям, и знакомых даров, а родной матери …. Матрёшку?
И ведь права жена. Он виноват. Его же мать…
– Деньги давай!
– Коль, поезд ведь скоро. Ты чего? Да и дорого все у вокзалов-то…
– Давай, говорю, деньги!
Ольга поняла – сейчас спорить было с мужем нельзя. Когда был он таким сердитым, дела плохи. Односельчане притихли, косились на начальника своего и его жену. Она достала кошелек и собралась было его открыть, но Николай выхватил весь.
– Ох, Коль, так ведь много там… все …
Но он уже отправился к выходу.
Николай не знал куда идти, он просто обошел здание вокзала и пошел на площадь. Должны ж здесь поблизости быть магазины. Но ничего подходящего не находилось … бижутерия, парики, безделушки, тряпье … Он искал обувь или хорошую верхнюю одежду, но ничего такого не попадалось на глаза.
А на вокзале уже объявили прибытие их поезда. Ольга переживала, не спускала глаз с вокзальных дверей.
Они направились на перрон. Односельчане помогли. Перебежками, с сумками и сетками, набитыми продуктами и вещами, потихоньку они дошли до своих вагонов.
Все переживали и за Ольгу, и за Николая.
– Не горюй, Оль! Целый час ещё. Успеет твой Михалыч, – успокаивали.
А Николай все отдалялся и отдалялся от вокзала.
И тут он увидел магазин “Радиотехника”, а в витрине – телевизоры.
То, что надо!
Так и вспомнил, как мать, чуть ли не раскрыв рот, смотрела на днях у них программу “Очевидное-невероятное”. А он ещё подивился – надо же мать такие вещи интересуют?
Но они полгода стояли в очереди на приобретение цветного телевизора… Навряд ли можно его купить вот так, зайдя в магазин.
Так и вышло. Продавщица вяло посмотрела на провинциала и четко ответила:
– Телевизоров в свободной продаже нет.
Николай ещё подивился технике, выставленной тут, а потом подошёл к девушке поближе.
– А если я переплачу? – предложил он
– Ну, здрасьте, – она посмотрела на него коровьими глазами с накладными ресницами и произнесла, – Вы ж не на базаре, мужчина! Мы – магазин, а не спекулянты.
Николай спросил о магнитофонах, о радио. Но и это не так-то просто было приобрести. Вот телевизор бы матери! Вот это подарок.
Он вышел из магазина, посмотрел на часы. Время! Совсем нет времени искать что-то…
Он направился к вокзалу и все думал и думал о матери.
Он – обо всех заботился, слыл руководителем, думающим о своих работниках. Стольким семьям помог, столько домов отстроил. А сколько работы проводилось по идейно-воспитательной работе совхозного коллектива, сколько говорили об уважении к ветеранам. А сам ведь груб с матерью всегда был.
Его мать живёт в старой холупе, в общем-то. О ремонте там он и не помышлял никогда.
И вот сейчас, после всех похвал, после почестей, которые получил он в последнее время, появилось ощущение пустоты и ничтожности их перед чувством сыновней любви и благодарности.
Он ещё не ушел далеко, услышал оклик.
– Постойте, мужчина!
Его догонял низкорослый и полный мужичок. Николаю показалось, что видел он его в магазине.
– Вам телевизор нужен?
– Да, очень. Цветной.
– У нас тут отказ от одного телевизора, знаете ли, но … Марка дорогая, новая, и ну, вообще, если возьмёте – не пожалеете. Новый, отличный, вот только гарантийных документов нет. Но обещаю – отличный телевизор…
– Возьму! – перебил его Николай, – Сколько?
И когда товарищ назвал сумму, Николай полез в кошелек. Но денег хватало. Мотоцикл же продали, и многое из желаемого в Москве просто не нашли.
Телевизор был, действительно новый. Продавец предложил его распаковать, показать картинку, но Николай уже очень спешил.
– Если обманули, вернусь – учтите. Беру матери. Не прощу….
