добрые воспоминания нашей землячки. Пишите комментарии.
Воспоминания Галины Павловны Меньщиковой, в девичестве Соломенниковой о деревне Чигирь.
Мой Чигирь, моя малая родина
Край родной мой, родная земля.
Речку чистую, ельник, смородину
Вспоминаю, всем сердцем любя...
Чигирь - моя Родина, и при слове Чигирь - трепыхнётся моё сердце, и отзовётся воспоминаниями моя душа... Дом наш стоял напротив школы, немного в стороне от дороги, построен ещё дедом, добротный, из кедра с фундаментом из лиственницы, с крышей "по ‐ круглому" и высоким крыльцом. Дом стоял на краю высокого берега Ини, тогда ещё полноводной, в середине 50- тых по ней сплавляли лес для шахты " Сигнал". Невдалеке был мост, который соединял две части деревни, и в этом месте, чуть в стороне, в Иню впадала речка Чигирка, неширокая, но быстрая, с родниковой холодной водой, с множеством мелкой рыбёшки, которую ловили " мордушками", " корчажками", но иногда попадались и налимы. На одном берегу Чигирки был хвойный лесок, как в песне " ...остроконечных елей ресницы над голубыми глазами...", но не озёр, как в песне про Карелию, а чудной весёлой речушки. На берегу Чигирки стояла больница амбулатория, за стенкой в ней жил всегда фельдшер. В разное время помню Анну Прохоровну, ещё какую - то старенькую фельдшерицу Анну, которая всего одним уколом пенициллина вылечила в 1955 году меня от кори, затем была Галина Дмитриевна недолгое время, молодая, красивая из Самары, которая по секрету рассказывала нам о чуде " стоянии Зои» ,которая решила танцевать с иконой Святителя Николая и окаменела, это произошло у неё на родине. Помню Анну Михайловну, приехавшую с двумя детьми - Надей Завьяловой и Вовой Ряшиным, моими друзьями. В это время в деревне началась первая эпидемия клещевого энцефалита, людей укладывали в кузов машины на солому и отправляли в Белово на лечение. И по - моему, последним врачом в Чигире была красавица Надя Морозова, уроженка таёжной деревни Гладково.
В одной большой ограде с больницей была начальная школа и школьный сад, где росли высокие с мощными стволами берёзы. Директором был Петр Степанович Нехорошев, моей первой учительницей была Мария Петровна Москалева, приехавшая к нам по направлению из Рязани. Вышла замуж за Якова Егоровича (старшего). У них родилось 2-е детей, Галя и Саша. Второй учительницей была Кащеева Полина Михайловна, аккуратная, серьёзная, все считали её строгой и побаивались. Помню, у неё была дочка Надя, а муж Иван был директором нашего клуба. Он родом из уважаемой в Чигире семьи Кащеевых. В клуб привозили кино, вечерами молодежь танцевала, а парни даже плясали под гармонь. Иногда были концерты художественной самодеятельности, пела - плясала наша молодёжь, а в клубе не было свободных мест , столько было зрителей. Помню как душевно пел вернувшийся со службы красавец, моряк Саша Синицын :" ...самое синее в мире Чёрное море моё..." Напротив клуба был магазин с высоким крыльцом. Я помню, в разное время, продавцами были Валя Чегошева, Маня Соломенникова, Боков... Нехорошевы жили рядом с магазином. Пётр Степанович был фронтовик, у них с Марией Ивановной было трое сыновей - Костя, Вова и Юра. Старший Костя тоже стал учителем. Недалеко от них жила семья Козловых, помню их девочку Валю, которая с очень большим трудом ходила. Страшная в то время болезнь полиомиелит посетила и нашу деревню... Дальше жили Сарниковы, с их Петей мы учились в одном классе. В то время ещё был не отменен налог с колхозных домохозяйств, и мама, подоив летом вечером корову, несла сдавать бидончик молока, а я, конечно, с ней! Люди с бидончиками ручейком стекались к дому Сарникова, а утром он на лошади телегу с флягами молока вёз в Пермяки на маслозавод. Жителей страны подкармливал и наш Чигирь, и не только хлебом! Деревня продолжалась дальше, мимо Школьной горы, где росла крупная клубника, но было много гадюк, казалось, змеи сползались отовсюду, чтоб на горе погреться на солнце. Под горой была улица, стояли дома. Мало знаю кто там жил, но травницу, собирательницу всяких дикоросов, в том числе чигирского деликатеса - колбы, невозможно забыть! Это незабвенная Костырева Васса Васильевна, брат ее с необычным именем Елупа Васильевич геройски погиб на войне, а она так и осталась в девках, никогда не выходя замуж, и была очень строга с мужчинами. Дальше жили семьи уважаемые в деревни Кощеевых, Чегошевых, особенно мне запомнились семьи двух братьев Злобиных: Василия и Павла - это были радушные, гостеприимные люди! С сыновьями Злобиных Вовой и Юрой мы учились в одном классе. Доброту Василия и Лины мне не забыть!
