ПОЛУНОЧНИКИ (клуб любителей мистики)

Глория в тот день из школы не вернулась. И на следующий тоже. И через неделю, и через месяц, и через год. Глория просто ушла в школу и не пришла обратно, а Эстер осталась одна. Когда пропала ее сестра, Эстер было всего пять. Она сидела на кухне, доедала кусок яблочного пирога и радостно болтала ногами, думая о том, что сейчас, вот прямо сейчас, она побежит на улицу, и там, конечно же, будет Глория, которая уже пришла из школы, и они вместе пойдут за дом и будут играть с кроликами, которых разводят родители. Конечно, у Эстер все еще оставались отец с матерью, но они ссорились чаще, чем обращали на нее внимание. В такие моменты она пробиралась в комнату сестры, ложилась на ее кровать и утыкалась носом в ее платья, вдыхая аромат лаванды. Родители все ссорились и ссорились, на кухне билась посуда, что-то громко падало, а Эстер продолжала лежать на кровати, теребя в пальцах кулон, подаренный Глорией. У сестры был точно такой же, и на каждом из них был выгравирован маленький кролик. Кулоны эти Глория выиграла на одной из осенних ярмарок и сразу же подарила один Эстер. Вообще-то родители были фермерами, выращивали кукурузу, разводили овец, коров и кур, но больше всего из животных Эстер и Глории, конечно же, нравились кролики. Они ведь были такими мягкими и пушистыми, их носики так забавно двигались, а хвостики так мило дергались. Отец всегда злился, что Эстер и Глория проводили с кроликами слишком много времени вместо того, чтобы помогать матери по хозяйству. Он говорил, что скоро все равно продаст половину из них, а половину оставшейся половины они съедят зимой. А если Эстер и Глория продолжат валять дурака, они получат свое. А “получать свое” всегда было очень-очень больно. Каждый раз, когда он это произносил, Эстер поднимала на Глорию глаза, полные слез, и шмыгала носом, крепче прижимая очередного пушистика к груди. Глория качала головой, морщила нос, а после разворачивала Эстер за плечи и просила идти поиграть в другое место. Но даже из этого самого «другого места», наблюдая за тем, как очередной крольчонок возится в пожухлой листве между корнями дерева, Эстер слышала, как ругаются отец и Глория. Тогда Эстер просто закрывала глаза и делала вид, что этого всего нет. Прямо как Глория. Глория тоже делала вид, что этого всего нет. Она повязывала на шею цветные платки, поправляла кулон, чтобы его было видно, а фиолетовые синяки — нет, брала Эстер за руку, и они вместе шли гулять вдоль дороги и вдоль кукурузного поля. — Привет, Уилл! — Стоило им поравняться со старым пугалом в длинном черном пальто и коричневой шляпе, как Эстер тут же махала ему рукой, широко улыбаясь. — Привет, Уилл, — хмыкнув, повторяла за ней Глория, пожимая плечами. Эстер всегда казалось, что Глория находила этот обычай с приветствием слишком глупым. Пугало никогда не отвечало, потому что всего лишь пугалом и было, а девочки шли дальше. Они часто так гуляли — тогда, когда отец был не в духе или напивался. А потом, Глория ушла в школу и не вернулась. Не вернулась спустя зиму и лето, спустя осень и весну. Не вернулась даже спустя четыре года, когда Эстер гордо заявила матери, что обязательно вырастет, станет детективом и найдет Глорию. Мать лишь покачала головой и спросила, откуда Эстер слово-то такое знает — «детектив», а та ответила, что прочитала в одной из книг, пылящихся на чердаке. В одной из тех самых книг, что когда-то, четыре зимы назад, принадлежали Глории. И тогда на кухню вошел отец и спросил, о чем это они тут болтают, а мать вжала голову в плечи и сказала, что ни о чем, и Эстер тоже точно так же вжала голову в плечи, но все же ответила, что она на этот раз дурака не валяет, а планирует очень даже серьезное дело — вырасти и найти Глорию. Кажется, отцу эта ее идея не очень понравилась, потому что он в два шага оказался перед ней, с размаху ударил по лицу и схватил за волосы. Раньше, до пропажи Глории, он никогда так не делал. Эстер обдало запахом спирта и какой-то гнили, но не той, которой пахли осенние листья, а другой. Неприятной. И Эстер сразу же захотелось уткнуться носом в шерсть одного из кроликов, сесть между корней большого дерева, где ей строго-настрого запрещали играть первый год после пропажи Глории, и смотреть, как этот самый кролик шуршит в желтоватой траве. А потом она услышала вскрик мамы и ощутила, как хватка отца медленно ослабевает. Эстер поднырнула под его руку и бросилась прочь из кухни. Из кухни донесся звук удара и тихие всхлипы матери, но Эстер не оглянулась. Эстер толкнула дверь, споткнулась об порог и полетела коленями прямо на землю. Ее руки тут же опустились в грязь, она выдохнула, помотала головой и только после этого подняла глаза. Перед ней, в куче сухих листьев, сидел кролик. Очень похожий на того, которого отец убил этим утром. Эстер коснулась горящей щеки. Она лишь успела подумать о том, как он выбрался из клетки, а кролик уже в несколько прыжков добрался до забора и пролез под ним. Перед глазами у Эстер пару секунд мелькал его подергивающийся хвостик, а затем пропал и он. Тогда Эстер поднялась на ноги и, отряхнув колени, быстрым шагом направилась следом. Она часто играла с кроликами, и, подумала она, если бы один из них — а этому числу велся строгий учет — пропал, отец бы не ограничился рукой на ее волосах и простым ударом. Поэтому, да, Эстер перелезла через забор и направилась следом за кроликом, а кролик побежал вдоль дороги, а Эстер побежала за ним — вот и получилось, что очень скоро они вместе оказались у кукурузного поля. Кролик проскользнул под ограду, Эстер пригнулась и нырнула за ним. Ее пальцы коснулись теплого и пушистого животика зверька, она почувствовала, с какой невообразимой скоростью бьется его сердце и как отчаянно он дергает лапками. А потом Эстер подняла голову и улыбнулась пугалу, возвышавшемуся над ней. Сама она не доставала ему даже до плеча. — Привет, Уилл, — произнесла она. — Привет, Эстер, — совершенно спокойно ответило пугало, спрыгнуло с палки, на которой до этого висело, и протянуло соломенные пальцы к кролику, погладив его между ушами. Эстер растопырила пальцы, чтобы ей было удобнее держать животное. Сердцебиение кролика замедлилось. А потом и вовсе остановилось. Эстер нахмурилась, перестав смотреть в нарисованные на мешке, заменявшем пугалу лицо, глаза. Она опустила взгляд ниже, на его шею. Туда, где висел кулон с кроликом. *** — Привет, Эстер, — повторило пугало. — Привет, Уилл, — повторила Эстер, крепче прижимая тельце кролика к груди. До этого оживленно двигавшийся, теперь он маленьким теплым мешочком висел в ее руках. — Что ты с ним сделал? Он умер? — Уснул, — уклончиво ответило пугало, но увернулось, стоило Эстер протянуть руку к кулону у него на шее. — Привет, Эстер. — Привет, Уилл, — на этот раз Эстер ответила с явным раздражением, покрепче перехватив кролика поперек живота. — Откуда это у тебя? — О, это? — пугало подцепило соломенным пальцем кулон у себя на шее. — От друга. Хочешь, познакомлю? Эстер хотела. В тот момент она решила, что она намного умнее жуткого ожившего пугала, которое своим прикосновением способно убивать (или все же усыплять?) животных, которое носит кулон ее сестры и от которого исходит едва ощутимый холодок. — Хочу, — произнесла Эстер. — Ты говоришь про Глорию, верно? Пугало рассмеялось, но не ответило. Вместо этого оно протянуло Эстер руку. Тогда Эстер подумала о том, что, возможно, если она вложит свою ладонь в ладонь пугала, то тоже уснет (или всё же умрет?). Но, в конце концов, всем детективам, о которых она читала в книгах сестры, приходилось рисковать собой в какой-то момент. Правда, обычно это было во второй половине книги, а, по мнению Эстер, ее книга только начиналась, но она все равно наклонилась, чтобы опустить кролика на землю и только после этого протянуть руку пугалу. Его лицо-мешок забавно изогнулось. Эстер показалось, что оно снова вот-вот улыбнется, но вместо этого подул ветер. Осенние листья зашуршали на земле, и Эстер поёжилась. Она обернулась и поняла, что стоит не на краю кукурузного поля, откуда хорошо видно дорогу, а где-то ближе к середине. Эстер сделала шаг назад, так и не положив уже холодеющего кролика на землю, и уперлась спиной в твёрдые зеленые стебли. — Ты можешь взять его с собой, — пугало кивнуло на кролика. Эстер открыла рот, чтобы что-то сказать. Она начала было объяснять, что уже поздно, солнце, заходившее, когда она бежала за кроликом по дороге, скрылось за горизонтом, и, наверное, ее уже ждут дома. Пугало ничего этого не услышало, потому что второй порыв ветра заглушил слова Эстер. А в следующую секунду ей показалось, что она слышит разъяренный голос отца где-то за спиной, зовущий её по имени. Это заставило ее шарахнуться в другую сторону и вжаться в чёрное пальто пугала. Пугало опустило руку Эстер на макушку, а она по привычке вжала голову в плечи, как это всегда делала мать, когда отец приобнимал ее за талию, как делала Глория, когда отец кричал на нее, и как всегда делала сама Эстер, даже тогда, когда он просто смотрел. Но пугало не потянуло ее за волосы. И Эстер, на удивление, даже не уснула (или не умерла) от его прикосновения. — Я отдам тебе этот кулон, если пойдешь со мной, — больше в тоне пугала не было слышно смеха. Оно говорило совершенно серьезно и все подталкивало и подталкивало Эстер в затылок, заставляя шаг за шагом продвигаться вглубь поля. Спорить Эстер не стала. Она вдруг поняла, что уже не чувствует своих пальцев, сжимающих тельце кролика, но чувствует слабые и редкие толчки его сердца. Пугало погладило Эстер по щеке, и ей почему-то стало спокойно. По какой-то известной ей одной причине Эстер решила, что Глория, идя в школу мимо поля, должно быть, тоже сказала такое знакомое «Привет, Уилл!», а потом тоже пошла сквозь кукурузу, а потом… Должно быть, потом с ней случилось что-то плохое, раз она не вернулась, но Эстер не успела додумать эту мысль: в одну секунду ей показалось, что в голову точно залили что-то горячее и приятное. Горячее, как шоколад, который они с Глорией пили на ярмарках, и приятное, как шерсть самого пушистого на свете крольчонка. Глаза Эстер закатились, она сделала еще несколько шагов, одна ее нога зацепилась за другую, и Эстер рухнула в рыжую листву, непонятно откуда взявшуюся на кукурузном поле. И Эстер снились яблочные пироги, которые Глория готовила с мамой, снились кулончики с крольчатами и снились живые крольчата, снился отец, весь бледный, дрожащий и что-то волочащий за дом. Ей снились мягкая подушка и платья Глории, в которые она так любила зарываться носом. А потом Эстер проснулась. Эстер проснулась и поняла, что действительно прижимает к себе темно-бордовое платье сестры, что она в ее, Глории, комнате, что рядом спит тот самый вчерашний кролик, редко дыша, и что на тумбочке, прямо рядом с тарелкой с яблочным пирогом, лежит кулон. Эстер тут же схватила пирог и откусила большой кусок. На вкус он был точно такой же, как тогда, когда его готовили мама и Глория. После того, как Глория ушла в школу и не вернулась, пирогов мама больше не пекла. — Привет, Эстер, — раздался голос пугала из-за приоткрытой двери. Эстер резко сглотнула, и пирог встал у нее поперек горла. — Привет, Уилл… — хрипло произнесла она, наблюдая за тем, как пугало открывает дверь и приближается к ней. Эстер снова захотелось вжать голову в плечи, но она пересилила себя. Только стиснула в пальцах край покрывала. И тогда пугало подошло еще ближе и перехватило ее за запястье. Эстер зажмурилась и подумала, что никакой она не великий детектив и, наверное, мама была права, когда просила больше никогда не искать Глорию и даже не думать об этом. Ведь все дети знают, что искать пропавших и уходить куда-то с незнакомцами — это плохая идея. Эстер подумала, что, видимо, яблочный пирог, все еще застрявший в горле, станет последним, что она съела. А потом пугало надело ей на безымянный палец соломенное колечко. Отмалчиваться Эстер не стала. — Что? Нет! — она тут же стянула колечко с пальца, потому что на примере своих родителей знала, что ни к чему хорошему такие вещи не приводят. Уголки губ пугала опустились. Эстер едва заметно нахмурилась. — Эй, ну… Ладно, не расстраивайся. — Она вновь — просто на пробу — надела кольцо на палец. Пугало вновь улыбнулось и погладило ее по волосам. Тогда Эстер хмыкнула, задумчиво покрутила кольцо на пальце и улыбнулась уже не ему, а себе. *** Эстер поняла не все и не сразу. Она поняла, что этот дом — точная копия дома ее родителей, за исключением того, что теперь ей нельзя ходить на задний двор к большому дереву и играть с кроликами среди его корней. Такие же правила царили в их доме первый год после пропажи Глории. Позже Эстер уговорила мать все же пускать ее играть за дом. Уилла уговорить не вышло. Он твердо сказал, что туда ей ходить нельзя. А еще кролики тут были какие-то странные. И овцы, и коровы, и куры. Они все лежали на земле и еле дышали, но Уилл уверил Эстер в том, что с ними все в порядке. Но будет еще лучше, когда Эстер ему поможет. И тогда он принес какой-то пахучий травяной отвар в глубокой плошке, и они принялись поить ими животных. И на самом деле у Эстер были смешанные чувства на этот счет. С одной стороны — ей так это понравилось. Она всегда знала, что муж и жена должны все делать вместе, но никогда не понимала, почему ее родители игнорировали это правило. С другой стороны, краем сознания она поняла, что эти существа умирают, что они мучаются от боли, а этот отвар… Уилл сказал, что он лишает их сознания, но оставляет в живых. Уилл сказал, что ему больно лишать их жизни до конца, хоть это и его работа, что он оставляет их в состоянии за секунду до гибели, но избавляет от боли. Он сказал, что так им лучше. И Эстер ему поверила, несмотря на то, что ей казалось, что они мучаются и страдают. Но ей даже нравилось вновь видеть тех животных, которые раньше жили на их ферме. Она знала их всех и очень по ним скучала. Последним они напоили кролика, что еще утром спал рядом с Эстер, а теперь был заботливо уложен в стог сена. А потом, после того, как они закончили с этим, они вместе помыли руки и пошли на кухню, чтобы приготовить еще один яблочный пирог, потому что тот, утренний, уже давно остыл, а Уилл не хотел, чтобы Эстер ела что-то холодное. Эстер как раз посыпала тесто мукой, когда очередной порыв ветра заставил кухонные стекла задребезжать. И он снова принес злые крики отца и плач матери. Эстер поджала губы и задрала голову, чтобы посмотреть пугалу в глаза. На них падала тень от его шляпы, поэтому Эстер так ничего и не увидела. — Я люблю тебя, — серьезно сказала Эстер, подражая тону отца, чтобы звучать чуть увереннее. — Но у меня есть чертовы дела, которые еще надо сделать в другом месте. И, в конце концов, я делаю то, что хочу. Отец всегда говорил так перед тем, как уйти на всю ночь, а утром вернуться и завалиться спать. А когда он спал, надо было ходить по дому и разговаривать тихо-тихо, а иначе он мог проснуться, и тогда снова билась бы посуда, и мама бы снова плакала. Уилл не ответил, просто кивнул, а Эстер стало очень стыдно, ведь она совсем-совсем не хотела грубить ему. — Я вернусь, — сказала она уже мягче. — И тогда ты все же расскажешь мне, где Глория и когда мы к ней пойдем. И Уилл снова кивнул, хотя Эстер и сомневалась в том, что он сделает так, как она просит, потому что в течение всего этого дня она уже раз десять спросила про Глорию, а он все кивал и кивал. По ту сторону кукурузного поля, а Эстер точно знала, что сейчас они находились на какой-то другой стороне, он был более разговорчивым. — Обещаешь? — с явным нажимом и, опять же, случайно подражая отцу, спросила она. — Обещаю, Эстер. А потом они вместе, держась за руки, как никогда не ходили ее родители, дошли до поля и стали пролезать сквозь стебли кукурузы. И в какой-то момент Эстер увидела очень-очень много тропинок, ведущих в разные стороны. Она растерялась и уже сделала шаг, чтобы идти налево, но Уилл крепко стиснул ее руку и почти силой потащил направо. — Что там? Он не ответил. Тогда она спросила еще два раза, и оба он проигнорировал. Когда Эстер спросила в четвертый, он лишь повернул к ней голову и произнес: — Тебе показалось. Тем не менее, когда они дошли до края поля, Уилл поцеловал Эстер в макушку и на пару секунд задержал ее руку в своей, а она в свою очередь улыбнулась ему и сказала: — Пока, Уилл! — Увидимся, Эстер. И Эстер ушла. Ушла не так, как Глория. Глория ушла в школу и больше не вернулась, но Эстер-то вернуться собиралась. И сейчас она шла по дороге к дому, а на шее у нее звенели два кулона с кроликами, ударяясь друг о друга. А потом они так же громко звенели на кухне в их доме, когда Эстер плакала, а отец сжимал ее шею и орал, допытываясь, где ее носило всю ночь и весь день. *** В этот раз Эстер не снились ни яблочные пироги, ни кролики, ни платья Глории. Ей снился отец, который за ногу тащит ее за дом, снилось, как ее тянут за волосы, и снилось, как она задыхается и хватает ртом воздух. Эстер проснулась и поняла, что вся подушка мокрая от слёз и свежим бельём совершенно не пахнет. Рядом нет яблочного пирога на тарелке. Безумно болело горло. Эстер попыталась что-то произнести, но не смогла. Из открытого рта вырвался лишь хрип. Она поднялась, подошла к окну и посмотрела вниз, ничуть не удивившись, когда увидела там Уилла. — Привет, Уилл, — прохрипела она. — Привет, Эстер. Их дом был двухэтажным, но Эстер всё равно было страшно прыгать. Но высоты она боялась меньше, чем отца, поэтому всё же прыгнула. Уилл поймал её и тут же поставил на землю. Он осторожно взял Эстер за плечи и подтолкнул в сторону дороги, рядом с которой лежало кукурузное поле. — Иди, Эстер. Но Эстер не пошла, потому что вспомнила, что люди в браке всё делают вместе. Эстер только сделала вид, что уходит. На самом же деле она обернулась и посмотрела на Уилла, в соломенных пальцах которого мелькнула зажигалка. Эстер подумала, что, должно быть, ему тяжело ориентироваться