И продавец приложил инструкцию и прочее, все, кроме чека. Николай понимал – переплачивает. Но брал. Покосился лишь на продавщицу – “не спекулянты говоришь?” Продавщица пропала за полками товаров.
Сам же торговец и предложил подбросить Николая с покупкой до вокзала.
А Ольга уже отчаялась. Николая не было. Поезд вот-вот отправится, а место Николая – пусто.
И вот раздался один короткий свисток. Поезд, выпустив белые пышные клубы, вздохнул и медленно стронул с места свои закопченные колеса.
Ольга прислонилась щекой к окну, но Николая видно не было.
– Не успел, значит. Ну, не волнуйся, Оль. Приедет следом, чай не маленький, – успокаивала её Наталья Коновалова.
Но Ольга никак не могла прийти в себя. Все думала и думала о муже. И не думала она, что его любовь к матери столь сильна, и не замечала…
Но минут через пятнадцать с большой коробкой, которую ему помогали нести какие-то солдатики, Николай появился. Мокрый и красный от натуги, но довольный.
Коробка никуда не входила, оставили под столом.
– Телевизор? – Ольга прочла надпись на коробке.
– Ага, – Николай устало бухнулся на сиденье.
– Цветной что ли?
– Надеюсь…
– Это ты матери? – с осторожностью спросила Ольга.
Судя по коробке, даже у них телевизор был куда меньше.
– Ей, конечно.
– Так ведь у неё и антенны нет даже.
– Нет, значит будет. И ещё – с ремонтом Лизкиной комнаты подождем. Сначала матери сделаем в доме. Там уж вообще плачевно все.
Ольга аж глаза выпучила. Дочь так ждёт этого обновления.
– Лиза расстроится очень, – с осторожностью сказала.
– Ничего, у Лизы ещё есть время. А у матери его не так уж и много. Да и порадуется пусть за бабушку. Чай не эгоистка…
Больше об этом не говорили. Ольга смотрела на телевизор под ногами без удовольствия. И все время думала, что если б догадалась купить матери хоть что-то, и деньги б на телевизор не ушли, и дочь бы не рыдала из-за того, что ремонта ей пока не ждать. А то, что Лиза будет истерить – факт.
Ох!
В дороге все сгладилось. Ехали весело, делились воспоминаниями о выставке и о московских приключениях.
А когда приехали домой и занесли телевизор, Лиза захлопала в ладоши.
– Новый телик! Ура! Новый телик у нас. Большой какой! А старый, пап, мне в комнату, ладно? Ну, после ремонта.
Николай и Ольга молчали.
Анна суетилась у плиты. Борщ готов, а вот салаты не успела. Неповоротливая и медлительная стала совсем. Анна крошила овощи и волновалась, что вот сейчас все сядут отобедать, и окажется, что ничего и не готово. Быстро надо, быстро.
И тут за плечи взял ее сын. Отвлекает, а ведь некогда …
– Мам, а это тебе подарок из самой Москвы.
– Мне! Ну, спасибочко. А чего за подарок-то? – она смотрела на сына, на руки невестки, но в их руках ничего не было.
– Ну, так вот же – телевизор. Это тебе.
Анна захлопала глазами. Это как же так? Да нет! И не надо ей! Это ж сколько денег стоит! Да и не заслужила…
– Па-ап, ты чего? Серьезно? Так зачем бабушке такой большой-то?
– Так глаза у неё уж плохо видят, ей и надо – большой. И еще, мам, начнем ремонт у тебя скоро. Потихоньку, частями. Сделаем тебе нормальный дом.
Анна молчала, она все оглядывалась на доску с недорезанными огурцами, а глаза наполнялись слезами. Дорезать бы салат – так уж не видит ничего.
А салат-то как же? А обед?
Она утиралась фартуком.
А Николаю не терпелось, он побежал к знакомому мастеру, чтоб сейчас же опробовать покупку. На крыльце Ольга успокаивала плачущую дочь.
И эти слёзы совсем не тронули Николая. По крайней мере несравнимо с тем, как только что тронули слёзы матери.
