Предыдущая публикация
Ему прощалось всё!
Забавные истории из жизни баснописца Ивана Крылова.
В 1796 году бухарский правитель Маасум решил послать «в подарок и для удивления императрицы Екатерины» слона! Его отправили в Россию вместе с посольством, задачей которого было установить с ней дипломатические отношения. Слон вышел из Бухары в феврале 1796-го, а добрался до Петербурга только через полтора года. К сожалению, свой подарок императрица так и не увидела - к этому времени ее уже не было в живых. Около 3-х тысяч километров за год и восемь месяцев, по слякоти и бездорожью, сквозь снежные метели и моросящий дождь, по безлюдным просторам, по улицам русских городов…
Всю дорогу по России слона охраняла сотня казаков, но привлеченную невиданным зрелищем толпу было не разогнать: женщины визжали, мужики улюлюкали, мальчишки норовили схватить за хобот, а собаки, лая, цапали за ноги. Но слон шел невозмутимо и чинно, ни разу не сбившись со своего размеренного ритма, и только изредка вздымал хобот и трубил...
Тысячи людей видели это действо. Но только у одного по поводу увиденного родилась столь остроумная мысль, что бухарский слон навсегда остался в народной памяти. Это был Иван Крылов, который написал свою знаменитую басню «Слон и Моська», правда, через 11 лет после увиденного.
Когда Крылову рассказали, что животное уминает в день по сто пудов сена и овса, да еще и закусывает арбузами, он произнёс: «Родственная душа!». Уж что-что, а покушать плотненько писатель любил, и окружающие порой удивлялись, как такое количество пищи может поместиться в одного человека?!
Слыша чьи-нибудь жалобы на несварение желудка, Иван Андреевич удивлялся: «Несварение? А я вот своему желудку никогда не даю потачки. Чуть задурит, я наемся вдвое больше. И он уж там как хочет, так пусть и справляется».
Как-то Крылова пригласили «на макароны», то есть на обед в итальянском стиле. Он опоздал, явился только к третьему блюду. Хозяин встретил его шутливо: «А! Виноват! Вот же вам наказание!» — и Крылову подали бездонную тарелку макарон.
Иван Андреевич с видимым удовольствием её опустошил. «Это было штрафное блюдо, — объявил хозяин. — Ну а теперь начинайте обед по порядку, с супа».
Крылов так и поступил. Третьим блюдом оказалась точно такая же гора макарон — и баснописец ничуть не затруднился, съел всё. «Да что мне сделается? — добродушно смеялся он в ответ на восторги собравшихся. — Я, пожалуй, хоть теперь же готов еще раз провиниться и искупить вину столь приятным образом».
⠀
«Кажется, весь смысл, всё удовольствие жизни для Крылова заключается в еде», — удивлялся писатель Вересаев. Ничем Ивану Андреевичу нельзя было так угодить, как хорошенько угостив вкусными блюдами, и поклонники этим широко пользовались.
⠀
Покончив с обедом, Крылов снова погружался в кресло, поодаль от остальных, складывал руки на животе и замирал. Лицо его в это момент выражало довольство. «Он не спит и не дремлет! Он переваривает! Удав удавом!» — шептались вокруг. Насмешки эти, впрочем, были добродушны — Крылова все любили.
Однажды он все-таки заснул посреди оживленной гостиной, стал похрапывать, и три дамы, почитательницы его таланта, вывели Ивана Андреевича из этого неловкого положения, поочередно поцеловав. В память о столь приятном пробуждении Крылов сочинил оду «Три поцелуя» — в обществе её нашли «премилой».
⠀
Он был так очевидно талантлив, так самобытен, так по-медвежьи обаятелен, что ему прощали всё. Например, странную для светского человека манеру купаться в Лебяжьей канавке у Летнего сада (купальный сезон у Крылова начинался в апреле и заканчивался в середине ноября, так что иной раз приходилось собственным телом проламывать затянувший полынью лед). Прощали даже «непростительнейший из грехов» — неряшливость. За столом Иван Андреевич подвязывал себе салфетку под самый подбородок, но это не спасало, и по состоянию его жилета можно было с большой точностью угадать, что подавалось за столом.
Бывало, вместо носового платка этот чудак извлекал из кармана чей-то чепчик, прихваченный по рассеянности, а то и чулок. Однажды, собираясь на придворный маскарад, Иван Андреевич советовался с семьей Олениных, с которыми близко дружил, какой выбрать для этого случая костюм. Барышни Оленины смеялись: «Вы, Иван Андреевич, умойтесь потщательнее, наденьте чистый сюртук и рубашку, причешитесь, вот вас никто и не узнает!».