в темноте, но, когда он поднёс зажигалку к сухой траве около дома, она всё поняла. — Ты хочешь поджечь мой дом? — Эстер произнесла это с трудом. — Нет. Там же мама. Уилл пожал плечами и щелкнул зажигалкой. И тогда Эстер сняла с пальца соломенное колечко. В темноте ей показалось, что плечи Уилла поникли. Он снова щелкнул зажигалкой, и пламя потухло. — Отдай ее мне, — произнесла Эстер. Уилл не ответил, лишь посмотрел на неё долгим взглядом, а после кивнул. Эстер вздохнула, подошла ближе и протянула руку. Зажигалка медленно опустилась на ладонь, и Эстер тут же отбросила ее в сторону. Уилл медлил пару секунд, а после взял ее руку в свою и снова кивнул. — Пойдём, Эстер. Когда они шли через поле, Эстер снова спросила: — Так мы пойдем к Глории? И тон у неё уже был не как у отца. Эстер подумала, что к Уиллу, пришедшему за ней, она должна относиться лучше, чем отец относится к ее матери. Уилл ничего не ответил, а только крепче сжал её руку, а после уверенно потянул ее за дом. Эстер шла, прижимаясь к его чёрному пальто, и внутренне дрожала, боясь того, что может увидеть. Уилл запрещал ей ходить туда, когда она была тут в прошлый раз, а Эстер была не из тех глупых девочек из сказок, которые нарушают запреты. Хотя, с какой-то стороны, она же хотела стать детективом. Она могла бы проявить настойчивость и любопытство. Но... Она почему-то не проявила. Не проявила по той же причине, по которой мать угрожала отцу разводом, но они никогда не расходились. Потому что им обеим, и Эстер, и маме, просто было страшно. За домом Эстер действительно увидела Глорию. Глория лежала у самых корней большого дерева, прямо в грязи и с широко распахнутыми глазами. Эстер вырвала руку из хватки Уилла и бросилась вперёд. Кулоны на ее шее зазвенели, когда она упала на колени рядом с сестрой и прижалась ухом к ее груди. Сердце билось, но очень тихо и очень редко. На пальце у Глории тоже было хлипкое соломенное колечко. Эстер посмотрела сначала на сестру, а после на Уилла, стоявшего рядом и прижимавшего шляпу к груди. Эстер поняла, что, наверное, Глория тоже какое-то время была его женой в этой игре. А потом с ней что-то случилось. Хотя, нет, не что-то. Эстер точно знала, что случилось с Глорией, потому что сейчас видела синяки на ее свернутой шее. Слышала ее тихие хрипы. Эстер нахмурилась. Уилл развернулся и молча пошел в сторону дома, чтобы через пять минут вернуться с плошкой отвара. Эстер все это время лишь хлопала ресницами и смотрела на Глорию, а после сняла с шеи один из кулонов и, приподняв голову сестры из грязи, надела ей на шею. Должно быть, первый год после пропажи Глории ей нельзя было играть там, потому что отец с матерью волновались, что она найдет свежую могилу. А может, волновался только отец? Знала ли об этом мать? Уилл наклонился, чтобы влить отвар Глории в приоткрытый рот. Глория захрипела громче. И Эстер поняла, что она тоже, как и животные, мучается и страдает, а еще вспомнила, как мама всегда говорила, что иногда надо дать шанс случиться смерти. А потом поняла и другое — Уилл не хочет прощаться с Глорией. — Это… моей сестре… не поможет, — прохрипела Эстер. И тогда Уилл неуверенно отдал ей плошку, и Эстер сжала её со всей силы, что была в ее маленьких руках. Сжала и прикусила нижнюю губу, чтобы не показывать ему свои слезы. Мать часто показывала отцу свои. А потом она всхлипнула, пролив отвар себе на колени. Затем всхлипнула ещё и ещё и слёзы все же потекли у нее по щекам, а Уилл просто стоял в стороне и смотрел, как стоял отец, когда мать копала яму на заднем дворе. И теперь Эстер это вспомнила и разозлилась еще сильнее, потому что Уилл никогда не напоминал ей отца, а сейчас внезапно взял и напомнил. — Что мы можем сделать, чтобы… дать… ей уйти?.. — с трудом произнесла она. Она сидела среди корней и грязи еще несколько минут и, наверное, просидела бы ещё дольше, если бы не порыв ветра, после которого Уилл накинул ей на плечи свое черное пальто. И остался простым соломенным пугалом в шляпе и с мешком вместо лица. — Где носит эту чертовку?! — прорычал ветер голосом отца. И Эстер вспомнила, как завывал ветер в саду в ночь перед тем, как Глория ушла в школу и не вернулась. А может, и не ушла вовсе, потому что, когда Глория уходила, Эстер обычно спала. От той ночи Эстер помнила лишь ветер и шорохи за домом, помнила, как подошла к окну и увидела, как отец, бледный и дрожащий, тащит Глорию, подхватив под руки, а после сбрасывает в яму у корней дерева. Эстер вспомнила, как юркнула под одеяло с головой и закрыла глаза. Она вжала голову в плечи и закрыла глаза на все. — Ты должна дать ей уйти, Эстер, — Уилл протянул ей руку, а она на этот раз не зажмурилась. — Позволь себе увидеть. Она сдалась и оставила глаза распахнутыми. И, пока они шли до поля, крепко держась за руки, Эстер поняла, что именно ей, а не Уиллу было жалко всех тех животных. И Глорию. В особенности Глорию. Перед тем, как войти в кукурузные стебли, Эстер крепко обняла Уилла, зарывшись носом в солому, прямо как в мех крольчонка. И Уилл обнял ее в ответ. Дрожь пробила Эстер в тот самый момент, когда они дошли до развилки. Все то же множество дорог, но на этот раз Эстер поняла, что, пойди она по самой правой, то непременно окажется дома, где ей придется ежедневно смотреть в окно на то самое дерево с большими корнями, под которыми была закопана Глория. Но перед этим ей придется увидеть, как Глорию убивает отец. А Эстер… Эстер так не могла. Поэтому она снова заплакала. Потому что она с радостью осталась бы с Уиллом. Она сделала бы что угодно, лишь бы быть с ним и Глорией. И поэтому… Эстер вырвала руку из его хватки и побежала по самой левой дороге. Побежала так же, как Глория бежала каждое утро в школу. Побежала, чтобы не вернуться. — Только не влезай! Только не влезай! Смерть должна случ… — донес до нее ветер крик Уилла. *** Пробежав поле насквозь, Эстер остановилась у самого его края... Не поля. Она остановилась у подоконника своей комнаты. И она увидела. Она увидела отца, стоявшего у стены сарая и сжимающего горло Глории. С какого-то угла дома это можно было принять за теплые семейные объятия, если бы лицо отца не искажала гримаса ярости. И Эстер должна была прислушаться к тем словам Уилла. Она должна была остановиться и не влезать, но она, как самый настоящий детектив, этого, конечно же, не сделала. Она поняла, что в случае чего Уилл ее на этот раз не поймает, но она все равно спрыгнула вниз и подвернула ногу. И вскрикнула от боли, хотя черное пальто и смягчило падение. И этот вскрик заставил отца обернуться. И Эстер снова почувствовала запах спирта и гнили. Отец схватил ее за руку и отшвырнул в сторону, точно маленького крольчонка. Эстер показалось, что ее сердце бьется так же быстро, как и у крольчат. А ещё Эстер показалось, что она слышит, как кашляет Глория. Да, Эстер совершенно точно слышала этот кашель, а еще чувствовала во рту вкус яблочного пирога. Того самого, который готовили мама и Глория, который готовил Уилл. И... В принципе, Эстер смирилась со своей судьбой в тот момент, когда пальцы отца вновь, уже в который раз, сомкнулись на ее шее. Эстер смирилась с тем, что теперь и её уложат среди корней и грязи по ту сторону поля и будут поить отваром. Ей даже захотелось этого. Но Уилл решил все за нее. Уилл появился из ниоткуда и дотронулся до плеча ее отца в тот момент, когда Эстер уже теряла сознание. К сожалению, отец не был кроликом. Он, несомненно, как потом думала Эстер, ощутил слабость, но перед этим успел обернуться и вонзить свои ужасные пальцы в соломенную грудь Уилла. Если бы на Уилле было пальто, то, возможно, отец не смог бы одним рывком подхватить пугало и разорвать надвое. Посыпалась солома. И отец упал в эту самую солому лицом вниз, и, если бы Эстер приблизилась, она бы поняла, что он еще тихо и слабо дышит. Но она не приблизилась. Она стояла и слушала, как Глория, когда-то ушедшая в школу и не вернувшаяся, кашляет и хватает воздух ртом. И как ветер завывает здесь, за их домом. Завывает словами: — Пока, Эстер. — Пока, Уилл, — прошептала Эстер. А потом опустила взгляд на отца, отошла к стене дома и взяла лопату. Уилл просил не влезать, а она влезла. Что он там говорил? Смерть должна случиться, так ведь? Она наклонилась, подняла его шляпу и напялила ее себе на голову. Эстер крепче сжала черенок тяжеленной лопаты и вновь ощутила себя пятилетней девочкой, которой была в тот день, когда Глория ушла в школу и не вернулась. Эстер передала Глории лопату и подошла к корням большого дерева, топнув по земле ногой. — Здесь. И Глория, коротко кивнув, начала копать. Начала копать яму среди корней и грязи. Автор: Тина Берр

Алёнкин дедушка Некоторое время, работал я фельдшером в районном центре. Опыта, так сказать набирался после института. Разное было, но один случай на всю жизнь в памяти сохранился. Произошло это зимой, в начале февраля. Заступил я на дежурство. Около полуночи поступает заявка: ребёнок, 5 лет, температура под 40. Предположительно воспаление лёгких. Температура не сбивается, уже в бреду. К врачам долго не обращались, лечили сами. До села, где находится ребёнок, около 20 км. На улице -30 С, пурга, но ехать надо. Времени у нас мало, счёт может идти на часы. Степаныч, водитель, с трудом, но все же отогрел машину и двинулись в дорогу. Едем. Про себя чертыхаюсь. Ох, уж мне эти деревенские нравы, тянут до последнего, а нам врачам вытягивать чуть ли ни с того света. Боюсь не успеть. Прерывает мои мысли Степаныч. Останавливает машину, выходя из неё, говорит: - Кажись, приехали... Выхожу следом, осматриваюсь. Кругом снежное поле, да темнота. Спрашиваю Степаныча: - А дорога то где? - Перемело дорогу, дальше не проедем. Надо возвращаться. Трактор искать, мужиков просить помочь в расчистке. И только на рассвете, не раньше, приступать. Пурга такая, что сам черт ногу сломит! Раздумываю. Как быть? Спрашиваю - Сколько осталось до деревни? - Эдак километров пять по прямой, если через лес срезать, - отвечает Степаныч. Ветер пронизывает на сквозь, впереди темнота. Замёрзнуть можно, потеряться, а ещё чего, зверя дикого встретить. С другой стороны, ребенок до утра может не дотянуть. А я клятву давал - жизни спасать. Оборачиваясь к Степанычу, видя и его смятение, говорю: - Вот что, ты возвращайся, найди трактор, а в деревню сам пойду. Меня там ждут, я там нужен. Степаныч меня отговаривать не стал. Понял, так надо. Только достал из машины шапку ушанку потеплее, да телогрейку, приказал одеть. - Ну с Богом! Встретимся утром! Пошёл я к лесу. Ноги в сугробах увязают, ветер гудит. Лица поднять не могу, ветер со снегом так и хлещет по щекам. Сколько я так прошёл, трудно сказать, но шагаю уже с трудом. Поднимаю голову, оглядеться, далеко ли до леса, и впадаю в оцепенение. Нет леса! Метнулся назад, и машины не видать. Бегаю по кругу, а вокруг мгла непроглядная, снег в глаза, дальше вытянутой руки ничего не видно. И в этот момент мне так страшно стало. Куда идти? ! Неужели погибну здесь? Ребенка не спас и сам сгину, — подумал я в отчаянии. В это самое мгновение, чувствую, кто-то сзади положил мне руку на плечо и кричит: - Эй, доктор, даже не думай, рано тебе ещё помирать. Аленка тебя уже заждалась. Хватает меня за руку и тянет за собой идти. Решаю, что это местный житель меня встретил, наверное сообщили им о моем приходе. Плетусь за ним, а сам со спины его рассматриваю. Идёт передо мной старик, волосы седые из-под шапки торчат. На одну ногу хромает сильно, но что удивительно, шагает быстро, торопится. И сугробы не мешают, да ещё меня за собой тянет. Так и до леса добрались. Удивительное дело, как в лес зашли, пурга закончилась. Тихо стало, только снег под моими ногами скрипит. Идём со стариком, молчим. И мне уже совсем не страшно, скорее наоборот, спокойно стало. Понимаю, потому что старик рядом. Исходит от него сила, уверенность и спокойствие. С такими дедом, что пурга, что дикие звери не страшны. Так в раздумьях и не заметил, как из лесу вышли. А до деревни уже рукой падать. - Заждались уж, — указывая на самый первый дом, говорит старик. Подходим к дому и в свете луну, замечаю у старика шрам на всю правую щеку. Интересно, от куда? И только успеваю подумать, как старик говорит: - Память фронтовая... Враг пометил. Все, пришли. Сюда тебе. Я, конечно, оторопел. Неужели я случайно в слух вопрос произнес? Неловко вышло. Дёргаю калитку, не открывается, на что старик говорит: - Приподними, просела она, так и не успел её починить. Так и сделал, калитка открылась. Оборачиваясь, говорю: - Так это ваш дом? А старика то и нет. Огляделся, как сквозь землю провалился. В это время из дома женщина молодая выходит: - Вы же доктор? Киваю. - Слава Богу, мы вас так ждали. Идёмте, идёмте скорее! Захожу в дом, раздеваюсь. Вижу на кровати девочку, горит вся. Стонет, бредит. Начинаю все необходимые процедуры. Мама рядом, помогает, причитает: - Алёнка, девочка моя... Доктор, миленький, ты только помоги. Прошу тебя. Как же мы тебя ждали, как ждали... Краем глаза вижу, как молится у икон старушка. До самого рассвета просидел я у кровати девочки. Температуру удалось сбить, состояние стабилизировать. Конечно, теперь нужно дождаться Степаныча и везти в больницу, где продолжать лечение. Но я уже точно знаю, жить девочка будет. Успел. Пока ждём Степаныча, бабушка с матерью поят меня чаем, благодарят. В раздумье разглядываю старые фотографии на стене и вижу среди них, того самого старика со шрамом, который вывел меня из пурги, тем самым спас меня и Алёнку. Бабушка девочки, замечая мой взгляд на фотографии, говорит: - Супруг мой, дедушка Алёны. Похоронили год назад. Всю войну прошёл, там же и ногу покалечили. Но это ничего, главное живой вернулся. Хороший был человек, добрый. А уж как Алёнку любил, пылинки с неё сдувал. Скучает она по нему, — и старушка замолчала. Вот дела, подумал я. О ночной встречи со стариком, рассказывать не стал. Не к чему только заживающую рану им теребить. К тому же, я доктор, а доктора скептики, как вы понимаете. Хоть столько лет уже прошло, а помню ту ночь, как будто вчера было. Живу, и сомневаюсь, взаправду было или примерещилось все... Автор Муха

Ночь. Нянька Варька, девочка лет тринадцати, качает колыбель, в которой лежит ребенок, и чуть слышно мурлычет: Баю-баюшки-баю, А я песенку спою... Перед образом горит зеленая лампадка; через всю комнату от угла до угла тянется веревка, на которой висят пеленки и большие черные панталоны. От лампадки ложится на потолок большое зеленое пятно, а пеленки и панталоны бросают длинные тени на печку, колыбель, на Варьку... Когда лампадка начинает мигать, пятно и тени оживают и приходят в движение, как от ветра. Душно. Пахнет щами и сапожным товаром. Ребенок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но всё еще кричит и неизвестно, когда он уймется. А Варьке хочется спать. Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо ее высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная головка. — Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — тебе кашки наварю... В печке кричит сверчок. В соседней комнате, за дверью, похрапывают хозяин и подмастерье Афанасий... Колыбель жалобно скрипит, сама Варька мурлычет — и всё это сливается в ночную, убаюкивающую музыку, которую так сладко слушать, когда ложишься в постель. Теперь же эта музыка только раздражает и гнетет, потому что она вгоняет в дремоту, а спать нельзя; если Варька, не дай бог, уснет, то хозяева прибьют ее. Лампадка мигает. Зеленое пятно и тени приходят в движение, лезут в полуоткрытые, неподвижные глаза Варьки и в ее наполовину уснувшем мозгу складываются в туманные грезы. Она видит темные облака, которые гоняются друг за другом по небу и кричат, как ребенок. Но вот подул ветер, пропали облака, и Варька видит широкое шоссе, покрытое жидкою грязью; по шоссе тянутся обозы, плетутся люди с котомками на спинах, носятся взад и вперед какие-то тени; по обе стороны сквозь холодный, суровый туман видны леса. Вдруг люди с котомками и тени падают на землю в жидкую грязь. — «Зачем это?» — спрашивает Варька. — «Спать, спать!» — отвечают ей. И они засыпают крепко, спят сладко, а на телеграфных проволоках сидят вороны и сороки, кричат, как ребенок, и стараются разбудить их. — Баю-баюшки-баю, а я песенку спою... — мурлычет Варька и уже видит себя в темной, душной избе. На полу ворочается ее покойный отец Ефим Степанов. Она не видит его, но слышит, как он катается от боли по полу и стонет. У него, как он говорит, «разыгралась грыжа». Боль так сильна, что он не может выговорить ни одного слова и только втягивает в себя воздух и отбивает зубами барабанную дробь: — Бу-бу-бу-бу... Мать Пелагея побежала в усадьбу к господам сказать, что Ефим помирает. Она давно уже ушла и пора бы ей вернуться. Варька лежит на печи, не спит и прислушивается к отцовскому «бу-бу-бу». Но вот слышно, кто-то подъехал к избе. Это господа прислали молодого доктора, который приехал к ним из города в гости. Доктор входит в избу; его не видно в потемках, но слышно, как он кашляет и щелкает дверью. — Засветите огонь, — говорит он. — Бу-бу-бу... — отвечает Ефим. Пелагея бросается к печке и начинает искать черепок со спичками. Проходит минута в молчании. Доктор, порывшись в карманах, зажигает свою спичку. — Сейчас, батюшка, сейчас, — говорит Пелагея, бросается вон из избы и немного погодя возвращается с огарком. Щеки у Ефима розовые, глаза блестят и взгляд как-то особенно остр, точно Ефим видит насквозь и избу и доктора. — Ну, что? Что ты это вздумал? — говорит доктор, нагибаясь к нему. — Эге! Давно ли это у тебя? — Чего-с? Помирать, ваше благородие, пришло время... Не быть мне в живых... — Полно вздор говорить... Вылечим! — Это как вам угодно, ваше благородие, благодарим покорно, а только мы понимаем... Коли смерть пришла, что уж тут. Доктор с четверть часа возится с Ефимом; потом поднимается и говорит: — Я ничего не могу поделать... Тебе нужно в больницу ехать, там тебе операцию сделают. Сейчас же