Вспомнил, как плакала она за сараем, когда выбрали его первый раз председателем колхоза. Как тогда ему вдруг понятно стало, насколько важен этот шаг в его жизни. Важен – раз даже мать от счастья плачет.
Телевизор не подвёл. Аж Гена – мастер засмотрелся.
– Да, Николай Михайлович, такую модель ещё не видывал. А он у вас тут стоять будет? – Гена осмотрел убогое пространство материнского жилья.
– Тут. Мы с телевизора начали. Теперь и ремонтом займёмся.
Они пообедали. Лиза все ещё сопела носом, а Ольга щебетала рассказами о покупках и поездке, отвлекала дочь.
Мать ещё не ходила в свой дом, все суетилась с обедом и помощью семье. И так ей стыдно было перед внучкой и Ольгой, так стыдно.
И когда пришли они вместе с Витькой обучать бабушку пользоваться новой техникой, она плохо вникала. Все уговаривала – телевизор в их дом поставить.
Мол, и не нужен он ей, и вредный, и громкий, и глаза уж не те.
Но Николай не слушал. Всю жизнь мать так. Ничего-то ей не нужно. Но теперь он был настойчив. Ещё и ещё раз объяснял ей правила включения.
Вечером он вышел покурить во двор. У матери синим экраном телевизора отсвечивало окно. Он затушил сигарету, потихоньку подошёл и подсмотрел.
Мать с распущенными волосами, в осветивших её лучах телеэкрана, сидела на своей постели в ситцевой рубашке. В руках расческа, но она застыла, как изваяние. И лицо ее казалось сейчас совсем не старым, а, скорее, девичьим.
Такой он её уж и не помнил – всегда с пучком. А волосы-то длинные, лежат прямо на постели. Она, широко раскрыв глаза, внимательно смотрела на экран. А ножки её казались совсем маленькими, потому что они не доставали до пола с высокой кровати. Сейчас она напоминала ребенка – маленькую девочку, восхищённо смотрящую на будущую жизнь.
Из калитки вышла Лиза, снимала белье с веревки.
– Подь сюда! Глянь…
Лиза подошла, держа на руке снятое белье, и долго смотрела в окно на бабушку. А потом повернулась к отцу, уткнулась головой ему в грудь и произнесла:
– Прости меня, пап. Я такая дурочка…
– Так ведь тебе простительно. Юная ты ещё. А я вот уж – взрослый дурак. Давно надо было …
И Лиза постучала и зашла к Анне. Пообнималась, а потом посоветовала переключиться на другой канал. Там начинался фильм. И сама побежала в дом его смотреть.
И Анна смотрела фильм “Алые паруса”. Также, сидя на кровати и спустив с нее ноги.
Она никогда его не видела, и не слышала эту историю. Она не понимала, что это всего лишь фильм, потому что не очень была просвещена в вопросе киноиндустрии.
Она застыла и до самого конца была уверена, что Ассоль – реальная девушка, и в том, что то, что показывают, происходит именно сейчас.
Где-то далеко- далеко, но прямо сейчас. Она волновалась и жалела девушку. Она была уверена – Ассоль зря надеется, глупо.
– Да что ты, милая! Не будет этого, – пыталась подсказать она бедной девушке.
А когда по экрану поплыли алые паруса, Анна вскочила и начала ходить по комнате, хлопая себя по коленям. Вот те и на. Вот Грей – выдумщик. Вот придумал.
А потом она аккуратно выключила телевизор, легла и заплакала. Не из-за радости за Ассоль, а из-за радости за себя.
Вот и у нее – также хорошо все сложилось.
Вспомнила, как пришел Миша со флота. А бескозырка … а выправка …
А трава какая была тогда зелёная по обочине дороги, когда пошли они гулять. Как прибежал к ней однажды, а она – болеет. Как меду принес, как ухаживал, лечить помогал.
Муж он был добрый. И сын у неё – самый лучший, и внуки.
Свои у неё есть – алые паруса.
автор:Рассеянный хореограф
Следующая публикация
Турция
Нет комментариев