Жизненные истории

-Раздевайси, ково стоишь, - бросила старшей,наклонилась над маленькой, покрутила её туда - сюда, развязала негнущимися пальцами узел на затянутой крест - накрест шалёшке. Она бросила взгляд на ту, что постарше, лет . Худющая, кожа да кости, волосы обрезаны по шею, в волосах гребёнка, не ладно это, девка без косы. Тонкие руки и ноги, шейка словно былинка, того и гляди от ветра переломится, глаза огромные, губы сжаты, стоит, держит в руках ветхое пальтишко и не знает куда притулить его. -Тыды клади, проходи в горницу, - Варвара сама тем временем продолжала распутывать узел на маленькой, видно уже сопревшей от жары девчонки. Старшая девочка медленно шагнула куда показали, чисто и звенящая тишина. Вот что бросилось ей в глаза. На окнах занавесочки, белые с белыми же кружавчиками, связанными в ручную. В углу портрет каких -то мужчины и женщины, сидят склонив друг к другу головы, немного натянуто улыбаются,дальше на стене много фотографий под стеклом, круглый стол с вышитой скатёркой, диван с маленькими подушечками, на стене часы, тик- так...только они и нарушают тишину, тик- так. Варвара меж тем раздевала младшую девчонку, сняла шубку, шапку, батттюшки... - Парнишка, что ль? Тя как зовут? -Мамка Еголуфкой звала, Настюфка Еголкой, а злая бабуска- Еголкой -палазитом. -Господи...Иди, беги туды, к сестре...Мишааа, Мишаааа. Варвара выскочила раздетая в сени, там сын ворочал, складывал какие -то мешки, коробки, посмотрел на мать, сдвинув лоб. -Мишка, ты иде дитёв взял, ирод? -Мои, - бросил коротко. -Ково? Какие твои, ты что? У тя бабы -то отродясь не бывало, откель оне у тебя возьмутси?Ты што, лешак, дитёв украл? ооой, Мишкаааа, тебя же посодююють, кому я нужна будуууу, на старости лет, уууу. -В дом иди,- буркнул. Варвара зашла в дом, тяжело опустилась на стул. Кроме Мишки у неё и не было никого. Степана мужа, да троих сынов отобрала война проклятущая. Мишку не взяли тогда на фронт, маленький был, четырнадцати не было, да не разговаривал он долго, думали немтырь. А он заговорил, к восьми-то годам, ну как заговорил, скажет слово и молчит. В интернате вот до тринадцати лет учился, а потом война, будь она неладна... Варвара заплакала, она всегда плачеи, когда вспоминает Степана и сыновей старших Макарушка, Фёдор и Илья... Михаил вырос, пошёл в лесничество работать, как раз по нему, работа -то...Варвара уже успокоилась, поняла что внучат так и не понянькать ей. -Ты ба хучь каку бабёшку завалящуся подыскал ба, Мишка, а то ить не станеть меня, хто тебе будеть щи варить, да рубахи штопать? Сын молчал, отмахивался и уходил в себя. Раза два в месяц, Михаил уезжал в город, запасался там продуктами, привозил для матери всякую всячину, разные штучки для рукоделия, нитки, крючки, тряпочки, а ещё книги, много читал Михаил, Варвара же была неграмотная. Она бы хотела послушать, что там в этих книжках пишут, да Мишка всё отмахивался, а тут гляди -ка, чё удумал -то, дитёв где -то взял... Ребятишки сидели тихонечко на краешке стула вдвоём. Варвара встала, пошла в горницу. - Исти поди хотите? Дети молчали. - Идёмтя, покормлю вас. Варвара вдруг засуетилась, засновала, как челнок, от печи к столу. Михаил зашёл в дом, когда дети ели, словно синички, думает старуха, голодовали что ли. -Вы ешьте, ешьте, молочка можеть? На-ко, молочка -то, на - кося, пей, от так. Михаил глянул одобрительно, вымыл свои большие ручищи в рукомойнике, вытер поданным матерью льняным полотенцем, сел за стол. Старуха засуетилась, подавая ему еду. Девочка встала и начала помогать, вот те раз. Потом спросила тоненьким голоском, где помыть посуду, быстро вымыла чашки, хоть старуха и была против, но осела под тяжёлым взглядом сына. Кое - как добилась от того молчуна, что это брат с сестрой, девочка Настя, а мальчик Егорка. -А матерь иде у них, Мишка? -Помёрла, - бросил отрывисто, - их в детский дом хотели, а я забрал. -Ты то как туды попал? -Они мои...дети. -Ково? Ты чего, анчутка, откудава у тебя дети, - начала говорить Варвара и тут же осеклась, под тяжёлым взглядом сына. Так и зажили, Михаил возил Настю в село, в школу, как едет на работу,в лес, так сначала Настёну завезёт, а потом уже к себе, к зверям. Живут они на краю леса, а вся деревня там, впереди. Остаются Варвара с Егорушкой, да у него мало что вызнаешь, а девчонка всё молчит, как и Мишаня... Но однажды, сын привёз из города отрезы, много отрезов. - Платье себе пошей, - бросил девочке. Та радостная схватила красивый, парчовый отрез. Но, Варвара забрала и убрала в сундук. -Пошила платье?- спросил через неделю Михаил. Девчонка мотнула головой. Михаил вопросительно глянул на мать. - Прибрала я, Миша, ну ково, дитя ишшо, изрежет таку красоту. -Отдай...это матери её, отдай. Михаил вытащил машинку швейную, Варвара всплеснула руками, девчушка увидев машинку, заплакала. - Чавой-то она? Миша пожал плечами. Настя плакала, закрыв личико худенькими ручками. -Чавой -то ты?- спросила старуха, остановившись около девочки. -Это...это...мамина машинка. А потом, потом вытерла слёзы и как начала шить, да так у неё ловко получалось всё. Покопалась в мешке с лоскутами, пошила прихватки весёлые, передники, салфетки какие-то, коврики. Рукодельница. По дому всё помогает, оттаивать стала девчонка, мальчик от Варвары не отходит, бабушкой зовёт, а у той на душе радостно отчего-то. -Мишка, а ну как дитёв у нас заберуть? -Это отчего? Они мои. -Ну откудава твои, бирюк ты чёртов, ну ладно пацан, а девчонка? - Мои...дети они, - сказал и отвернулся, - не заберут, у меня бумаги. Не хочет Михаил ничего рассказывать, познакомился он однажды с Клавой, портниха она была, хорошая, да судьба злая. Настёнка у неё была, а потом и Егорку родила кто его знает, сказала, что его, Михаила парнишка -то. Он и прикипел к той Клавдии, а она...заболела и вот...не стало её, детей отвоевал, помогли, хорошие люди помогли, на охоту приезжают, просто отдохнуть, вот и помогли детей оформить. Тоскует по Клавдии Михаил, она одна его полюбила и пожалела...Спасибо ей за детей, обещал вырастить и в люди вывести. Слово своё сдержит, детей не бросит, отвела ему судьба кусочек счастья. -Внуки твои, - бросил матери, - хотела ты. Вот, документы. А она читать-то не умеет. Видала куда положил, позвала девчонку. - Настёна, а ну -ка, подсоби, што тут написано? Читает девочка, губки шевелятся, лицо краснеет и бледнеет, подняла глазёнки на Клавдию. -Бабушка...мы...мы... -Што тама? Ну? -Папка...Михаил Степанович, он...