поезжай... Непременно поезжай! Немножко поздно, в больнице все уже спят, но это ничего, я тебе записочку дам. Слышишь? — Батюшка, да на чем же он поедет? — говорит Пелагея. — У нас нет лошади. — Ничего, я попрошу господ, они дадут лошадь. Доктор уходит, свеча тухнет, и опять слышится «бу-бу-бу»... Спустя полчаса к избе кто-то подъезжает. Это господа прислали тележку, чтобы ехать в больницу. Ефим собирается и едет... Но вот наступает хорошее, ясное утро. Пелагеи нет дома: она пошла в больницу узнать, что делается с Ефимом. Где-то плачет ребенок, и Варька слышит, как кто-то ее голосом поет: — Баю-баюшки-баю, а я песенку спою... Возвращается Пелагея; она крестится и шепчет: — Ночью вправили ему, а к утру богу душу отдал... Царство небесное, вечный покой... Сказывают, поздно захватили... Надо бы раньше... Варька идет в лес и плачет там, но вдруг кто-то бьет ее по затылку с такой силой, что она стукается лбом о березу. Она поднимает глаза и видит перед собой хозяина-сапожника. — Ты что же это, паршивая? — говорит он. — Дитё плачет, а ты спишь? Он больно треплет ее за ухо, а она встряхивает головой, качает колыбель и мурлычет свою песню. Зеленое пятно и тени от панталон и пеленок колеблются, мигают ей и скоро опять овладевают ее мозгом. Опять она видит шоссе, покрытое жидкою грязью. Люди с котомками на спинах и тени разлеглись и крепко спят. Глядя на них, Варьке страстно хочется спать; она легла бы с наслаждением, но мать Пелагея идет рядом и торопит ее. Обе они спешат в город наниматься. — Подайте милостынки Христа ради! — просит мать у встречных. — Явите божескую милость, господа милосердные! — Подай сюда ребенка! — отвечает ей чей-то знакомый голос. — Подай сюда ребенка! — повторяет тот же голос, но уже сердито и резко. — Спишь, подлая? Варька вскакивает и, оглядевшись, понимает, в чем дело: нет ни шоссе, ни Пелагеи, ни встречных, а стоит посреди комнатки одна только хозяйка, которая пришла покормить своего ребенка. Пока толстая, плечистая хозяйка кормит и унимает ребенка, Варька стоит, глядит на нее и ждет, когда она кончит. А за окнами уже синеет воздух, тени и зеленое пятно на потолке заметно бледнеют. Скоро утро. — Возьми! — говорит хозяйка, застегивая на груди сорочку. — Плачет. Должно, сглазили. Варька берет ребенка, кладет его в колыбель и опять начинает качать. Зеленое пятно и тени мало-помалу исчезают и уж некому лезть в ее голову и туманить мозг. А спать хочется по-прежнему, ужасно хочется! Варька кладет голову на край колыбели и качается всем туловищем, чтобы пересилить сон, но глаза все-таки слипаются и голова тяжела. — Варька, затопи печку! — раздается за дверью голос хозяина. Значит, уже пора вставать и приниматься за работу. Варька оставляет колыбель и бежит в сарай за дровами. Она рада. Когда бегаешь и ходишь, спать уже не так хочется, как в сидячем положении. Она приносит дрова, топит печь и чувствует, как расправляется ее одеревеневшее лицо и как проясняются мысли. — Варька, поставь самовар! — кричит хозяйка. Варька колет лучину, но едва успевает зажечь их и сунуть в самовар, как слышится новый приказ: — Варька, почисть хозяину калоши! Она садится на пол, чистит калоши и думает, что хорошо бы сунуть голову в большую, глубокую калошу и подремать в ней немножко... И вдруг калоша растет, пухнет, наполняет собою всю комнату, Варька роняет щетку, но тотчас же встряхивает головой, пучит глаза и старается глядеть так, чтобы предметы не росли и не двигались в ее глазах. — Варька, помой снаружи лестницу, а то от заказчиков совестно! Варька моет лестницу, убирает комнаты, потом топит другую печь и бежит в лавочку. Работы много, нет ни одной минуты свободной. Но ничто так не тяжело, как стоять на одном месте перед кухонным столом и чистить картошку. Голову тянет к столу, картошка рябит в глазах, нож валится из рук, а возле ходит толстая, сердитая хозяйка с засученными рукавами и говорит так громко, что звенит в ушах. Мучительно также прислуживать за обедом, стирать, шить. Бывают минуты, когда хочется, ни на что не глядя, повалиться на пол и спать. День проходит. Глядя, как темнеют окна, Варька сжимает себе деревенеющие виски и улыбается, сама не зная чего ради. Вечерняя мгла ласкает ее слипающиеся глаза и обещает ей скорый, крепкий сон. Вечером к хозяевам приходят гости. — Варька, ставь самовар! — кричит хозяйка. Самовар у хозяев маленький, и прежде чем гости напиваются чаю, приходится подогревать его раз пять. После чаю Варька стоит целый час на одном месте, глядит на гостей и ждет приказаний. — Варька, сбегай купи три бутылки пива! Она срывается с места и старается бежать быстрее, чтобы прогнать сон. — Варька, сбегай за водкой! Варька, где штопор? Варька, почисть селедку! Но вот наконец гости ушли; огни тушатся, хозяева ложатся спать. — Варька, покачай ребенка! — раздается последний приказ. В печке кричит сверчок; зеленое пятно на потолке и тени от панталон и пеленок опять лезут в полуоткрытые глаза Варьки, мигают и туманят ей голову. — Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — а я песенку спою... А ребенок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять грязное шоссе, людей с котомками, Пелагею, отца Ефима. Она всё понимает, всех узнает, но сквозь полусон она не может только никак понять той силы, которая сковывает ее по рукам и по ногам, давит ее и мешает ей жить. Она оглядывается, ищет эту силу, чтобы избавиться от нее, но не находит. Наконец, измучившись, она напрягает все свои силы и зрение, глядит вверх на мигающее зеленое пятно и, прислушавшись к крику, находит врага, мешающего ей жить. Этот враг — ребенок. Она смеется. Ей удивительно: как это раньше она не могла понять такого пустяка? Зеленое пятно, тени и сверчок тоже, кажется, смеются и удивляются. Ложное представление овладевает Варькой. Она встает с табурета и, широко улыбаясь, не мигая глазами, прохаживается по комнате. Ей приятно и щекотно от мысли, что она сейчас избавится от ребенка, сковывающего ее по рукам и ногам... Убить ребенка, а потом спать, спать, спать... Смеясь, подмигивая и грозя зеленому пятну пальцами, Варька подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребенку. Задушив его, она быстро ложится на пол, смеется от радости, что ей можно спать, и через минуту спит уже крепко, как мертвая... Автор: А.П. Чехов

Тьма во мне.. — Зачем, Лёша? Для чего ты туда поедешь? Что ты хочешь там найти? — со слезами на глазах причитает моя Тата. Вообще её имя Наталья, но я с раннего детства зову я её мама Тата. Хотя и не мама она мне вовсе, а моя тётя, двоюродная сестра ныне покойной матери. Тата - прекрасная добрая женщина, заменившая мне родную мать. — Нет её больше, понимаешь? — говоря о моей матери, усопшей месяц назад, не унимается Тата и, понимая, что разговор заходит в тупик, продолжает: — Ладно, будь по твоему, но я с тобой поеду! Завтра же напишу заявление на отпуск, соберём вещи и в путь. Ну, а что? Поедем, посмотрим на красоты Урала, прогуляемся по глухой деревне, посетим отчий дом! — язвит и снова расходится Тата в своём гневе, переходя на крик. — Узнаем, как жила твоя нерадивая мамаша все эти годы! В этот момент Тата осеклась, понимая, что наговорила уже изрядно лишнего. Присев в кресло и отвернувшись к окну, Тата тихо заплакала: — Прости меня, я не хотела, — едва слышно произносит она, утирая ладонями нахлынувшие слёзы. Поняв, что Тата выплеснула своё негодование и, наконец, готова к диалогу, я продолжаю наш разговор: — Тата, ты моя мама, лучшая мама. О такой я мог только мечтать. Я тебе безмерно за всё благодарен! И люблю тебя так, как родные дети любят своих матерей. Но пойми, все годы я грезил тем, чтобы вернуться, посмотреть ей в глаза и задать один единственный вопрос: «За что?» — А кому сейчас его задать, Лёшка? —перебивает меня Тата. — Умерла она, и родных твоих там не осталось. Не сыскать тебе ответов! Присев перед ней и положив голову на её колени, говорю: — Надо мне, Тата. Всего одна неделя, и я вернусь. — Всё равно ведь поедешь! Не остановить мне тебя. Вижу, решил ты всё сам, не советуясь со мной, — тяжело вздохнула она. — Совсем взрослый стал, а я и не замечала. Всё кажешься мне тем несмышлёным мальчишкой, каким к себе забрала. Собирайся в дорогу, ежели решил, — печально закончила Тата. И уже через два дня я сажусь в поезд и направляюсь к своим истокам. В надежде отыскать ответы на мучившие долгие годы вопросы. Ещё в пути меня накрывают не самые приятные детские воспоминания. Они как вспышки, которые, отражаясь в памяти, отдают болью в самое сердце. Вспоминаю, как мать бьёт меня наотмашь по лицу и сыплет проклятиями. Окуная в бочку с ледяной водой, держит в глубине, пока я не начинаю захлебываться и синеть. Ослабив хватку, даёт возможность вдохнуть воздух. Раз за разом она повторяет свою жестокую пытку. В обрывках памяти возникают фрагменты, когда, держась за руки, мы идём по лесу, и я улыбаюсь, радуясь её тёплой руке. В следующее мгновение мою радость омрачают её слова: «Ты остаёшься здесь и не смей возвращаться! Погань лесная, сын душегуба!» И я остаюсь один в мрачном лесу. Ненадолго. Я всегда возвращался к ней, десятки раз находил дорогу домой, как бы далеко не уводила меня мать. Преодолевая километры лесной гущи, стаптывая ноги, несмотря ни на что, я стремился к маме. Погружаясь в тяжёлые воспоминания, я очередной раз задаю в пустоту один и тот же вопрос: «Почему ты была со мной так жестока, мама?» В ту морозную зимнюю ночь я видел мать в последний раз. Глубокой ночью она выставила меня совершенно нагим за дверь. Наверное, надеялась, что я замерзну и попросту исчезну из её жизни. И я почти околел, когда меня обнаружила соседка и приютила. О произошедшем узнала моя тетка и забрала к себе за тысячи километров. На тот момент мне было всего шесть лет. Тата приняла меня и полюбила, как кровного сына. И несмотря на то, что ей было со мной сложно, она никогда не сдавалась. Я долго не говорил, а лишь нечленораздельно мычал. По ночам дико орал, просыпаясь в мокрых от пота простынях. Любовь и самоотверженность моей Таты сотворили чудо. Постепенно я превратился в обычного ребёнка. Конечно, звёзд с неба не хватал, но окончил школу, затем училище. Сейчас работаю по специальности. О прошлом напоминают ночные кошмары, которые мучают меня по сей день. Жуткие обрывки сновидений терзают и притягивают к родной земле. Во снах я слышу зов, которому более не в силах сопротивляться... В утренних сумерках я покинул поезд, выйдя на глухой станции маленького серого городка. Вблизи вокзала приметил коренастого бородатого мужика, хозяина зелёного жигуленка. За умеренную плату он любезно согласился подвезти меня до поселка. Несколько часов по ухабистой пыльной дороге я провел в дремоте. — Просыпайся, приехали! — произнес водитель, тормоша меня за плечи. Расплатившись и схватив вещи, я покинул машину. — Здешние места мрачные. Берегись из тьмы на тебя смотрящих! — неожиданно предостерёг меня мужичок и сорвался прочь. Небольшой посёлок располагался в низине густых лесов, окружённый горами, словно скрываясь от людских глаз. Шагая пыльной поселковой дорогой, я и не предполагал, какие страшные тайны откроются в скором времени и какие трудности ждут меня впереди. *** Летнее солнце ласково обволакивало посёлок. Согревало и веяло надеждами. Старенькие покосившиеся избы сменялись друг за другом. Жадно всматриваясь в них, я тщетно пытался найти дом покойной матери. За долгие годы воспоминания стёрлись, растворились в прошлом безвозвратно. Бросив рюкзаки, присел у дороги. Опустившись на мягкую траву, прикурил сигарету и продолжил рассматривать поселок. На краю села, на холме возвышалась маленькая церковь. Полуразрушенное здание выглядело унылым и забытым людьми. Старый деревянный крест того и гляди обрушится на голову грешника, случайно заплутавшего здесь. Неожиданно тяжёлые ворота отворились, да с таким скрипом, который мог бы напугать и поднять на уши целую улицу. Показался не менее ветхий, чем сама церковь, старик. С трудом передвигая ногами, он направился в противоположную сторону. Затушив сигарету и схватив вещи, я бросился вдогонку. — Доброго здравия! —крикнул я, стараясь привлечь его внимание. Старик остановился. Прикрыл рукой глаза от солнца и, прищурившись, пытался меня рассмотреть. — Вы не могли бы мне помочь? Я ищу дом, где ранее проживала Зоя Панова! — выпалил я на ходу. — Так вот же он перед тобой, сынок! — указывая на обветшалый домик с забитыми напрочь окнами, проговорил старик. Пульс участился, сердце взволнованно застучало. Я не мог отвести глаз от избы, когда-то бывшей моим домом. Здесь я родился, здесь терпел мучения от родной матери, здесь видел её в последний раз. —А ты чей будешь? — прервал мои думы вопрос старика. — Вижу, ты не местный. Накой тебе Зойка сдалась? — Мать она моя, — силясь сдержать эмоции, я снова достал сигарету и прикурил. — Померла она! Уж сорок дней скоро как. Не поздно ль спохватился, сынок? — заворчал старик. — Отчего она скончалась? — игнорируя осуждающий взгляд старика, поинтересовался я. Шаркая ногами, старик подошёл ближе. И приложив два пальца к своим губам, намекнул, что неплохо бы и его угостить папиросой. Закурив, он глубоко вдохнул и с наслаждением выпустил дым. — Хороша цигарка, но мой табак всяко крепче и вкуснее. А касаемо матушки твоей, говорят, сердце больное имела. Образ жизни замкнутый вела, от людей шарахалась. Да так и померла тихо одна одинешенька в своей лачуге. Нашла её соседка Евдокия, уж когда та вся почернела. Говорят, около недели пролежала в доме. Мы её по-быстрому и схоронили, — закончил старик и, сбив уголек с кончика сигареты, бережно убрал чинарик в карман. — А ты надолго пожаловал или так, проездом? — Пожалуй, пойду. Посмотрю дом матери, — не зная, что ответить, произнес я. — Иди, сынок. Твой дом - твоя малая родина. Если что, я в последнем дома живу, у распутья дороги. Звать дед Прокопий. Меня все в посёлке знают. Если помощь потребуется, заходи! И, сменив старческую поступь на молодецкую, старик рысцой поспешил по улице. Я смекнул, насколько сильно Прокопию не терпелось поделиться с местными жителями новостью о моём прибытии. Открыв калитку, я остановился и присмотрелся в щель высокой изгороди. Дед Прокопий метался от дома к дому. Одним стучал в окно, других встречал у ворот. Каждому следующему соседу он нашептывал на ухо, указывая рукой в мою сторону. Впрочем, меня это не удивило. И всё же мне не хотелось слышать любопытные вопросы от посторонних людей. Шагнув вглубь двора, я осмотрелся. Дворовые постройки выглядели плачевно. Ветхие стены и их прохудившиеся крыши сообщали о том, что долгие годы к ним не прикладывались мужские руки. От ворот к входной двери среди зарослей травы виднеется протоптанная тропинка. Мне представилось, как по этой узенькой тропе изо дня в день ступали ноги матери. Вот она выходит из дома и, не открывая калитки, смотрит на посёлок через щель в заборе. Ей не хватает смелости выйти за пределы своего двора. Большая часть её жизни прошла за высокой изгородью. После она идёт к колодцу, набирает воды и, неся тяжёлое ведро, возвращается в дом. И так в полном одиночестве проходили последние годы её жизни. Взявшись за ручку двери, я не сразу же решаюсь пройти внутрь. И лишь спустя время нахожу в себе силы сделать это. То, что предстаёт перед моими глазами, пугает и наводит тоску. Я прохожу через тёмные сени, попадая на кухню. Слева от меня почерневшая печь. У небольшого окна расположился стол, на котором стоит чашка с коричневыми разводами по краям. На полу лежит чайная ложка и рассыпан сахар. Мне видится, как мама, налив себе чаю, тянется дрожащий рукой за сахаром. И вдруг хватается за сердце, падает на пол, сметая руками чёртову ложку и сахар. Она хватает воздух губами. И через несколько секунд затихает. Её сердце остановилось, а на столе у окна так и осталась стоять не выпитая чашка чая. Всё видится мне будто плёнка страшного и пугающего кинофильма. Мне трудно разобраться: то ли это плод моего воображения, то ли отголоски произошедшего здесь. Стены, мебель и даже воздух в этом доме веют одиночеством и тоской. Я больше не могу сдержать слёз и позволяю себе заплакать, будто мне снова шесть лет. Отдергивая штору, разделяющую кухню и зал, оказываюсь в большой комнате. Здесь мрачно и душно. Лучики света, пробивающиеся сквозь заколоченные окна, чуть освещают комнату. По левой стороне стоит кровать. На которой красуются три подушки, накрытые кружевной тканью с бахромой. Напротив меня возвышается громоздкий коричневый шкаф. Белая простыня сползла с большого зашарпанного зеркала. В углу комнаты на полке с вышитыми полотенцами находится икона. Я долго разглядываю её, пока не замечаю надписи и цифры, буквально выцарапанные по всей в стене. Одна из надписей гласит: «Ангел днём, в ночи же демон». Обращаю внимание на надпись, которая звучит как молитва: «Прости мои согрешения. Спаси и сохрани! Береги меня от нечистой!» Желая рассмотреть поближе, я поджигаю спички и всматриваюсь во множество чисел, так же нацарапанных на стене. Одно из них повторяется чаще остальных. И это число: два. Оно повсюду! С каждой минутой мне всё труднее дышать. Я хватаюсь рукой за шею, оттягивая горловину футболки. И всё равно не могу остановиться и продолжаю рассматривать надписи. Рукописные буквы и цифры на стене плывут. Я слышу скрежет ногтей матери и её шёпот: «Демон! Все беды от лукавого». Я чувствую запах крови, исходящий от стертых до ран пальцев, и ощущаю её страх. К горлу накатывает тошнота. Не в силах терпеть, я срываюсь на улицу. Упав на колени и опершись на руки, долго не получается отдышаться. «Что произошло?» — задаюсь я вопросом, не понимая, как такое возможно. Я слышал, видел и ощущал присутствие мамы! Однако был уверен, что она не заметила моего прибывания. «Это всё твоя больная фантазия!» — хлестая по своим щекам, убеждаю я себя. Придя в себя, я задумал снять доски с окон. Начать решил со стороны улицы. Прихватил топор и принялся за дело. Увлекшись работой, не сразу заметил собравшихся позади меня местных жителей. — Здравствуй, Алексей, Зойкин сын! Бог в помощь! — послышалось за моей спиной. — Здравствуйте, — отозвался я и отложил топор в сторону. И было хотел протянуть мужикам руку для приветствия, как они испуганно отпрянули в сторону. — Неужели самого чёрта увидали?