В семидесятых годах, оказавшись в трудных условиях непролазной грязи, со сломанным мотоциклом, нам, троим "путешественникам», пришлось заночевать в Чигире . Василий Капитонович и Лина радушно приютили нас , накормили, напоили чаем с мёдом как дорогих гостей. Василий Капитонович был ветеран, фронтовик. В мои школьные годы много ещё фронтовиков в Чигире было... Жила многодетная семья Леонида и Вали Савельевых, потом они уехали в Пермяки. Горбуновы, сват наш - фронтовик дед Семён, охотник, рыбак. Помню, солили рыбку сорожку они бочками. Его израненные ноги исходили лес вдоль и поперёк. Первые ягодки, первые цветочки нёс он своей любимой Марие Сергеевне. В этом районе Чигира жили мои одноклассники Лена Титова и Юра Пестриков. Мать Юры, Мария Захаровна Носкова, в войну была пасечником и сдавала государству тонны мёда. Жили там же многодетная семья орденоносца фронтовика Лазаря Плотникова, семья фронтовика Ведерникова, Татьяна Черепанова со своими племянниками - сиротами, приехавшими с Урала -Толиком, Веной, Ольгой, Ниной, у Клавы и Николая уже были свои семьи. Отец у них погиб на войне, а мать умерла в 41 - м году. Николай был тоже фронтовик, женился на Кощеевой Ольге. Воспитали они трёх своих умных мальчиков, средний Виктор стал профессором Томского Университета. Клава стала Огарковой, они жили в Пермяках. Семья Александра, брата её мужа, жила в Чигире, на берегу Чигирки, помню, что у них были дети Нина, Лёня, Степа,Зоя, Катя. Красивые и умные детки... Нина училась в Кемерово, Лёня окончил горный техникум, а красавец Степан - Сибирский Металлургический институт, жил в Норильске и стал главным инженером Норильского металлургического комбината.
Герой Советского Союза Алексей Котегов тоже наш, чигирский парень. Много чигирских мужчин воевали на фронтах Великой Отечественной, но много их не возвратилось... Дядя мой Автоном Селивёрстович погиб под Москвой... Отец же тоже воевал под Москвой, под Киевом, дважды был тяжело ранен, но возвращался в строй, с боями дошёл до Польши, до Германии и только к 7 Ноября 1945 года вернулся домой. Запомнился ещё один фронтовик, Галактион Скударнов, говорили, что он был контужен, поэтому заикался, как бы спотыкался о каждое слово и долго повторял первую букву. Невысокий, неприметный, медлительный..., но необычайно смелый человек! Галуня охотился, и один ходил на медведя! Жене было страшно за него, и она решила идти с ним, подстраховать его. Галуня потом рассказывал, что когда он постучал по берлоге, и медведь, проснувшись, с диким рёвом стал вылазить на волю, жена испугалась, спряталась за его спину и цепко ухватила его руки сзади. Галуня говорил: " Пришлось мне сначала бороться с женой, еле отцепил её, оттолкнул, оглянулся, а медведь уж в двух шагах! Пришлось стрелять в упор! " Был он многодетный отец, со старшей дочкой его, отличницей Катей, мы вместе учились.
Но вернёмся в Чигирь. Деревня была очень длинной, раньше это были три деревни, Каурово, Банново и Чигирь, а со временем, это стали районы одной деревни. Возвращаемся в Банново по не широкой дороге, с кустарником по обочинам её, по мостику через Таловку. Примерно здесь где - то жила наша пионерская активистка, старше меня на год, Рита Сидорова с матерью, двумя братишками и бабушкой. Жил Тимофей Скударнов, одинокая женщина Собянина с двумя сыновьями - школьниками Витькой и Вовкой. Напротив почты жили ещё Собянины, Гурьяновы, дальше, в доме на два хозяина, Синицыны. С высокой, красивой Ниной мы учились в одном классе. За магазином, сзади его, бежала Чигирка. На другом её берегу тоже было много жителей, но я мало кого там знаю. Помню, там жили Ковалёвы, Клёстовы, Южаниновы, Чуклиновы... Рядом с магазином был деревянный колхозный амбар. Дальше жили Лучшевы, Пономарёвы, Матлаховы... Напротив стоял клуб, дальше жила бойкая Аганя Докучаева, деревенский ветеринар, с матерью, братом и сыном Вовкой. К сожалению, жизнь её оборвалась трагически...