⠀
Когда Крылова в первый раз пригласили во дворец, на обед к императрице Марии Федоровне, тот же Оленин в последнюю минуту, уже на царской лестнице, догадался осмотреть его костюм:
— Всё ли на тебе в порядке, Иван Андреевич?
— Как же, Алексей Николаевич, неужто я пойду неряхой во дворец? Вот, на мне новый мундир.
— Ну так я и думал! А пуговицы-то!
Оказалось, пуговицы (продававшиеся в те времена завернутыми в кусочки тонкой бумаги) так и были пришиты горничной неразвернутыми, вместе с бумажками. Костюм был спасен, но Крылов всё равно не сумел удержаться в рамках этикета. Методично поглощал одно блюдо за другим, пока сосед по столу не шепнул: «Иван Андреевич, да пропусти хоть одно блюдо! Дай императрице попотчевать тебя!»
⠀
О том обеде у Крылова остались самые горестные воспоминания. «Убранство, сервировка — краса. А суп — зелень какая-то, морковки фестонами вырезаны, да всё так на мели и стоит, супу-то самого только лужица. А пирожки? Не больше грецкого ореха. Захватил я два, а камер-лакей уж удирать норовит. Попридержал я его за пуговицу и еще парочку снял. Добрались до индейки. Не плошай, думаю, Иван Андреевич, здесь мы отыграемся. Хотите верьте, хотите нет — подносят только ножки и крылушки... Взял я, значит, ножку, обглодал и положил на тарелку. Смотрю кругом: у всех по косточке на тарелке. Пустыня пустыней. И стало мне грустно, чуть слеза не прошибла. Царица-матушка печаль мою подметила и что-то главному лакею говорит и на меня указывает. Второй раз мне индейку поднесли. Так вот фунтик питательного и получил. А все кругом смотрят — завидуют. Вернулся я домой голодный. И, как назло, прислуге же не велел ужин готовить! Пришлось в ресторацию ехать. С тех пор, когда во дворце обедаю, меня всегда дома ужин ждет».
⠀
Но был такой случай (правда, единственный), когда Крылов сказал за столом, что у него нет аппетита. На том обеде собрались вольнодумцы и острословы, посыпались эпиграммы на высших сановников. Крылов, не доев даже супа, поднялся вдруг из-за стола: «Дурно мне что-то, голубчики. Заглянул по дороге сюда в трактир, заказал пять десятков устриц, да, видно, не рассчитал своих сил». Взял извозчика да и уехал домой. Друзья, пораженные таким известием, кинулись к нему справиться о здоровье: — Вчера вам было дурно, Иван Андреевич?
— Да, знаете ли...
— А может, вам просто разговор застольный не понравился?
— Да, не понравился. Ведь могут подумать: Крылов там был, стало быть, разделяет сей образ мыслей.
⠀
Осторожностью Иван Андреевич обладал не менее удивительной, чем аппетитом. Во всяком случае, с некоторых пор, ведь в молодости ему доводилось вести себя неосторожно.
Уже живя в Петербурге, и пробуя себя в разных жанрах писательства, он взялся издавать журналы — но их, один за другим, закрывала цензура. Одно из крыловских изданий называлось «Почта духов». Идея была весьма оригинальна: некий верховный волшебник Маликульмульк переписывается с водяными, гномами и прочей нечистью. Это была меткая и очень смешная сатира на петербуржские нравы, чиновников и даже порой на саму государыню. В конце концов журналы Крылова Екатерине II надоели. И она изъявила желание познакомиться с издателем!
⠀
Когда Крылов и его компаньон прибыли к императрице, та любезно предложила им отправиться на заграничную учебу. Пообещала даже дать денег на дорогу.. Это было очень щедро с ее стороны, особенно с учетом того, что Радищев уже сидел в сибирском остроге, а издатель Новиков — в Шлиссельбургской крепости.
Компаньон Крылова не стал рисковать, написал императрице благодарственную оду, взял деньги да уехал за границу от греха подальше.
Иван Крылов тоже уехал. Но не за границу, а в провинцию, и денег царских не взял.
Что он делал следующие 7 лет, неизвестно. Говорили, что ездил по ярмаркам, играл в карты, да не просто играл, а выигрывал крупные суммы, и вроде бы, не совсем чисто. В какой-то момент Крылова в качестве домашнего секретаря приютил у себя князь Голицын. Князь пользовался покровительством Екатерины II, а после ее смерти и воцарения Павла I попал в немилость, поэтому жил в уединении в своём поместье под Киевом.