— пытаясь шутить и разрядить обстановку, прохрипел я и закурил. С десяток мужиков и женщин продолжили молчаливо испепелять меня глазами, не произнося ни слова. Мне ничего не оставалось, как попятиться к воротам и захлопнуть калитку перед их лицами. Ещё некоторое время они так же молча простояли напротив и, наконец, разошлись по своим домам. Вся эта нелепая ситуация вывела меня из себя. И когда я вновь приметил движение за калиткой, решил, что это очередной ополоумевший житель следит за мной. Чертыхаясь, на чём свет стоит, схватил топор и решил припугнуть затаившегося на той стороне нежеланного гостя. В следующее мгновение на изгороди показались сначала руки, а затем симпатичное личико молодой девушки. — Не думала, что ты такой психованный, — съязвила она и не по девичьи ловко подтянулась на руках. Уселась на забор и, свесив ноги, проговорила: — Здравствуй, Лёша! — Здравствуй, — растерянно отозвался я, разглядывая незнакомку. — Так и будешь стоять? Или уже поможешь? — вздыхая, проговорила девушка. – Да, сейчас, — пробубнил я и, подхватив её, спустил на землю. — Ты что, не узнал меня? — обижаясь, расправляя платье, спросила она. — А мы знакомы? — недоумевал я. — А как же! В одной песочнице играли, — нахмурившись, ответила она. — Извини, столько лет прошло. Разве упомнишь, с кем куличи лепил! —ерничал я. — Странно и немного обидно, что я в отличии от тебя помню. И удивительная незнакомка хотела ещё что-то сказать, как из соседнего дома послышался крик: — Василина, дуй немедля домой! Сейчас же я тебе сказала. — Бабушка зовёт. Ну, пока! — попрощалась девушка и опрометью помчалась в сторону своего дома. Я застыл у калитки, когда её бабушка, заметив меня, приветливо махнула рукой: — Доброго дня, Алёша! Добежав до палисадника, Василина обернулась. На её губах скользнула улыбка. В эту секунду мне и впрямь показалось, будто мы с ней давно знакомы. — Ой, и вертихвостка! — беззлобно фукнула бабушка, подгоняя внучку. Прикрыв калитку, я подумал о том, что, пожалуй, не все жители сумасшедшие, ежели есть среди них такие, как Василина и её бабушка. *** Первая ночь в доме матери выдалась беспокойной. Погруженный в тяжёлые мысли, долго не находил себе места и бродил из угла в угол по тёмной комнате. Я думал о покойной маме, вспоминая её жестокость ко мне. Снова и снова рассматривал странные записи на стене, не понимая их значения и связи со мной. И задавался одним и тем же вопросом: «Для чего я здесь?» Ближе к полуночи, решив, что с меня на сегодня хватит самобичевания, потушил свечи и лёг спать. И стоило лишь сомкнуть глаза, как вновь услышал зов. Мне доводилось слышать его и ранее в своих мрачных сновидениях. Будучи ребёнком, я представлял, будто он исходит из моего радиоприёмника. В своих снах нажимал кнопку выключения, и всё прекращалось. Благодаря такому трюку со временем зов исчез. Однако после кончины матери зов вернулся, и воображаемая кнопка выключателя более не срабатывала. Сны изменились, став осознанными. И этот самый зов, что призвал меня в дом матери, сегодня прозвучал настолько требовательно, что я не мог ему сопротивляться. Поднявшись с кровати, я устремился к нему. Невероятно, насколько быстрыми были мои движения. За считанные секунды я пересёк двор, промчался через посёлок и очутился у леса. Здесь, вдохнув полной грудью прохладный ночной воздух, ощутил наполняющую моё тело силу. Непреодолимое желание потянуло меня в дебри леса. Стремительно двигаясь вперёд и с лёгкостью ориентируясь в темноте, оказался в самой его глубине. Ночная тайга завораживала. Я замер, ощущая присутствие диких зверей и оставаясь незамеченным для них. Мой слух непостижимым образом улавливал малейший звук, а глаза замечали то, что ранее не приходилось видеть. Бородатая неясыть взмахнула крыльями и стремительно полетела вниз. Ухватив в цепкие когти наивную мышь поднялась ввысь и удалилась во мраке. Лиса, что таилась всё это время, желая подкараулить ту самую мышь, обескураженная, тихо скрылась в кустах можжевельника. В нескольких километрах от меня стая волков, учуяв добычу, спешно и жадно втягивая воздух, начала преследование. И вскоре вожак, издав протяжный вой, сообщил об успешной охоте. Окружённый лесом и бродящими в его округе хищниками, я не испытывал страха. Моё сердце наполняло трепетное упоение. Завороженный происходящим и могущественной силой в своём теле, я не мог насытиться новыми ощущениями. Эти чувства можно было сравнить с мучившей организм долгое время жаждой, которую, наконец-то удалось утолить. Неожиданно за спиной я почувствовал дыхание и лёгкое прикосновение чьей-то руки, нерешительно протянувшейся к моему плечу. Я обернулся. Тёплый ветерок, подобно женской ладони, с небывалой нежностью скользнул по моему лицу. — Кто здесь? — никого не обнаружив рядом, окликнул я. Ответа не последовало. Всматриваясь в глубину леса, я был твёрдо уверен: за мной наблюдают. И кем бы не являлся это человек, показываться не желал. В следующее мгновение до моего уха донёсся утренний клич петуха. Внутреннее чутье подсказывало: пора возвращаться. Сумерки растворялись в первых лучах света. Наступал новый день. Открыв глаза, впервые минуты не мог сообразить, где нахожусь. В доме всё так же веяло скорбью, но что-то определённо изменилось во мне самом. Присев на кровать, вспомнилось ночное приключение. Оглядел себя, одежду. Всё было ровно так, как и вечером. «Неужели, произошедшее со мной всего-навсего удивительный сон? — рассуждал я, умывая лицо холодной водой. — Больная фантазия сумасшедшего разума? Не иначе. Вот уже и сам собой разговариваю!» — Тук - тук! Проснулся? — донёсся голос Василины за моей спиной. —Ты как вошла? — удивленно спросил я, вспоминая, что запирал на ночь дверь. — Ногами, — спокойно ответила девушка. И, выставив на стол таз с пирожками, добавила: — Бабушка с утра напекла. Велела тебе снести. Голодный, признайся? Ешь, пока горячие. Бабулечка моя знатные пирожки делает. Тебе с чем? С картошкой, капустой или с повидлом? — С картошкой, — пробубнил я, продолжая смотреть на распахнутую дверь, недоумевая, почему внутренний затвор оказался открыт. —Да кусай уж! – прикрикнула Василина. Взяв тёплый пирожок и откусив, я расплылся в довольной улыбке. Он и впрямь оказался вкуснейшим. К тому же, едва попробовав угощение, я понял, насколько сильно проголодался. — Ммм, блаженство, — простонал я. — Передай бабушке мою признательность. И скажи, что у неё золотые руки! — Сам скажешь. Она приглашает тебя сегодня к нам на ужин. Я не успел ответить, как Василина опередила меня: — Отказ не принимается! Пока я с жадностью уплетал принесенные пирожки, девушка с интересом рассматривала мои вещи. Пройдя в зал, задумчиво остановилась у злосчастной стены. Её тонкие пальцы обводили нацарапанные надписи. Особенное внимание девушки привлекла цифра два. Наблюдая за ней, я желал одного: лишь бы не задавала вопросов, на которые у меня нет ответов. Василина сердито нахмурилась. «Сейчас начнётся!» — подумалось мне. И, приготовившись к неприятным расспросам, я никак не ожидал услышать от неё следующее: — Уныло у тебя, — произнесла Василина, потеряв интерес к надписям. — Не могу не согласиться с тобой, —облегчённо вздохнул я. — Ну, до вечера, — поспешила она к выходу. И вдруг, обернувшись, обхватив мою шею руками, предостерегая, прошептала на ухо: —Бойся из тьмы на тебя смотрящих! Я не успел опомниться, как Василина выскочила за дверь, оставив меня недоумевать. *** После ухода Василины я решился навестить почившую мать. Старое кладбище находилось за озером, вблизи лесной чащи. Мать захоронили у самого входа на погост. Стоило мне приблизиться к могиле, как ноги подкосились. И опустившись на землю, я уже не мог сдерживать себя. Воя от бессилия, обиды и злости на маму, рыдал, растирая слёзы по лицу. Я злился на мать, вспоминая всю ту боль, которую испытал по её вине. Злился и на себя, что не приехал на месяц, два, год раньше. Всё могло сложиться иначе, будь я смелее и решительные. Я потерял время и лишился возможности увидеть её. Поговорить, спросить и, возможно, понять, что стало причиной её нелюбви ко мне. В глубине души я надеялся найти оправдание её злодеяниям. Ещё в детстве фантазировал о своём возвращении и нашей встрече. В моих фантазиях мать непременно каялась, обнимала меня и рассказывала, как любила, как скучала и ждала встречи со мной. А вместо этого я сижу на земле у её могилы, так и не услышав объяснений и желаемого признания. Мне понадобилось время, прежде чем я смог успокоиться. Закурив очередную сигарету, собрался возвращаться. Как почувствовал неприятный холодок на затылке. Обернувшись, заметил стоящего на краю леса и пристально наблюдающего за мной седовласого мужчину. Его взлохмаченные волосы и бороду развевал ветер. Высокий широкоплечий здоровяк, таившийся меж деревьев, выглядел угрожающе. Он не сводил с меня глаз даже тогда, когда понял, что я заметил его. Я сделал шаг, затем ещё один в направлении незнакомца. Он словно подчинил мою волю, привлекая следовать за ним. И я уже хотел устремиться в лес, как услышал позади: — Остановись! Я обернулся, но среди могил гулял лишь ветер и ни одной живой души. Это мгновение отрезвило мой разум. Я снова обратился к лесу. Здоровяк исчез, растворился в густой хвое. Ускорив шаг, поспешил в посёлок, прочь с кладбища. И хотя мои глаза более не видели седовласого старика, я чувствовал: он по прежнему в лесу и наблюдает за мной. От его холодного взгляда стыла кровь в жилах. И лишь скрывшись за домами, ощутил облегчение и смог вздохнуть полной грудью. Вечером я отправился на ужин к Василине и её бабушке. На пороге меня встретила хозяйка дома: низенькая доброжелательная старушка. Представилась Евдокией и я, вспомнив слова Прокопа, смекнул, что именно она обнаружила мою маму мёртвой в доме. Евдокия обняла меня и расцеловала в обе щеки. Её великодушная улыбка притягивала. Она на буквально светилась добром, излучая тёплый свет. Я бы назвал её эталоном бабушки, которой у меня никогда не было. Хлопоча на кухне, Евдокия расспрашивала о моём детстве, о Тате и работе. Ни одно сказанное мной слово не ускользало от её внимания. То вздыхая и охая, то улыбаясь и смеясь, бабушка жадно внимала моим рассказам. — Молодец, Лёшенька! Я верила, что всё у тебя сложится. С тех пор, как тетка тебя увезла, молилась о твоём здравии каждый вечер, — ласкового говорила Евдокия. — Бабушка Евдокия, а где же Василина? – спросил я, когда та уже накрывала на стол. — А кто ж её знает? Один ветер в голове. Никакого сладу с ней нет! Взбалмошная внучка у меня, хворостина по ней плачет. Хотя сама виновата. Набаловала. Вот теперь пожинаю плоды, — беззлобно проворчала старушка. В следующее мгновение за дверью послышался грохот, заставившей меня вздрогнуть. Дверь распахнулась, и в избу ворвалась раскрасневшаяся Василина. — Явилась! — укоризненно покачала головой Евдокия, разглядывая запыхавшуюся внучку. И ведь действительно было на что посмотреть. Девушка прикрывала сбитые до крови коленки, выглядывающие из под порванного платья. Во взлохмаченных волосах таился репейник, напрочь засевший в прядях. На её тонких нежных руках показались свежие ссадины. Наверное, на её месте любая другая девушка заплакала, но только не Василина. Её глаза горели необузданным огнём, говоря о своенравии и непокорности. — Где тебя опять носило, дуреха моя?! — ахнула бабушка от неприглядного вида внучки. — Ходила проверять, не поспела ли земляника, да овражек не заметила, — солгала Василина. Заметив усмешку на моих губах и поняв, что я просек её ложь, девушка с вызовом взглянула на меня и, гордо задрав носик, устремилась в свою комнату. — Переодевайся и выходи к ужину! — скомандовала старушка и продолжила причитать: — Ну что за напасть на мою голову! Где же я так согрешила? Это не девочка, это моя кара небесная! Каждый Божий день как на иголках, что-нибудь да натворит. Растила девочку, а получила сорванца! Уж сколько за эти годы от соседей наслушалась жалоб. То в соседский огород залезет, то чужую лошадь из стойла украдкой выведет, чтобы покататься. Заполошная девчонка! — Бабулечка, не ругайся. Я тебя люблю! — послышался заискивающий голос из комнаты. — Ох, плутовка! — сменив гнев на милость, раздобрела от её слов Евдокия. Приведя себя в порядок, в кухню вернулась Василина. Обняла бабушку и чмокнула её в щеку. Глаза Евдокии заблестели, источая необъятную любовь ко внучке. — За стол, мои хорошие, будем ужинать, — распорядилась старушка. Вечер проходил в тёплой обстановке, я бы даже сказал по семейному. Евдокия оказалась интересной рассказчицей. И поведала несколько увлекательных легенд и поверий, что передаются из уст в уста в местных краях. — Бабулечка, расскажи нашему гостю о двуликом душегубе! — умоляюще выпалила Василина. — Тише ты! — гаркнула Евдокия. — Чего кричишь? И, поднявшись из-за стола, бабушка пристально взглянула в окно. Убедившись, что никто не подслушивает нашу беседу, вернулась на место и приступила к занимательному рассказу. *** ... Бойся кошки во тьме блуждающей. Козла, потерявшего свое стадо, свинью, шныряющую в ночи меж дворов, иль собаку с горящими глазами. Они повсюду! Заметишь дерево, против ветра склонившееся, старое колесо, одиноко перекатывающееся через дорогу. Знай, то двоедушник бродит! Беги что есть мочи! — Давно это было. Так моя матушка сказывала, — начала таинственную историю Евдокия. — Обосновались в нашем посёлке муж с женой. Хорошие люди, порядочные. Одна беда - деток Господь не дал. Плакали, горевали, да и поехали в город. А возвратились уже не одни. Привезли с собой мальчонку лет трех. Усыновили сиротку. Никто не осуждал, дело то благое. Кликали мальчика Иваном. Так и жили втроём душа в душу. И вдруг весть о чуде по селу прошла: Машенька на сносях! Смилостивился Бог, услышал молитвы женщины. И в скором времени появился в семье второй сын. Яков, такое имя дали мальчику в честь покойного дедушки. Рос ребёнком избалованным. Всю свою любовь новоиспеченные родители обрушили на кровного сына, отодвинув старшего на второй план. И невдомёк родителям, что посеяли семя ненависти и зависти в душе старшего сына к младшему. Взрастили собственными руками лютую злобу в сердце Ивана. И одним днем ушли браться в лес по грибы, а обратно вернулся лишь старший. Со слезами на глазах сообщил Иван о постигшей семью беде: младший Яков утоп в болоте. Ох, как горевали родители, лишившись родного сыночка. Сердце безутешной матери рвалось, не желая мириться с утратой. Каждый день моталась женщина к лесу. Подолгу сидела у его окраины, протягивая руки к тайге, моля лесных духов отдать ей сына. Верила мать, что рано или поздно Яков вернётся домой. Однажды, на просьбы её и слёзы отчаяния он и правда вышел из лесу. Предстал живой и невредимый. Прознав о возвращении брата, Иван упал на колени перед родителями, умоляя простить его. Сознался, что умышленно увёл младшего брата вглубь леса, где бросил одного на растерзание диким зверям. Заполнила его душу ревность и обида, зависть пеленой глаза укрыла. Отчего и не ведал, что творит. Радуясь появлению Якова, родители не сказали приемному сыну ни слова. Лишь окинули презрительным взглядом и выставили за дверь. Всё село приходило подивиться и посмотреть на Якова. Сочтя его выход из леса чудесным воскрешением. Осуждая поступок старшего, люди чертыхались и сыпали проклятиями. А на следующее утро нашли тело Ивана в колодце. Решили, что сам на себя руки наложил, чувствуя невыносимый груз вины перед младшим братом и родителями. И, пожалуй, со временем бы всё забылось. Только после возвращения Якова из тайги и смерти Ивана не заладилось в семье. Мать посерела, превратившись в тощую и хворую старуху. Отец бродил угрюмый и всё чаще прикладывался к бутылке, пока в одну ночь не угорел в бане. После гибели супруга женщина окончательно обезумела. Так считали люди, не понимая, насколько они далеки от истины. Жаловалась вдова, что принес её сын в себе нечистого духа лесного. Рассказывала, будто днём перед ней всё тот же Яков, а по ночам - демон, умеющий прятаться под любые личины. «Двоедушник проклятый! Лучше бы он и впрямь десять лет назад в болоте утоп!» — шепнула она в сердцах моей матушке, боязливо оглядываясь по сторонам. А следующей ночью случилась беда. Сгорел злополучный дом семьи дотла. Разгребая завалы, нашли лишь обгорелое тело Машеньки. Якова в доме не оказалось. Шептались мужики, что в ночь пожара своим глазами видали невероятных размеров жуткую псину, спокойно сидевшую у полыхающей избы. А уж как стены под напором огня рухнули и стало ясно, что живых не достать, так и необычный пёс удалился, скрывшись в тайге. «То сам Яков был в обличии пса!» — утверждали они, крестясь. Рассудили испуганные люди, что смерть всей семьи - дело рук Якова. Первым брату отомстил, утопив его в колодце. Следом отца и мать сгубил. Ирод! Много тогда слухов ходило. Да разве разберёшься, где правда, а где небылицы, кои страхом людских навеяны? С того дня расползлась тьма среди нас. Нет да нет, а сгинет в ночи человек. Иной вернётся, другого во век не сыскать. Яков - тот, кто принёс в наш посёлок лесного духа, кто призвал за собой нечистую силу. Он - отец, он хозяин! Только он решает: кому жить, кому умереть и кого обратить в себе подобного, оставив в прислужниках. Кишит наш край нежитью бесовской. Она и в лесах, и в селенье прячется. Живут, затаившись среди людей, двоедушники: при свете дня - ангелы, а в ночной тьме - бесы, скрывающиеся под разными личинами. Бойся кошки во тьме блуждающей. Козла, потерявшего свое стадо, свинью, шныряющую в ночи меж дворов, иль собаку с горящими глазами. Они повсюду! Заметишь