папка наш, вот тут, в документах написано. -Да ты штооо? И нихто не заберёть теперь вас у нас? -Не заберут, - плачет девчонка, видно тоже боялась этого. -Детушки родимые, внучаточки мои, родненькие, идите к бабушке, мои красуленьки, родименькие. Плачут бабушка с Настею, обнял их Егорка и тоже ревёт. Михаил зашёл, понять не может ничего. -Чччто сслуччилось? -Миша, Мишаня, так наши, детки -то? Наши? Мои, внучаточки, родненькие? -А то? Сказал же. Выучил детей Михаил. Варвара отогрелась, уж как любила своих родненьких. Настенька по вечерам книжки ей читала, любила бабушка разные сказки, да истории слушать. Выучилась на учителя Настя, а следом Егорка, тот на егеря, как отец. Настя в селе осталась, замуж вышла. Отца своего любила и до последнего вздоха за ним ухаживала. Егорка понятное дело, рядом с отцом был, тоже до последнего вздоха. -Там, дочка...документы...мать оставила...тебе. Разбирает документы анастасия Михайловна, архивы отцовы, писал он дневники. Говорить ему тяжело было, а писать в самый раз. С самого детства писал разные истории, то жизнь свою описывал, то какую - нибудь птичку найдёт и следит за ней. Встречу с матерью детей описал. Как же он всё тонко подмечал, удивляется Настя, какой же светлый человек всё - таки был, папа... Нашла и письмо своей матери к ней, к Насте. Милая моя доченька, - писала мать, - я знаю, что уже ничего не вернуть назад, что сделано не воротишь. Я просила Михаила, он не бросит вас, он очень хороший человек. Егорку ему я родила, в благодарность мою, за то что отнёсся к нам с тобой, по - человечески. Сама я, без рола, без племени, не знаю, где мои родители и кто они, отец твой, Белоконь Степан Фролович, такой же был, по плохой дорожке пошёл, а я сбежала от него, с тобой маленькой на руках. Скитались, а потом вот...Мишу встретила, так он тебе за папку. Здоровье моё подорвано, ты проживи жизнь хорошую Настенька, чтобы не стыдно было... Не бросай Егорку, за Мишу держись... Люблю вас, обнимаю, ваша мама. Проплакала Настя над теми бумагами всю ночь. Как бы была покрепче здоровьем мама, жили бы с папкой, душа в душу и бабушке бы мама понравилась... Семья у Насти хорошая, муж не пьющий, работящий, дети взрослые, умные, очень дедушку любили. У Егора жена хохотушка -болтушка, но не попусту, хорошая, самостоятельная. Егор -то в основном молчит и улыбается, весь в отца. Детей тоже вырастили, внуков ждут. Иногда Настя, Анастасия Михайловна, достаёт пухлые записи отца и читает, отобрала некоторые рассказы про лес, про повадки животных и отправило в издательство, а там заинтересовались, книжку выпустили, отцу в память... В школьной библиотеки есть книжка Миши - немтыря, Михаила Степановича Иванова, не героя, не писателя, а просто замечательного человека. Внуки и правнуки гордятся своим дедом, для них он герой. ( Автор Мавридика д.)

У нее был “зоркий” глаз, она все хорошо видела издалека и решила попробовать себя в снайперском деле. На учениях она была одной из лучших , и вот уже в ноябре 1941 года она была под Москвой. Она многое повидала за три года службы, училась выживать не только среди врагов, но и среди своих. Женщин было мало и Танюша часто просыпалась по ночам от того, что чувствовала на себе чьи-то руки, отмахивалась, порой жестким ударом кулака отправляла изумленного и хмельного обидчика в угол. Ругалась с сослуживцами, но в душе их понимала – трудно быть без женщины столько времени. Но и становиться объектом их внимания она не хотела. В начале 1944 года командир Савелий Игнатьевич подошел тихонько к Татьяне и заявил: – Ничего не могу поделать с ними. Строгий запрет поставил, а все равно к вам лезут. Вчера Настя в слезах пришла, а неделю назад повариха Алена с жалобой обратилась. И тебе, вижу, тяжко. – Они ведут себя как животные, хотя все ведь бравые бойцы, но что же с ними делается ночью после фронтовых сто граммов? Будто другие люди…- раздраженно проворчала Танюша. – Сколько лет без женской ласки… Хочешь, я избавлю тебя от пристального внимания наших бойцов? Всякому, кто подойдет, говори, что ты со мной. – И я должна… – Догадалась Танюша. – Зато больше никто к тебе не подойдет. Я же слышал твои крики вчера. **** На протяжении полугода Танюша и Савелий Игнатьевич состояли в отношениях, непонятных им самим. Это случалось редко, но все же было. И Танюша, стыдливо отводя глаза, уходила к себе под ехидные взгляды других бойцов. Но теперь ее не трогали. Настя даже как-то сказала ей: – Эх, лучше бы меня командир выбрал, мне он хотя бы симпатичен. – Не стоит, Настя, об этом горевать, – усмехнулась Таня. – Там, в тылу, его ждет жена и трое ребятишек. Быстрее бы все это закончилось, вернулись мы домой и начали новую жизнь, вернув себе честь и достоинство. – Да не теряли мы их, Танюшка, – глубоко и тяжело вздохнула Настя. – Просто все здесь живут одним днем, одним мгновением, не зная, в какой момент оборвется его жизнь. *** А в октябре случилось то, чего Таня боялась – она забеременела. Узнав об этом она огорчилась, потому что знала – этот ребенок только ее, Савелию Игнатьевичу он не нужен и воспитывать его он не станет. Коли суждено будет выжить, к семье вернется, а о ней забудет сразу. Ведь ни любви, ни других чувств не было. Ему было удобно, а Таня хотела просто оградить себя от других любвеобильных сослуживцев. Получив справку, она вернулась в расположение части и тут же столкнулась нос к носу с командиром. – Ну что, Астафьева, здорова? – Здорова. – А что же так плохо было, отчего сознание теряла да падала? – Вот… – она протянула будущему отцу справку и тот, прочитав, что в ней написано, побледнел. – И что дальше? – Я не знаю. – Все решу, Таня, я все решу. В конце концов я отец. Таня не знала, что можно тут решить, ребенок есть и никуда от этого не денешься. Время шло, живот рос, шинель едва сходилась на ней, но в душе было какое-то чувство надежды и уверенности – наступил сорок пятый год, врага отбрасывали все дальше и дальше, а в воздухе ощущалось приближение победы. На сроке шести месяцев Савелий Игнатьевич вызвал ее к себе и протянул бумагу: – Согласно приказу “009” ты отправляешься домой. – Но ведь я еще могу оставаться здесь, я хорошо себя чувствую. – Я не могу взять на себя такую ответственность. Случись что с тобой, начнутся разбирательства и выяснения, почему ты осталась на службе. А отвечать я не хочу, мне и без этого забот хватает. Когда она уезжала, Савелий Игнатьевич сам усадил ее в кабину грузовика и, захлопывая дверь машины, печально произнес: – Прощай, Астафьева… – Прощайте, Савелий Игнатьевич. Она едва сдержалась, чтобы не заплакать. Не потому что она прикипела к нему за это время, а потому что