В начале пятидесятых годов в Чигире появились жители с необычными фамилиями - Ящик, Крамар, Горбач, Левак, Федюк, Марушко, Казак, Гаврилюк, Гуменюк, Эксманицкий... Это были люди, высланные с Западной Украины, женщины с малыми и взрослыми детьми. Это были скромные трудолюбивые люди. Со мной учился Ваня Левак, озорной, но добрый мальчик. Молодёжь наша оживилась, новенькие стали приходить в клуб. Поначалу, некоторые девушки приходили в вышиванках, на головах венки из бумажных цветов с атласными разноцветными лентами. Помню, что приезжие в основном жили в Банново. В Банново жила Нюра Сивкова с сыном Вовкой, Полуэкт Травников, загадочный старичок, державший пасеку у самого крыльца. Дочь его, Анна Полуэктовна, растила сына Ванечку, с которым приехала с фронта. Дальше начиналось Каурово, жил Фёдор Антипин, его сыновья храбро сражались с врагом, но домой вернулся, по - моему, только один Никита... Соседями Антипиных были бабушка Колиха с весёлой, и как ребёнок, наивной дочерью Синочкой, сорокалетней девушкой, к сожалению, погибшей от рук недобрых людей... Дальше, на самом бережке весёлой в этом месте Чигирки, жил Москалёв Егор Васильевич с Агафьей Дмитриевной, родившей ему шестерых бравых сыновей: двух Яковов, Василия, Ивана, Мишу, Степана. Все, кроме Стёпы, служили в армии, Иван даже четыре года в Морфлоте. Михаил служил в Западной Украине, там женился, прожил всю жизнь, и сейчас в Червонограде, недалеко от Львова, живут многочисленные потомки Москалевых... Малый Яков женился на молоденькой, бойкой Вале Сарниковой. Помню их хорошенькую дочку Любашку, нарядную с большими бантами. Потом родилась Иринка. Мы жили напротив Москалёвых, но немного в стороне, а ближайшими нашими соседями была семья Симоновых - мудрая Пелагея Николаевна и весёлый добрый Егор Андреевич.
Старший сын их, Ульян, фронтовик, работал шахтером в Белово, Андрей - окончив горный техникум, в Прокопьевске, Надя, после института преподавала в техникуме, Маша всю жизнь живёт на родине, в соседнем Каракане, а Зина вышла замуж за Михаила Суханова, родила и вырастила двух прекрасных сыновей - Александра Михайловича, долгое время бывшего главой Администрации Пермяковского поселения, и Анатолия, ставшего военным, с отличием окончившим Высшее Командное училище Кремлёвских Курсантов.
Дед мой, Соломенников Селиверст Прокопьевич, родился в ноябре 1869 года в деревне Дряхлы, Пермского края, Осинского уезда. Отца его убило лесиной когда ему было 12 лет, было еще пятеро младших детей у матери. Он пошёл работать, чтобы помогать растить их. Был сильным, хоть не очень высоким, но ширококостным, дрался, побеждал на кулачках. Говорил, что девки боялись идти за него замуж, поэтому женился поздно, к 25 - ти годам. Говорил, что дрался, потому, как не мог терпеть несправедливости.
Я то тоже помню деда строгим, но справедливым и из всех добродетелей на первое место ставил честность. Наверное,поэтому, во время войны только ему доверяли сторожить хлеб на току. Каждое утро получал оплату гречишный блин, бережно приносил за пазухой и поровну делил моим брату и трем сестрам, А сильным был до конца. Я помню, в 89лет он еще залезал на крышу, по каким то веревкам, и сбрасывал снег весной, У нас дом был большой, теплый,с круглой крышей. Дед сам его построил из лиственницы. В нем родилась еще тетя Ира в 1923году и мы,шестеро детей Павла. Я родилась ,когда деду было уже 80 лет, но запомнился мне всегда что то мастерившим, он делал для колхоза сани, деревянные вилы, грабли, дуги. Летом с мамой косили сено вручную, а нам каждому мастерил маленькие грабли. Заготавливал сам на зиму дрова. Папа то у нас утонул в 1952году, дети остались 17, 16, 14, 12, 9 и я, 3х лет. И опять дед помогал растить сирот.
