— Жил там когда-то музыкант. Но давно его здесь никто не видал. Может, уехал, а может - умер. Не знаю. Да и знать не хочу.
— Он один жил?
— Один, — старушка помолчала, потом добавила, — не всегда, конечно. Когда-то у него была жена, но это было очень давно, она умерла много лет назад. После этого он замкнулся и на людях показываться перестал. Может и вообще уехал отсюда. Больше я ничего не знаю.
Я не стал утомлять старушку дальнейшими расспросами, поблагодарил ее, сел на велосипед и поехал в сторону своего дома. Любопытство внутри меня бурлило, перемешиваясь с беспокойством и смутным волнением. Кажется, что день ото дня жизнь в этой глуши становилась все более непонятной и обрастала новыми загадками.
Вечером того же дня я сидел на террасе, лениво потягивал виски, взятый из дядиного погреба, и смотрел, как сумерки накрывают все вокруг синими тенями. Я не нанял никого, чтобы ухаживать за садом, поэтому он постепенно заростал травой и сорняками, приходил в упадок.
В последние дни я часто задумывался, стоит ли продавать дядин дом. По ощущениям, я прожил тут как будто не пару недель, а пару лет - таким все стало привычным.
Внезапно краем глаза я заметил быстро промелькнувшую тень справа от меня. Я резко повернулся в ту сторону, но там ничего не было, кроме высоких кустов роз.
Я отвернулся, подлил себе ароматного чая из фарфорового чайничка и с удовольствием отпил из чашки несколько глотков. А потом услышал странный шорох, донесшийся с той же стороны, из розовых кустов.
Я осторожно встал, бесшумно спустился с террасы и подошел к розам. В густой зелени явно кто-то был. До моих ушей донесся шепот. Я раздвинул руками стебли, острые шипы при этом впились мне в кожу, но я не обратил внимания на эту мелочь, потому что взгляд мой тут же утонул в бездонном омуте небесно-голубых женских глаз.
Это было поистине необычное зрелище - прелестная незнакомка сидела на земле, на ней было легкое белое шифоновое платье с бантом на груди, а в светлых волосах красовалась только что сорванная с куста алая роза.
На вид ей было лет двадцать, может, чуть больше. Она смотрела на меня в упор и молчала, что-то в ее лице показалось мне знакомым, но я не мог понять, где нам доводилось встретиться раньше.
Пухлые губы, бледное лицо, темные брови и тонкий стан - я был заворожен ее красотой. На лице у девушки было несколько царапин от шипов. Я поднял ее с земли, взял на руки и отнес на террасу, где аккуратно усадил в свое кресло.
— Кто вы? — спросил я как можно мягче, чтобы не напугать ее.
Девушка молчала, внимательно смотрела на меня, изучая мое лицо. Мне стало не по себе от ее пристального взгляда.
— Откуда вы пришли? Где ваш дом? — на эти вопросы я также не получил ответов.
Девушка смотрела на меня, улыбалась, казалось, она была очень счастлива меня видеть.
— Я сейчас схожу в дом и возьму аптечку, чтобы обработать царапины. Подождите, я очень быстро вернусь, — сказал я, распахнул входную дверь и вошел в дом.
— Как же хорошо, что ты вернулся, Серафим... — сказала девушка, заставив меня остановиться и обернуться, — ты принес мне белый бант?
Я увидел, как она легко, словно бабочка, выпорхнула с террасы и побежала прочь. Только сейчас я заметил, что ноги ее босы, а белое платье испачкано в траве и глине.
Я плохо спал ночью, и весь следующий день у меня сильно болела голова, видимо, от переполнявших ее мыслей. После обеда я вышел на улицу - день был пасмурный и прохладный, и от свежего воздуха мне немного полегчало.
Обойдя знакомые тропы, я спустился к реке, а потом, сняв обувь, перешел ее вброд и быстро дошел до мрачного особняка. Дом, как и в прошлый раз, выглядел неприветливо. Я прошел в открытые ворота с твердым намерением еще раз поговорить с хозяином и узнать у него о той странной девушке, которая приходила ко мне вчера.
Подойдя к крыльцу, я услышал звуки фортепиано. Мелодия не лилась сплошным потоком, а часто прерывалась, начиналась заново и видоизменялась, как будто тот, кто играл, думал, как сделать ее еще лучше и выразительнее.
Не сумев сдержать своего любопытства, я сошел с крыльца и, пробравшись сквозь кусты, заглянул в окно.
К моему удивлению за фортепиано, спиной ко мне, сидела девушка. Тонкие, длинные пальцы едва касались клавиш: то начинали играть, то останавливались, замирали в воздухе. Девушка запрокидывала голову вверх, словно ждала, что сверху на нее снизойдет озарение. А потом снова касалась клавиш. Движения ее были нежными, и мелодия, лившаяся из-под ее рук, также была наполнена нежностью и тоской.
И тут я услышал знакомый скрипучий голос хозяина особняка, его сутулая фигура внезапно появилась из темного угла.
— Не то, это все не то! Что за розовые слезы льются из-под твоих пальцев сегодня? — он взял с пола розгу и ударил девушку по спине.