дерево, против ветра склонившееся, старое колесо, одиноко перекатывающееся через дорогу. Знай, то двоедушник бродит! Беги что есть мочи! Спасай свою душу и не вступай с нечистой в борьбу. — И нет на душегуба управы? —недоумевая, завороженный сказочной легендой, спросил я. — Есть у Якова одна слабость. Ежели найти его тело глубокой ночью, пока одна душа отдыхает, а вторая душа отлучилась по свои чёрные дела, и перевернуть лицом в подушку, заткнув рот. Возвратившись, душа не найдёт возможности проникнуть в тело. Однако, правда то или нет, доколе - неизвестно. Никому ещё не удавалось найти убежище душегуба. Все, кто искал, канули в лесах! — закончила Евдокия, и, тяжело вздохнув, и добавила: — Ох, притомилась я с вами. Пойду отдыхать. А ты, Алёшенька, заходи к нам чаще. Не стесняйся, мы тебе всегда рады. — Спасибо, бабушка Евдокия! —поблагодарил я и поспешил к выходу. — Я провожу, — проговорила Василина и вышла следом. Посёлок погрузился в темноту и готовился ко сну. Время от времени слышался лай собак и одинокие звуки просыпающейся тайги. — Что скажешь? — спросила Василина, провожая меня до калитки. — Эмм, по поводу чего? — обернувшись к ней, уточнил я. — Касаемо услышанного! — сверкая глазами, рассердилась она. — Любопытная сказка, какой мне ещё не приходилось слышать, — высказался я. — Алёшка - балабошка! — фыркнула Василина. — Что? — оторопел я, понимая, что меня сочли полным дураком. — Будь осторожен. Думаю, он приметил тебя сегодня! — предостерегла меня Василина и не дав опомниться, закрыла калитку перед моим носом. — Что ты хотела этим сказать? — крикнул я через забор. Ответа не последовало. Ночная тьма сгущалась. Гнетущая и пугающая, она скрывала смотрящих на меня из мглы. *** Я возвратился к себе и, утомленный прошедшим днём, забылся сном, едва добравшись до кровати. И всё, что произошло со мной прошлой ночью, повторилось. Одержимый зовом леса, я снова пробираюсь по улицам уснувшего села. Лесной дух зовёт, он дурманит, не оставляя возможности ему противостоять. Сознание на грани реальности и забвения. И я уже не в состоянии отличить действительность ото сна. Накрывает неукротимое желание двигаться вперёд. Преодолевая километры леса, замираю, наслаждаясь ночными красотами дикой тайги. Среди множества звуков леса моё внимание привлекает едва уловимый, раздавшийся из ниоткуда вопль. С опаской крадусь сквозь чащобу. По мере приближения душераздирающие стоны нарастают, становясь всё громче и пронзительнее, что делает их ещё более ужасающими. От охватывающего страха леденеет тело и тяжелеют ноги. В лунном свете мои глаза различают людей, что подвешены на крепких ветвях деревьев. Их костлявые тела высушены и давно окоченели. О теплющихся в них жизнях говорят лишь их рыдания и вопли о спасении. Поодаль я замечаю его. Быстрыми и хладнокровными движениями паука, он безжалостно обволакивает очередную жертву в нечто подобное кокону. Множество его рук двигаются слаженно и привычно. Крепко сдавливая жертву, не оставляя шанса вырваться. Он не человек, он чудовище. Демон леса! Всё увиденное кажется нереальным, кошмарным сном. Во рту пересохло, мне не хватает воздуха. От происходящего к горлу подступает тошнота. Вдруг он замирает, отвлекаясь от своих трудов, и оборачивается в мою сторону. Его звериный взгляд, устремлённый будто бы сквозь меня, светит хищным огнём в ночном мраке. Скованный страхом, я окаменел. В следующее мгновение он снова возвращается к своим отвратительным деяниям. «Неужели он не замечает моего присутствия?» — пронеслось в моей голове. Осмеливаюсь и делаю шаг, затем ещё несколько. Он по-прежнему кропотливо и усердно продолжает начатое. И вот я уже в метре от него. Различаю его тяжёлое дыхание и скрежетание костлявые пальцев. Опускаюсь на колени, чтобы разглядеть несчастную жертву. Серая кожа обтягивает череп. И кажется, что в этом высушенном теле нет жизни. Когда внезапно белесые глаза человека открылись, и он прохрипел: «Помоги мне!» В отличие от демонического существа, он увидел меня. В смятении я отпрянул назад и не устоял на ногах. Упал на землю и оцепенел от ужаса. Гневно вздохнув, демон отбросил тело человека в сторону и поднялся. Повёл носом, жадно вдыхая воздух. Он по-прежнему не видел меня, но чуял, как хищник чует свою жертву. Стараясь не издавать ни звука, поднимаюсь и пячусь назад. Его холодный взгляд устремляется на меня. Ещё мгновение и мне грозит ужасная учесть всех этих людей. «Он чувствует, он слышит тебя! Беги!» —раздается голос в моей голове. Срываясь с места, бросаюсь наутек. Он преследует меня. Быстрый и ловкий, приближаясь с каждой секундой, дышит в спину смертным холодом. «Поворачивай! Сейчас!» — снова командует голос. Не имея иного выбора, доверяю и следую указаниям. Впереди меня глубокое ущелье, за ним виднеется поселковая полуразрушенная церковь. – Дальше пути нет, — в безысходности прохрипел я, прикинув расстояние и осознав, что обычному человеку не под силу перебраться на ту сторону. — Прыгай! На святое место он не сунется. Ну же! — раздался ответ моего невидимого спасителя. Без единого шанса на спасение, я прыгнул. Не понимаю как, но я оказался на другом краю расщелины, целый и невредимый. Не теряя времени, бросился в сторону церкви. Здесь, едва отдышавшись, обернулся. Он остался на той стороне ущелья с перекошенным от злобы лицом. Медленно пятясь назад, растворился в лесной чаще. Голос не обманул, говоря, что святая земля защитит меня. Ускорив шаг, я поспешил домой. Где надеялся разобраться с тем, что происходит со мной. «Неужели я окончательно ополоумел, как и моя мать? Вижу лесную жуть, слышу голоса. Или всё происходит наяву?» — терзал я сам себя вопросами. Мои размышления прервала, откуда не возьмись, появившейся чёрная кошка. «Тебя ещё не хватало!» —ухмыльнулся я, разглядывая её. Ступая грациозно и бесшумно, она двигалась в ногу со мной. Время от времени устремляя на меня горящие, завораживающие изумрудные глаза. То мурчала, то ворчливо рычала. Удивительное создание словно отчитывало меня за глупый поступок, который сегодня мог стоить мне жизни. Минуя дом Василины и её бабушки, я обратил внимание на горящее пламя свечи в окне. И не заметил, как в это же время моя ночная спутница растворилась в утренних сумерках. А вместе с её уходом погасла и свеча на подоконнике Василины. *** Проснувшись и едва открыв глаза, ощутил адскую головную боль. Тело ломило и изнывало от жара. Не в силах оторвать голову от подушки, погрузился в забытье. Моё болезненное воображение рисовало воспоминания прошедшей ночи, смешиваясь с бредовыми жуткими фантазиями. Мерещится, как я пробираюсь по лесу и снова вижу лесного демона. Обнаружив меня, он вцепляется в мою голову мертвой хваткой и с жадностью выпивает душу. Причмокивая и смакуя, заглядывает в мои глаза, сотрясаясь зловещим хохотом. Душа погрязла в агонии. И сквозь постигшую меня безысходность раздаётся голос. Тот самый, что спас меня на кладбище и этой ночью. Голос мне определённо знаком. «Думай, вспоминай!» — говорит со мной разум. Я лечу в глубокую бездну, из которой на меня смотрят изумрудные глаза чёрной кошки. «Ты знаешь! Скажи вслух!» — не унимается разум. — Василина! — наконец выкрикиваю я. И чувствую тёплые ладони, что с нежностью дотрагиваются до моего лица. Открыв глаза, на яву лицезрю склонившуюся надо мной Василину. — Это ты! — прохрипел я пересохшими губами. — Я, — отвечает она, подавая кружку с мутной жидкостью и дурманящим ароматом терпких трав. — Пей! Живительный настой придаст тебе силы. Сделав несколько глотков, я продолжаю: — Ты следила за мной в лесу с самой первой ночи. И на кладбище тоже была ты. Я прав? И сегодня ночью именно ты помогла мне выбраться из леса! И та чёрная кошка... — У тебя жар. Так бывает на первых порах после ночных скитаний, — перебила Василина. — Я всё расскажу, а пока тебе надо отдохнуть, — ласково прошептала она на ухо и, проведя ладонью по моим глазам, погрузила в крепкий сон. Я пришёл в себя утром следующего дня и обнаружил уснувшую на моём плече Василину. Минувшие день и ночь милая девушка не отходила от меня ни на шаг: выхаживала, отпаивала и окружала заботой. Её густые, пахнущие луговыми цветами волосы щекотали моё лицо. Не удержавшись, с нежностью провел рукой по ее волосам. И, стараясь не разбудить её, аккуратно приподнялся. Голова спящей Василины сползла с моего плеча. Шёлковые пряди волос спускались волнами на подушку, обволокли прекрасное лицо. Очаровательный, чуть вздернутый носик добавлял девушке невинности и нежности. На розовых губах таилась лёгкая улыбка. Всё в Василине привлекало меня. Не в силах отвести взгляд, я почувствовал непреодолимое желание прикоснуться к манящим губам, когда она, не открывая глаз, произнесла: — Вижу, тебе уже лучше! — Да, — краснея, пробубнил я. – Спасибо, что позаботилась обо мне! И, стараясь скрыть возникшую неловкость, вскочил с кровати и направился в кухню. Умывшись прохладной водой, окончательно пришёл в себя. Позади распахнулись шторы и показалась Василина. Сладко зевнув и потянувшись, она вдруг обняла меня со спины. Прижалась всем телом, отчего моё сердце бешено заколотилось. — Не представляешь, как я испугалась за тебя той ночью. Твоё глупое любопытство едва не стоило тебе жизни! — волнительно проговорила она и бросилась к выходу. — Встретимся после заката у старой церкви. Даю слово, ты, наконец, узнаешь правду! Не дав мне опомниться, Василина ускользнула из дому. В ожидании нашей встречи не находил себе места. И лишь солнце скрылось за горизонтом, как я переминался с ноги на ногу на холме церкви. Наблюдая за тем, как посёлок окутывает ночь. Вглядывался в сумерки, надеясь заметить её силуэт. Василина задерживалась. Опустившись на мягкую траву, прилёг, любуясь звездами, что появлялись на тёмном небе одна за другой. Послышались приближающиеся шаги. И, расправив платье, не произнося ни слова, Василина легла рядом. Я протянул руку, захватив её тёплую ладонь в свою. Некоторое время мы продолжили лежать в полнейшей тишине. Очарованные звездами и внезапно возникшими между нами чувствами. — Ты уже знаешь, что на кладбище и той ночью лесу я была рядом, — начала разговор Василина. — Знаю. — Но ведь тебя не это волнует. Ты хочешь спросить у меня о демоне в лесу. Я права? Помнишь легенду о душегубе, что рассказывала бабушка? Демон в лесу и есть тот самый Яков. Двоедушник и убийца! Он не знает пощады, ему чуждо всё человеческое. Принимая разные облики, двоедушник заманивает свою жертву в лесную глушь. И, пользуясь своей силой, выпивает человеческую душу по каплям. Оставляя иссушенные тела и порождая новую нежить, коей кишат наши края. То же самое он сделал с моими родителями. Сначала забрал мать, за ней отца. Меня он оставил в живых, потому как я нечиста. Моя душа порочная. В отличие от матери, я приняла колдовской дар от покойной пробабушки. И это спасло мою жизни, хотя и сделало её невыносимой! — пытаясь скрыть выступившие слёзы, Василина поднялась и неспешно направилась вниз, в сторону дома. — Мне жаль, — произнес я, следуя за ней. Мы продолжили путь в гнетущей тишине. — А знаешь, я должна тебя ненавидеть, — прервала молчание Василина, — Ты сын убийцы моих родителей. Я в смятении, Лёша! — Нет! Нет! Нет! — шепчу я, переходя на крик. — Ты несёшь бред! — схватив её за плечи, закричал я. Признаться, в глубине души я знал об этом. Потому как помнил слова матери, её обвинения и упоминания об отце - душегубе. Всё моё тёмное нутро чувствовало невидимую связь с отцом. Однако был не готов услышать подтверждение от Василины. — Я не его сын! — прорычал я сквозь зубы. — Его, — холодно возразила она, не сводя с меня глаз. — И ты это сам знаешь! Кровь - не водица. Пойдём в дом, бабушка тебе всё поведует. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. В избе нас встретила старая Евдокия: — Рассказала? – обратившись к внучке, спросила он. Кивнув в знак согласия, Василина присела на стул и отвернулась к окну. — Ты проходи, сынок. Садись, милый, — указывая за стол, пригласила бабушка. — Ох, Лёшенька, ты не сердись на меня старуху. Я бы никогда не помянула прошлое, да коль уж ты вернулся, иначе не получается. Это ж я у твоей мамки роды принимала. А как ты родился, так по двум вихрам на макушке прознала, чей сын будешь. Да и мамка твоя, увидав, белугой зарыдала. И во всём созналась: как приходил к ней демон двоедушник, как соблазнял её ночами и чаровал. Взмолилась она тогда, мол, придуши дитё или утопи нечестивое, избавь меня от греха. Как сейчас помню, гляжу я на тебя, а ты мне будто улыбаешься, да глазенками бусинками точно в душу смотришь. И я закричала Зойке: «Дура! Как можно? Грех то какой! Твоё дитё и только твоё. Ежели вложишь в него материнскую любовь, то будет из него добрейшей души человек. И победит светлая душа над второй, тёмной. Бери сына, воспитывай, люби!» Так у тебя появился шанс. Время шло, ты за Зойкой хвостиком бегал, любви материнской просил, а она так и не приняла тебя. Совсем ополоумела. И говорила я с ней, и ругала. А уж как зимой увидала тебя нагого, холодного, голодного, написала твоей тётке. Женщина она добрая, хорошая. Я обрадовалась, когда она тебя увезла. Верила, что вдали от отца своего скверного, в заботливых руках хорошим парнем вырастешь. И вижу, не ошиблась. Плевать, кто твой отец! Запомни это раз и навсегда, сынок, — похлопывая меня по плечу, дала напутствие Евдокия и спросила: — Одного не смекну. На кой чёрт, ты сюда возвратился? А? — Тянуло, бабушка. Зов манил, покоя не давал, — растерянно ответил я. — Ах, вон оно что, — нахмурившись, произнесла она. — Знать, тёмная твоя сторона еще сильна. Призвал тебя отец. Наследник ему нужен. Стар он стал, изнемогает и тело его умирает. Ты - родная кровь, а твоё тело, как сосуд для его тёмной, могущественной сущности. Ох, Лёша, Лёша! Погубит он тебя, ежели со своей тьмой не совладаешь. Лишь только светлая и добрая душа способна противостоять тёмной. И победит добро даже самое лютое зло! Слушая бабушку, я не сводил глаз с отражения Василины в сером окне. По её щекам стекали слёзы. И моё сердце охватил гнев. Едва сдерживая себя, выскочил на улицу. Выходя со двора, услышал, как бабушка строго сказала Василине: «Глупая! Да разве есть в том его вина? Он выстрадал не меньше твоего!» Оставшись один, я упал на колени и, преисполненный отчаянием, бил кулакам о каменную землю. С моих рук сочилась кровь, но и это не останавливало меня. Я ненавидел своего отца, винил мать и презирал себя. Так долго таившаяся тьма во мне набирала свою силу, питаясь обидой, злостью и желанием мести. Она порабощала меня, по крупицам овладевая мной. Но в тот момент я ещё этого не осознавал. Вдруг моего плеча коснулась рука. Обернувшись, разглядел в лунном свете Василину, её бледное лицо и опухшее от слёз глаза. Не говоря лишних слов, обнял и уткнулся в её макушку. Обхватив её тоненькую фигуру, чувствуя трепетное сердцебиение, я, наконец, понял, насколько она хрупкая и беззащитная и насколько сильно нуждается во мне. *** Под покровом ночи, обволокшей поселок, Василина неожиданно прошептала: — Давай убежим? Уедем как можно дальше отсюда, Леша! — Он не отпустит. Я нужен ему. Я чувствую, Душегубу недолго осталось. Ему нужна родная кровь, чтобы передать свою черную сущность. Он не отстанет, пока не заполучит меня. Я сосуд для лесного духа. — Что ты задумал? — устремив на меня испуганные глаза, спросила она. — Я найду его логово и убью чертового демона! — Леша, но ведь он твой отец! — Прошу тебя, не говори мне об этом. Не называй его отцом. Он душегуб, убийца! Или ты забыла, что он сотворил с твоими родителями, моей матерью и с теми несчастными людьми, которых я видел в лесу? У меня не было отца и никогда не будет. Он нечисть, заполонившая край! И я очищу эту землю от него! — прохрипел я. Наш разговор прервали шорохи, доносившиеся снаружи двора. Послышались чужие удаляющиеся шаги. Отстранив от себя Василину, я поспешил уличить слухача. Не смазанные петли протяжно заскрипели. За воротами никого не оказалось. — Смотри! Кто это мог быть? — указывая на тлеющий окурок, произнесла Василина. Склонившись над землей, я поднял чинарик. Марка Camel - мои излюбленные сигареты. Такие в поселке не достать. — Я знаю, кто следил за нами. По приезду мне довелось познакомиться с местным стариком. Прокопий, кажется, — вспоминая, как угостил старика сигаретами, предположил я. — Старый иуда! — вспылила Василина. — Чертов прихвостень! Ищейка, вынюхивает новости в поселке и нашептывает Душегубу. Трясётся за свою подлую шкуру. Этот бес непременно донесет ему всё, что услышал! Лёшенька, миленький, прошу тебя, уедем! — снова взмолилась Василина, прижимаясь к моей груди. Ничего не говоря, я крепко обнял её. Тогда она вынула из кармана маленький пузырек и, вложив в мою руку, попросила: — Выпей это перед сном. Настой не даст твоей второй душе этой ночью покинуть тело, и ты сможешь отдохнуть. Я же буду спокойна за тебя. Дай слово, что выполнишь просьбу? А утром мы еще раз обсудим, что нам делать. — Обещаю, можешь не волноваться за меня, — обманул я. Войдя в дом, отставил пузырек в сторону. Тьма во мне уже рвалась наружу, отчего тело мгновенно погрузилось в сон. Теперь я знал, что, как и отец, могу приобретать любой облик. «Кровь не вода!» — пронеслось в голове, когда, остановившись у зеркала, в отражении на меня смотрел волк, а позади покоилось моё тело. Покинув дом, неторопливой рысцой направился в лес. Всепоглощающая ненависть придавала сил. Я жаждал мести и расправы над душегубом. Этой ночью лес выглядел необычно. Словно затаившись, ждал моего появления. Звенящая тишина вокруг давила. Ни единого звука лесного зверя, ни крика ночной птицы. Беззвучно упавшая на прошлогоднюю листву шишка покойно прокатилась и замерла передо мной. Глубоко вздохнув, повинуясь инстинктам, повел носом. В следующее мгновение мой взор устремился на гору. Там, затаившись за деревом, стоял Душегуб. Издав волчий вой, я предупредил его о своем приходе и о его скорой кончине.