поняла – уже очень скоро он ее забудет. Он просто сказал “прощай”, не пообещав ей написать, не попросив черкнуть весточку по прибытию. Она поняла, что едва грузовик скроется за горизонтом, он вычеркнет ее из своей жизни… Ее комната в общежитии не была занята. Взяв ключи у коменданта, Танюша вошла и огляделась – цветок засох, все поверхности в комнате покрыты толстенным слоем пыли, пауки по углам сплели большие паутины, и даже окно все было покрыто множеством мелких паутинок. Переодевшись в гражданское, она принялась за уборку и к вечеру комната сияла чистотой. Завтра она пойдет на завод, а дальше… Дальше время покажет. На завод ее приняли неохотно, потому что пузо на нос лезло, но учитывая, что не хватало рук, и что она отдавала долг Родине, все же была она принята на свою же должность. У станка она стояла до самых родов, оттуда же отправилась в роддом, где и родила девочку Наташу. На третий день после родов она кормила ее, как вдруг услышала в коридоре шум. – Товарищ майор, туда нельзя! – Мне везде можно! – Но там женщины кормят детей, поймите вы. Подождите немного. Женщины в палате переглянулись меж собой и каждая пожала плечами. Когда нянечка открыла дверь и заявила, что пришла за детьми, следом за ней протиснулись в палату трое человек в форме НКГБ. – Астафьева Татьяна Михайловна? – Да, это я, – поправляя больничную рубашку, Таня встала с кровати. – Вы задержаны. – Что? – ей показалось, что она спит, что она ослышалась. – Вы задержаны. – Но по какому обвинению? – За связь с предателем. Вы ведь дочь родили от Савелия Игнатьевича, верно? – Это какая-то ошибка. Он не предатель и никогда им не был! – Собирайтесь, – коротко приказал он, отводя взгляд от ее рубашки. – Но как же моя дочь? – она заплакала. – О ней позаботится государство, для вашей дочери так будет даже лучше, – с усмешкой ответил майор и высокомерно задрал голову. На допросах она узнала страшную новость – Савелий Игнатьевич был из семьи “бывших”, он передавал многие сведения немцам и вел дела так искусно, что никто даже не подозревал его, пока случайно не застали командира на месте преступления. Ему грозила вышка. – Но при чем здесь я? У него есть жена. – По нашим данным у вас была связь почти год, вы забеременели от него и родили дочь. Что вы знали о его делах? – Я не знала ничего о его делах. И отношения наши любовными не назовешь. И я не виновата ни в чем, я честно отдавала долг родине. – А может, вы молчали, потому что имели свой интерес? Например, хотели отомстить государству за своих родителей? – Да что вы говорите! Я трижды представлена к награде, я честно исполняла свой долг! И Савелию Игнатьевичу я не была настолько близким человеком! – Вот как? А дочь у вас каким образом родилась? Покраснев, она рассказала все с самого начала, но майор на допросе лишь смеялся. Ей не верили, что не знала она о делах Савелия Игнатьевича, тем более в ее деле были приговоры ее родителей. Таня прошла трудные испытания прежде чем ей самой вынесли приговор – пять лет заключения в лагерях… Выйдя на свободу, Таня вдохнула глубоко носом. Воздух как будто стал другим, более насыщенным, с примесью свободы и надежды. 5 лет лагерей остались там, за колючим забором. Пять лет работы на тростнике, жизни в бараке и борьбы за выживание среди таких же, как и она. Сейчас у нее есть главная цель – найти свою дочь Наташеньку. Она надеялась, что имя ей оставили, иначе найти следы будет невозможно. Через две недели она добралась до города и обратилась в детский дом. – Астафьева Наталья? А вы кем будете? – пожилая директриса детского дома Елена Семеновна пристально посмотрела на нее. – Я ее мать.. – тихо ответила Таня.- Вот мои документы и справка об освобождении из лагеря. Елена Семеновна брезгливо взяла в руки справку и, ни слова не говоря, встала и подошла к шкафу и поискала нужные документы. – Так, Астафьева… Девочка, прибыла из роддома под номером двадцать, имя данное матерью при рождении Астафьева Наталья Михайловна. – Все верно, – кивнула Таня, порадовавшись, что имя ей сохранили, а отчество она дала как у себя. – Ее удочерили 25 августа 1945 года. – Как удочерили? – она готова была зарыдать, заплакать от отчаяния. Это все, следы теряются, но тут директор удивленно подняла бровь. – Ой, тут особая пометка есть. – Какая? – В случае, если объявится мать, дать ей адрес усыновителей. О как! Странное пожелание. Неужто родственники ваши забрали, а вам не смогли сообщить? – У меня нет родственников, – покачала головой Танюша, удивленная не меньше Елены Семеновны. – А отец ребенка? – Вышка в 1945 году. Дайте адрес, пожалуйста. Получив адрес, Таня смотрела на листок и ничего не понимала. То ли добрая душа какая-то решила не разлучать ребенка с матерью, то ли в этом что-то кроется. Город Курск… Так Савелий Игнатьевич из Курска, она помнила, он называл свой город. Она не стала медлить, попутками перекладными добралась до Курска и пошла по указанному адресу. Это был частный дом, который расположился в глубине двора. На ее появление черно-белый пес отреагировал громким лаем. – Ну чего ты, Мухтар, чего разошелся? А ну, в будку ступай! – по двору шла женщина лет шестидесяти, крупного телосложения с косынкой на голове, она мимоходом отшугнула курей, которые выбежали ей навстречу и подняла с земли упавшую лопату. – Здравствуйте! – громко поздоровалась Таня. – Ну здравствуй, коль не шутишь. Из поликлиники? А Наташка в садике. – Нет, Я Татьяна Астафьева. Мне ваш адрес дали в детском доме, значит, это вы удочерили Астафьеву Наталью Михайловну? – Тише, тише, не шуми, – женщина со страхом оглянулась, быстро отворила калитку и буквально затянула ее внутрь двора. – Повтори имя! – Астафьева Татьяна Михайловна, отбывала заключение в лагере… – Да тихо ты. Иди за мной! Они вошли в дом и женщина указала ей на стул. – Значит, ты и есть та самая Танюша? – Откуда вы знаете обо мне? – Я много чего знаю…Я жена двоюродного дяди Савелия, ныне покойного вот уже лет пятнадцать. Меня Светланой Петровной звать. Тем не менее, я любила Савелия даже не как племянника мужа, а как сына, ведь своих деток у нас не было. А Савелий в 19 лет остался без родителей и мы были поддержкой друг для друга. Не знала я о его делах, просто в какой-то момент перестала получать письма от него. Он и раньше посланиями меня не баловал, а тут и вовсе перестал. И вдруг в сорок пятом я получаю письмо от него, прощальное. Ему удалось передать мне его, не знаю каким образом, но оно до меня дошло. Савелий попросил меня найти Астафьеву Татьяну, которая должна была уже родить