Вообще-то звали его Кондрат Горгола, с ударением в фамилии на второе «о». Но моя бабушка называла его Котей и я, стало быть, тоже. Только я говорил «дядя» потому, что так полагалось называть брата мамы. Я поначалу и не знал, что фамилия Горгола – греческая. Уже во взрослой жизни узнал, что так приазовские греки называют сероглазых. Впрочем, какие у дяди Коти были глаза, я не помню. Глаза его все время были скрыты лохматыми черными бровями, всегда прищуренными от беспощадного солнца, которое летом ненадолго (казалось, что всего на пару часов) заходило на ночь за горизонт над холмами, окружавшими хутор, где жил дядя Котя, бабушка и когда-то (бесконечно давно) родилась и провела детство моя мама. Потом, уже будучи взрослым, в Городе на берегу теплого моря я не раз встречал людей с такой же фамилией, как у дяди Коти, но у этих ударение в фамилии было на последний слог; и были они смуглыми, худощавыми, подвижными и слегка горбоносыми. Дядя Котя тоже был до черна загорелый на лице, шее и кистях рук, а вообще он был белотелым; медлительным и очень рациональным в движениях, а также светел, так как постоянно улыбался. Лицо его было рыжеватым, побитым оспой. Нос тяжелый и широкий, основательный, слегка сплющенный, как у боксера, волосы - когда-то черные, уже серебрились. Роста он был среднего, но большой живот и широкие плечи делали его каким-то круглым, похожим на огромную каменную глыбу с множеством граней, выемок и зазубрин. Таких камней вдоволь лежало на межах между земельными участками хуторян. Впрочем, уж таким добрым и улыбчивым дядя Котя был не всегда. Изредка из-под лохматых бровей сверкала сталь такого взгляда, что попавшего под эти лучи брала оторопь, и он замолкал или замирал, окаменев. Этот стальной взгляд воина читался и на А книгу генерал-лейтенанта Кабанова С.И. «Поле боя – берег» мне уже порекомендовала знакомая по социальным сетям женщина из Мурманска. Дяде Коте генерал в своих мемуарах посвятил всего два абзаца. Жаль, что их уже не могли прочитать мои мама и бабушка. Поскольку генеральские мемуары книга серьезная, написанная на основании документов, то процитирую эти два абзаца дословно: «… Запомнились, например, рассказы о подвигах стрелка 4-го батальона бригады Косатого кадрового краснофлотца Кондратия Горголы. Он заслужил в рейдах по тылам врага репутацию смельчака и очень сообразительного в бою человека. В конце января разведгруппа, в которой был и Горгола, незаметно проникнув в расположение противника, разведала четыре дзота и две охраняемые часовыми жилые землянки. Землянки большие, густо населенные фашистами. Горгола первым бросился на одного из часовых, сбил его с ног и вступил с ним в борьбу, надеясь взять живым. Второго часового бесшумно снял ножом другой разведчик. Однако Горголе не повезло – солдат оказался крепким, вырвался из рук разведчика и побежал. Горгола швырнул ему вслед ручную гранату и ранил фашиста. Разведчик связал гитлеровцу руки и потащил к нашему переднему краю. Товарищи Кондрата к тому времени подорвал дзот, в землянки через дымовые трубы побросали противотанковые гранаты, побили многих выскочивших оттуда солдат противника автоматным огнем и отошли вместе с Горголой без потерь на исходный рубеж. Взятый в плен раненый был солдатом 12-й пулеметной роты 3-го батальона 388-го пехотного полка и подтвердил имеющиеся у нас данные о смене 14-го пулеметного батальона.
Вскоре Горгола вызвался с тремя своими товарищами снова пойти в разведку, туда, откуда доносился по временам звук работающего компрессора. Ориентируясь на звук, четверо разведчиков вышли к месту, где немецкие саперы строили какое-то фортификационное сооружение. Наши воины уничтожили более двадцати вражеских саперов, подорвали компрессор и вернулись в свою роту, захватив оружие убитых солдат».
Не скрою, чувство гордости за дядю Котю распирало грудь, когда читал эту книжку. Ведь дядя никогда не рассказывал, что только в двух эпизодах этой страшной войны под его командой было уничтожено около двух взводов вражеских солдат, а воевал-то он с весны 42-го по август 45-го! Вот только слегка кольнуло меня генеральское слово «заслужил»… Нет, дядя Котя не выслуживался ни перед кем! Он был сам собою. Его дважды лишали всех наград и направляли в штрафной батальон. Искупал вину кровью и возвращался в свое подразделение после ранения.
Однажды новый, нужно полагать, безголовый командир, который явно хотел «выслужиться», полроты своих матросов положил у подножия сопки, которую ему очень хотелось взять в честь приближающегося государственного праздника. Старшина роты Кондрат Горгола не смог словами остановить зарвавшегося офицера. «Перекрестил я его со своего автомата, чтоб остальные товарищи не легли тогда навечно под той сопкой. Думал, что расстреляют и меня, но трибунал отправил только в штрафной батальон» - сказал дядя Котя эти слова таким голосом, что я уже не решился его спросить про второй «залет». Потом он долго молчал, пыхтел «Беломором», покусывая мундштук папирос. Наверное, вспоминал погибших товарищей.
Почти девяностолетняя тетя Аня, единственная на таврийском хуторе фронтовичка, однажды совсем буднично заметила о своем покойном муже: «Так его же к Герою Союза представляли, но в политотделе какой-то начальник вычеркнул фамилию из наградного списка, мол, не годится кулацкого сына награждать таким званием! Об этом все знали.» Действительно. В Заполярье людей было немного, как в деревне. Все обо всех все знали. Как и все знали улыбчивого Героя Костю-моряка. Слышала об отчаянно храбром разведчике и она, т.к. служила машинистом компрессорной станции у военных водолазов в порту Мурманска. Сказала это вдова Героя спокойно, без обиды и сожаления, как будто это не имело никакого значения. А сказав, улыбнулась какому-то своему девическому воспоминанию. Может, вспомнила, как спрыгнув на ходу с грузовика и перевернувшись словно цирковой акробат в воздухе, лихой морячок с дерзкими глазами заявил ей: «Разрешите представиться? Константин!»
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 8