Вполне серьёзно. Виктор Гюго жил и писал в 19 веке. Его романы " Отверженные ", " Собор Парижской Богоматери ", "Человек, который смеëтся" совсем о другом счастье, а точнее несчастьях. Но и о счастье тоже. Язык произведений сложен. Особенно сложно читать "Человека, который смеётся". В детстве у меня была книжка " Козетта " о маленькой несчастной девочке. Козетта - это одна из отверженных (героиня романа "Отверженные". Я читала её и плакала. К счастью, история маленькой девочки закончилась хорошо. Вообще роман " Отверженные" читается очень тяжело Фраза, авторство которой приписывают Гюго, это из нашего обывательского представления о счастье. Великим писателем тут и не пахнет. Счастье Гуинплена из "Человека, который смеëтся", заключалось в том, что его любила красивая девушка Дея, дочь человека, который спас ему, изуродованному компрачикосами, жизнь, когда тот был ещё младенцем. Дея была слепа от рождения и...ЕщёВполне серьёзно. Виктор Гюго жил и писал в 19 веке. Его романы " Отверженные ", " Собор Парижской Богоматери ", "Человек, который смеëтся" совсем о другом счастье, а точнее несчастьях. Но и о счастье тоже. Язык произведений сложен. Особенно сложно читать "Человека, который смеётся". В детстве у меня была книжка " Козетта " о маленькой несчастной девочке. Козетта - это одна из отверженных (героиня романа "Отверженные". Я читала её и плакала. К счастью, история маленькой девочки закончилась хорошо. Вообще роман " Отверженные" читается очень тяжело Фраза, авторство которой приписывают Гюго, это из нашего обывательского представления о счастье. Великим писателем тут и не пахнет. Счастье Гуинплена из "Человека, который смеëтся", заключалось в том, что его любила красивая девушка Дея, дочь человека, который спас ему, изуродованному компрачикосами, жизнь, когда тот был ещё младенцем. Дея была слепа от рождения и не видела его уродства. Она любила его сердцем. И Гуинплен всём сердцем любил её. Но это печальная история. В конце романа выясняется, что Гуинплен лорд. Он уходит и обещает вернуться. А когда возвращается, не сумев прижиться во дворце ( это была не его жизнь), Дэя умирает. Она долго ждала его. Гуинплен застаёт её ещё живой. Но оба они умирают.
Я нашла и скопировала для Вас сцену прощания: ...– Прощай! – прошептала она. – Сжалься! – повторил Гуинплен. И прильнул губами к прекрасным холодеющим рукам Деи. Одно мгновение она, казалось, уже не дышала. Вдруг она приподнялась на локтях, глаза ее вспыхнули ярким блеском, и на лице появилась неизъяснимая улыбка. Ее голос обрел неожиданную звонкость. – Свет! – вскрикнула она. – Я вижу! И, упав навзничь, она вся вытянулась и застыла на тюфяке. Бедный старик, словно раздавленный тяжестью отчаяния, припал лысой головой к ногам Деи и, рыдая, зарылся лицом в складки ее одежды. Он лишился сознания. Гуинплен был страшен. Он вскочил на ноги, поднял голову и стал пристально всматриваться в расстилавшееся перед ним бескрайнее черное небо. Потом, никому не видимый, – разве только некоему незримому существу, присутствовавшему в этом мраке, – он простер руки кверху и сказал: – Иду! Он пошел по палубе шхуны, направляясь к ее борту, точно притягиваемый каким то видением. В нескольких шагах от него р...ЕщёЯ нашла и скопировала для Вас сцену прощания: ...– Прощай! – прошептала она. – Сжалься! – повторил Гуинплен. И прильнул губами к прекрасным холодеющим рукам Деи. Одно мгновение она, казалось, уже не дышала. Вдруг она приподнялась на локтях, глаза ее вспыхнули ярким блеском, и на лице появилась неизъяснимая улыбка. Ее голос обрел неожиданную звонкость. – Свет! – вскрикнула она. – Я вижу! И, упав навзничь, она вся вытянулась и застыла на тюфяке. Бедный старик, словно раздавленный тяжестью отчаяния, припал лысой головой к ногам Деи и, рыдая, зарылся лицом в складки ее одежды. Он лишился сознания. Гуинплен был страшен. Он вскочил на ноги, поднял голову и стал пристально всматриваться в расстилавшееся перед ним бескрайнее черное небо. Потом, никому не видимый, – разве только некоему незримому существу, присутствовавшему в этом мраке, – он простер руки кверху и сказал: – Иду! Он пошел по палубе шхуны, направляясь к ее борту, точно притягиваемый каким то видением. В нескольких шагах от него расстилалась бездна. Он двигался медленно, не глядя себе под ноги. Лицо его было озарено улыбкой, которая была у Деи перед смертью. Он шел прямо, словно видя что то перед собой. В глазах у него светился как бы отблеск души, парящей вдалеке. Он крикнул: – Да! С каждым шагом он приближался к борту. Он шел решительно, простирая кверху руки, с запрокинутой назад головой, пристально всматриваясь в одну точку, двигаясь, словно призрак. Он не спешил, не колебался, ступая твердо и неуклонно, как будто перед ним была не зияющая пропасть, не отверстая могила. Он шептал: – Будь спокойна, я иду за тобою. Я хорошо вижу знак, который ты подаешь мне. Он не сводил глаз с одной точки на небе, в самом зените. Он улыбался. Небо было совершенно черно, звезд не было, но он, несомненно, видел какую то звезду. Он пересек палубу. Еще несколько решительных роковых шагов, и он очутился на самом ее краю. – Я иду, – сказал он. – Вот и я, Дея! И продолжал идти. Палуба была без борта. Перед ним чернела пропасть. Он занес над ней ногу. И упал. Ночь была непроглядно темная, место глубокое. Вода поглотила его. Это было безмолвное исчезновение во мраке. Никто ничего не видел и не слышал. Судно продолжало плыть вперед, река по прежнему катила свои волны. Немного спустя шхуна вышла в океан. Когда Урсус очнулся, Гуинплена уже не было. Он увидал только Гомо, стоявшего на самом краю палубы, глядя на море, волк жалобно выл в темноте.