Та вздрогнула, убрала руки от клавиш, но ничего не ответила старику.
— Покажи мне страсть, ярость, восторг, силу! Создай мне такую музыку, от которой у людей будут останавливаться сердца! Делай то, о чем я прошу тебя, жалкое создание! Выпусти уже наружу свою сестру, дай ей волю!
— Ты подаришь мне белый бант, папа? — вдруг спросила девушка и ласково улыбнулась, заглядывая старику в глаза.
— Подарю, если проявишь всю свою гениальность! — закричал старик.
Он подошел к столу и с такой силой ударил по нему кулаками, что на пол упали какие-то чашки, со звоном разбившись об пол. Только теперь я заметил, какой хаос творится в комнате - в ней не было мебели, кроме старинного фортепиано и массивного кресла с выцветшей, ободранной обивкой.
На полу валялся мусор, стекло, смятые нотные тетради. Стены были голые, краска с них давно облупилась. В этой обстановке наряд девушки за фортепиано выглядел совсем неуместно и странно - она была одета в старинное коричневое платье с белым воротничком.
— Думай, Элина, думай. Ты можешь, если захочешь, я знаю... Пойду сварю себе кофе, — устало вздохнул старик и вышел из комнаты.
Элина? Он назвал пианистку Элина? Я стоял возле окна, пытаясь собрать свои мысли воедино. Девушка встала и подошла к окну, прижала руки к груди.
Сквозь тонкую, пожелтевшую от времени, занавеску я видел, что лицо ее было залито слезами. Она совсем не удивилась, увидев меня за окном, как будто ожидала моего появления. Вытерев слезы, она улыбнулась мне. А я потерял дар речи: стоял и не мог пошевелиться. Ведь из окна на меня смотрела она - моя вчерашняя странная гостья...
Я не придумал ничего лучшего, как немедленно скрыться. Выбежав из ворот, я оглянулся и увидел, как занавеска легко колыхнулась, словно на нее подул ветер.
***
Вечером, сидя в прохладном сумраке библиотеки, я листал альбом со старыми портретами - рассматривал их внимательно, один за другим. И приходил к выводу, что застывшее женское лицо на старых фотографиях и девушка, живущая в мрачном особняке - один человек. Как я мог раньше не заметить этого? Наверное, потому что фотографии совсем не передавали ее живых эмоций, которые так быстро сменяли друг друга в реальности.
Кто была женщина на портретах? Жена старика из мрачного дома? Дочь? И почему в таком случае эти фотографии хранятся в библиотеке моего покойного дяди? И не просто хранятся - они бережно вклеены в альбом. Вопросов стало еще больше.
Ночью я спал неспокойно, мне снились кошмары: как будто на мой дом со всех сторон наступают высокие, корявые, жуткие деревья, тянут к дверям и окнам свои скрюченные ветви и шуршат по комнатам, пытаясь отыскать меня и задушить...
Я проснулся в холодном поту. За окном было еще темно. Встав с постели, я спустился на кухню, чтобы попить холодного лимонада. Выпив один стакан и принявшись за второй, я вдруг услышал на улице какой-то шум. Как будто кто-то ходит возле дома по траве взад и вперед.
Я подошел к окну и стал всматриваться в темноту. Перед моей террасой стояла Элина. Яркая луна освещала ее фигуру - на светлой ночнушке ярко выделялись темные пятна, ноги были вымазаны в грязи, волосы сильно растрепаны. Вид у нее был жуткий - как тогда, когда я впервые встретил ее у реки.
Несколькими прыжками она преодолела разделяющее нас расстояние и оказалась у моего окна. Оскалившись, словно зверь, она прижалась к стеклу щекой. Я вздрогнул и отпрянул в темноту дома. С ужасом я слушал, как девушка рычала и стучалась лбом о стекло, царапала его ногтями. Я думал, что сейчас она разобьет окно и ворвется в дом.
Спина моя покрылась холодным потом от этого жуткого зрелища. Мне вдруг стало ясно, что она совершенно не в себе, что нуждается в лечении. Кем она приходится старику, и зачем он держит ее в своем особняке? Этого я пока понять не мог.
Элина исчезла так же быстро, как и появилась здесь - миг, и мой двор был пуст и тих. После того, как рассвет, наконец, развеял мою тревогу, я вышел из дома. На окне - там, где ее касалась щека Элины, осталось алое пятно. Нехорошее предчувствие заполнило мою душу. Я коснулся пятна кончиком пальца, а потом на секунду приложил его к языку. Это была кровь...
***
Прекрасные пейзажи этих мест, живописная природа, свежий воздух, тишина и спокойствие, простор для души - все это вмиг померкло, потеряло смысл. Мои мысли были заполнены странным соседством: стариком, выдающим себя за композитора, прекрасной, но психически нездоровой девушкой, которая по ночам бегает по лесу и, по-видимому, охотится на зверей (надеюсь, на зверей!), всей этой жуткой атмосферой мрачных загадок и моих домыслов.
На следующий день я запер входную дверь, чего никогда здесь не делал. Теперь же чувство беспокойства постоянно преследовало меня. Мне все время казалось, что за мной кто-то наблюдает.
