Предыдущая публикация
«Вот и похороны.
Смотрю на это обожаемое лицо, которое столько целовал — и чувствую, будто меня везут на эшафот. И мне кажется, что я в первый раз вижу похороны и в первый раз понимаю, что такое смерть. Мы плетёмся по ухабистому снегу, проваливаясь.
Прекрасное место под тремя соснами выбрал я для неё и для себя, здесь я пережил всю казнь — и забивание гроба гвоздями, и стуки мерзлой земли по гробу и медленную — ужасно медленную работу лопат.
Не помню, как вернулся домой... Никогда ещё так ясно не представлялась мне хрупкость понятий "моё", "твоё". К своим вещам М. Б. была по-детски ревнива, и мне даже странно, что я могу взять её чемодан, или открыть её столик и что в её комнате сейчас ночует Катя и неизвестная М. Б. Елена Бианки. Странно, что я могу переставлять в её комнате вещи — странно и страшно.
И как остро ощущаешь те перемены, которые происходят в мире без неё. Когда теряешь друга и спутника всей твоей жизни, начинаешь с изумлением думать о себе — впервые задаёшься вопросом: "Кто же я таков?" — и приходишь к очень неутешительным выводам.
И ещё одно: когда умирает жена, с которой прожил полвека, вдруг забываются последние годы, и она возникает перед тобою во всем цвету молодости, женственности — невестой, молодой матерью, забываются седые волосы.
И видишь, какая чепуха— время, какая это бессильная чушь».
Из дневника Корнея Чуковского
Следующая публикация
Комментарии 153