ребенка. Он просил помочь тебе, – она волновалась и часто тараторила. – Меня это удивило, но я выполнила его просьбу. Видать, все же были у него к тебе чувства. Приехала в ваш город и узнала, что ты арестована, а дочь в детском доме. Сведений, где ты отбываешь, мне не дали, не было у меня оснований на это. И я тогда забрала Наташеньку к себе, оставив в детском доме свой адрес. Я вовсе не собиралась лишать ребенка матери. – А как же его жена и дети? Они тоже пострадали? – поражаясь поступку женщины, спросила Татьяна. – Он не был расписан с женой, и бросил ее еще в 1942 году, послав весть. Варвара уехала в Новосибирск , откуда родом, и вышла замуж за свою первую любовь. Он занимал какую-то должность и усыновил деток. Так что их не тронули, они вроде как не семья Савелия. – Интересно получается, – усмехнулась Татьяна. – Не тронули женщину, которая родила от него троих детей и с которой он проживал как минимум несколько лет, а меня арестовали и дали пять лет лагерей. – Здесь другое. Ты не смогла доказать, что не знала о его делах, ведь там вы были рука об руку вместе. А с Варькой он еще до сорок первого года жил, тогда он соблюдал законы. – Это не так, я не при чем…- покачала головой Таня. – Это знаешь ты, и знал Савелий. А органы решили по-другому. Савелий, расставшись с Варварой, таким образом предвидел, что мог попасться и обезопасил их. И ведь он не мог даже подумать, что ты тоже можешь пострадать, хоть и добился, чтобы тебя по девятому приказу домой отправили и ты под ногами не мешалась и не требовала дочку признать. – Как все запутано, – Таня смахнула слезу с щеки. – И как все несправедливо. – Это ты так считаешь, а у тех, кто вел дело, была уверенность, что ты обо всем знала. – Где моя Наташенька? – В садике. Это очень умная и смышленая девочка. А еще она очень похожа на тебя. Вот ее снимок, на утреннике в садике сделали, – улыбнулась Светлана Петровна. Взяв в руки фото дочери, Таня расплакалась. – Я не видела ее первых шагов, не слышала первого слова, меня всего лишили. Как она примет меня, сможет ли когда-то назвать матерью? Позволите ли вы это? – Она знает, что у нее есть мама, я сказала ей, что ты на важном задании, что ты обязательно скоро приедешь. Я была уверена, что ты станешь искать дочь. – ласково ответила Светлана Петровна. – Я не знаю, как вас благодарить, – Таня упала и обхватила руками ее колени, а потом положила на них свою голову. – Ну будет, дочка, будет. – женщина погладила ее волосы и Таня ощутила ее тепло. – Хоть Савка и предатель, хоть и паразит , но ведь на моих руках почти вырос, с самого детства нянчилась с ним. Я ведь когда узнала, что он вытворил, проклинала его, было время презирала, но другой родни у меня нет, вот и забрала его дочку к себе. Любовь из сердца не выкинешь. – Вы разрешите мне ее увезти? – А есть куда? – тихо и ласково спросила Светлана Петровна. – Моя комната занята, я у знакомой пока поживу, она пустила к себе когда я из лагеря в город вернулась. Устроюсь на работу, попрошу выделить мне комнату в общежитии. – Таня, давай не будем торопиться… Может быть, Наташе лучше здесь будет? А чего? В доме две комнаты, сад какой-никакой. Да и она под присмотром, я уж на пенсии. – Вы не отдадите мне ее? – обреченно спросила Таня. – Я предлагаю тебе помощь. Ты поживешь пока у меня, если характерами сойдемся, можешь оставаться. Да и я в этом интерес имею – если Наташку заберешь, я же зачахну здесь. В ней вся моя жизнь, я будто вторую молодость с ней открыла. – Но я же бывшая заключенная, зечка, вы не боитесь? – Милая, ну посмотри на себя… Чего тебя боятся? Женщина, которая лишилась ребенка. Ты одна во всем белом свете осталась, Савелий писал, что родни у тебя нет. И у меня никого. Зато у нас обеих есть Наташенька. Так ради нее неужто мы не уживемся? – Я не знаю, как вас благодарить.. – снова уткнулась ей в колени Татьяна. – Вы, не зная человека, пускаете его в дом пожить. У вас огромное и чистое сердце, я не думала, что есть еще такие люди. – Милая, на свете много хороших людей, ты оглянись вокруг. А то, что пустила тебя пожить… Так какой вред от тебя, скажи? Ты мать Натальи, моего самого близкого человека. Может, и мне дочерью станешь…Глядишь, уживемся. А нет, так заберешь дочку и уедешь. ЭПИЛОГ Так Татьяна и осталась у этой удивительной и доброй женщины. Устроилась на работу на местный завод, с утра до ночи трудилась, помогала и Светлане Петровне, и часто думала о том, как сложилась бы ее жизнь, окажись тетка Савелия другим человеком. Что было бы, если бы она с ненавистью проигнорировала просьбу Савелия и не забрала бы Наталью? Что было бы с ними? Страшно подумать… Через три года Татьяна вышла замуж за слесаря ремонтного цеха и переехала к нему. Подросшая Наташенька жила на два дома, считая Светлану Петровну своей бабушкой. автор: Хельга

Давно это было. Вернулся в село после службы в Афганистане один парень - высокий, красивый. Мать упала на колени прямо на автостанции, когда Антон выходил из автобуса. Только ей одной было известно сколько слёз она пролила пока он там служил. Антону около 30-ти тогда было. После срочной службы подписал контракт и остался в армии. Писал письма матери и паре школьных друзей. В то время каждая мать, чей сын был каким-то образом связан с армией вздрагивала от одного слова "афган". Антон никогда не огорчал мать в письмах, писал, что всё хорошо, что служит в части под Ростовом, командование хорошее, кормят хорошо. Матушка писала сыну, чтобы берёг себя, писала, что скучает и очень ждёт его домой. А потом письма от Антона перестали приходить. Галина на почту каждый день заходила в надежде получить весточку от сына. Сердце матери сразу почувствовала неладное. Какое-то время подождала Галина, а потом побежала в военкомат, у неё там родственник по линии бывшего мужа работал. Поднял тот родственник все возможные и невозможные связи чтобы узнать про Антона. Долго всё это было, но потом сообщил Галине, что Антон в Афгане. Но и это не самое страшное - парень уже два месяца числился без вести пропавшим. Что уж там точно случилось - никто толком не знал, всё было покрыто завесой тайны. Но Галина, как узнала об этом, чуть с ума не сошла. Не по наслышке знала, что за ужас там твориться. Вон из их села уже две матери своих сыновей похоронили. Бабоньки местные, узнав об этом, пришли Галину поддержать: -Держись, Галочка, наши соболезнования тебе. А она смотрит на них и говорит: -Жив мой Антошка, жив. Сердце материнское лучше знает. У Галины ещё дочка Алёна была. Жила в том же селе, семья у неё уже была. Но, узнав