Убедившись, что никто посторонний не сможет без моего ведома пробраться в дом, я отправился в библиотеку и стал перебирать книги: каждый стеллаж, каждую полку - я просматривал каждый том. Что я надеялся здесь найти? Ответы на свои вопросы: кем была Элина для моего дяди, что его связывало с людьми из мрачного особняка за рекой, что такого сделал мой дядя, за что старик из особняка его возненавидел.
Я искал целый день, перерыл все полки, все шкафы и ящики, но ничего не нашел. Этот факт меня разозлил, я накинул свитер и отправился к мрачному особняку, полный решимости, с твердым намерением узнать все, что меня интересует у его хозяина.
Я постучал раз, другой. Он открыл мне дверь и, не пуская меня внутрь, сквозь щелку спросил скрипучим голосом:
— Чего тебе опять здесь нужно?
— Я пришел, чтобы задать вам свои вопросы, — без капли былой вежливости начал я, — Я хочу знать, почему вы держите сумасшедшую девушку в доме, почему она бегает по окрестностям в крови, и что ее фотографии делают в доме моего дяди.
Старик, казалось, побледнел от услышанного. Я заметил, что он собирается захлопнуть дверь перед моим носом, как и в прошлый раз. Но я вовремя спохватился и не дал ему этого сделать.
— Если ты сейчас же не расскажешь мне всей правды, я немедленно вызываю сюда полицию и психиатрическую бригаду. Я с удовольствием посмотрю, как ты будешь объясняться с ними...
После этой угрозы дверь передо мной медленно распахнулась.
— Весь в своего упрямого, капризного и двуличного дядю, — пробубнил старик и медленно прошел в полумрак дома.
Я зашел за ним внутрь. Здесь царила полная разруха, как будто особняк был не жилым, а давным-давно заброшенным. Старик подошел к стулу и уселся на него, сложив ногу на ногу. Он смотрел на меня взглядом, полным высокомерия и глубокого презрения.
— Мне глубоко безразлично твое отношение ко мне и к моему покойному дяде, с которым я даже не был знаком. Но мне важно узнать, что тут творится, кто такая Элина, почему она называет меня Серафимом. Пока что все, что тут происходит, кажется мне каким-то бредом.
— Она... Она приходила к тебе? — тихо спросил старик.
— Приходила, и не раз, — с вызовом ответил я, — в последний раз мне показалось, что она хочет меня убить.
Старик помолчал, взял край лацкана своего выцветшего, заплатанного пиджака и стал нервно теребить его в руках.
— Для тебя опасны встречи с Элиной. Точнее не с ней, а с ее сестрой.
— Да что ты?! Есть еще и сестра? То есть их двое? — воскликнул я зло, — может, поэтому, стоит все рассказать мне, в том числе и о той опасности, которая мне угрожает. А не гнать меня с крыльца, как паршивого пса?
Старик помолчал с минуту, а потом сказал:
— Хорошо, я расскажу тебе все, но обещай, что тогда ты больше никогда не вернешься в мой дом.
— Обещаю, — ответил я, зная, что легко смогу нарушить свое обещание, потому что этот старик не вызывал у меня ни капли доверия.
Я облокотился на подоконник и приготовился слушать.
— Я композитор. Но в молодости я был простым пианистом. Мы познакомились с Элиной на одном из концертов, вместе аккомпанировали в оркестре.
Между нами сразу же возникла симпатия, и я, недолго думая, сделал ей предложение руки и сердца. Элина была очень талантливая, но со своими странностями. О таких людях говорят, что они "не от мира сего". Меня это не пугало, мы поженились, а вскоре я купил этот дом, и мы переехали в него, чтобы жить подальше от людей и городской суеты, а также чтобы ничего не мешало нашему творчеству
Здешняя природа, тишина и спокойствие благотворно повлияли на меня - я стал писать музыку. Также большим источником вдохновения для меня оказалась любовь. Без моей любимой жены, которая стала моей музой, я ничего бы не добился...
А потом на пороге нашего дома появился твой дядька, Серафим, и все пошло под откос. Он влюбился в Элину, и, с какой-то стати, решил, что может добиваться ее расположения. Конечно, она не отвечала ему взаимностью, но он был нагл, самоуверен и настойчив.
Элина избегала его и, в конце концов, перестала выходить из дома.
А потом... Потом она умерла. Своими руками прервала свою жизнь. Я до сих пор не понимаю, почему она это сделала. Возможно, именно из-за Серафима, он же не давал ей проходу и всячески склонял ее к измене.
Сложно выразить словами, какую боль я тогда испытал. Но еще сложнее рассказать о том, какие муки я переживал с тех пор день за днем. Элина была для меня всем: музой, отдушиной, любовью и жизнью. Я не мог больше ни жить, ни творить...
Старик замолчал, вытирая морщинистым кулаком лицо, как будто заново переживал свои страдания.
— И что же случилось дальше? — поторопил я его.
— Когда о ее смерти узнал Серафим, началось это светопреставление. Он был врачом и занимался какими-то опытами. Не знаю, кого он там резал и сшивал по ночам, но когда он притащил меня впервые в свою операционную, я обомлел от ужаса - так меня поразили все эти ножи и прочие инструменты. Это место было похоже на камеру пыток. Я хотел уйти, но он, как сумасшедший, держал меня за руки и кричал мне о том, что может попробовать вернуть Элину к жизни.