Мама моя замуж больше не пошла ни за кого, прожила 84года. А за деда Селиверста не побоялась выйти бойкая красавица Василиса Викуловна Коровина, на 6лет его моложе. В 1904 году родился Автоном, в 1906 Ульяна, в 1909году Акулина, в 1910 Анна. Но к тому времени суровый нрав деда еще не переменился. Все проблемы в семье решал кулаками,,, И однажды, не выдержав кулачных разборок деда, бабушка Василиса убежала к своей матери. А мать-то жила в Сибири, в Кузедеево, она уехала туда со своим сыном, он был там лавочником, держал магазины, Дед жил один с детьми около года , младшей не было и 2 лет, нанимал нянек, выгонял их , менял ,все , по его словам, плохо ухаживали за детьми. Промучившись около года, собрал их "в кучу" и повез в Сибирь! Доехав до теперешнего Ленинска-Кузнецка, нанял подводу, посадил всех на телегу - и до Кузедеево! Приехали ночью, разыскали дом лавочника Коровина. Ворота большие, тесовые закрыты на засов, а в ограде бегают собаки по цепи. Вышел работник и сказал, что передаст Василисе Викуловне его просьбу ,а примет она его или нет-это ее дело, А когда вышла бабушка,дед рухнул перед ней на колени "Прими меня Василиса с детями!" Она сказала: "Заезжайте". И дедушка говорил со слезами: "У меня груз свалился с плеч!" Вот так они и попали в Сибирь. Стали жить в Кузедеево, дед работал на строительстве дороги Абакан-Тайшет, там у них родились Павел в 1915 году и Дуся в 1919 году. И когда в минуты какого-то застолья, он пригублял чуть-чуть домашнего пива (водку он не пил!), садился, подперев щеку рукой,на глаза наворачивалась слеза, и говорил: "Не было у меня большего горя, как меня старуха с детями бросила". А , вообще, дед был хороший рассказчик. Помню его сказки (всегда с грустным концом), песни, былины… Играл со мной в шашки, называл их "пешки". Он умел лечить от "сглазу", на голове, в волосах, искал какой-то "чомор", потом дергал в этом месте за несколько волосков, ясно слышался щелчок, говорил, что "ставил голову на место". После этого действительно не болела голова! Дед был старовером-кержаком и всегда соблюдал все посты. Если бы мы жили на одном месте, в Чигире, он бы прожил дольше, но однажды зашел домой и говорит маме: "Евгенья, тебе надо перебираться к детям в Белово, я меняю дом свой на новый сруб. Сруб тебе зятья да сын поставят и заживем… К этому времени брат и три сестры жили уже в Белово. Конечно, ради нас он пожертвовал собой. В таком возрасте трудно переезжать, вот и он через полгода умер от инсульта ,в ноябре 1959года. Светлая ему память! Похоронен Соломенников Селиверст Прокопьевич на кладбище в Старо-Белово, есть памятник на могиле,
О бабушке Василисе я знаю только со слов моей мамы. Она говорила: "Мамонька у нас была хорошей…" Была доброй и умела все. Сама выделывала шкуры, шила из них шапки, шубы и даже сапоги, А тулуп, сшитый бабушкой , помню даже я. У нас был второй огород около согры, где раньше бабушка садила лен, затем его вымачивала в согре и потом мяла его, трепала на станке (этот станок я помню, там и стоял весь рассохшийся и потресканый), затем сама она пряла лен ,ткала холсты, отбеливала их, красила и шила рубахи. И у нас даже еще были холщовые, покрашенные в синий и розовый цвет, бабушкины простыни. А зимой парила калину и солила капусту бочками, и ездила продавать в Ленинск. Любила чай пить с квашеной капустой и с шаньгами. Была очень приветливой, если кто приходил, никого не отпускала без чая. В 1929-30-м годах было голодно, и у бабушки был каждую неделю один день - четверг, когда она много-много стряпала. И кто голодал, приходили к воротам, и она все раздавала, В такой очереди однажды оказалась и бабушка моей мамы, Пелагея Исаковна. Они с мамой после раскулачивания бежали из Кургана в Сибирь, а отца маминого сослали в Нарым, а мать умерла, когда маме было 5лет, Удивительно, как бабушка Василиса все успевала, но она еще и бабничала, то есть, если кто рожает - прибегали за ней. Двоих старших моих брата и сестру - приняла на свет тоже бабушка, Но в 1937году (в разгар репрессий) бабушка как-то мылась в бане, прибежала к ней туда соседская девчонка: "Тетка Василиса! Автонома с мужиками привезли, их закрыли в клубе, потом в Белово повезут!" Бабушка подхватилась - и бегом к клубу, хоть через окно попрощаться, но их уже увезли… Пришла она уже больная, случился инсульт. Автонома (по счастливой случайности) отпустили. Он пришел к ней: "Мать, мать ,это я…Но она его уже не узнавала, он увез ее в Ленинск, в больницу, Полечили, вроде стало лучше, но в 1938 году бабушки не стало…Похоронена в деревне Чигирь, но теперь уже нет и этой деревни…Об Автономе знаю совсем мало. Мама слышала, что женился он рано лет в 18, Анна была его немного постарше. Через Чигирь проходил путь тех, кто шел из города на Пезас, на другие прииски и лесные деревни. Останавливались в Чигире на ночевку. а дед у нас путникам никогда не отказывал, Вот и Анне с родителями пришлось остановиться у них, Влюбился Автоном с первого взгляда и ,мама говорила, что он очень любил свою Анну, но в феврале 1942 года забрали его на фронт, а в мае 1942 года погиб. Родные не получили от него ни одного письма. Павел, его брат, был призван в сентябре 1941года, воевал под Москвой в разведке. В феврале 1942года был тяжело ранен, четыре месяца - в госпиталях, а потом на два месяца был отправлен домой - на поправку! В результате этого, в мае 1943 года родилась моя сестра Полина ,с которой мы вдвоем остались из всей нашей большой семьи Она, после окончания Красноярского мединститута, сорок лет проработала в городе Лесосибирске врачом-педиатром. Сейчас пять лет живет в Омске. А папа с сентября 1942года продолжил службу, но уже был в пехоте. Еще был ранен при освобождении Киева, лечился там в госпитале. Дошел до Германии, Служил там еще полгода после Победы. Хоть в боях именно за Берлин не участвовал, но на Рейхстаге расписался, когда возили их, как на экскурсию смотреть "логово Гитлера". Домой пришел к 7 Ноября 1945года. Трагически погиб в октябре 1952 года. Похоронен на старом кладбище в Белово, на могиле есть памятник.