такую новость, от матери ни на шаг не отходила. Делали запросы официальные в воинскую часть, где Антон служил, но ни какой конкретики. Галина ходила сама не своя, поседела, постарела лет на 10. После работы каждый день шла в старую деревенскую церковь. Около одной иконы вставала на колени и молилась, чтобы Антон вернулся живым. Пусть раненым, пусть измученным, но живым. И Господь услышал её молитвы, а может судьба у Антона была иная, чем сгинуть на чужбине. Получила Галина весточку, что скоро её сынок вернётся домой. Бабы местные судачили: -Ну надо же и правда Антошка наш живой. Чудо! Из плена афганского вернулся. А Галя верила и ждала. Вот какие чудеса материнское сердце творит. Мать упала на колени прямо на автовокзале, когда Антон выходил из автобуса. Только ей одной было известно сколько слёз она пролила пока он там служил. -Мам, да ты что, вставай, я вернулся. Сестра Алёнка подбежала, повисла на брате. Согнулся Антон вдвое, чтобы мать могла его поцеловать. А та ревёт, руками лицо его обняла, не отпускает. Соседки кто наблюдал за этой встречей тоже не могли сдержать слёз. Пришли они домой, мать стол накрыла, соседи пришли, друзья школьные. Вроде вот он - рядом, но что-то не то. Молчаливый какой-то. Подумала тогда Галина, что видимо несладко ему в плену было, но ничего дома и стены помогают, отойдёт душа сына от боли и страданий. Галина на работе отгулы взяла на пару дней. Утром пирогов напекла, зашла в комнату сына, чтобы разбудить его, а он на кровати сидит, взгдяд у него какой-то потухший. -Антош, сынок, а чего ни свет, ни заря встал? Или ты не ложился совсем? А Антон улыбнулся и пошёл на кухню. Потом мать часто вспоминала ту самую улыбку. Будто через силу его лицо растянул кто в нужной гримасе, не от души шла та улыбка. Покушал немного Антон, молока выпил стакан деревенского, что соседка с утра Галине принесла. Сказал матери, что пойдёт прогуляется по селу. -Иди, сынок, конечно, погуляй. Посмотришь, как клуб наш отремонтировали, сколько магазинов понастроили. Галина занялась домашними делами, не заметила как время пролетело. Часа через два соседка к ней прибежала: -Галя, а где твой Антошка? -Как где, прогуляться ушёл. А чего ты интересуешься? -Да Колька мой с покоса сейчас возвращался, сказал, что Антона твоего на реке видел. Чего это он туда пошёл? Вроде и не сказано ничего страшного было, но выронила Галина тарелку из рук и не закрыв дверь понеслась к реке. Несётся, земли под ногами не чует. Лишь бы с её мальчиком беды не случилось. А тут Антон ей на встречу. Галина не выдержала, схватила сына и разревелась: -Ты где был, Антошка, напугалась я сильно, что давно тебя нет... мысли разные в голову полезли. -Пошли домой, всё хорошо. Галина сердцем материнским чувствовала что не все хорошо, смурной сын, сам не свой. Она ему и баньку истопила, и наливочку на стол поставила. А его ничто не радует. Она к нему и с разговорами разными. Чувствует, что он что-то недоговаривает. А Антон улыбается, но будто не здесь его мысли. Галина на работу вышла, коллеги с расспросами к ней, а той плакать охота. Чувствовало сердце материнское беду. В тот день Галина на работе себе места не могла найти. И окну подойдёт, и воды попьёт. Подошла к начальнику - отпросилась пораньше. -Ну иди, коль сильно нужно. Не шла Галина домой, а бежала. Прибежала, а Антона нигде нет. Галина и в сарай, и в баню заглянула, но уже тогда знала она, что случилась беда. Побежала до дочери. Алёнка мать успокаивает: -Мам, да ты чего опять. Антон взрослый, может прогуляться куда вышел или в магазин ушёл. Нашли Антона повешенным на чердаке своего же дома. Нашла сестра Алёнка, эта ужасная картина ещё долгие годы стояла перед её глазами. Мать Галина не смола пережить смерть сына - умом тронулась. Лечилась долго по разным больницам для душевнобольных. Изредка возвращалась домой, но одна никогда не оставалась. А потом говорят там и померла. Много разных слухов о смерти Антона по селу тогда ходило. Одна соседка, которая обмывала тело Антона рассказала, что изувечили его по "мужской части" видимо в плену. Вот этого он и не смог видимо пережить. Тогда он подумал о себе, а не о том как мать сможет пережить его смерть. А никак - не пережила. Галину после её смерти похоронили рядом с сыном. Алёнка ухаживает за их могилками. (Автор Такая разная жизнь)

Она знала об этом всегда, с того самого момента, как начала что-то понимать. Мама практически никогда с ней не разговаривала, только отдавала приказания. Никогда не целовала, не прижимала к себе, не гладила по голове. Наказывала за малейшую провинность, за любое не так сказанное слово. И это при том, что девочка не создавала ей никаких проблем: училась отлично, помогала по дому. Слушалась, никогда не огрызалась. Она всегда старалась быть хорошей. Мечтала, что мама когда-нибудь ее похвалит, приголубит, скажет несколько теплых слов. Но нет: мама всегда была недовольна, всегда находила повод отругать дочь и начать воспитательный процесс, которого Лена боялась больше всего: мама объявляла ей бойкот. Просто не разговаривала с ней и все. Вела себя так, будто Лены не существует. Это могло длиться неделями. Однажды мама не разговаривала с Леной два месяца! Сейчас девушка никак не могла вспомнить, за что ее тогда так наказали… Из семейных разговоров девочка знала, что до ее появления на свет у мамы с папой долго не было детей. Они прошли кучу обследований, лечились, но ничего не получалось. И вдруг, когда уже никто не надеялся, родилась Лена. «Странно, – часто размышляла девочка, – так долго ждали, а когда я родилась, совсем не обрадовались. Иначе, почему мама меня не любит? И папа… Ведет себя так, будто я ему мешаю. Вот Олег – совсем другое дело. В нем родители души не чают». Как только родился брат, детство девочки, и так не очень счастливое, закончилось. А было ей тогда всего восемь. Мама будто забыла сколько дочери лет. Взвалила на нее множество домашних забот. Лена убирала квартиру, ходила в магазин, стирала и гладила пеленки, сидела с братом, когда маме нужно было отдохнуть или отлучиться. И при должна была отлично учиться. Если девочка получала нежелательную оценку – ее ждало очередное наказание. Когда Олег подрос, Лена водила его в садик. Забирала – тоже она. К ее домашним обязанностям добавилась и готовка. Не вся, конечно, но ужин готовила только Лена. Старалась, очень. Но ни разу не заслужила похвалы. К семнадцати годам у Лены сложилось стойкое убеждение, что она в семье – обыкновенная прислуга. Ни для чего другого она не нужна ни матери, ни отцу. «Ну