В 1801 году императором стал Александр, очень любивший свою бабушку, а значит, и всех ее протеже: так Голицын снова был приближен - его назначили генерал-губернатором в Ригу. Крылову при нём досталось место правителя канцелярии, но в Риге он не усидел и снова куда-то исчез еще на пару лет. В Петербурге Иван Андреевич объявился только в 1808 году и на рожон больше не лез. Журналы издавать не порывался. Зато… начал писать басни.
⠀
Басни в России писали и до Крылова, а вернее, переводили из Лафонтена или Эзопа. Например, популярна была такая басня Тредиаковского:
«Негде Ворону унесть сыра часть случилось; На дерево с тем взлетел, кое полюбилось. Оного Лисице захотелось вот поесть; Для того, домочься б, вздумала такую лесть: Воронову красоту, перья цвет почтивши, И его вещбу еще также похваливши…»
Тот же самый сюжет, что и в крыловской «Вороне и Лисице». Но, что называется, почувствуйте разницу! Иван Андреевич написал свой вариант, звучавший уже совершенно по-русски, в 1807 году, когда Пушкину (общепризнанному создателю современного литературного русского языка) было всего 8 лет!
⠀
Популярность Крылова была невероятной! 77 тысяч экземпляров сборников крыловских басен вышло только при его жизни. Томик Крылова неизменно лежал у Амвросия Оптинского, и преподобный старец, давая советы людям, часто начинал с чтения подходящей басни. Крылова узнавали на улице даже неграмотные крестьяне - его басни заучивали наизусть. Крылова очень ценила императрица Мария Федоровна, а в доме у великого князя Михаила Павловича Иван Андреевич вообще считался своим человеком.
Его судьба сложилась благополучно: Крылов служил и рос в чинах. Его должность библиотекаря в Публичной библиотеке была весьма почетной и позволила со временем дослужиться до статского советника (такой чин имели, например, вице-губернаторы). Он получал весьма большое жалованье и еще пенсию от Кабинета его императорского величества. При этом жил так, как сам считал удобным. Никогда даже не пытался жениться. Один из лучших друзей писал о нем: «Не замечено в нем каких-либо душевных томлений, он всегда покоен. Не имея семейства, родственных забот и обязанностей, не знал он ни раздирающих душу страданий, ни упоительных восторгов счастья».
По утрам и вечерам Крылов сидел или лежал у себя дома на диване в изношенном халате. Над диваном висела картина в тяжелой раме и с каждым годом всё больше кренилась набок. «Гвозди непрочны, картина ваша упадет и убьет вас», — предостерегали Крылова. «Нет-с, — отвечал он. — Если даже упадет, угол рамы опишет вот такую вот косвенную линию и минует таким образом мою голову». Ему не лень было сделать математический расчет, зато он ленился следить за хозяйством. В один прекрасный день Крылов обратил внимание, что пирожки, которые ему испекла кухарка, имеют странный привкус. Сходил на кухню, заглянул в посуду, где замешивалось тесто - медные стенки оказались сплошь в ядовитой зелени. Иван Андреевич вздохнул да и пошел доедать пирожки, рассудив: «Я ведь уже съел два. А, чтобы отравиться, нет разницы — два или десять!»
Однажды, впрочем, Иван Андреевич задумал привести свою большую квартиру в порядок. Купил английский ковер на пол, новую мебель из красного дерева, фарфоровые и хрустальные сервизы, кадки с лимонными и лавровыми деревьями… «Всё вместе стоило мне более десяти тысяч!» — хвастался знакомым Крылов и в доказательство демонстрировал расходную книгу. А через месяц фарфор и хрусталь были побиты горничной, на щегольской мебели покоились кучки золы и сигарные окурки, деревья, которые никто не поливал, завяли, а что касается ковра, то с ним Крылов расправился самым оригинальным образом... увлекшись кормежкой голубей. Выходить для этого на улицу он ленился, поэтому просто сыпал на пол овёс и открывал окно.
⠀
Под старость Крылов обзавелся-таки семьей. Нет, он не женился, просто поселил у себя одну из многочисленных своих крестниц с мужем и детьми, взял на себя их содержание, сам учил детей. Войдя во вкус этих тихих радостей, он совсем было сделался домоседом. Но тут Крылова стали одолевать приливы крови к голове, совершенно естественные при его тучности и малоподвижном образе жизни (купания в канале были давно оставлены).
А вскоре он пережил один за другим два удара, и доктора предрекали, что третьего Крылов не перенесет. Посадили его на строгую диету, велели много гулять...