Когда до меня дошел смысл его слов, я посмотрел на него, как на божество. Он хотел вернуть мне то единственное, что держало меня в этом мире - мою возлюбленную, мою Элину.
Мы раскопали могилу, вскрыли гроб и достали оттуда тело. Элина уже плохо выглядела: распухла и покрылась безобразными пятнами. Я плакал, глядя на нее, а Серафим сказал: "Ее тело вернуть к жизни уже не получится, слишком поздно".
Я зарыдал во весь голос, склонившись над любимой, целуя ее безобразное лицо. Но потом услышал, как Серафим снова заговорил, будто обращаясь не ко мне, а к самому себе: "Если я использую другую внешнюю оболочку, другое тело, которое еще не успело остыть... А потом я попробую вернуть к жизни ее сердце и перенести его в другое тело..."
Пока я всхлипывал, прильнув к Элине, Серафим нервно мерил шагами пространство операционной, его взгляд блуждал по стенам, а потом вдруг замер на мне. Он спросил, смогу ли я вырастить Элину, как родную дочь?
И я ответил, что я готов на все, лишь бы вернуть ее.
Следующей ночью Серафим принес в операционную умирающую девочку лет шести. Он сказал, что это какая-то сирота-бродяжка: сумасшедшая и немая. Ее подкинули несколько дней назад к больнице. Никто из персонала не знал, кто она и откуда взялась, поэтому никто не стал проверять, когда главный хирург сообщил о том, что девочка скончалась во время операции, и он отправил ее тело на кладбище.
На самом же деле Серафим усыпил девочку и привез в свой дом, чтобы провести свой чудовищный эксперимент.
Я не видел того, что он творил за закрытыми дверями операционной, да и не хотел бы я узнать, какие жуткие, нечеловеческие, безжалостные манипуляции совершал этот человек с двумя бездыханными телами, какие снадобья и магические средства для этого использовал, ведь иначе, как магией это не назовешь.
Но Серафим называл свои действия медициной. Тогда я решил, что медицина сродни магии. Потому что через несколько часов, которые стали самыми долгими и мучительными в моей жизни, он вышел из операционной с лицом настоящего мага, несмотря на то, что взгляд его был очень уставшим. Вместе мы перенесли ребенка на носилках в спальню на втором этаже.
"У тебя получилось?" — со смесью ужаса и восторга спросил я.
"Да, получилось. Перед тобой Элина. Сейчас, в новом теле, ее пока сложно узнать, но со временем она превратится в ту женщину, которую ты знал и любил. Пока что у этого ребенка два сердца, но скоро сердце девочки перестанет биться и засохнет в груди, уступив место сердцу Элины."
Я подошел к спящему ребенку и стал всматриваться в незнакомое мне лицо. Это была на Элина, я не видел в ней ни малейшего сходства со своей погибшей женой. Но если Серафим утверждал, что со временем Элина в ней проявится, что это будет именно она, то я готов был ждать. И готов был воспитывать этого ребенка, как дочь, которую мы с женой не успели родить...
Дни и ночи напролет я проводил в доме Серафима, ухаживая за дочерью, которая долго и тяжело восстанавливалась после операции. Я видел, как внутри нее пытаются ужиться два человека, которых соединил воедино Серафим. Она была то незнакомой мне девочкой-бродяжкой: дикой, неуправляемой и немой, то моей Элиной: нежной, разговорчивой и очень умной.
Шло время, девочка росла и, как и обещал Серафим, внешне все больше и больше становилась похожей на мою супругу. Но, вопреки прогнозам врача, внутри нее по-прежнему бились два сердца, а, значит, жили два совершенно разных человека.
Одна была талантливой пианисткой, это была моя Элина. Вторая была психически нездорова, а с возрастом она и вовсе стала вести себя, как одичавшая собака, признающая силу и власть лишь одного человека - меня. Мне она была предана, а вот для окружающих - опасна.
Я решил дать имя этой немой бродяжке, раз уж сердце ее было настолько сильным, что не желало сохнуть и уступать место сердцу Элины. Я долго думал, и, так как на дворе стоял мрачный и дождливый март, я так и назвал это дикое, мрачное существо - Марта."
***
Старик тяжело вздохнул и посмотрел на меня после этих слов. Я пребывал в шоке от услышанного и не понимал, как такое возможно - соединить воедино двух людей, один из которых был мертв, и заставить это "существо" жить. Кто был явно не в себе, так это мой дядя...
— Отчего же у вас испортились отношения с Серафимом? — наконец, спросил я, — ведь он же вернул к жизни Элину.
— Я считаю ее своей дочерью. А вот твой дядя... Он ждал, пока она вырастет, чтобы забрать ее у меня. Разве я мог допустить такое? Он был чокнутым, помешавшимся на своей страсти... И я рад, что он умер и оставил, наконец, нас в покое.
— Почему ты не хочешь определить девушку в психиатрическую больницу? Может быть, тем самым ты облегчишь жизнь и себе, и ей? — спросил я.