и пусть, – думала девушка, – после школы уеду в другой город, поступлю, вот тогда они узнают, как жить без меня». Вечером, в день выпускного, приведя младшего брата с тренировки, она озвучила за ужином свои планы: – Я решила подать документы в Воронежский университет. – Зачем? – бросила мать, не поворачивая головы. – Как зачем? – удивилась Лена, – у меня всего одна четверка в аттестате, я вполне могу поступить… – Даже не думай, – с каким-то внутренним напряжением бросила мать, – никуда ты не поедешь. – Но почему? – Сынок, иди в свою комнату, – ласково обратилась мать к Олегу, – ты ведь уже покушал? Брат ушел из-за стола… Как только за ним закрылась дверь, мать, со злостью посмотрела на Лену: – А кто будет Олежкой заниматься? В секции водить? Ему еще рано одному по городу передвигаться. – Я мог бы его возить, – неожиданно проговорил отец. – Ты? – взвилась мать, – а почему не она? Я что, зря потратила столько лет на чужого ребенка? Пусть отрабатывает… Лена вздрогнула, уронила вилку… Потом подумала, что ослышалась… – Зачем ты так? – спросил отец, – нашла время… – А я и так слишком долго молчала! Пусть знает, кто она есть на самом деле! В университет она собралась! На фабрику! Пусть идет работать! Мы не обязаны ее и дальше содержать! Лена молчала, не зная, как реагировать. Молчал и отец. Пауза затянулась. – Пошла вон, – прошипела мать… Лена встала. На секунду замешкалась, соображая, куда пойти. – Вон я сказала! Вон! – в истерике закричала мать… Лена выскочила из комнаты, а потом и из квартиры. Бежала по городу куда глаза глядят. Остановилась. «Пойду к бабушке, – промелькнула мысль, – может, она что-то мне объяснит». Бабушка, мать отца, выслушала Лену, а потом сказала: – Не думала, что придется тебе об этом говорить, но моя невестка сказала правду. Ты дочь только моего сына… – Как же так? – ахнула Лена, которая еще на что-то надеялась, – кто же тогда моя мать? – Тебя родила папина студентка. У них закрутился роман, она забеременела. Думала, что раз у него нет детей, то он бросит жену и женится на ней. Но мой сын ничего подобного не планировал. Тогда она заявила, что оставит ребенка в роддоме. Твой папа не мог этого допустить. Сказал, что пусть рожает, а он заберет малыша к себе. Так и поступил. Рассказал все жене. Она, конечно, была в шоке, собиралась разводиться. Но потом передумала. Согласилась воспитывать ребенка, которого муж прижил на стороне. Надеялась, наверно, что сможет полюбить. Не смогла. Я предлагала ей и не раз, чтобы отдала тебя мне, но она категорически отказывалась. А потом Олежек родился, ей помощница понадобилась. Вот и вся история. – А где теперь моя настоящая мама? – тихо спросила Лена. – Не знаю. Она ни разу не объявлялась, насколько я в курсе. Ты не отчаивайся, Леночка, такая уж у тебя судьба. Ты должна быть благодарна маме, что она оставила тебя в семье. И отцу, что решился на это. Я ведь тоже не сразу все узнала. Невестка меня особо не жалует, видимся мы очень редко. А что задумала поступать, так это правильно. Поступай. Видно, пришло время мне о тебе позаботиться. У меня накопления есть. Пусть не большие, но, если поступишь, на квартиру и на проживание вполне хватит. А, если общежитие дадут, так и совсем хорошо будет. Только не отчаивайся. Живи радостно. Ты это заслужила… – А можно я к тебе пока перееду? Не хочу там оставаться. Не могу… – Конечно, переезжай. Будешь спокойно готовиться. – Бабуль, а как думаешь? Может, мне маму поискать? Может, папа о ней что-то знает? – Не думаю, что это хорошая идея, – задумчиво ответила бабушка, – если бы она хотела, давно бы к тебе приехала. Кто знает, как она живет? Вдруг твое появление ее не обрадует? Чужая она тебе… – Наверное ты права, – Лена прильнула к бабушке, смахнула набежавшую слезинку, – получается, что ты у меня – самая родная… – Не только я, милая… Еще папа, и брат… Ничего, все наладится. Только ты ничего не бойся. Делай, что должно и будь, что будет… Лена поступила в университет. Все годы учебы бабушка ее поддерживала. Отец тоже помогал, тайком от жены, которая никак не могла успокоиться после «предательства неблагодарной девчонки». После учебы Лена получила распределение и уехала на другой конец страны. Там вышла замуж, родила двоих детей. Больше двадцати лет она не была дома. Ездила только на похороны бабушки. Ночевала в ее квартире, которую, как стало известно позже, бабушка завещала именно ей. Поступок свекрови привел невестку в бешенство: – Хватит того, что мы и так на нее потратились! Неблагодарная! – кричала она мужу, – теперь и квартиру должны отдать? С какой стати?! Твоя мать совсем тронулась на старости лет?! – Не понимаю, почему ты так нервничаешь, – спокойно парировал муж, – Лена не виновата, что моя мать так решила. – Она виновата в том, что родилась! – Ты сама себя слышишь? Если кто и виноват, так это я. И знаешь, я ничуть не жалею, что у меня есть дочь. Вот такая, как Лена. Наоборот: горжусь ею… Лена в наследство не вступила. Отказалась. Так они решили с мужем. Спустя несколько лет, после смерти отца, хозяином бабушкиной квартиры стал Олег. Он ее продал и поехал к сестре. Явившись без предупреждения, обнял Лену и заявил: – Жить буду рядом с вами. Город перспективный. Климат подходящий. Поможете квартиру купить? Лена с мужем переглянулись. – Вы меня не так поняли, – рассмеялся Олег, – выбрать поможете? – А как же мама? – спросила Лена, – она же осталась совсем одна. – Ей полезно, – твердо сказал Олег, – устал я от ее ненависти. – Неужели не успокоилась? – Ненавидит. И тебя. И отца. И бабушку. Меня любит. Только почему-то от этой любви мне выть хочется. – Зря ты так, братик. – Зря? Зря, что приехал? Я просто хочу нормально жить рядом с тобой и моими племянниками. – Зря мать бросил. Нельзя так… – Ну ты даешь! – удивился Олег, – я был уверен, что ты обрадуешься. – Я рада, что ты приехал. Правда. А маму жалко: как она там одна. Ведь уже не молодая. Вдруг помощь понадобится… – Понадобится – сообщит, – отрезал брат, – не хочу больше об этом. Через два года Лена поехала на родину. Не выдержала… Позвонила в квартиру, где когда-то жила… За дверью послышались шаркающие шаги… – Здравствуй, мама, – осторожно произнесла Лена: не знала, какой реакции ожидать. – Ты? – постаревшая, поседевшая мать пропустила ее внутрь. – Чего тебе нужно? Зачем явилась? – мать старалась говорить грубо, но у нее это плохо получалось. Было видно, что она растеряна и сильно волнуется. – Я за тобой, мама… – За мной? – Мы с Олегом очень хотим, чтобы ты была рядом… – Олежка, – прошептала мать…, – так это он тебя послал? – Конечно… – А сам чего не приехал? – У него работы много, жена вот-вот родит… Ты же хочешь увидеть внука? – Внука? Будет мальчик? – Обещают… – И зачем он уехал? Жил бы здесь, чего ему не хватало? – проговорила мать вслух, не глядя на Лену… – Мои дети тоже мечтают познакомиться с бабушкой… – Дети? Твои? У тебя есть дети? – Двое, мама. Павлик и Лариса. – Зачем ты дала девочке мое имя? – удивилась мать. – Мне оно нравиться. И потом… Ты же моя мама… – Не говори ерунды. Мы обе знаем, что это не так. – Для меня – так. Ты меня вырастила, всему научила, заставила учиться. Если бы не ты – я была бы совсем другой. Неизвестно какой. Так что спасибо тебе, мама… За все… Пожилая женщина слушала Лену и не верила тому, что слышит. Она шагнула к ней, обняла и прошептала сквозь слезы: – Прости меня, девочка… Свой век мать Лены доживала на другом конце страны… Рядом с детьми и внуками… АВТОР: Сушкины истории