Ирина, извини, что ,может быть, слишком длинно и подробно, но хотелось рассказать вам что знаю о Соломенниковых, да ведь и "из песни слова не выкинешь" . Желаю вам доброго здоровья да счастья! Галина.
Это письмо было написано 7 лет назад Ирине Кругловой, внучке моего дяди Автонома.
В доме, после нашего отъезда, стала жить многодетная семья Федоры и Гоши Брезгиных. Здесь у них родился ещё один ребёнок - Галя, сейчас преподаватель Кемеровского университета. Федора и ее сестра Катерина Жилкина, тоже многодетная мать. В годы войны девчонки, заменили, ушедших на фронт чигирских мужиков, и работали трактористками.
За мостом через Иню, сразу стоял дом уважаемой в деревне Натальи Еремеевны и её дочери - Степаниды Ивановны, учившей чигирских ребят в военные годы, в том числе и моего брата. Году в пятидесятом они уехали, и в доме этом стали жить приезжие Моисеевы. Дородная красивая тетя Наташа и небольшого рост, худощавый, работящий муж ее Сергей. У них были две хорошенькие Галя и Надя, и сын - фронтовик Николай. Галя работала бухгалтером, вышла замуж за Степана Егоровича Москалёва, а Надя, закончив Кемеровский пединститут, осталась жить в Кемерово. Николай женился на скромной, с тихим ласковым голосом Ксении Яковлевне Москалёвой, но все её звали ласково Синой. Сестра её, черноглазая красивая Вера, вышла замуж за вернувшегося фронтовика Василия Николаевича Савельева, родила ему пятерых красавцев - сыновей, и очень рано ушла из жизни...
Вера, Сина и старшая их сестра Ольга, были дочерями одного из первых, (а может и первого!) председателя Чигирского сельсовета, Якова Куприяновича Москалёва. Это был честный и справедливый человек! Но репрессии тридцатых годов не обошли Чигирь... В 1937 году его безвинно арестовали и расстреляли. А в 1969 году - реабилитировали! В начале тридцатых произошел и такой случай. Приехали, арестовали несколько чигирских мужиков, и на лошади в телеге повезли верхней дорогой в Пермяки. А на следующее утро, проезжая по этой дороге, увидели люди, что по одному из оврагов течёт какая- то розоватая вода. Пошли выше по ручью, и увидели лежащих в воде, расстрелянных этих мужиков... С той поры это место называется Убитый Лог...
А в Пермяки есть ещё нижняя дорога, сразу от моста, вдоль Ини. Зиму и лето по ней можно ходить только пешком, а на лошади только зимой на санях. Вдоль реки здесь и жили Елена Москалёва, вдова Якова Куприяныча, Савельевы, Миковы, Поповы. Сам Попов был костоправом, и однажды вылечил мою маму, боднула корова, и выбила сустав на руке. Попутно, он по ладони рассказал ее дальнейшую судьбу. Всё случилось, как он предсказал.
За ними была усадьба лекаря Киприяна Аристова, известного не только в Белово, но и по всей Кемеровской области. Лечил он настоями, составами, мазями на основе трав, удалял у односельчан больные зубы. На большой поляне у его дома почти всегда стояли машины приезжих на лечение людей. Пришлось лечиться у Аристова и моему брату. Во втором классе проколол себе кисть руки чернильным пером, кисть покраснела, раздулась. Фельдшерица сказала, что надо в Белово. Мама повела его к Аристову, тот поглядел, накалил пластинку железную и быстро приложил к ранке. Брат не успел закричать, как лекарь приложил на ожог мазь. К утру опухоль спала, краснота прошла, а ожог на ранке быстро зажил. Вот так он и лечил - жёстко, но действенно! Помощником у него был его брат Кондратий со своей женой. Умер лекарь году в 1957 летом. Хоронили всей деревней, мы дети, подходили тоже и кланялись, прощались. На поминки всем раздавали деньги, детям от одного до пяти рублей, а взрослым - от десяти до ста.