#интерактив

- Откройте! Вы люди или кто?! Проснувшись от дикого грохота, Нина села на постели и забубнила: - Какая зараза долбится к нам? – она потянулась за халатом, висевшим на спинке стула, и взглянула на часы, включив дисплей телефона. – Вот сволочи! Два часа ночи! – гаркнула она, разбудив мужа. - Не кричи, мне вставать в пять утра, - пробормотал муж, переворачиваясь на другой бок. - Мой крик ты услышал, а как нашу дверь ломают – нет?! – вспылила Нина, быстро надевая халат. Андрей открыл глаза и прислушался. - Опять соседи бухают, - с головой накрылся одеялом. С соседями им не повезло. На втором этаже живёт мужик по имени Иван Петрович и пьёт беспробудно. Но ведёт себя тихо. На третьем вся семья пьющая: мать, сын и отец. Они через день пьют и дерутся, а их соседи приглашают полицию для усмирения шумной компании. А вот на четвёртом – одинокая соседка, любящая ходить ночами в круглосуточный магазинчик за углом. Ладно бы одна ходила, так по лестнице она волочет тачку, грязную, воняющую кошачьей мо.ч.ой. Гремит на каждой ступеньке и громко поёт про Есаула, который скачет по полям и ищет коня. После неё весь подъезд покрывается кислым запахом пота и мо.чи и не успевает выветриваться при открытых окнах. Днём её никто не видит, отсыпается, наверное. А ночью Манька просыпается и будит полдома. Нина выскочила в коридор, одним махом щёлкнула выключатель и заорала через дверь: - Кто там?! - Помогите! Он с ума сошёл! – отозвалась женщина пьяным голосом. Собираясь открыть дверь, Нина взглянула в глазок. Ах, это ж соседка, бабка Манька из двадцать четвёртой! - Что вам надо? Вы знаете, который сейчас час? Прекратите стучать! – выключив свет, Нина отправилась в спальню. Но не тут-то было. Манька, не дождавшись, когда ей помогут, начала давить кнопку звонка и орать ещё громче: - Помогите! Откройте! Он меня убьёт! Нина подлетела к двери, встала на банкетку и дёрнула тонкий провод, выглядывающий из-под пластмассового косяка. Звонок замолк, и женщина выдохнула. Но Маньку это не остановило. Она прислонилась спиной к двери и начала долбить ногами. - Откройте! Вы люди или кто? Распахнув дверь, Нинка озверела. Вцепилась в воротник наглой старухи и пригрозила: - Если не уберёшься, я вызову полицию, - зашипела она, выкатив глаза. – Как ты задолбала, алкашня грязная. Сколько можно сюда таскаться? То денег дай на бутылку, то пожрать, не надоело мешать людям жить? Бабка присмирела. Протерев изрядно пьяные глаза, она медленно зашагала в свою квартиру. - За то, что ты отказала мне, бог тебя накажет, - погрозила кривым, жёлтым пальцем, воняющим дешёвыми сигаретами, и закрыла за собой дверь. - Нечего таскать в дом кого ни попадя! - кинула ей Нина и ушла спать. Кара небесная Нинку настигла на следующий день. В квартире, откуда ни возьмись, появились тараканы. Два дня Нина и её муж боролись с рыжей напастью, а потом сдались, вызвав специальную службу по избавлению от насекомых. Спустя неделю, Нина каждый вечер находила возле своей двери полные мусором пакеты. Открыв один из них, она чуть не упала в обморок. В нём была бл.е.во.тина и две коричневые «колбаски». Не догадываясь, кто мог подложить свинью, Нина, ругаясь матом, вынесла пакеты в мусорный бак, стоящий через дорогу. Затем пакеты сменили пустые бутылки из-под водки, ровненько выставленные у порога, потом – жжённые тряпки, а через три недели добавился до.х.лый котёнок и раз.да.вленный голубь. Не выдержав бардака на своей территории, Нина получила согласие соседей поставить камеру на лестничной площадке, чтобы найти грязнулю. Грязнуля, не зная о «наблюдателе», подвешенном под потолком, притащила протухший майонез и вымазала всю дверь, включая глазок. - Ну ты посмотри, что делает, а! – Нина просматривала запись вместе с мужем и соседкой Валей, которая жила напротив. – Сволота алкашная. Андрей, надо бы её приструнить. - Ну, а что я сделаю? Предупрежу, а дальше что? Пришлось писать жалобу в управляющую компанию, чтобы бабку отселили куда-нибудь. Маньку посетили представители компании и пригрозили отселением. Внезапно старушка притихла и перестала гадить. Благополучные семьи вздохнули свободно. Теперь не будет вонять в подъезде какашками, и перестанут появляться дохлые животные. Маньку не видно и не слышно было всего семь дней. Ровно через семь дней, в одиннадцать часов ночи, в квартиру Нины постучались. Андрей был в ванной, пришлось открывать Нине. Увидев на пороге немолодую женщину, хозяйка спросила, что ей нужно. - Моей матери плохо, сердце прихватило. Она живёт в двадцать четвёртой квартире. Приехала скорая, надо помочь вынести носилки. У вас в доме есть мужчины? – женщина была одета вполне прилично, но небогато. Сразу видно, перебивается с копейки на копейку. - Нет. Я живу одна, - отрезала Нина и захлопнула дверь. - Кто там? – спросил Андрей, выходя из ванной и вытираясь на ходу полотенцем. - За алкашкой скорая приехала. Надеюсь, сд.охнет па.д.ла, надоела до чёртиков. Весь месяц Нина не могла нарадоваться тишине и чистоте на лестничной площадке. Никто не тарабанит ночами в квартиру, не мусорит и не обливает дверь помоями. Померла старушка и слава богу. Собираясь в кино, Нина стояла в прихожей перед зеркалом и красила губы помадой. - Во сколько сеанс? - В 22:00, - Андрей натирал ботинки гуталином. - А завтра мой день рождения. Даже не верится, тридцать девять лет. - А юбилей отпразднуем в ресторане, - обрадовал муж, закрывая баночку с чёрной "краской". Вдруг на площадке что-то загремело. Нина закрыла помаду и насторожилась. - Кто-то мебель тащит? – прошептала она и прильнула к глазку. А с той стороны всё та же картина: Манька тянет за собой облитую не пойми чем тачку, на голове её затёртый до дыр берет, а из беззубого рта доносится: - … что ж ты бросил коня… Автор Ольга Брюс

Саша Чугунов ненавидел похороны. Ничего удивительного – мало кто их любит. Но у Чугунова эта церемония вызывала настоящий ужас. Ему казалось, что покойник слышит и видит все через закрытые веки, что в любой момент поднимется из гроба, откроет глаза и… Что дальше будет, Саша даже представить себе не мог, но виделись ему разные кошмары, забитые в голову после просмотра фильмов ужасов. Сашка ехал с похорон своей бабки, Антонины Васильевны, родительницы его мамы. Настроение у него было отвратительное, и, чтобы отвлечься, он, в который раз, вспоминал все, что предшествовало бабкиной смерти. Мама умерла пять лет назад, ушла вслед за отцом, не выдержав горя от потери любимого мужа. Вот тут-то и позвонила ему Антонина Васильевна. Чугунов новоявленную бабушку не любил, не знал, и увидел впервые уже мертвой, лежавшей в гробу. Мама однажды рассказала Сашке о ее существовании, и рассказ этот ему не понравился. У Антонины Васильевны была еще одна дочь, на десять лет старше Сашкиной мамы Светланы. Но она умерла, едва Свете исполнилось восемь. Через год в мир иной отправился муж Антонины. А спустя месяц после похорон Светиного отца, мать отказалась от младшей дочери, отдав ее на попечение государства, в один из детских домов области. Каково же было удивление Чугунова, когда через неделю после смерти мамы ему позвонила женщина и представилась его бабкой Антониной. Она ни о чем Сашу не просила, лишь заявила о своем существовании. Почти пять лет от Антонины Васильевны не было никаких вестей. А неделю назад старуха объявилась снова, и не здороваясь, не поинтересовавшись Сашкиной жизнью, завела с внуком странный разговор. -Я скоро умру. Завещание у нотариуса, и ты мой единственный наследник, - бабка Тоня говорила короткими, рублеными фразами, не давая Чугунову ни слова вставить. – Ты получишь после моей смерти много денег, при условии, что вступишь в права наследования моего дома в деревне, но не продашь его, и сам в нем жить не будешь. Даже под дачу не вздумай приспособить. И еще прошу – не хоронить меня на местном кладбище, похорони в райцентре. Ну, что скажешь? -Хорошо, - Сашка сам удивился, с какой легкостью он согласился на бабкино предложение. И деньги, что обещала ему Антонина Васильева не были решающим доводом. Наверное, главным было любопытство. Старуха помолчала пару секунд и добавила: «Нотариусу я хорошо заплатила. Она с тобой свяжется». Через неделю Саша стоял на кладбище районного городка и смотрел, как рабочие забивают крышку гроба – последнего пристанища его бабки Антонины. Тайна, которую Антонина Васильевна унесла с собой в могилу, не давала Чугунову покоя. Откуда у деревенской бабы деньги, ведь сумма на счету на его имя была очень внушительная? Почему бабка так обошлась с его мамой, сдав ее в детский дом, и не появляясь в ее жизни больше никогда? И что не так с деревенским домом? Каждый день Сашка ломал голову над этими вопросами, и спустя две недели взял отпуск за свой счет и решил съездить в деревню Осово, посмотреть на дом, в котором и жить ему бабка запретила, и на продажу выставить не позволила. Ключи от дома, вместе с номером счета, после похорон передала ему нотариус. Перед отъездом Чугунов позвонил своему другу Вадиму и вкратце поведал ему о свалившемся на него наследстве и о загадках, что его мучают. -Слушай, дружище, интересно-то как. Ты поезжай, а я пороюсь в интернете, может, что и нарою про эту деревню. Сообщу тебе, если результат будет, - Вадим пожелал Сашке доброго пути и удачи, и отключился. ***** Сафр скучал. Ему давно надоело почитание местных, которые называли его Хозяином. Надоели дохляки, некоторые из которых переродились и стали настоящими тварями ада, тощими, с длинными конечностями, с огромными, покрытыми наростами, головами и ртами, полными острых, черных зубов. С такими перерожденными ему повезло, они стали настоящим воинством, но многие стали разваливаться на ходу, превратившись в кости, покрытые кусками гнилого мяса. Последнее время его свита пополнялась очень редко. Стадо местных людишек заелось и перестало радовать своего Хозяина так же часто, как раньше. Об этой местности покатилась дурная слава, а лес – пристанище Сафра, люди уже давно обходили стороной. Ему нужна свежая кровь и новые слуги. ***** Чугунов подъезжал к Осово, когда позвонил Вадим. -Саня, привет. Ты в дороге еще? – голос друга показался Сашке встревоженным. -Привет, Вадюха. Я почти на месте. Как дела? Нарыл что-нибудь интересное? -Нарыл. Странные дела творятся в этой твоей деревне и около нее. Последние лет пятнадцать в той местности регулярно пропадают люди: грибники, путешественники, туристы и, даже те, чей путь просто лежал рядом с Осово, - Вадим помолчал пару секунд. – К сожалению, более ранних сведений мне найти не удалось, но думаю, исчезновения начались гораздо раньше. За пятнадцать лет пропало более ста человек. -А что же власти? – не в силах сдержать удивление, почти заорал Чугунов. -Сань, не ори. Приезжали туда и полиция, и родня пропавших – ничего выяснить не удалось. Местные все, как один, твердят, что никого из разыскиваемых раньше не встречали. Ты там поаккуратней, Сашка, на рожон не лезь. -Да понял я уже. Спасибо, Вадька, - только и успел сказать Чугунов, как связь стала пропадать. -Сань, давай я к тебе завтра подъеду. Тревожно мне что-то. Ты…- Вадим не успел договорить, и в трубке воцарилась гулкая тишина. Саша, за разговором, не заметил, как проскочил указатель «Осово». Дорога тянулась через густой еловый лес. Чугунов очень удивился, когда увидел под колесами своего седана новенький асфальт. Только что ему приходилось объезжать ямы и трещины, а на подъезде к бабкиной деревне, вдруг, такое чудо. Крутой поворот, лес расступился, и перед Сашкой раскинулось Осово. Чугунов присвистнул. Он ожидал увидеть обычную русскую деревеньку, с покосившимися заборами и старенькими домишками, а ему открылся вид на коттеджный поселок с добротными домами, асфальтированными дорогами и цветущими клумбами. В центре поселка большая площадь, вокруг которой выстроились магазины и продуктовые палатки. В середине небольшой искусственный прудик. У магазина двое местных вели неторопливый разговор, лениво перекидываясь фразами. Увидев незнакомую машину, они, как по команде, повернулись в сторону седана, разглядывая водителя за лобовым стеклом. Сашке ужасно не хотелось покидать салон, но он не знал, где искать дом бабки Тони, так что пришлось ему нацепить улыбку и подойти к мужикам с приветствием и расспросами. -О, вот и наследник пожаловал, - коренастый рыжий мужичок протянул Чугунову руку. – Я Владимир, а это друг мой, Антон, - кивнул он в сторону второго – высокого, наголо бритого, худого, как жердь местного жителя. -Александр, - коротко ответил Чугунов. -Ну, что ж, Александр, устраивайся на новом месте. Вечереет, скоро совсем темно. Не стоит бродить в темноте в местах, пока еще тебе незнакомых. А завтра, глядишь, мы с тобой поближе познакомимся. -Дом Антонины ты сразу найдешь. Поезжай по центральной улице, третий дом от края леса и будет твой. Забор и черепица зеленые – не перепутаешь, - махнул на прощание Владимир. Бабкин дом он увидел издалека – зеленый забор двухметровой высоты и такого же цвета крыша сразу бросались в глаза. Не просто дом, а отличный двухэтажный коттедж. Внутри современная мебель и техника. Сашка, в очередной раз, подумал, откуда у старухи такие деньги. Тайна богатства Антонины Васильевны, странные условия завещания, и то, как она обошлась с младшей дочерью, не давали ему покоя, и он надеялся найти ответы на эти загадки. На стене над комодом висели фотографии в резных рамках. Антонина Васильевна в обнимку с мужчиной, обоим лет по тридцать. Они же с двумя белокурыми девочками, одна уже подросток, второй, от силы, три года. Малышка – Сашкина мама в детстве, вторая девочка – старшая сестра. Никого из них уже нет в живых, лишь безмолвные лица на старых фото. Пока Сашка осматривался, наступила ночь. Чугунов не поднимался на второй этаж, решив переночевать на диване в холле, а дом посмотреть завтра при свете дня. Не раздеваясь, накрылся пледом, лежавшим на кресле, и почти уснул, но услышал, как кто-то скребется по стеклу со стороны улицы. Не включая свет, он, с неохотой, поднялся с дивана, подошел к окну и отодвинул в сторону штору. Они стояли вплотную, почти расплющив лица о стекло. Мужчина держал за руку белокурую девушку, и в темноте они казались двумя заблудившимися странниками, которые просят ночлега. Чугунов был готов открыть окно и поинтересоваться, что им понадобилось во дворе бабки Антонины, когда ночные гости улыбнулись. Улыбка акулы обнажила ряд черных, острых, как бритва, зубов и изо рта показалось змеиное жало. Присмотревшись, Сашка разглядел вертикальный зрачок в глазах жуткой парочки. Чугунов отпрянул вглубь комнаты, сердце колотилось, как сошедшие с ума часы. Он сел на диван и, в ужасе, услышал, как чудовищные гости продолжают скрести когтями по стеклу. Зажав уши, он продолжал сидеть в темноте, пытаясь вспомнить какую-нибудь молитву, но кроме строчки: «Отче наш, иже еси на небесех…», Сашка ничего не знал, поэтому повторял ее, как заведенный, снова и снова. Просидев так пару часов, он прислушался к звукам во дворе. Тишина. Чугунов, дыша через раз, на цыпочках, опять подошел к окну и выглянул во двор. Никого. Прокручивая перед глазами облик жутких созданий, пришедших к нему в гости, Сашка вдруг понял, что они очень похожи на тех, кто изображен на фото – на, давно уже мертвых, мужа и старшую дочь бабки Тони. Он снял со стены рамку с фотографией, чтобы лучше разглядеть мужчину и девушку, и обнаружил на обратной стороне лист бумаги, прикрепленный к фото скотчем. Антонина Васильевна оставила своему внуку посмертное послание: «Саша, как бы киношно не звучало, если ты читаешь это письмо, значит, меня больше нет в живых, и ты не послушал меня и приехал посмотреть на дом. Надеюсь, ты выполнил мою просьбу и похоронил меня подальше от Осово. Пришло время рассказать тебе обо всем. Полвека наша деревня живет по законам, отличным от людских. Пятьдесят лет назад к нам, с темной стороны, пришло зло – Сафр, то ли демон, то ли бес, то ли еще какое исчадие ада. Он предложил нам сделку. Все умершие будут в его полной власти. Не живые, не мертвые, они станут его слугами, его воинством. За это мы получим его покровительство, деревня начнет процветать, а жителям он будет щедро платить золотом. Мы согласились – мертвецам все равно, а живым во благо. Мы назвали это чудовище Хозяином, и были очень благодарны ему за наш достаток. Люди умирали, на кладбище отправлялись пустые гробы, а покойников относили в лес, к Сафру. Мы утешали себя тем, что мертвым без разницы, они уже ничего не чувствуют. Но, то, что казалось нам удачей, оказалось ловушкой. Хозяину стало мало наших умерших родных и соседей, и он потребовал свежей крови, живых, что станут жертвой. Большинство согласилось, остальным пришлось подчиниться. Все мы превратились в слуг зла с золотыми шорами на глазах. Незавидная доля ждала тех несчастных, кто попадал к нам в деревню. В Осове действует целая команда ловцов. Пойманных людей отправляли на корм Сафру. Он выпивал их до дна и превращал в нежить. Воинство Хозяина росло. Мы с мужем старались не задумываться о происходящем, ведь мы ничего не могли сделать. А потом в нашей семье случилась беда. Старшая дочка, Оленька, умерла от укуса гадюки. Думаю, что тогда не обошлось без хозяина. А через неделю она пришла в гости. Твой дед, отец Оли, умер через год – сердце не выдержало. И мои родные стали приходить уже вдвоем. Вот тогда-то я и отправила твою маму в детский дом, подальше от Осово. Уехать из деревни я не могла. Я знала, что где-то там, в лесу, бродят мои близкие, когда-то бывшие людьми. Саша, умоляю тебя, беги, если еще не поздно, и никогда сюда не возвращайся. Прости меня, если сможешь». Чугунов просидел на диване до утра, снова и снова перечитывая письмо. Но, едва показались первые лучи солнца, он выехал со двора бабкиного дома. Казалось, что деревня еще спала, но на выезде из Осово его поджидала команда местных с ружьями. Сашка нажал на газ, прибавляя скорость, и направил свой старенький седан прямиком на вооруженную толпу. Мужики отпрянули от машины и начали стрельбу. Чугунов слышал, как пули бьют по багажнику, и молился, чтобы колеса остались целы. Его мольбы были услышаны. Он прорвался. ***** Сафр чувствовал, что пришло время покинуть насиженное место. Чужак, посвященный в тайну деревни смог уйти. Хозяин знал, что этот не отступится и приведет сюда людей. За полвека он собрал вокруг себя немало слуг, но для битвы во имя зла их было недостаточно. Проще уйти и начать все сначала. Люди везде одинаковы, золото правит этим миром. Он найдет для себя другое пристанище, в другой деревне. А с несогласными одиночками он справится. Оставалось лишь убрать в лесу. Чтобы никаких следов не осталось. ***** Лесной пожар начался внезапно. Не было небольших очагов возгорания, которые постепенно перекидывались на большие территории. Участок леса вокруг деревни Осово загорелся в один миг. Пламя было сродни напалму. Дотла выгорел не только лес. Огонь захватил и деревню. По счастью, жители успели покинуть свои дома. Автор: Ирина Никитина

#интерактив

