Через 24 часа откроется выставка «Мистическiй Кино-Петербургъ».
В ее центре — пять ленфильмовских картин, в числе которых «Господин оформитель» Олега Тепцова. Журнал «Сеанс» публикует текст Вероники Хлебниковой о декадентском шедевре перестройки, написанный для номера «Ленинград, ноябрь».
«Серебряный век исходил лиловым блоковским сумраком: под белой шляпой клубились нечистая сила, кукольный экстаз и пары бензина — красивая жизнь! Мистика морочила больными гримасами, декаданс дурачил изящными позами, друг друга отражали зеркала, взаимно иcкaжaя oтpaженья. Глухая, по определению поэта, ночь затянулась: тихо, холодно, темно. Воспаленный мозг Платона Андреевича метался в поисках света, затихая под инъекцией морфия.
Разместившись рядом с Александром Блоком на фотокарточке, Платон Андреевич свойски делит с соседом по серебру бремя тьмы, накрывшей к 1914 году русскую душу и мировую культуру — в ее изобразительном и декоративно-прикладном разделах. Художник с Галерной — для солидных господ, господин оформитель петербургского текста. В портфолио — графика сецессиона и ар нуво, акватинты Клингера с его историей любви к одушевленной перчатке, темные грехи Франца фон Штука, угли Одилона Редона, для которого Бодлер и По были теми, кем Блок — для «Господина оформителя». На стенах мастерской — бельгийский розенкрейцер и британский прерафаэлит, но в 1988 году советский зритель с ними почти не был знаком. Значит, и «Конец царствия» Жана Дельвиля, и «Персей» Эдварда Бен-Джонса здесь кисти Платона Андреевича, маньяка искусства.
Все в нем подсвечено амбьянсом, гипнотически описанным Блоком в статье «О современном состоянии русского символизма». У Блока — «огромный белый катафалк» и мертвая кукла «с лицом, смутно напоминающим то, которое сквозило среди небесных роз». Платон Андреевич в исполнении длиннолицего актера московского «Театра-студии на Юго-Западной» Виктора Авилова, пожалуй, физиогномически схож с Блоком и всем нескладным телом переживает описанный поэтом творческий катаклизм:
«Мой собственный волшебный мир стал ареной моих личных действий, моим „анатомическим театром“, или балаганом, где сам я играю роль наряду с моими изумительными куклами. Жизнь стала искусством, я произвел заклинания, и передо мною возникло наконец то, что я называю „Незнакомкой“: красавица кукла, синий призрак, земное чудо».
Драматург Юрий Арабов и режиссер-дебютант Олег Тепцов вплетают этот транс в сюжет, далеко уводя контекст и меняя жанр фильма, первоначально существовавшего в виде короткого метра. Вместо фильма ужасов — литературно-визуальная мистификация, где условная фабула рассказа Александра Грина «Серый автомобиль», указана будто бы для отвода глаз. Жизнь действительно стала искусством. Сработанный Платоном Андреевичем манекен без заклинаний ушел из витрины, кукла зажила укладом жены богатого мужа, назвалась Марией и ловит бабочек, вся в муслиновой пыльце. Их с Платоном Андреевичем столкновение на мотыльковой лужайке — одна из самых киногеничных сцен между дамой и кавалером. Не только в советском кино.
Прямо названные Грином житейский автоматизм, продиктованный ускорением века, и безумие героя в фильме менее очевидны. Их выразил оргиастический диксиленд оркестра «Поп-механика» Сергея Курехина, дебютировавшего в студийном кино. У Тепцова, в чьем бэкграунде Ленинградская консерватория, акустическое безумие интенсивнее затяжного галопа по живописным деталям «Сокровищ Сатаны» Дельвиля и сюрреалистской графики Редона — именно ее в музейных количествах производит Платон Андреевич: глаза на ножках и волосатые треугольники».