Мимо дома лекаря Аристова шла нижняя дорога в Пермяки. Зимой по ней возили на лошади школьников, или же они ходили пешком. Школа в Чигире была до четырёх классов, а пятиклассники уже, во время учёбы, жили у родственников или квартирантами, в Пермяках, интерната тогда еще не было. Я помню мою сестру Полю, как она там училась, жила на квартире, в субботу приходила домой, а в воскресенье уходила обратно. Мама в рюкзак ей, сделанный из холщевого мешка, ложила круглый хлеб, замороженные кружки молока, картошки, лук, сахарку. Я как сейчас вижу ее стройную, высокую, тоненькую, но сильную и ловкую фигурку в белых высоких валенках, в платочке, в коротенькой фуфаечке, руки из рукавов которой давно уже выросли, а чтоб уж совсем не замёрзли, закрыты были длинными белыми шерстяными рукавицами. Ловко закидывала она за спину рюкзачок, мама его сверху завязывала, шепотом крестила, и Поля, постояв немного у порога, решительно выходила. А я вслед за мамой выбегала на крыльцо, смотрела на тоненькую фигурку, сливающуюся уже там, за мостом с хороводом снежинок. Почему - то вспоминается, что Поля идёт в Пермяки, а на улице идёт снег... Мама в то время уже не работала в колхозе, поэтому Полю редко садили в сани, где возили детей колхозников, спихивали с саней, и ей почти всегда приходилось идти пешком. В восьмой и девятый класс она ходила одна, Валя Сивкова и Дина Брезгина закончили семилетку и не стали учиться. Один раз в марте, училась она тогда в восьмом классе, за ней с полдороги шел волк. Она оглянулась и вдалеке увидела собаку, но мгновенно поняла, что это не собака, а волк. Он тоже отскочил в сторону, но стал идти за ней на одинаковом расстоянии, потом осмелел и стал приближаться. Она бросила на дорогу хлеб, немного этим его задержав, сама -- бегом! Но вскоре он опять появился. Пришлось ей всё из котомочки постепенно выбросить на дорогу. И когда уже думала, что всё, конец ей, откупаться больше нечем! навстречу ей из Пермяков показались сани, ехали на лошади какие - то мужики. Волк резко метнулся в сторону и побежал в лес. А Поля и после этого ходила той же дорогой и в восьмой, и в девятый класс, пока мы не переехали всей семьёй в Белово, где она и окончила школу с Почётной грамотой.
...За домом Моисеевых жили Колмогорцевы, а рядом был дом, уважаемой в деревне вдовы Льва Куприяновича Москалёва Пелагеи, ( не знаю отчества, потому что звали её по имени мужа Левчихой ). Вспоминая о нём, люди называли его ласково Лёушкой. Знаю, что их два старших сына задумали стать летчиками, и стали! Не зря ведь пели тогда в песне : " Молодым везде у нас дорога..." И жили они всю жизнь ни где - нибудь, а в Москве! Младший сын, Михаил, женился на Ане Федюк, появились две дочки, но Миша трагически погиб. Братья не оставили его детей, помогли воспитать, выучить. Младшая заведует Музеем Ленина в Шушенском, а старшая вместе с мужем - дипломатом работают в Америке. Дочь Льва Куприяныча Тася работала продавцом, а старшая Шура, высокая, стройная девушка, в годы войны была определена в колхозе в бригаду строителей. Работала наравне с мужиками. Валили лес, рубили срубы... После войны вышла она замуж за фронтовика Дмитрия Симанова. Не знаю, кем он работал, но ездил верхом на лихом тонконогом, вороном коне. И вообще, он похож был на Григория Мелихова из фильма " Тихий Дон ", ловко вскочив в седло, дёрнув уздечку, легонько пришпоривал, и конь как ветер, нёс его по деревне! К большому сожалению, оба брата Симановых, Иван и Дмитрий рано ушли из жизни...
Но вернемся к дому Пелагеи Москалёвой. Улица подымалась на горку, там стоял дом, где раньше была пожарка. Если повернуть налево, то выйдешь к колхозной сушилке, осенью туда свозили зерно, вкусно пахло хлебом, что - то гудело, стучало, мчалась транспортерная лента... Я помню, в третьем классе мы даже ходили помогать перелопачивать зерно деревянными лопатами. Напротив сушилки жили Сивковы, Аристовы, Травниковы, Анисья Сергеева с дочками Валей и Любой и другие, кого уж и не помню. Напротив же пожарки жили Коробейниковы, помню, Василия у них, молодого мужчину, на покосе в Ильин день ударила молния и парализовала его, такой вот несчастный случай... Жил там дед Кибанов, приятель моего Батьки (так мы и все в деревне называли моего деда ). У Кибанова была внучка Нэля, старше меня на год, и она с дедом своим ходила рыбачить на омут около моста, ловили много разной рыбки. Мне так хотелось порыбачить! Но мама не отпускала, боялась, что по скользкому берегу скачусь в воду, а мой дед - Батька был не рыбак! Никогда не ходил на рыбалку -- и слышать не хотел про это! И на то у него была причина... ещё с Пемского края... Было ему лет семнадцать, пошли они с товарищем на рыбалку под вечер, закинули сети, развели костерок, посидели, потом товарищ домой пошёл, Батька остался сторожить сети. Сгустились сумерки, костерок потухал, дед в горячую золу кинул картошки на завтрак, и решил уже ложиться спать. Вдруг позади его как будто громко заухал, захлопал крыльями филин. Он быстро оглянулся! У сосны, метрах в пятидесяти от него, стояло чудовище, силуэтом похожее на человека, но как будто в медвежьей шкуре, и с высоты почти трех метров смотрело на него годящими как угли, глазами. Чудище захохотало и захлопало руками. От страха, закрыв голову руками, дед вниз лицом рухнул на землю, творя молитвы. Долго ещё слышал уханье, потом услышал, что кто - то тяжело прыгает вокруг, но он не шевелился и непрестанно читал молитвы. Потом всё стихло, но дед боялся даже голову приподнять! И только когда пришёл его товарищ, он встал и увидел, что уже ярко светит солнце, зола из костра и картошка раскиданы, а вокруг него измята и растоптана вся трава. Дед даже не взглянул на улов, не взял ни рыбки, и в шоке пошёл домой. Говорил нам, что видел Лешего, мы ему верили, потому что он никогда не обманывал. Сочувствовали: " Хорошо, хоть он тебя не тронул..." Отвечал: " Он не мог, я был в кресте и поясе и молился". А скорей всего, это и был "снежный человек."