Спасибо. Но причем тут Контантин Хабенский? Или Вы имеете в виду, что в интернете люди не обязываю себя четко следовать исторической правде, когда публикуют цитаты? Любые слова, часто вырванные из контекста, приписывают кому угодно... Понимают, что проверить их трудно.
Я рекомендую Вам прочитать "Козетту", если Вы её, конечно, не читали. Этот (не буду говорить какой) пост напомнил мне детство и эту девочку совсем из другого мира. Я обязательно перечитаю здесь, в интернете. Жаль, что книги нет. Нельзя полистать страницы. Да и вообще я люблю запах книг. Даже не вспомню теперь, куда она подевалась, и можно ли купить сейчас. Тогда мне её купила мама.
Боже! Какое невежество! Стыдно, сударыня, очень стыдно... Действительно, "слямзил", то есть через почти два века... 21-й век у 19-го... Слямзил, и на этом образование закончилось. Приехали, как говорят...
Да, да. Именно это я и имею ввиду. Очень модно стало приписывать цитаты Константину Хабенскому. Не знаю, сам то он в курсе того, "что сказал"? Вот я и пошутила. Но когда замахиваются на таких классиков, тут и проверять не надо. Если много читаешь, знаешь "почерк" каждого. А чаще всего предполагаешь из какого произведения, потом ищешь.
Спасибо. Я неплохо знаю творчество Виктора Гюго; а сейчас, вчитавшись в смысл цитаты, поняла, что Вы правы. Расхожий современный слэнг, и просто приписывание Гюго того, что он не писал. Даже если собрать и перечитать всё изданное у нас наследие Гюго от разных переводчиков, вряд ли найдешь у них эту цитату. Это как Чехову приписывают то, чего он не говорил; как Шопену приписывают то, чего он не сочинял... Интернетный цитатник -- это тО ещё творчество современных блогеров, не читавших ничего из хорошей литературы.
Именно так: слэнг! А бедному Шопену достаётся) Впрочем, Шопен то как раз и не бедный. Бедные те, кто современную инструментальную музыку от классической отличить не могут. Даже не так. Бедные те, кто не разбираясь в музыке, демонстрируют знания в этой области и вводят в заблуждение остальных. А не разбираться в музыке - это не беда и не стыдно вовсе. Каждый выбирает для себя, как писал Левитанский, как поёт Никитин. Светлана, благодарю Вас за общение. Неплохо поговорили)
Комментарии 54
Фраза, авторство которой приписывают Гюго, это из нашего обывательского представления о счастье. Великим писателем тут и не пахнет.
Счастье Гуинплена из "Человека, который смеëтся", заключалось в том, что его любила красивая девушка Дея, дочь человека, который спас ему, изуродованному компрачикосами, жизнь, когда тот был ещё младенцем. Дея была слепа от рождения и...ЕщёВполне серьёзно. Виктор Гюго жил и писал в 19 веке. Его романы " Отверженные ", " Собор Парижской Богоматери ", "Человек, который смеëтся" совсем о другом счастье, а точнее несчастьях. Но и о счастье тоже. Язык произведений сложен. Особенно сложно читать "Человека, который смеётся". В детстве у меня была книжка " Козетта " о маленькой несчастной девочке. Козетта - это одна из отверженных (героиня романа "Отверженные"
Фраза, авторство которой приписывают Гюго, это из нашего обывательского представления о счастье. Великим писателем тут и не пахнет.
Счастье Гуинплена из "Человека, который смеëтся", заключалось в том, что его любила красивая девушка Дея, дочь человека, который спас ему, изуродованному компрачикосами, жизнь, когда тот был ещё младенцем. Дея была слепа от рождения и не видела его уродства. Она любила его сердцем. И Гуинплен всём сердцем любил её. Но это печальная история. В конце романа выясняется, что Гуинплен лорд. Он уходит и обещает вернуться. А когда возвращается, не сумев прижиться во дворце ( это была не его жизнь), Дэя умирает. Она долго ждала его. Гуинплен застаёт её ещё живой. Но оба они умирают.