Старик тяжело вздохнул, встал со своего стула и подошел к окну.
— Она не человек. И никто из человеческих врачей ей помочь не в силах, увы... Когда она была ребенком, мы пытались давать ей лекарственные препараты, но они не действовали на Марту, а Элину подавляли еще больше. Да и разве объяснишь врачам, что это вовсе не раздвоение личности, а две реальные личности, соединенные в теле одного человека хирургом, помешавшимся на своих чувствах? Разве что меня самого сочли бы сумасшедшим... Лучше я сам о ней позабочусь. Точнее о них обеих.
Я тоже встал и подошел к старику:
— Неужели твоя любовь настолько сильна, что ты всю свою жизнь посвятил ей? — я пристально взглянул на старика, лицо его было бледным и сосредоточенным, — или, может быть, все дело в том, что это не ты, а Элина является истинным творцом? И не ты, а она за тебя пишет гениальные произведения? Может быть, в этом вся причина? В том, что Ян Герх на самом деле Элина, девушка с двумя сердцами в груди?
Я видел, как руки старика задрожали, но он посмотрел на меня с презрением и ответил:
— Ты ничего не смыслишь в творчестве. Не лезь, куда тебя не просят! И в любви, по-моему, ты тоже ничего не смыслишь...
Он подошел к двери и распахнул ее передо мной:
— А теперь уходи, я рассказал тебе все, о чем ты просил и, надеюсь, что не обижу тебя, признавшись, что очень устал от твоего навязчивого общества.
Я вышел, вдохнул прохладный вечерний воздух, насыщенный ароматом трав, и обернулся. Старик смотрел мне в спину.
— Оставь нас в покое. Я сделаю так, чтобы Элина и Марта тебя больше не беспокоили. Но и ты должен прекратить ходить в сторону нашего дома.
Я ничего не ответил и быстрым шагом отправился к своему особняку.
***
Позже я ходил взад и вперед по гостиной, размышляя о тех событиях, которые происходили в этом доме - о своем дяде, об Элине, о Яне Герхе. Что-то не сходилось в рассказе старого композитора. Если он так сильно любит свою "дочь", почему бьет ее розгами?
Я сел за стол, от усталости всего на минуту положил голову на руки и не заметил, как провалился в тяжелый сон...
Разбудил меня громкий стук в дверь. Я поднял голову, с трудом расправил плечи, которые затекли в неудобной позе, посмотрел вокруг, пытаясь сообразить, где я, и что происходит. За окнами стояла глубокая ночь, в окно моросил дождь, в гостиной было холодно, я поежился и встал со стула. В это время стук настойчиво повторился. Я вздрогнул и подошел к двери.
— Кто там? — спросил я охрипшим от сна голосом.
— Это я, Элина, пусти меня, пожалуйста, Серафим, я насквозь промокла...
Немного поколебавшись, я открыл дверь. Получается, сегодня девушка вменяема, если разговаривает и называет себя Элиной.
Она вошла в дом: с волос и плаща ее стекала вода. Я помог ей раздеться и, закинув дров в камин, разжег огонь.
— Я очень рада, что ты вернулся, Серафим... — сказала девушка нежным голосом, — забери меня отсюда, увези далеко-далеко, как и обещал. Но только не в больницу, я не хочу в больницу. Я не могу больше так жить: каждый день похож на пытку. Каждый день он бьет меня, запирает в темном подвале, а выпускает только для того, чтобы посадить за фортепиано.
Я не знал, что ответить ей. Даже сейчас мне казалось, что она не в себе от того, что путает меня с моим дядей.
— Элина, я не Серафим. Я его племянник, меня зовут Алекс.
Казалось, она сильно удивилась, потом подошла ко мне неожиданно близко и провела кончиками пальцев по моему лицу, словно изучая его и запоминая каждую линию.
— Ты так похож на него... Ты привез мне белый бант?
Этот вопрос сбил меня с толку. Я что-то промямлил себе под нос, а потом закрыл глаза.
Прикосновения ее были такими нежными, а дыхание таким близким и теплым, что я невольно ощутил внутреннюю дрожь. Она была невероятно красива, эта странная и загадочная девушка. Она одновременно манила и отпугивала.
В моей душе боролись противоречивые, контрастные чувства. И пока я пытался взять себя в руки и не утонуть окончательно в омуте ее голубых глаз, Элина прильнула своими мягкими губами к моим губам. И я понял, что это мощное чувство сильнее меня. И, кажется, потерялся во времени и пространстве, запутался в ее руках, волосах и поцелуях, явственно ощущая, как в груди девушки бьются два сердца.
***
Очнулся я на полу возле камина, в объятиях Элины.
— Ты заберешь меня с собой? — тихо прошептала мне на ухо девушка.
— Элина... Мы едва знакомы. И я пока совершенно не понимаю, что тут происходит, — ответил я.
Элина привстала, на ее обнаженном теле переливались и играли отблески огня от камина, отчего она была похожа на нимфу. Я смотрел на нее, как завороженный.
— Происходит то, что мой отец держит меня в доме, как пленницу. Я нужна ему только потому что у меня есть талант. А так, он совсем не любит меня, никогда не любил... Он любит только Марту. Поэтому Серафим хотел забрать меня с собой, он любил именно меня. А ты? Ты любишь меня?