Случай этот был в Пермском крае , примерно в 1887 году. Дед хоть и не рыбачил с тех пор, но в лес наш не боялся ходить. Лес подкармливал чигирцев начиная с мая, как только появлялась колба. Люди оживали после долгой зимы, ее витамины восстанавливали силы, фитонциды лечили. Помню, мы вдвоём с мамой ходили за колбой на Осиновую гриву, очень далеко, но колба там была мягкая, сочная. После колбы рвали пестики, пекли с ними пироги, ели сочные пиканы, а уж потом приходило ягодное время. Лакомились клубникой, залитой молоком и посыпанной сахаром, малиной, но больше всего - смородиной. Росла она и в сограх, и по берегам Ини, и вокруг маленькой Таловки. Помню, ходили с Нюрой и Ниной Сергеевыми, Нэлей и еще двумя девочками по малину, далеко, за посёлок Сигнал. Там в сосновом лесу, на горке вдруг открывалась поляна с малиной. Быстро наполнили свои чайники, бидончики ягодой! Обратно шли уставшие на жаре, и пили из носиков чайников малиновый сок. Мне шел тогда всего девятый год... Поздней осенью заготавливали калину, морозили, а зимой пареную ели с мёдом, пекли большие пироги. Грибной сезон начинался с сопливеньких бычков, обабков, белянок, волнушек, приносили их попутно с покосов. И наконец, появлялся Царь - гриб - сырой груздь. Ходили мы и за рыжиками. Проходили через двор Егора Васильевича Москалёва, переходили Чигирку, там вдоль берега Ини росли раскидистые ели, под ними - то и таились эти вкусные грибочки. Жарили их со сметаной. И с огорода к этому времени уже подключалась молодая картошечка с малосольными хрустящими огурчиками... К концу августа поспевали кедровые шишки, их добывали мужики, отправляясь по несколько человек с мешками в тайгу.
Но снова вернёмся в деревню... В бывшей пожарке теперь жили люди, сначала Кашурниковы, глава семьи их всегда ходил в тёмно‐синем форменном кителе и галифе. А потом по - моему, жили там Обуховы. Рядом был дом уважаемой в деревне вдовы фронтовика, умершего от ран, Ивана Суханова. Их красавицы - дочери Юля и Тоня уехали учиться в институты, Михаил женился на Зине Симоновой, а младший кудрявый улыбчивый Григорий, работал на таёжной пасеке. За большие урожаи меда он однажды получил премию - цветной телевизор, таких, ещё ни у кого в то время не было. Женился он на соседке Ане Сергеевой. К сожалению, жизнь Григория оборвалась трагически... Игнатий и Марья Сергеевы жили напротив Сухановых, помню серьезную Аню, хорошенькую Нину и шустренького Илюшку. Улица, где они жили, вела в посёлок Сигнал, построенный примерно к пятидесятому году, для лесорубов и сплавщиков леса по весенней реке, для нужд Пестерёвской шахты Сигнал. Дорога шла почти 3 км по берегу Ини. Административно поселок относился тоже к Чигиру. Представлял он одну длинную улицу, с обеих сторон которой стояли одноквартирные домики площадью примерно 30 квадратов. В начале же улицы стоял дом с высоким крыльцом и широкими ступеньками. В одной половине была контора, а в другой жила семья начальника. На ступеньках в выходные летом собиралось много народу, женщины разговаривали, ребятишки бегали, играли. Был в посёлке и магазинчик с продуктами. Деревенские, кто работал с лесорубами, тоже получали домики. Мой брат Зотя, женившийся к тому времени на приветливой Тане Горбуновой, тоже получил там жильё. По соседству с ними жила сестра Тани, Нюра с мужем, весёлым красивым, кудрявым как цыган Тимохой Марченко. Рядом жили Николай с Ольгой Черепановы. В Сигнале же, немного на отшибе, построив сами себе невысокую, но просторную времянку, жили моя тётя Нюша, папина сестра, и её загадочный муж Житорь Иван Никитович.