...– Прощай! – прошептала она. – Сжалься! – повторил Гуинплен. И прильнул губами к прекрасным холодеющим рукам Деи. Одно мгновение она, казалось, уже не дышала. Вдруг она приподнялась на локтях, глаза ее вспыхнули ярким блеском, и на лице появилась неизъяснимая улыбка. Ее голос обрел неожиданную звонкость. – Свет! – вскрикнула она. – Я вижу! И, упав навзничь, она вся вытянулась и застыла на тюфяке. Бедный старик, словно раздавленный тяжестью отчаяния, припал лысой головой к ногам Деи и, рыдая, зарылся лицом в складки ее одежды. Он лишился сознания. Гуинплен был страшен. Он вскочил на ноги, поднял голову и стал пристально всматриваться в расстилавшееся перед ним бескрайнее черное небо. Потом, никому не видимый, – разве только некоему незримому существу, присутствовавшему в этом мраке, – он простер руки кверху и сказал: – Иду! Он пошел по палубе шхуны, направляясь к ее борту, точно притягиваемый каким то видением. В нескольких шагах от него р...ЕщёЯ нашла и скопировала для Вас сцену прощания:
...– Прощай! – прошептала она. – Сжалься! – повторил Гуинплен. И прильнул губами к прекрасным холодеющим рукам Деи. Одно мгновение она, казалось, уже не дышала. Вдруг она приподнялась на локтях, глаза ее вспыхнули ярким блеском, и на лице появилась неизъяснимая улыбка. Ее голос обрел неожиданную звонкость. – Свет! – вскрикнула она. – Я вижу! И, упав навзничь, она вся вытянулась и застыла на тюфяке. Бедный старик, словно раздавленный тяжестью отчаяния, припал лысой головой к ногам Деи и, рыдая, зарылся лицом в складки ее одежды. Он лишился сознания. Гуинплен был страшен. Он вскочил на ноги, поднял голову и стал пристально всматриваться в расстилавшееся перед ним бескрайнее черное небо. Потом, никому не видимый, – разве только некоему незримому существу, присутствовавшему в этом мраке, – он простер руки кверху и сказал: – Иду! Он пошел по палубе шхуны, направляясь к ее борту, точно притягиваемый каким то видением. В нескольких шагах от него расстилалась бездна. Он двигался медленно, не глядя себе под ноги. Лицо его было озарено улыбкой, которая была у Деи перед смертью. Он шел прямо, словно видя что то перед собой. В глазах у него светился как бы отблеск души, парящей вдалеке. Он крикнул: – Да! С каждым шагом он приближался к борту. Он шел решительно, простирая кверху руки, с запрокинутой назад головой, пристально всматриваясь в одну точку, двигаясь, словно призрак. Он не спешил, не колебался, ступая твердо и неуклонно, как будто перед ним была не зияющая пропасть, не отверстая могила. Он шептал: – Будь спокойна, я иду за тобою. Я хорошо вижу знак, который ты подаешь мне. Он не сводил глаз с одной точки на небе, в самом зените. Он улыбался. Небо было совершенно черно, звезд не было, но он, несомненно, видел какую то звезду. Он пересек палубу. Еще несколько решительных роковых шагов, и он очутился на самом ее краю. – Я иду, – сказал он. – Вот и я, Дея! И продолжал идти. Палуба была без борта. Перед ним чернела пропасть. Он занес над ней ногу. И упал. Ночь была непроглядно темная, место глубокое. Вода поглотила его. Это было безмолвное исчезновение во мраке. Никто ничего не видел и не слышал. Судно продолжало плыть вперед, река по прежнему катила свои волны. Немного спустя шхуна вышла в океан. Когда Урсус очнулся, Гуинплена уже не было. Он увидал только Гомо, стоявшего на самом краю палубы, глядя на море, волк жалобно выл в темноте.
Но причем тут
Контантин Хабенский? Или Вы имеете в виду, что в интернете люди не обязываю себя четко следовать исторической правде, когда публикуют цитаты? Любые слова, часто вырванные из контекста, приписывают кому угодно... Понимают, что проверить их трудно.
Интернетный цитатник -- это тО ещё творчество современных блогеров, не читавших ничего из хорошей литературы.
А бедному Шопену достаётся) Впрочем, Шопен то как раз и не бедный. Бедные те, кто современную инструментальную музыку от классической отличить не могут. Даже не так. Бедные те, кто не разбираясь в музыке, демонстрируют знания в этой области и вводят в заблуждение остальных. А не разбираться в музыке - это не беда и не стыдно вовсе. Каждый выбирает для себя, как писал Левитанский, как поёт Никитин.
Светлана, благодарю Вас за общение. Неплохо поговорили)