- Товарищи цыгане, гражданин со мной, нам пора идти, - он взял несчастного мужичка под гипнозом за локоть и повёл в сторону. Тут же он ощутил, что его оттаскивают за шкирку. Он обернулся, сзади него стоял большой цыганский детина с золотыми зубами. Сквозь зубы ему пошипели. - Иди куда шёл. Пааарежу! Был зарезанным в другом городе Алексею не хотелось, и он отошёл. Тем временем мужчина отдавал цыганам золотое обручальное кольцо и часы. В Алексее закипело чувство справедливости. Он нащупал в кармане куртки мел, который остался у него после рисования на асфальте с племянницей. Решительно подошёл к толпе. Сел в ногах у мужика. Как в гоголевском «Вии» очертил круг, внутри которого оказался сам и мужик. Поднял руки вверх и как сумасшедший начал орать: - Анон эдхелен эдро хи амэн! Фенос ногосрим, ласто бех ламен! Дело в том, что Алексей очень любил «Властелина Колец» Толкиена. Это заклинание Гендальфа он зачем-то выучил наизусть. Оно означало «Эльфийские ворота, откройтесь для нас сейчас; дверь народа гномов, внемли моему слову!». Алексей кланялся и выкрикивал заклинание снова и снова. Его слову внимали не только гномы, но и цыгане. Нервничая, они начали креститься и уходить по одному. Алексей увидел того самого цыганского детину с золотыми зубами. Он зло смотрел на Алексея и что-то сурово бормотал. Алексей вспомнил свою любимую сцену - «сражение Гендальфа с Балрогом», демоническим существом, и, глядя в лицо врагу, проорал на весь вокзал: - Я - служитель тайного огня, хранитель пламени Анора, Темный огонь тебе не поможет, пламя Удуна! Возвращайся во тьму, ты не пройдёшь! Лицо цыгана побелело. Он упал на колени. Потом стал доставать из карманов золотые украшения и складывать в круг из мела. Алексей не мог остановиться и в исступлении орал: - Возвращайся во тьму, ты не пройдёшь! Бедный цыган запричитал: - У меня больше ничего нет! Есть зубы, но мне нужно какое-то время. Алексей не останавливался: - Я служитель тайного огня! Цыган плакал: - У меня семья. Мне страшно! Милиция, помогите! Убивают! - потом быстро поднялся и убежал. В конце концов у входа в жд вокзал остались двое. Алексей встал, отряхнул штаны, и сказал мужику: - Вот забирай, тут твоё. Ну будь здоров, больше не впутывайся! Мужик глядел на него ошалелыми глазами. - Сколько я вам должен за обряд снятия порчи? *** Когда мои дети спрашивают меня «Пааап, ну вот зачем читать? Скучно! Можно телик с ютубом посмотреть », я всегда вспоминаю Алексея и того цыгана с золотыми зубами, улыбаюсь и отвечаю словами Фелиции Жанлис: - Те, кто читают книги, всегда будут управлять теми, кто смотрит телевизор. (Автор: Александр Бессонов)

А потом вдруг заметила, что вечно брюзжащая соседка притихла, пройдёт молча мимо, глазки в пол. Вроде недавно ещё крепкая была, бойкая, но, как бы мы не старались, время упрямо вносит свои коррективы в наше здоровье. Не сказать, что Ангелине лет много, всего лишь 74, но вот стала слабеть, пыл поубавила и настроение на нуле. Она, конечно, старалась марку держать: помада на губах, перстенечки на пальцах сверкают, шарфик на шее яркий, но красоты становилось всё меньше, всё больше сидела на лавочке во дворе, грустно наслаждаясь нежным теплом осеннего солнца. Стала тросточкой пользоваться, таяла на глазах, теряла опрятность и статность. Может женщина от одиночества страдала, хотелось внимания и заботы? Только не любил никто Ангелину, потому как помнили её заносчивость, высокомерность и скандальность, доброго слова же не услышишь. Саша рассказывал: в прошлом - богатая барыня, командный голос, муж при должности, детей нет, в доме - прислуга. Сама полы не мыла, не готовила, кофе утром ей в постель подавали. А вот машину водила хорошо, такие виражи закладывала, что многие мужчины завидовали. Мужа не стало семь лет назад, прислуга уволилась, теперь одна живёт. Варит что попроще, квартира запущена, на полках пыль, окна сто лет не мылись. За собой уже следить всё труднее, не то что за большой квартирой. Соседи сжалились стали помощь предлагать, а она в отказ: из деревни девка едет, племянницы дочка. Будет ухаживать. В одно прекрасное утро во дворе появилась девочка. Росточка небольшого, худенькая, в руках потертый чемодан, на ногах старые ботинки, на голове вязаный берет набекрень. Глазенки большие, на носу веснушки, улыбка до ушей, коса до пояса. Спросила, как пользоваться лифтом и уехала на седьмой этаж, где жила Ангелина. Весь дом всполошился: конец несчастной девочке, загрызет её старуха, как есть замучает. Это ж воробушек, птенчик, как она будет со сварливой бабулей справляться? Воробушка звали Дашей. Она старшенькая в многодетной семье была, первая помощница в доме. За малышней ухаживала, обеды варила, стирала, вещи чинила - всё умела. Матушка жалела дочку, вот и отпустила к занемогшей тётке с условием, что та поможет ей в городе образование получить. Дом притих, все ждали развития событий. На следующее утро Дашка вышла во двор, зажмурилась, подставив солнцу лицо, улыбнулась, погладила толстого дворничихиного кота Филиппа Петровича и вприпрыжку поскакала в булочную, зажав в руке авоську и весело напевая. Соседи успокоились: жива пока, и пошли заниматься своими делами. Девчонка оказалась твёрдым орешком, как Ангелина не старалась, раскусить не смогла. На несправедливые придирки и грубые указы недовольной родственницы, девочка отвечала спокойно, вежливо и с достоинством, обращалась только по имени отчеству, удивляла невозмутимостью, выдержкой и чистоплотностью. А ещё я бы сказала - утонченностью вкуса и уникальной элегантностью. Имела на всё свою точку зрения, и ненавязчиво следовала своим