Познакомились они на шахте " Пионерка", куда тетя Нюша была мобилизована в конце войны, поженились, и когда стал строиться посёлок Сигнал, переехали туда. Дядя Ваня работал там столяром, но вообще, он много чего умел. Водил машину, разбирался в электрике и, что особенно удивляло нас, детей, умел имитировать голоса всех птиц. Был он высокий, прямой, и своей военной выправкой напоминал фельдмаршала Паулюса, сдавшегося в Сталинграде. Красивым лицом похож был на голливудского актёра Шона Коннери. Говорил с каким - то небольшим акцентом, не знал русских обычаев (выкуп невесты, колядки и др. ), говорил: " Ну, я же родился в Туркмении ". Было ему лет пятьдесят. Во времянке у них стояла большая красивая деревянная кровать с атласными одеялами и красивыми шёлковыми покрывалами, в углу у окна большое радио, дальше стоял красивый шифоньер, разделенный на две половины. Одну, дяди Ванину, даже тете Нюше нельзя было открывать. Однажды она открыла и к удивлению, нашла там два паспорта, побежала, ": Ваня, смотри какой ты здесь молодой! " Дядя Ваня выхватил документы :" Дура! Это мой сын! " - и тётя Нюся была бита. Сына его никто никогда не видел... Тетя Нюся не была дурой, но не умела ни читать, не писать. Симпатичная на лицо, высокая, стройная, с тонкой талией, но большими мужскими руками и растоптанными от работы ногами. Дядя Ваня сам покупал ей шёлковые платья, блузки, шерстяные кофточки и даже находил босоножки, подходящие на ее ступни с уродливо изогнутым большим пальцем. Зимой она прибегала к нам в деревню в красивом, сшитом в талию, с каракулевым воротником, пальто и шикарной пуховой шали. Она в Сигнале не работала, но всю домашнюю работу потяжелей выполняла она, говорила, что у Вани голова болит. У них был полон двор гусей, уток, кур, корова. Ваня любил мясо птицы. Жили они довольно замкнуто, но тётя Нюся говорила, что раз в месяц их навещает какой - то Ванин друг из города. В Сигнале - же, дядя Ваня приблизил к себе моего брата Зотю, учил плотницкому делу, летом вместе сенокосили. Однажды зашли в тайгу, и дядя Ваня спросил : " Зотя, ты ничего здесь не видишь? " - " Нет дядя Ваня, ничего необычного..." , -- " А вон на сосне высоко рацию видишь? ,"--" Вижу теперь! А кто же её здесь повесил?", -‐" Это геологи Зотя",-- " Да вроде, геологов - то не было...",--" О, да ты забудь про это, здесь только кобура от рации ". Прозорливая жена брата, Таня, сразу сказала: " Шпион! Шпион он! ", но ее никто и слушать не стал! В деревне к Житорю относились неплохо, он не пил, не курил, не матерился, был вежлив со всеми. На свадьбах же моих двух сестёр и брата был. Пил он только вино, отпивая из рюмки чуть- чуть глоточками. Однажды, сидя с рюмочкой на одной из свадеб, глядя на пляшущих перед ним гостей, заговорил: "Тёмные вы люди! Вы даже не понимаете, в каком ничтожестве вы живёте! Мне жалко вас...", - и уже совсем обнаглев, со слезами на глазах, пробормотал :" Америка, увижу - ли я тебя..." Люди только махнули руками: " А! Житорь всё про Америку! "К 1960 - му году из поселка Сигнал люди стали уезжать, шахте, по какой- то причине, этот лес стал не нужен. Дядя Ваня решил куда - то ехать, искать место для переезда на постоянное место жительство. Очень звал с собой Зотю, но Таня встала стеной:" С Житорем никуда не отпущу! ",-- Зотя остался дома... Через две недели дядя Ваня вернулся, сказал, что есть куда ехать. Времянку, скотину, шифоньер, кровать продали. Вещи и радио, с которым дядя Ваня никогда не расставался, погрузили на грузотакси и повезли в Белово, там сдали в багаж. Только пуховую шаль Тётя Нюся оставила, хоть и лето, но вдруг в поезде будет прохладно. На другой день дядя Ваня пошёл за билетами. К вечеру не вернулся, не вернулся и на следующий день... Побежали на вокзал, там сказали, что багаж взят по квитанции. Куда уехал дядя Ваня, узнать было невозможно, так как билеты тогда продавали без паспортов. Заявили в милицию, подавали в различные розыски... результатов не было. Тётя Нюся очень тяжело переживала, вскоре заболела, лечилась, лежала в больнице, прожила ещё года два и её не стало...После ликвидации поселка Сигнал, и из деревни стали уезжать люди. Уехали семьи Сивковых, Сарниковых, еще и семьи моих двух сестёр и брата, и другие... Летом 1959 года и мы перебрались в Белово. Мои воспоминания - это то, что запомнилось в детстве, и ещё то, что мне успела рассказать мне моя мама, Соломенникова Евгения Александровна.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 26