Солдат (мистическая история) Жили мы в небольшом посёлке, где кругом леса непроходимые, топи да болота. "В лес не суйся, сгинешь! " — пугали родители детей дома. Мне было всего лет десять, когда я потерялся в лесу. А всё почему? Поколотил соседского мальчишку, а тот наябедничал на меня, хотя и по заслугам получил. Испугавшись родительского гнева, убежал я в лес. Думал посижу немного, подожду, когда дома все успокоятся и вернусь, а не тут то было. Увлёкся поеданием голубики и не заметил, как сбился с тропы. А в поисках тропы, проглядел овраг и слетел вниз. Вообще-то не глубоко, выбраться можно, только ногу сильно поранил. Вот так и сижу в овраге, накладываю подорожник на рану да реву, самого себя жалея. Вдруг слышу за спиной шаги, оборачиваюсь и вижу солдата, приближающегося ко мне. — Ну, привет, Стёпка! — протягивая мне руку, говорит он. — Здравствуйте! — утирая слезы, отвечаю ему. А он продолжает: — Болит? — Болит. — Идти сможешь? — Попробую, — медленно поднимаясь, отвечаю солдату. — А вы из нашего посёлка? Я вас не знаю. — Всё верно, родимый. Точно не знаешь меня? — Лицо ваше знакомо будто, но точно не припомню, — отвечаю я и продолжаю карабкаться по склону. — Очень жаль, Стёпка. Тогда будем знакомы, дружище. Меня зовут Павел! Выбираемся из оврага, наверху замечаю первые звезды на небе. — Ночь холодная будет. Торопиться надо, Стёпа! — говорит солдат. — А куда торопиться? — Домой, куда же ещё. Негоже маленькому мальчику по лесам шлёндать. Бабушка Маша переживает, родители места себе не находят, — отчитывает меня солдат. — Боюсь я, дяденька, идти. Заругают, накажут меня дома. — А в лесу сгинуть не боишься? — лукаво смотря на меня, отвечает солдат. — Эх, Стёпка, пожалей мать. Она сейчас плачет, о тебе волнуется. А ты трус по лесам прячешься? — Я не трус! — Вот и докажи, не на словах, а на деле. — Ладно, пойдём домой, — соглашаюсь я. — А вообще, дяденька, этот Федька сам виноват! Он Катьку за косы дёргал, дразнил её, а я заступился, — махая кулаками, рассказываю я, почему побил соседского мальчишку. Так мы шли некоторое время, ведя разные разговоры: о трусости и отваге, о героизме и малодушии. Я рассказал солдату о своём доме, о семье, а он мне поведал о войне, о том как сражался с фашистами. Я спросил его, что он делает в лесу? Ведь война закончилась много лет назад, но он ничего не ответил. Была уже тёмная ночь, когда он вывел меня из леса. — Пора прощаться, брат! — пожимая мне руку, начал он. — Ты вот что, Степан, маму и бабушку береги! Помнишь, о чем мы с тобой говорили? Если ты совершил неверный поступок – это не беда. Беда, если ты ничего не сделал, чтобы исправить это, струсил и сбежал. Всегда будь мужчиной и опорой для своей семью. И я буду гордиться тобой! Ну, беги! Дальше ты дорогу знаешь. — А вы разве не пойдёте, дядя Павел? — спрашиваю я. — Нет, Стёпушка, мне с тобой нельзя. Ты иди, иди, заждались тебя уже. Я побежал вперёд, попутно махая солдату и благодаря его за всё. Он стоял у леса и махал мне в ответ. Как оказалось, меня уже давно искали по всему посёлку. Дома мне знатно досталось. Меня одновременно обнимали, целовали и плакали, а через минуту ругали, отчитывали и грозили поркой. А я всё это время пытался вспомнить, где я ранее мог видеть солдата. Уши мне так и не надрали, что меня несказанно обрадовало, поскольку я дал слово, что больше так делать не буду. Когда все утихли, я спросил у родителей, знают ли они солдата по имени Павел. Они не знали, но когда я стал рассказывать о нём, все странно встрепенулись, в особенности бабушка. Достав трясущимися руками старый фотоальбом и положив его передо мной, указывая на небольшую фотографию молодого мужчины, она спросила: — Это не твой солдатик? — Бабуля, он! — обрадовался я. Бабушка ахнула и схватилась за сердце. Мы взволновались за неё, но она успокоила нас и попросила меня продолжить. — Это точно он, бабуль. Только сейчас он с бородой, а на фотографии нет. И взгляд не такой. Смотрит он сурово и строго, но несмотря на это, он очень добрый и заботливый, — заключил я. ... Со старой фотографии на меня смотрел мой покойный дедушка. Ему было всего тридцать лет, когда в 1943 году он погиб в наших же лесах, где героически сражался с фашистами. Тогда, глядя на фотографию, я пообещал и ему и себе, что никогда не буду трусом, вырасту отважным, честным и порядочным, чтобы он мог гордиться мной. Автор Муха

Кирилл и его жёны (истический рассказ) -Я не буду переносить свою свадьбу из-за того, что мама заболела. Подумаешь, какая печаль! Мне таких трудов стоило все организовать, что теперь ломать планы я не стану. -Рита, какая ты мeрзавка. Хоть бы раз подумала о ком-то, кроме себя. -А мама обо мне думала. Хоть раз? Нет! Она думала только о тебе, сестренка. Ты для нее была самой лучшей, умной и красивой. И что теперь? Любимая дочь перебивается от зарплаты до зарплаты, а нелюбимая выбилась в люди. Это ведь на меня запал богатый мужик и теперь готов к моим ногам весь мир положить… Так, приглашения я вам отправила и жду вас. Не сможете приехать, пришлю видео со свадьбы. Все, пока, сестренка. Мне некогда, у меня репетиция макияжа. Рита швырнула телефон на кровать и поджала губы. Жаль, конечно, что ее мать и сестра не приедут. А ведь так хотелось пустить им пыль в глаза, чтобы наконец поняли, кто тут самый лучший. Потом Рита посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась. Ну и ладно, зато об этой шикарной свадьбе всё равно все узнают. Еще бы, ведь она выходит замуж за одного из самых богатых мужчин города. А как Кирилл ее любит. На руках носит, пылинки сдувает. Сделал предложение чуть ли не в первую неделю знакомства. И не поскупился на волшебное торжество, выделил огромный бюджет. Да, он, конечно, своеобразный. Бывает слишком вспыльчивым, иногда даже агрессивным и опасным. Но что поделать, придется мириться с этим, если хочется жить, как королева. И даже с самой свадьбой Кирилл торопил. Он в приказном тоне сообщил невесте, что все должно быть организовано максимум за месяц. И если она не уложится, то будет просто скромная роспись. Конечно, Риту это не устроило бы. Поэтому о переносе торжества из-за болезни матери и речи быть не могло. Но Рита все успела. И сегодня должна была состояться шикарная свадьба, о которой уже говорил весь их небольшой городок. После официальной церемонии машины с гостями отправились в арендованный загородный коттедж. Впереди ехал лимузин Кирилла и Риты. Однако на развилке кортеж разделился. Новоиспеченные муж и жена свернули на проселочную дорогу. Там их ждал внедорожник. -Что это? Почему мы здесь? - недовольно спросила Рита. -Это сюрприз. Сейчас пересядем в другую машину, на ней будет проще добраться до места, - таинственно прошептал Кирилл и потом чуть громче обратился в водителю, - жди здесь. Мы сейчас пересядем и отъедем максимум на час-полтора. Рита пожала плечами. Она не хотела пропустить ни минуты своего праздника. Но Кирилл что-то задумал и основательно к этому подготовился. Девушка, собрав в охапку платье, вылезла из лимузина и забралась во внедорожник. Ехали они не дольше пятнадцати минут. Машина остановилась у высокого забора. Он скрывал за собой стильный одноэтажный дом с огромными окнами в пол. Участок был в полном запустении. -Что это за место? -Это один из моих домов. Я тут был последний раз… лет семь назад. -И зачем мы здесь? -Я же сказал, сюрприз, - Кирилл нетерпеливо ждал, пока Рита выйдет из машины, - чем быстрее ты будешь двигаться, тем быстрее мы вернемся на торжество… Все, идем в дом! Кирилл повел Риту за собой и открыл дверь. Внутри было тихо и пахло цветами. Хотя, скорее, чем-то другим, и именно этот другой запах пытались замаскировать приятным ароматом… Рита прошла в гостиную и огляделась. На стенах висели фотографии. Сначала девушке показалось, что там она. Но присмотревшись, поняла, что на снимках другой человек. Просто они очень похожи. -Ого! Я даже испугалась… А кто на фото? -Это моя первая жена, Светлана. Я же рассказывал тебе. Она погuбла в аварии. Садись на кресло, вот здесь. Скоро начнем. Рита немного напряглась, но решила не портить себе настроение, не пререкаться, а просто делать все, что просит Кирилл. Ведь так они быстрее вернутся на торжество. В этот момент в гостиную совершенно бесшумно вошел человек в длинном грязном балахоне с капюшоном, скрывающим лицо. В воздухе повеяло гнuлью, будто открыли холодильник, в котором испортились все продукты. Рита подскочила от неожиданности и закрыла нос рукой. -Все в порядке. Не волнуйся, - прошептал Кирилл, и Рита почувствовала укол в шею. Через пару минут она отключилась. -Что вы стоите? - обратился Кирилл к человеку в балахоне, зажав ладонью нос, - делайте уже своё дело, пока она еще жива! -Всему свое время. Не торопи меня! Я знаю, когда начинать! - хриплый женский голос звучал угрожающие. Кирилл поежился. Он никогда бы не обратился к этой ведьме, если бы не ее особенные способности. И эта женщина единственная, кто уверил, что поможет. А уж скольких он обошел за эти семь лет. СЕМЬ ЛЕТ НАЗАД Кирилл репетировал примирение со своей женой. Он заготовил речь и теперь мысленно продолжал внутренний диалог и за себя, и за Свету. На заднем сидении автомобиля приятно похрустывала упаковка роскошного букета. А аромат сладкого миндаля, исходящий от коробочки с пирожными, дурманил голову. -Я привез твои любимые вкусняшки. Сейчас выпьем горячий кофе и еще раз все обсудим на холодную голову… Да, именно так и скажу, - нервничал Кирилл. Светлану он любил. Так же сильно, как и ненавидел. За то, что она самая лучшая. За то, что пользуется успехом у мужчин. За улыбку. За то, что может дать отпор мужу. За то, что независимая. За юмор и легкость. За красоту. За силу. За то, что решила от него уйти. Два дня назад супруги сильно поругались. И все из-за того, что Кирилл временами себя не контролировал. Он мог наговорить ужасные вещи своей жене, устроить настоящий погром в квартире или вышвырнуть вещи Светы на улицу. И в тот вечер она решила больше не терпеть и не продолжать скандал. Светлана собрала вещи в небольшую сумку, сказала, что хочет развестись и уехала. Но Кирилл знал, где она. Мужчина предполагал, что когда-то ему придется столкнуться с бегством любимой, поэтому не так давно установил маячок на ее машину. Света поехала в их загородный дом. Он находился на отшибе дачного поселка, между лесом и рекой. Кириллу там не нравилось. Нет никакой инфраструктуры, плохо ловит телефон, да и в случае чего, помощь поспеет не скоро. Но его жена так нуждалась в тихом, молчаливом отдыхе, что тащила Кирилла туда чуть ли не каждые выходные. В конце концов мужчина решил, что он ездить туда не будет. Но Света не стала отказываться от своей привычки и вполне неплохо проводила время в одиночестве. Кирилл припарковался недалеко от ворот, вытащил букет, угощение и отправился в дом. В просторной прихожей, плавно переходящей в гостиную, горел свет. Небрежно брошенное пальто у входа и… мужская обувь. Кирилл выронил букет из рук. И тут заскрипел кожаный диван. Появилось испуганное лицо Светланы. А через мгновение и лицо незнакомого мужчины. -Света… А что…, - Кирилл побледнел, - это как? Почему? -Вот так! Вот так! – женщина не стала оправдываться, она лишь прикрылась и бросила своему спутнику плед, - я тебе уже сказала, что хочу развестись. Так что мы супруги только на бумаге. -Мне, наверное, стоит уйти, - мужчина, завёрнутый в плед, тихо проскользнул мимо Кирилла и скрылся в ванной. -Я приехал мириться, - Кирилл все еще не мог поверить в то, что все увиденное происходит на самом деле, - а ты с мужчиной. -Пф… Я свободная женщина. Имею право. Кирилл, давай без сцен, пожалуйста. Просто уезжай. Оформим развод, ты ничего не потеряешь. У нас ведь брачный контракт… И дом я тоже скоро освобожу. Надо просто найти квартиру, - Света поджала губы. -У вас с ним давно? Кирилл услышал, как в ванной включилась вода. Значит, гость Светланы решил принять душ. Кирилл тут же пришел в себя и почувствовал, как в нем закипает ярость. Мужчина сжал кулаки, покраснел и будто раздулся. Он сделал решительный шаг к супруге, схватил ее за запястье и присел рядом. -Я спросил, у вас ним давно? -Вчера в клубе познакомилась… Господи, Кирилл, пусти! Мне больно! – Света попыталась вырваться. Но Кирилл был сильнее. И явно не хотел оставить ее в покое. Наоборот, его глаза были такими безумными, словно на уме у него что-то страшное. -Я не дам тебе развода. Я не дам тебе опозорить меня. Я не дам тебе жизни! - прошипел Кирилл. Света замерла от ужаса, а ее муж свободной рукой дотянулся до декоративной фигурки из камня и замахнулся… Вытерев с лица красные брызги, Кирилл дотронулся рукой до шеи жены и, не почувствовав пульсации, посмотрел на дверь ванной. Звук воды смолк. Кирилл поднялся на ноги, решительно сжал каменную фигурку и направился к своему сопернику... ...Через двадцать минут в тихом доме заиграла мелодия. Это звонил Кириллу его давний знакомый, который редко выходил на связь. Обычно тогда, когда ему было что-то нужно. Но и в долгу он никогда не оставался. Мог выполнить любые поручения. Да так, что комар носа не подточит. -Как ты вовремя, - Кирилл ответил быстро, - мне нужна помощь… Надо кое-что инсценировать... Через три дня Кирилл еле сдерживал слезы на пoхорoнaх Светланы. -…Какая страшная авария… Светлана была такой замечательной, как жаль, что ушла слишком рано… Примите наши соболезнования… Не верится, что это случилось, крепись, друг… Мужчина растерянно кивал и пожимал руки всем, кто пришел проводить его жену в последний путь. Атмосфера горя давила на Кирилла, заставляя еще сильнее раскаяться в своей несдержанности. Он мог бы ударить не так сильно. Мог бы сделать это рукой. Мог вообще уйти. Но нет! И теперь по его вине Света сейчас лежит в грoбy, а ее друга на ночь еще не нашли. И неизвестно, когда найдут. Ведь река очень бурная, она не захочет так скоро выпускать его из своих объятий. *** Сначала Кирилл пытался отвлечься на других женщин. Но потом понял, что в каждой он видит Светлану. А когда уговорил очередную подругу изменить прическу и надеть цветные контактные линзы, то осознал важную вещь. Ему не нужен кто-то другой, похожий на его жену. Ему нужна именно Света. Поняв это, Кирилл отправился не к психологам, а к другим специалистам. -Что вы хотите? Вернуть вашу жену? Послушайте, я ведьма, а не господь Бог. Я могу устроить вам спиритический сеанс, чтобы вы пообщались. Могу посмотреть, спокойна ли ее душа. Но вернуть вашу жену.., - уже третья ведьма отказывалась. После долгих лет мытарств мужчина отчаялся. Но тогда ему на помощь снова пришел тот самый давний знакомый. -Слушай, я знаю про одну. Мерзkaя бaбa. Цыганка. Говорят, что она сама восстала из мeртвых. Сама возродилась. Страшная женщина и очень опасная. Попробуй к ней пойти. Может, подсобит чем-то. Кирилл нашел эту цыганку в пустующей деревне. Однако он не сразу увидел жилой дом. Все, что ему встретились давно покосились, местами разрушились и даже сгнuли. Кирилл остановил машину, огляделся и вдруг почувствовала страх и желание вернуться домой. Здесь было очень тихо. Казалось, что окружающие звуки стали приглушенными. Будто на голову мужчине надели толстую, плотную, облегающую шапку. -Ну уж если она не справится, то я оставлю это дело, - прошептал себе Кирилл и снова тронулся в путь. На краю заброшенной деревни, у самого леса он увидел дом с поднимающимся дымом из трубы. Мужчина припарковался и медленно вышел. В голове он прокручивал варианты, как начать разговор. В этот момент позади себя он услышал шум и обернулся. *** -Как знала, что ко мне гости приедут. Помылась хоть. Думала, что местные заглянут, а тут такой мужчина! Ты проходи, не стесняйся. Могу козьим молоком угостить, хочешь? Кирилл с отвращением смотрел на лохматую цыганку. Ее лицо было вымазано то ли сажей, то ли землей. Черные с проседью волосы были похожи на паклю. Один глаз цыганка скрывала за кожаной повязкой. А сама она куталась в старый плед, который местами уже порвался. Может, никакая это не ведьма, а обычная бездомная, которая нашла приют в заброшенной деревне? -В дом-то заходи. Что на пороге стоять, - хрипло рассмеялась цыганка и подтолкнула Кирилла к двери. Убежище этой женщины было заставлено старым хламом. Пахло гарью и прогорклым маслом. Толстенный слой пыли покрывал все поверхности и то, что там лежало. Книги, тетради, баночки, картонные коробки, пакетики и упаковки от продуктов. Самым чистом предметом казалась русская печь, в которой трещали дрова. Жар от нее поднимался вверх. Воздух дрожал. Кириллу стало не по себе. Он был уже готов повернуть к выходу, но цыганка сказала. -Садись на стул. И рассказывай. -Я хочу вернуть жену. Она пoгибла почти семь лет назад. И все это время я не могу отпустить ее. И не хочу. Хочу, чтобы она была рядом. Как человек. Ела, спала, смеялась, разговаривала. Хочу, чтобы она снова жила. -Так ты сам виноват в ее гuбели. Надо было раньше думать, - усмехнулась цыганка. Кирилл от неожиданности даже привстал. Потом медленно сел обратно и улыбнулся. Она, наверняка, сможет помочь. Если уж увидела истинную причину, просто сидя напротив, то что будет, когда она примется за свои магические ритуалы! -Это не важно. Но я хочу ее вернуть. Вы можете сделать такое? Цыганка поковырялась рукой в залежах, которые громоздились рядом с ней и вытащила оттуда жестяную коробочку, а потом кyрuтельную трубку. Женщина медленно выбила ее прямо на пол, протерла пальцем, потом этим же пальцем провела себе по щеке, оставив очередную темную полоску. Ведьма открыла жестяную коробочку и долго отмеряла новую порцию тaбака. Закончив с этим, она подожгла тоненькую лучинку от огня в печи и, наконец, прикурuла. Выдохнув облако серого-белого дыма, цыганка уставила на Кирилла и медленно подняла повязку с глаза. Мужчина вздрогнул. Он не хотел пялиться, но раз уж она сама показала… Подёрнутый мутной пеленой, ее глаз был будто чужим. Каким-то сухим и неживым. Он не двигался, смотрел только вперед. Но казалось, что этот глаз все же наблюдает за каждым шагом, однако отдельно от второго. -Жутко, - не смог сдержать себя Кирилл, - это протез? -Нет. Ты правильно подумал, что глаз мepтв. Так и есть. Зато им я вижу пokoйников. И твою жену увижу. Я смогу найти ее в том мире. И даже смогу притащить ее в этот. -Вы поднимитесь в рай? – Кирилл удивленно заморгал. -Рай и ад придумали, чтобы человеку было проще понять загрoбную жизнь. На самом деле, все очень сложно. Не каждый маг и колдун может осознать, как все там устроено. А уж что говорить про обычных людей. -То есть, вы мне поможете? Хорошо. А сколько это будет стоить? Как все пройдет? Я что-то должен сделать или вы просто прочитаете заговор и все? Цыганка рассмеялась, обнажив желтые зубы, и прикрыла свой глаз. Она хотела бы ему рассказать все в красках, но решила, что не время развлекаться. Раз уж появился клиент, надо выполнить работу и получить от него вознаграждение. -Половина твоего состояния. Столько это будет стоит. И не вздумай темнить с деньгами! Я все равно узнаю, если ты захочешь меня обмануть… Могу принять в золоте, драгоценностях, наличными, как угодно, только не эти все ваши банковские активы… Кирилл подскочил на стуле. Это были огромные деньги! Да и не так-то просто их вывести из оборота. Однако цыганка может помочь вернуть жену Кирилла. А он именно за этим и приехал. А раз мужчина когда-то смог сколотить состояние, то сможет сделать это еще раз. -Я согласен. Только сначала хочу узнать детали. Как все пройдет? -Сперва дождемся темноты и отправимся на старый пoгост. Он тут рядом. Мне будет нужна твоя физическая сила. Лопату я тебе дам… -Что? Нет! Господи… Я не стану! Что вы хотите? Это же... -Не стоит произносить его имя тут, - зашипела цыганка словно змея, - и ты будешь делать то, что я тебе скажу. Иначе не видать тебе свою женушку. Разве что на фотографиях… Кирилл опустил голову и задумался. А почему нет? В конце концов, он уже столько натворил в своей жизни, что еще один страшный поступок ничего не изменит. А цыганка, будто прочитав его мысли, кивнула и продолжила. После этого Кириллу стоило найти новый дом для его жены. Нового человека, где будет жить душа Светланы. Сам обряд займет всего несколько минут. Души поменяются местами, и Света получит новое тeло. -Понял, - Кирилл выдохнул, - но мне нужны гарантии. Если Света снова захочет уйти от меня, как ее остановить? Надо как-то нас связать, чтобы она физически не могла без меня жить. Так можно? -Можно. Ваши души связать не получится. Но могу связать физические оболочки, ваши тела. Долгое расставание будет приносить и ей, и тебе бoль и страданuя. Ты сам-то на это готов? -Да, готов. Но если, к примеру, кого-то из нас не станет. Как тогда? -Ничего не изменится. Второй уйдет вслед очень скоро. -Я согласен. Я сделаю все, что вы сказали. И копать буду… И найду девушку. И буду жить с ней, то есть со