Я замер от ее вопроса и постарался мягко перевести тему:
— Элина, твой отец говорил, что у тебя с детства есть некоторые проблемы со здоровьем.
— Я прекрасно знаю себя и осознаю все, что происходит со мной. Серафим рассказывал мне мою историю, и я уже давно смирилась с тем, что во мне живет Марта... Да, я не могу ее контролировать, да, она дикая и неуправляемая, но она часть меня - я слышу, как во мне бьется ее сердце. А когда я сажусь за фортепиано, мне кажется, что музыка, которая льется из-под моих рук, идет не из моего сердца, а их наших обоих сердец. Представляешь? Это музыка двух сердец. Иногда в ней много нежности, а иногда она - сплошь боль и страдание.
— Ты удивительная девушка, Элина. Тобой можно восхищаться бесконечно: твоей нежностью, добротой и любовью ко всем на свете. Но для меня все, что здесь произошло, очень запутанно и непонятно, — сказал я и обхватил голову руками.
Элина погладила меня по волосам, словно я был маленьким мальчиком.
— Как же ты похож на своего дядю, Алекс, — девушка помолчала, потом улыбнулась, — Серафим любил меня так же, как ты. Он всегда жалел меня, поддерживал. Всегда был на моей стороне, до тех пор, пока... Пока не исчез. А ты? Ты любишь меня?
— Люблю, — ответил я, не скрывая своей страсти и желая, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.
Она вновь поцеловала меня и притянула к себе. Движение было легким, ненавязчивым, я легко мог убрать ее руки и уйти прочь, но я, словно загипнотизированный ее кожей молочного цвета, теплыми ладонями и голубыми глазами, вновь покорился и ушел с головой в омут этой сумасшедшей страсти...
***
Я проснулся от того, что мне не хватало воздуха. Я открыл рот для вдоха, но что-то тяжелое навалилось на меня, сдавило грудь, а шею сжало стальным кольцом. Я открыл глаза и увидел над собой Элину. Она смотрела пустым, диким взглядом и душила меня - все сильнее и сильнее.
Я пытался выдернуть руки из-под собственного тела, но она так сильно прижала меня к полу, что я не мог и пошевелиться. Откуда в ней, такой тоненькой и хрупкой, столько нечеловеческой силы?
Я дернулся всем телом изо всех сил, чтобы сбросить ее с себя, и у меня это получилось. Я жадно вдохнул воздух, закашлялся. А она, одним прыжком преодолев разделяющее нас расстояние, снова оказалась возле меня, не давая мне отдышаться и подняться на ноги.
Она наносила удар за ударом. Я, отвыкший от физической боли, и не умеющий драться, тем более, с женщинами, прикрывался руками.
— Немедленно перестань! Элина! — закричал я, но она никак не отреагировала на свое имя.
Острые ногти впивались мне в щеки и в шею, а потом эта сумасшедшая вцепилась мне в плечо зубами, разрывая мою плоть, как дикая собака. Я взвыл от боли и схватил ее за волосы, пытаясь оторвать ее лицо от своего тела. Не зная, как успокоить ее более гуманно, я с силой оттолкнул ее от себя, но она нападала вновь и вновь, как будто хотела разорвать меня на части. Она была зверем, а я был ее добычей.
Мы боролись с ней, катаясь по гостиной. К моему счастью, входная дверь распахнулась, и Элина замерла, уставилась на стоящего на пороге Яна Герха.
— Марта! Иди ко мне, моя хорошая, оставь его, он нам не нужен, он слишком слаб и не опасен, — в руках композитора была палка, я не мог понять, кого он хотел бить ей - меня или Марту?
Девушка заскулила, поднялась на ноги и, согнувшись, подбежала к нему, присела у его ног.
— Ты не хочешь слушать меня. А зря! — на этот раз он обращался ко мне, — в следующий раз я не стану спасать тебя. И тогда она разорвет тебя, как жалкого кролика. Ты этого хочешь?
Марта оскалилась на меня. Казалось, в ее голове нет ни капли человеческого разума. Вчерашний вечер и ночь казались мне сейчас неправдоподобным и выдуманным.
— Ты, как твой дядя, падок на женскую красоту. Я сразу же это заметил. Элина ветрена и глупа в этом смысле, поверь, ей без разницы, кого любить. Помимо тебя и твоего дяди у нее были и другие возлюбленные, поверь, мне до этого нет дела, — старик гордо поднял подбородок, — Но дело в том, что с каждым днем Элины в этом существе становится все меньше и меньше. Сердце Марты должно было высохнуть, но сохнет сердце Элины, как более слабое. А скоро Элина исчезнет насовсем. И останется только Марта...
Одной рукой я зажимал рану на плече, из которой текла кровь, а другой рукой держал плед, чтобы хоть как-то прикрыть свою наготу.
— Уезжай отсюда, в последний раз прошу тебя об этом, — сказал мне Ян, развернулся и пошел прочь. Марта, согнувшись, засеменила за своим хозяином.