Невиданное доселе это было зрелище: известный баснописец собственной персоной на пешей прогулке! Купцы в лавках поначалу зазывали было его к себе. Но Крылов остроумно отучил их от докучливости. «Ну показывайте, что у вас хорошего? А лучше есть? А дороже? А еще дороже? Ну а самое лучшее и дорогое?» Он заставлял переворошить всю лавку, перевернуть весь товар и потом говорил: «Благодарствуйте! У вас много прекрасных вещей! Но прощайте!» — «Как, сударь, да разве вам не угодно что-то купить?» — «Вам следовало бы, голубчик, поинтересоваться этим раньше, до того как вы силой затащили меня сюда». Очень скоро купцы оставили его в покое.
⠀
Крылов, когда хотел, был замечательно остроумен не только в своих баснях. Его хлесткие экспромты передавались из уст в уста. Как-то раз ему в след пошутили студенты: «Смотрите, какая туча идет!» — «А лягушки квакают», — отреагировал Иван Андреевич. В другой раз некий неделикатный господин, заметив, с какой тоской Крылов смотрит на недоступные ему теперь разносолы, позволил себе сострить: «Господа! Посмотрите, как разгорелся Иван Андреевич! Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть!» Последняя фраза была цитатой из «Волка на псарне». Иван Андреевич за словом в карман не полез: «За себя не беспокойтесь, мне свинина запрещена».
⠀
В 1841 году Крылов почувствовал себя совсем больным и оставил службу.
Басен к тому времени он уже 6 лет как не писал. А впрочем, Иван Андреевич стал охладевать к сочинительству много раньше, еще в 1824-м. Просто ему передали слова императора Александра: «Мы всегда готовы Крылову вспомоществовать, если только он будет продолжать хорошо писать». Крылов заподозрил в этом «хорошо писать» некий намек и замолчал на 3 года. Да и потом публиковал куда меньше, чем раньше: по одной-две басни в год. Последнюю из них — «Вельможа» — он сочинил в 1835 году, прочел императору — теперь уже Николаю — на маскараде в Аничковом дворце. Реакция царя, видно, снова показалась Ивану Андреевичу подозрительной, и он умолк насовсем…
Перестав писать новые басни, Крылов принялся совершенствовать старые. Случалось, просиживал за письменным столом по 16 часов. Готовил очередное издание — 197 лучших басен из тех 205, что он за всю жизнь сочинил. Забракованы были только 8!
⠀
Холодной осенью 1844 года Крылов по своему обыкновению распахнул окно, чтобы впустить в комнату голубей. И заработал пневмонию. Она и убила Ивана Андреевича в какие-то три дня. Он, впрочем, успел распустить слух, что болезнь его произошла от того, что он в обед переел рябчиков.
Интересно, что со временем версия смерти от заворота кишок несколько видоизменилась. Легенда гласит, что Крылов умер, переев блинов на Масленицу. И хотя дело было в ноябре, эта «масленичная» легенда очень распространена.
Перед самой кончиной Иван Андреевич вспомнил о своем сборнике, который вот-вот должен был выйти из типографии. Поручил душеприказчикам отправить по экземпляру всем знакомым. И так совпало, что книжки с надписью, очерченной траурной каймою «На память об Иване Андреевиче, по его желанию», были разосланы вместе с приглашением на его похороны. Многие тогда плакали, получив такой прощальный знак внимания.
Следующая публикация
Комментарии 39
Хорошую статью
И. А. Крылов. Басни. Книга седьмая
VII
СВИНЬЯ ПОД ДУБОМ
Свинья под Дубом вековым
Наелась жолудей до-сыта, до-отвала;
Наевшись, выспалась под ним;
Потом, глаза продравши, встала
И рылом подрывать у Дуба корни стала.
«Ведь это дереву вредит»,
Ей с Дубу во́рон говорит:
«Коль корни обнажишь, оно засохнуть может». —
«Пусть сохнет», говорит Свинья:
«Ничуть меня то не тревожит;
В нем проку мало вижу я;
Хоть век его не будь, ничуть не пожалею;
Лишь были б жолуди: ведь я от них жирею». —
«Неблагодарная!» примолвил Дуб ей тут:
«Когда бы вверх могла поднять ты рыло,
Тебе бы видно было,
Что эти жолуди на мне растут».
Невежда также в ослепленье
Бранит науки и ученье,
И все ученые труды,
Не чувствуя, что он вкушает их плоды
Басни любимые с детства и на всю жизнь. Афоризмы актуальны и поныне.
- Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдёт.
- У сильного всегда бессильный виноват.
- А Васька слушает да ест...
Спасибо. Интересная статья