принципам. Первым делом навела порядок в кухне: окна блестят, кастрюли сверкают, на столе чистая скатерть и красивый столовый сервиз. Ангелина Викторовна пыталась против сервиза протестовать, но девушка уверенно и твёрдо настояла: зачем красивой посуде в шкафах пылиться, будем из неё есть. А когда Дашка стала готовить и по квартире аппетитные ароматы поплыли, старушка язык прикусила и пошла к обеду переодеться: ну не сядешь же к дорогой расписной, немецкой тарелке в старом халате. Тут больше подойдет блузка кремовая с рюшами, юбка в пол и туфли лодочки. Нарядная старушка в столовую явилась и охнула: красота! вилка слева, нож и ложка справа, салфетки, супница, чашечки фарфоровые, блюдца, печенье в хрустальной вазочке. И Дашка вежливо так Ангелине говорит: приятного аппетита! Разве мог кто-то знать, что этот хрупкий, деревенский воробушек обожает читать книги про сервировку столов, изучил вдоль и поперек правила этикета и мечтает стать ресторатором? Потихоньку девочка приводила запущенную квартиру в порядок, а заодно и старушку: пропуская мимо ушей её ворчание, требовала опрятности и аккуратности, хвалила за помощь и самостоятельность. На завтрак готовила кашу и какао на молоке, на ужин - овощи. Стол накрывался, как в лучших домах, по всем правилам: соусники, молочники, сахарницы, розетки, салатницы. Ангелина первое время, конечно, пыталась брюзжать и осуждать настойчивость Даши, но вскоре сдалась. Тут и слепому видно: жизнь то к лучшему повернула. Вот старушка как-то не сдержалась и расплакалась: никто её никогда не хвалил, а Даша - пичужка деревенская, всегда похвалит, в щёчку чмокнет, обнимет. Ангелина воспряла, вспомнила молодость и званые обеды для жителей Олимпа, начала учить девочку безупречным манерам и тонкостям накрытия столов с учётом повода, меню и времени суток, начиная от текстуры и размера скатерти, кончая солонками и перечницами. Как сервировать обед и как ужин, праздничный стол и стол чайный. Куда смотрит ручка кофейной чашечки и где лежит лопатка для торта. На наших глазах соседка потихоньку стала оттаивать, оживать, возобновила прогулки в парк, походы к парикмахеру и на маникюр, в театр. Опрятная одежда, ухоженная обувь, сумочка. Ангелина и Дашку к зиме приодела: шубка, тёплые сапожки. Не зря говорят: с кем поведешься, от того и наберёшься. Никто не слышал, чтобы Даша голос повысила, всегда улыбается, вежлива, приветлива. Солнечная девочка. За ней и Ангелина подобрела, нет-нет, да пожелает при встрече доброго вечера, чем вначале вызывала у меня оторопь и недоумение: может ослышалась?показалось? Диво дивное, да и только. С Дашкой мы вскоре познакомились, стали общаться, я брала её с собой в центральный "Книжный", тогда то и обратила внимание на её выбор: этикет, сервировка столов, украшение блюд, посуда. Тогда то и узнала про её мечту стать ресторатором. На мои расспросы, как она справляется с капризной бабулей, девочка ответила: вы тоже думаете, что она плохая? Я заметила, многие её не любят. Никто не знает, а она мою маму от смерти спасла, оплатила операцию и лечение за границей. А пока мама в клинике лежала, Ангелина Викторовна нам посылки и деньги отправляла. Она всю нашу семью спасла. Вот у меня шесть сестёр и братьев и мы все живы и здоровы благодаря ей. Меня тряхнуло. В очередной раз жизнь ткнула носом в то, что никогда не стоит лезть в судьи и развешивать ярлыки, человек не всегда то, что мы видим. У каждой судьбы своя история, у каждого сердца своё дно. А ещё у каждого своё отношение и требования к окружающему миру и на то, чаше всего, есть определенные причины, которые нам неизвестны. Мы не обязаны принимать недостатки других людей, но мы можем быть терпимее и добрее. В жизни нашего подъезда наступила тишь да гладь, да божья благодать. Но ненадолго. В один из зимних дней Ангелина взорвалась... Появилась в нашем дворе собака, бродила от подъезда к подъезду, выпрашивала еду, заглядывала в глаза. Грязная, тощая, из стороны в сторону её мотает от голода и холода. Все гонят, ногой отпихивают, а Дашка в квартиру притащила. Тут Ангелина взбунтовалась, про все этикеты забыла, голос срывала, ногами топала: в доме ковры и розами пахнет, а она тут с помойки это вонючее чудище притащила. Старушка визжит, за сердце хватается, корвалол пьёт, соседи не знают в какую сторону спасаться, а Даша шубку сняла, на крючок повесила и повела собаку в ванную: что толку спорить, лучше делать то, что решила, проверено уже не раз. Так и вышло: Ангелина попричитала-попричитала, вздохнула обречённо, допила корвалол, да пошла за большим полотенцем... ...И вот прошел год. Даша - студентка университета. Утром, убегая на занятия, машет рукой Ангелине. Старушка - высокая, статная, прекрасная возрастом и улыбкой, переполненная чувством собственного достоинства, направляется с собакой на прогулку в парк. Джек уже знает и безропотно выполняет семь команд, счастливая Ангелина с удовольствием оттачивает свои педагогические способности на его воспитании. У них полное взаимопонимание и любовь. Даша целый день на занятиях, пожилая дама тоже не скучает, есть теперь с кем пообщаться, рассказать о былых временах, как оно всё было, когда барыней при богатом муже жила. Воспоминания туманят реалии, возвращают молодость и красоту. Ангелина забудется на какое время, задумается, прикроет глаза, потом встрепенется, погладит собаку, посмотрит на часы: ох ты, Господи, скоро Даша придёт. Поднимется из кресла, полюбуется на отражение в зеркале, поправит выбившуюся прядь волос и пойдёт на кухню греть ужин. Сегодня её очередь накрывать на стол и мыть посуду, с Дашкой же не поспоришь, крепкий орешек. Будьте добрее, берегите себя и близких. (Автор: Анна Богданова)

Я достала сто рублей и подаю ей. Он не берет, еле уговорила. У меня тоже мама на пенсии, а вдруг с ней такая ситуация. Столько она мне слов хороших сказала, я несколько дней ходила в приподнятом настроении. Через пару недель, после работы забегаю в магазин за хлебом и молоком. Подхожу на кассу, а кошелька в сумке нет, забыла на работе. Начинаю извиняться, прошу удалить покупки, и тут из-за спины слышу мужской голос: «Пробейте, пожалуйста, я заплачу». Я говорю, что не нужно, я завтра куплю. А он мне: «Я вам помог, и вы кому-нибудь поможете». Сразу вспомнила бабушку из трамвая. Пожелала ему всего самого хорошего и побежала домой. А на душе так светло и тепло стало. Если эта история понравилась Вам, нажмите Класс или оставьте свое мнение в комментариях, только так я вижу что Вам понравилось, а что нет. Спасибо за внимание 💛