Я с грохотом захлопнул дверь и запер ее на два засова. В голове у меня стучали сотни молотков, и единственным желанием было именно это - уехать отсюда подальше и больше никогда не возвращаться в это сумасшедшее место...
***
К вечеру, немного успокоившись после нескольких бокалов дорогого вина из дядиной винной коллекции, я сидел в гостиной. И внезапно меня осенило.
Я встал и быстрым шагом спустился по узкой, темной лестнице в подвал. Операционная была особым местом для дяди. Наверняка, именно здесь он хранил то, что действительно было для него важным. В этой догадке я не ошибся. В узком письменном столе, вместе с тетрадями, в которых дядя записывал различные наблюдения о своих медицинских экспериментах, я нашел его дневник.
Поднявшись в гостиную, я устроился в кресле и открыл его. Записи в нем были короткие, сухие, больше похожие на врачебные заметки. Но они давали хоть какое-то представление о том, каким на самом деле был тот мужчина, на которого, по мнению Элины, я был похож.
***
"В дом по соседству заселилась пара - муж и жена, музыканты, играют на фортепьяно. Женщина молода и очень красива. По-моему, она пишет музыку."
***
"Сосед оказался полным дураком. Он композитор, Ян Герх. Его жена Элина, кажется, неравнодушна ко мне. Я был прав, она тоже пишет гениальные произведения. А на то, как она играет на фортепиано, можно смотреть вечно. Ее музыка будоражит сердце, гипнотизирует! Только вот сама по себе Элина весьма странная, как и все великие творцы.. ."
***
"Кажется, я влюблен. Несмотря ни на что! Да не просто влюблен - я потерял голову от страсти. Но Элина замужем за этим пианистом, страдающим от собственных комплексов. Она говорит, что он бьет ее розгами и выдает ее произведения за свои собственные. Я прошу ее, чтобы она ушла от него, но ее что-то держит с ним. Это мучает меня..."
***
"Кажется, я не могу ни жить, ни дышать без нее. Наша любовь с Элиной велика и сильна. Но безумие ее мужа еще сильнее. Он запер ее в подвале и не выпускает из дома, так она говорит. Сегодня ночью я возьму револьвер и отправлюсь в их дом. Если все пройдет хорошо, то уже завтра мы с Элиной будем далеко отсюда..."
***
"Он убил ее. Не могу поверить в это. Он убил ее, хотя утверждает, что она сама покончила с собой. Этого не может быть!
Как бы то ни было, моей возлюбленной больше нет. Эта новость чуть не свела меня с ума! Она пролежала в могиле несколько дней, тело ее начало разлагаться... Но я нашел способ, как вернуть ее к жизни..."
***
"У меня получилось. Элина вновь жива. Вот только на данный момент она ребенок, ей шесть лет. Но главное то, что она жива, жива... Этот дурак Ян Герх раскаялся и смирился с тем, что сейчас он должен вырастить ее, как собственную дочь."
***
"Есть одна большая проблема. Девочка продолжает жить с двумя сердцами. Первое сердце не сохнет, видимо, я где-то просчитался...
Элина лишь наполовину Элина. Другая ее половина - это полоумная, немая бродяжка. Именно в ее тело я пересадил сердце моей возлюбленной, чтобы вернуть ее к жизни. К сожалению, оно не смогло полностью перебороть сердце бродяжки, и теперь они вынуждены сосуществовать в одном теле вместе.
Их сердца бьются в одной груди... Это был мой первый эксперимент такого рода, и он не оправдал себя..."
***
"Похоже, моему соседу важно только одно - чтобы юная Элина писала музыку за него, так же, как и его жена. Весь мир считает его гением, а на самом деле он бездарность. Девочка же показывает феноменальные способности в музыке, и Ян Герх, величайший композитор нашего времени, загадочная личность, заставляет ее заниматься по восемь-десять часов в сутки, чтобы раскрыть талант.
Часто место гениальной Элины занимает дикая и озлобленная на весь мир бродяжка Марта, которая, словно собака, верна своему хозяину и сидит целыми днями у его ног. Она агрессивна к посторонним и способна на все, если чувствует, что хозяину угрожает опасность. Однажды я видел, что ее лицо выпачкано в крови, но чья это была кровь - неизвестно...
Судя по всему, этот чокнутый композитор сильно привязался к Марте."
***
Потом старые записи в дневнике прерываются. А следующие записи отмечены уже сравнительно свежими датами.
***
"Она сейчас такая же, какой я ее помню: молодая, нежная, красивая. Элина выросла и незаметно превратилась в девушку - такую, какой она приехала в эти края.
Я отсутствовал несколько лет, жил в другой стране. А когда вернулся, она вновь пробудила во мне, зрелом, циничном, одиноком холостяке, самые яркие и сильные чувства: и возвышенные, и низменные.
Я не могу бороться с ними, особенно тогда, когда она приходит в мой дом. Недавно она попросила меня забрать ее и увезти отсюда: то ли в шутку, то ли всерьез. Кажется, я готов исполнить ее просьбу. Кажется, только с ней я смогу найти счастье..."