Светой, до конца своих дней. Или ее… -И согласен заплатить мне половину своего состояния, так? – прищурилась цыганка. -Ну куда вам столько? Куда вы их потратите? – попытался поторговаться Кирилл. -А это мое дело, - цыганка протянула мужчине грязную ладонь. -Договорились, - буркнул он, пожав ее. -Смотри! Не обмани теперь. Если от обязательств откажешься, то рука отсoхнет! Кирилл машинально дернул руку на себя. Но цыганка крепко в нее вцепилась, сжала еще сильней. И только потом отпустила. -Вот и договорились. Теперь можешь располагаться, - цыганка обвела рукой комнату, - нам надо ждать ночи! Сама она прикрыла глаза и будто сразу уснула. Кирилл же поднялся и вышел. Он решил подождать в машине. Рядом с этой женщиной ему было неуютно и даже страшно. И казалось, что сейчас он совершает ошибку. Даже более ужасающую, чем ту, которую совершил семь лет назад. Когда солнце зашло за горизонт и небо потемнело, из своего дома вышла цыганка. Она поманила Кирилла рукой и крикнула ему: -Поднимайся и разомнись хорошенько. Сейчас придется много и усиленно копать… А у тебя сменной одежды нет? Кирилл оглядел дорогой пиджак и любимую рубашку, которую ему когда-то подарила жена. Мужчина не рассчитывал на какую-то грязную работу, поэтому оделся так, как хотел. Но после сегодняшней ночи рубашку он точно не отстирает, а она ему так дорога. -Возродится и новую тебе подарит, - цыганка подмигнула Кириллу. Мужчина взял лопату и пошел вслед за цыганкой. Она повела его к лесу. А там по проторенной тропинке они вышли к старому погoсту. Остановившись, цыганка сказала. -Сразу за ним жилая деревня. Людей там много. Но в основном старики. А они, как ты знаешь, в конце концов оказываются тут… Теперь смотри в оба. Нам надо посвежее найти… И запомни, как зайдем на территорию, ни единого звука не издавай. Двигайся медленно и молчи! А обратно пойдем, не оглядывайся. Иначе даже я не смогу тебе помочь… Все, идем! Цыганка выпучила свой глаз и принялась рассматривать мoгилы. Кирилл же глядел себе под ноги. Он боялся. Боялся, что их поймают. Боялся, что встретятся с чем-то потусторонним. Боялся, что с ним может что-то случится. Вскоре цыганка указала на холмик. К горлу Кирилла подкатил ком. Но он смог сдержать позыв и принялся за работу. Несколько часов он орудовал лопатой, пока цыганка просто сидела рядом и кyрила свою трубку. И за это мужчина был ей благодарен. Он надеялся, что едкий дым защитит его от того запаха, который… Тут лопата уткнулась в преграду: она ударилась о деревянную крышку. И Кирилл больше не смог себя сдерживать. Ком застрял у основания горла и собирался вырваться наружу. Мужчина поспешно выбрался из ямы. Тут цыганка сунула ему под нос баночку, наполненную ароматным маслом. Кириллу почти сразу стало легче. Но залезать в яму он больше не станет. Пусть теперь поработает цыганка. Она это и сделала. Очень скоро Кирилл услышал звук ломающегося дерева… Когда цыганка выбралась, в руках у нее были тряпки. Целая охапка. Наверное, тут и обивка ящика, и одежда... Цыганка молча кивнула в сторону выхода. И они пошли... Запах был невыносимый. Кирилла мутило, он то и дело прикладывался к баночке и надеялся, что эта ночь скоро закончится. Когда мужчина и ведьма вышли из леса, та сказала: -А ты как думал? Хотел, чтобы все просто было? Нет! В этом деле нужна подготовка. Из этих тряпочек я сошью саван. И тогда ни один пoкойник, ни один мepтвец, ни одна неживая душа меня не увидит. Зато я их смогу хорошенько разглядеть! – цыганка постучала грязным пальцем по своей глазной повязке. -Я надеюсь, на этом мой вклад закончился? Я могу ехать? Как мы с вами свяжемся? - устало промямлил Кирилл. -Приедешь через месяц. Если я буду спать, не буди и не трогай меня, не говори со мной. Чтобы не случилось, не тревожь меня. Просто уезжай. Значит, я еще не нашла твою жену... А потом возвращайся снова через месяц. Если снова буду спать, что же... Я или найду ее или сама там останусь. -Вы что, просто спать будете? – изумился Кирилл, - целый месяц, а может и два? -Я буду жену твою искать в том мире. Это не быстро. И опасно. Как найду, то буду при себе держать и ждать твоего возвращения. Ну а после нужно будет все быстренько провернуть с другим человеком. -Слушайте, - вдруг встрепенулся Кирилл, - а вот то, что я затеял, это ведь… грех… Ну, что-то очень ужасное, да? Меня за это после ждет расплата? -Не волнуйся. У тебя за все оплачено! Вернее, еще не оплачено, но через месяц наличку мне привезешь. -Я же сказал, что это не так быстро и… -Договор был. Иначе рука отсoхнет! – отчеканила цыганка и быстрым шагом пошла к себе в дом. Кирилл еще немного постоял, подумал. Потом сел в машину и уехал. Он давил на газ, не жалея машины, когда покидал заброшенную деревню и жуткую цыганку, которая сейчас шьет себе саван. От этой мысли у Кирилла потемнело в глазах и снова начало мутить. -Господи, что же я делаю… Нет, нет! Я не должен так думать. Я возвращаю себе Свету. Я возвращаю себе жену! – мужчина уговаривал себя, то и дело обрызгивая все вокруг одеколоном. Когда он выехал на трассу стало немного легче. В открытые окна залетал свежий утренний ветер и казалось, что он полностью унес с собой тяжелые мысли Кирилла. Теперь ему стоит думать о другом. Во-первых, надо разобраться со своими активами. Но тут на помощь придут юристы и бухгалтера. Не даром же он им зарплату платит. Пусть думают, как получше и побыстрее все организовать. Во-вторых, надо найти себе новую жену. Красивую, конечно. И молодую, здоровую. Чтобы Светочка жила в красивом и здоровом теле. А еще не мешало бы сделать из нее подобие Светы. Прическа, стиль, манеры… Но где на это взять время? В агентство по подбору невест обратиться? Не найдешь же такую на улице! За этими размышлениями мужчина не заметил, как въехал в город. Он припарковался у заправки и собрался купить себе что-то перекусить. -Молодой человек, у вас все в порядке? – услышал Кирилл позади себя. -Да, а что? – мужчина обернулся и обомлел. Напротив него стояла Света. Только моложе на десять лет. Та же манящая улыбка, тот же тон, прическа, цвет глаз. Как они похожи! Неужели это судьба? Только уехал от цыганки, которая наказала найти новый дом для Светы и нА тебе! Тут же встретил девушку, удивительно похожую на его жену. А значит, и она должна стать его женой! -Просто... Колесо пришлось в дороге поменять. Поэтому весь испачкался, - улыбнулся Кирилл, - там целая история была... Как думаете, меня не прогонит кассир, продаст кофе? -Не уверена, что вам там будут рады. Но я готова вас выручить,- промурлыкала девушка, - стойте здесь, я сейчас вам принесу вкусный завтрак. Через пару минут девушка отдала Кириллу горячий кофе и хот-дог. -Спасибо вам огромное! Вы моя фея! -Я просто Рита, - расплылась девушка в улыбке, поглядывая на дорогую машину своего нового знакомого. В этот момент Кирилл понял, что одна из проблем уже решена. Эта девица не будет задавать лишних вопросов. И пойдет на все. А уж на что он сам пойдет ради своей жены, Рите точно знать не стоит! *** -Ты теперь богатая, так что помоги сестре кредит закрыть. А то себе бриллианты покупаешь, икру черную ешь, а мы тут на сосисках выживаем. -Вам от меня только деньги и нужны, - довольно хмыкнула Рита, - я же говорила, что еще просить меня будете… Ну да ладно! Помогу, мы же семья все-таки. Деньги переведу. И даже немного больше, чтобы вы на мою свадьбу нормальные наряды купили себе. Чтобы стыдно перед людьми не было… Все, отбой! Рита уже вовсю готовилась к свадьбе с Кириллом. В первую очередь она оповестила подруг и маму с сестрой. Однако с семьей у нее не было нормальных отношений. Старшую сестру ей всегда ставили в пример, а за малейшие проступки наказывали. Поэтому Рита рано ушла из дома и быстро начала взрослую жизнь. Учиться и работать она не хотела. Благо, богатых ухажеров у нее хватало, чем она и хвасталась перед родными. Те могли только отчитывать непутевую девицу, однако всегда с радостью принимали финансовую помощь, которой Рита доказывала собственную значимость.Так было и сейчас. Но еще больше ей льстило то, что Кирилл возложил на невесту всю организацию торжества. Это ли не показатель любви и уважения? Правда жених очень торопился, о чем в грубой форме все время напоминал. Но Рита терпела и впредь будет терпеть. Ведь Кирилл страшен в гневе. А мужчина просто не мог долго ждать. Цыганка ведь дала ему срок. Первый месяц подходит к концу. С Ритой он уже обо всем договорился. И как и предполагал, наивная девица, любящая деньги, не стала терять свой шанс и сразу же приняла предложение руки и сердца. С финансами он тоже все решил. И очень скоро повезет ведьме плату за возвращение жены. *** Кирилл приехал к цыганке ближе к обеду. Из трубы ее дома не шел дым, и даже тропинка заросла травой. Мужчина тяжело вздохнул и вспомнил, что ему говорила ведьма. -Не буди меня и не трогай, - прошептал он себе и тихо приоткрыл дверь. В нос сразу ударило удушающе-приторным запахом. Его ни с чем не спутаешь. Это был дух смeрти. Кирилл тут же закрыл дверь. Но он должен убедиться, что ведьма жива. Ведь иначе все было зря. Мужчина достал платок из кармана и зажал им нос. И только после этого снова сунулся в дом. Цыганка сидела на стуле, прислонившись к стене. На ней был плохо и коряво сшитый балахон с капюшоном. Кирилл прекрасно знал, где она взяла ткань для него… Голова ведьмы упала на ее плечо и капюшон чуть съехал. По вздымающейся грyди Кирилл понял, что цыганка жива. Но как она изменилась! Лицо осунулось и посерело, под глазами залегли черные круги, нос и скулы заострились. Если она просидела так целый месяц, то понятно, почему сейчас выглядит именно так. Но и кроме того, в данный момент ведьма не в этом мире. А другом, в том, где сейчас обитает его жена, его Света. Кирилл аккуратно закрыл дверь, отошел от дома и отдышался. В голове вертелись разные мысли. Вдруг цыганка не сможет найти его жену? Вдруг сама пропадет в дебрях загpoбного мира? Мужчина так надеялся, что сегодня уже все решится, что никак не мог заставить себя уехать. Он ходил вокруг дома ведьмы. Садился в свою машину, читал новости. Дремал и мечтал о скором воссоединении со Светой. До самого вечера Кирилл ждал. И в тот момент, когда он уже собрался завести мотор и уехать, то услышал из дома цыганки победоносный вопль. Кирилл тут же бросился к ней. Забыв о платке, который защитил бы его нос, мужчина отворил дверь. Цыганка стояла посреди комнаты с опущенной головой, полностью завернутая в свой балахон. -Я поймала ее. Теперь буду держать при себе. Но медлить нельзя. У тебя все готово? – цыганка говорила тихо и с трудом. -Да, почти готово. Все почти готово… Я принес деньги. Там слитки, драгоценные камни, есть несколько картин и… Короче, потом посмотрите. Сумку я оставлю при входе… А я могу со Светой поговорить? Можно? -Она спит и будет спать до самого конца… Человека, в котором проснется твоя жена, надо отвести на то самое место, где все произошло. Это был твой дом, да?... Хорошо! Там все и произойдет. -Я за вами отправлю своего доверенного человека. Это он мне про вас рассказал… Он вас привезет в этот дом. А потом я привезу Риту… Ну, новый дом для Светы. Это все? -Нет. Еще я дам тебе особую микстуру. Шпрuц сам купишь и yкол сделаешь, но только тогда, когда твоя Рита уже будет сидеть на месте! ДЕНЬ СВАДЬБЫ Рита любила сюрпризы. И хоть она не хотела пропустить свою собственную свадьбу, но таинственная поездка с Кириллом вызвала у нее бурю эмоций. От негодования, до приятного ожидания. «Скоро все будет понятно. Интересно, зачем он меня сюда привез? Да еще перед этим не снял фотографии бывшей жены», - Рита уже уселась на кресло и успела понервничать. Однако сильно раззадорить ей себя не удалось. В комнате запахло гнuлью, и она увидела странного человек в грязном балахоне. Рита даже не поняла, что конкретно происходит, как почувствовала укол и отключилась. Цыганка, сняв капюшон, приблизилась к ней и втянула воздух ноздрями. Она двигалась медленно и не торопилась что-то делать. А Кирилл в это время нетерпеливо наблюдал. Он уже понял, что мешать и подгонять ведьму нельзя. Однако ему очень хотелось снова встретиться со своей настоящей женой, со Светой. -А вот теперь пора! Сейчас одна душа вытеснит другую. Твоя Рита, считай, yмpeт. Зато Света возродится! Цыганка распахнула балахон и что-то мутно-белое опустилась на Риту. Прошло всего минута, и она открыла глаза. -Я тебя все равно ненавижу, - еле слышно прошептала Света-Рита, - и лучше снова yмру, чем буду с тобой. -Я, конечно, все ей рассказала, - усмехнулась цыганка, - иначе бы просто не смогла подобраться к ее душе слишком близко. И не смогла бы поймать. -Ну… Но… А мне что теперь делать? – растерялся Кирилл. -Это твоя жена. Сам решай с ней свои проблемы… Зови своего друга, пусть везет меня обратно! Пока Кирилл провожал ведьму, Света рассматривала себя в зеркало. Она красотка! Хорошее тело подобрал для нее Кирилл. Любит. Очень любит. И согласен терпеть ее всю оставшуюся жизнь. А ей ничего не остается, как смириться. По крайней мере, пока. Дальше будет видно. -Я хочу есть, - капризно сказала Света, когда Кирилл зашел в дом, - чего ты так долго? Вези меня на мою свадьбу! Мужчина, вне себя от восторга, засеменил рядом, придерживая платье любимой. Он усадил ее в машину и повез обратно к лимузину, который ожидал их почти полтора часа. *** Очень скоро Кирилл стал замечать, что его жена изменилась. Она стала жестче, требовала больше внимания к себе и часто манипулировала Кириллом. Но тот был рад выслужиться и хоть так загладить свою вину. Но чем больше времени проходило, тем Света сильнее наседала. Однажды, после ужина с партнерами, где были супруги вдвоем, Кирилл не стерпел: -Почему ты меня постоянно выставляешь на посмешище? Что это за история о том, что я собираюсь все продать и уехать на тропический остров? -Расслабься, я же просто развлекалась. Думаешь, они поверили? - Света была довольна своей маленькой местью. -Поверили! Я потом еще долго оправдывался… И не уверен, что смог это сделать. Слухи поползут. Вот увидишь. Там столько народу было, все слышали твое вранье… Все, завязывай с этим. Мое терпение не резиновое. -Как скажешь. Я больше не заставлю тебя краснеть… ЧЕРЕЗ ГОД ГДЕ-ТО НА ТРОПИЧЕСКОМ ОСТРОВЕ Кирилл сидел рядом с компанией русскоговорящих, но упорно делал вид, что не понимает их речь. А уж тем более то, что обсуждают они именно его. -Простите, ради Бога, простите… Вы ведь Кирилл Иванов? – наконец обратился к мужчине один из компании, - это ведь вы в прошлом году продали все свои активы? Просто так необычно и совсем на вас не похоже… -А? Что? – буркнул Кирилл и повернулся, - аа… Ну да. Это я. Просто решил пожить для себя. -Послушайте, неужели прям все бросили и теперь просто живете? Ни за что не поверю! -Да. Я просто живу. Вместе со своей женой, - Кирилл уже начинал закипать, ему совершенно не нравилось, что незнакомцы так упорно лезут в его жизнь. И тут на помощь мужчине пришла его жена. Света приобняла Кирилла и улыбнулась назойливым собеседникам. Ее узнал один из них и примирительно поднял руки: -Все-все, больше не отвлекаем. Но… Знаете, когда поползли эти слухи, что вы собираетесь все продать, я не поверил. Однако прошел месяц и что я слышу? Иванов продал активы своему партнеру и перебрался на маленький остров в Карибском бассейне. Удивительно! Света снова улыбнулась и потянула за собой мужа. Тот не стал упираться, и они вдвоем быстро ретировались, не обращая внимание на дальнейшее обсуждение их персон. -Ты меня в очередной раз спасла, - улыбнулся Кирилл жене, - не думал, что нас смогут узнать здесь, на краю мира. -Можно найти кого угодно и где угодно. Ты сам это прекрасно знаешь, любимый, - Света улыбнулась Кириллу и крепче сжала его руку. Женщина ликовала. Все получилось именно так, как она задумала. И все оказалось намного проще, чем казалось. А ведь какой она прошла путь. И какой путь прошел Кирилл. Не тот Кирилл, который собственноручно опустил каменную статуэтку ей на голову, а потом с помощью ведьмы вернул ее обратно. Другой Кирилл, тезка ее мужа. Тот, которого она любила со школьной скамьи. Тот, о котором думала, выходя замуж. Тот, о глупом разрыве с которым она всегда жалела. Именно тот Кирилл, которого она снова случайно встретила за пару месяцев до своей смeрти и именно поэтому решила развестись. Этот Кирилл погuб вместе с ней в один день. И он снова возродился благодаря той же ведьме. Когда цыганка нашла Свету в зaгpoбном мире, то сразу рассказала, почему забирает ее обратно. Именно тогда у женщины появился план. Но она не была уверена, сможет ли рассчитывать на помощь этой ведьмы. Однако потом Света узнала, что ее муж отдал половину своего состояния. А разве нищей, грязной цыганке нужны эти деньги? Куда она с ними пойдет? Эти вопросы поначалу не давали покоя Свете. Однако потом она все поняла и решила наведаться в заброшенную деревню. Женщина смогла выведать у Кирилла адрес и вскоре поехала туда. *** -Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть… Хотя, зачем вру? С самого начала знала, что приедешь. Поняла это, как только увидела твои мучения там, - цыганка пригласила Свету в свой дом. -Зачем вам столько денег? - женщина с порога приступила к самому важному. Однако цыганка не спешила рассказывать обо всем. Она долго всматривалась в глаза Светы, потом медленно kyрила. -Я пробыла в другом мире достаточно для того, чтобы понять… Вы раздаете все. Деньги, драгоценности, произведения искусства. Ничего не храните. Передаете другому человеку не только материальную ценность, но и грех. А значит, ваш заказчик чист. Как и вы. Цыганка усмехнулась. Она раньше уже говорила с теми, кого возвращала из другого мира. Но уже забыла, какими они становятся. Они чувствуют и знают больше, чем сама ведьма. Не обладают какой-то особенной силой, а просто знают, как все устроено. С такими не стоит шутить. Их не стоит обманывать. Нужно или говорить прямо, или вообще молчать. Но второй вариант отпадал. Ведь Света уже была здесь. Она имеет право знать. И имеет право на месть. -Что ты хочешь? – наконец спросила цыганка. -То же, что и мой муж. Вернуть себе любимого человека. Тело, новый дом, как вы понимаете, уже есть. Осталось только найти нужную душу. -А плата? -Ну.., - замялась Света, - у меня ничего нет. Но когда все будет сделано, то Кирилл… Кирилл, мой любимый, не мой муж… Он продаст все, что есть у моего мужа, и я расплачУсь. А вы раздадите деньги, а с ними и наши грехи. Цыганка снова задумалась. Это очень заманчивое предложение. Если Света сдержит слово, то цыганка полностью откупится. Сначала, конечно, ей надо освободить от грехов клиентов. Иначе к очищению себя не приступить. Но потом она отдаст все, раздаст вместе с деньгами все свои грехи обычным, ничего не подозревающим людям. -По рукам! – цыганка усмехнулась и протянула Свете свою грязную ладонь. Через месяц женщина уже была в объятиях своего Кирилла. И вскоре смогла расплатиться с ведьмой. А потом влюбленные уехали. Они поселились в скромном домике на краю мира и мечтали прожить в тишине и покое еще много счастливых лет. Постепенно страшные воспоминания стерлись из памяти. Забылись ужасы, которые пришлось пережить. Света уже давно не вспоминала о цыганке. И конечно, не знала, что та не успела откупиться. Последняя золотая цепочка, которую ведьма собиралась отдать ярко-накрашенной девчонке-подростку, так и осталась зажатой в ее грязной руке. А всему виной был тот несчастный, который накануне получил от цыганки крупную сумму и на радостях устроил грандиозный пир. Подустал, конечно. И очень уставший сел за руль. Именно под колеса его машины и попала цыганка. Цепочку у ведьмы потом забрали любопытные зеваки. Стащили, пока скорая еще не приехала. Но это не спасло ее душу. Ведь как только она начала отходить от тeла, то из недр земли вылезла черная, огромная лапа. Острые, блестящие когти зажали ведьмину душу. А через мгновение лапа просто разорвала ее на куски. Автор Что-то не то