***
"Ян приходил ко мне в дом и угрожал расправой, просил уехать отсюда по-хорошему. С одной стороны, я понимаю его: он считает Элину своей дочерью. С другой стороны, он и вправду не дает ей возможности жить по-человечески. Часто держит ее под замком или заставляет играть и сочинять те гениальные произведения, которые на протяжении всех этих лет выдает за свои собственные. Он маскирует свой огромный эгоизм под маской родительской любви.
Я сказал ему, что заберу Элину и увезу ее отсюда, что она глубоко несчастна с ним.
"А Марту куда ты денешь? — злобно усмехнувшись, спросил Ян, — Она считает меня своим хозяином и успокаивается лишь у моих ног. Для остальных же она представляет смертельную опасность. В ней нет ничего человеческого, она зверь, причем дикий."
Я уверенно сказал, что попробую найти с ней общий язык, подберу лекарства.
Ян засмеялся и ответил, что я глупец и меня ждет скорая смерть. Случится это в первый же день, когда место Элины займет Марта... На душе у меня заскребли кошки, но я не подал виду, что испугался. Я не отступлю. Это мое детище, и я тоже в ответе за него. Тем более, я люблю Элину всей душой, в отличие от Яна Герха."
***
"Я забрал Элину в свой дом. Завтра с утра мы уезжаем с ней в город. А оттуда еще куда-нибудь, подальше отсюда.
Моя любимая, наконец, рядом со мной. Верю, что у нас все будет хорошо..."
***
На этом дядины записи кончались. Его смерть по официальным документам зафиксирована следующим днем... Оставшиеся листы в тетради были пусты, и так же пусты были мои мысли сейчас. Я хотел все обдумать, сопоставить, но не мог - голова словно наполнилась тяжелым туманом. Я кое-как добрался до спальни на втором этаже и, упав на кровать прямо в одежде, крепко уснул.
На следующий день я решил готовиться к отъезду в город. Отдыхать и наслаждаться спокойствием и красотой здешней природы больше не представлялось мне возможным. Разгадывать бесконечные загадки - надоело, тем более, вся эта история была довольно опасной.
Единственное,что тяготило мою душу - мысли об Элине. Она словно приворожила меня, мне не хотелось терять ее, и при этом я прекрасно понимал, что наш союз невозможен.
Когда мой чемодан был собран, я сварил себе чашку кофе и подошел к окну. На террасе возле дома сидела она. Я напрягся, пытаясь понять, кто она на этот раз - Элина или Марта? Девушка вела себя спокойно и, кажется, что-то напевала себе под нос. Это была Элина. Сердце мое затрепетало в груди.
Я поставил чашку с кофе на подоконник и вышел из дома. Элина повернула голову в мою сторону и ласково улыбнулась.
— Отец говорил, что ты скоро уезжаешь отсюда, — сказала она нежным голосом, и взгляд ее стал грустным.
— Да, — ответил я, и совершенно не ожиданно для самого себя добавил, — хочешь поехать со мной? Я заберу тебя с собой. В городе я отведу тебя в больницу, тебе смогут помочь...
Элина засмеялась, легко вскочила с пола и закружила меня по террасе, потом остановилась и прильнула ко мне всем телом. Я не удержался, обнял ее за талию, зарылся лицом в ее мягкие светлые локоны, на которых сегодня снова был светлый бант.
— Серафим предлагал мне то же самое. Как же вы с ним похожи... Отец говорит, что от него я сбежать могу, а вот от Марты - нет. Да я и не хочу бежать. А еще я не хочу, чтобы с тобой произошло то же самое, что произошло с Серафимом.
— А что с ним произошло? — спросил я, пытаясь не выдать свое волнение.
— Я же говорила тебе. Он исчез. Навсегда... — Элина улыбнулась своей неизменной ласковой улыбкой.
Потом она подошла ко мне и поцеловала. Этот поцелуй болью отозвался в моей груди, потому что я знал, что больше он не повторится. Элина подняла голову и заглянула мне в глаза.
— Обещай мне кое-что, — грустно сказала она, и из глаз ее покатились прозрачные слезы.
Я целовал соленые капли губами, не в силах оторваться от нее.
— Что? — спросил я.
— Привези мне белый бант, я буду очень рада!
Потом девушка легко отстранилась от меня, улыбнулась и побежала прочь от моего дома. Она была похожа на светлую, невесомую бабочку. Остановившись у кустов шиповника, Элина обернулась и прокричала напоследок:
— Я буду рада, если ты или кто-то другой вместо тебя снова вернется сюда!
Больше я ее никогда не видел...
***
Эта история с наследством произошла со мной более двадцати лет назад. А я до сих пор вижу в каждой бабочке со светлыми крыльями, в каждом детском бантике на волосах - образ той, которую я сильно полюбил, но не спас, той, которую невозможно было спасти - нежной и талантливой Элины...
***
Образ великого и гениального композитора Яна Герха оброс с тех пор множеством легенд, слухов и домыслов.
Кто-то считает его сумасшедшим, другие убеждены, что он заключил сделку с самим дьяволом, третьи догадываются, что гениальные творения, принадлежащие Герху, на самом деле, написаны не им.
Но кто является их истинным создателем - об этом никто никогда не узнает.
Для меня же эта музыка навсегда останется музыкой двух сердец...
#екатеринашитова
Нет комментариев