Предыдущая публикация
То, как я успел поработать две недели подсобником в крематории, я, наверное, не забуду никогда...
Прошло пятнадцать лет, а я до сих пор просыпаюсь в холодном поту от ночных кошмаров, навеянных жуткими воспоминаниями из прошлого.
Тогда, из своего захолустья, я приехал устраиваться оператором станка с ЧПУ на завод, мне обещали забронированное место и неплохой оклад. Но возникла какая-то несостыковка с документами, и на работу брали, но только через две недели. А поскольку я уже снял квартиру и просто так не хотел бездельничать или, тем более, возвращаться в опостылевший райцентр, я купил газету с трудовыми вакансиями и буквально сразу нашёл лёгкую, как мне показалось, подработку в крематории. Это заведение совсем недавно открылось, и персонала остро не хватало. Да и побаивались люди с трупами дело иметь, пусть их и привозили, большей частью, в закрытых гробах и открывали крышки только на момент прощания с родственниками. Всяких неприметных личностей, типа бомжей, всяких забулдыг без имеющихся родственников, просто отправляли в кремационные печи, без всякого пафоса. Последних в основном сжигали ночью, так как провожающие отсутствовали. В общем, всё чётко по графику.
Я считал себя крепким парнем, не только физически, но и нервно: психически, то есть. Думал, что мне поплевать на остывшую и неподвижную человеческую плоть. Работа как работа. Собственно, так и было первые полторы недели, пока не настала та самая смена.
Как писал выше, я был помощником, а старшим у меня на время короткого трудового контракта значился хитроватого вида сухонький старичок, которого звали Пётр Глебович. Или просто Глебыч, как он сам просил себя называть. Мужик крайне весёлый, что не особо соответствовало печальному месту работы. Глебыч постоянно зубоскалил на тему смерти, покойников и тому подобного. Изо всех сил он делал вид, что ему всё равно, что его тоже когда-то (а ему было за 70) запихнут в одну из пяти печей. Ну и выпивал он, конечно, хотя правилами у нас это категорически воспрещалось. Но на него это правило вроде бы как и не распространялось. По крайней мере, я ни разу не видел, чтобы начальство ему устраивало выволочку за это нарушение. Пытался и меня подпаивать, но я держался подальше от алкоголя, так как был в моей жизни период, когда бы ещё немного и ох…
Первые смены я только наблюдал, как умело орудует Глебыч, подкатывая гробы к металлическому зеву то одной, то другой печи. Кстати, там я узнал, что трупы горят очень долго, от полутора до двух часов. И кости не сгорают до конца, их потом выгребают специальным совком и отправляют в кремулятор, где их окончательно измельчают в порошок. Вот после этого прах идет в урны и отдается родственникам или просто перевозится в колумбарий.
Первые три трупа я сжёг только на третью смену. Было немного неприятно, но ничего особенного в принципе. Набор простейших манипуляций, клиент, даже если чем-то недоволен в моей работе, – протестовать и писать жалобы не станет.
— А ты молодец, — похвалил меня старший. — А то был у меня тут один нервный студентик. На втором трупе сам без сознания упал, скорую вызывал ему. Продолжай.
Ободрённый похвалой, я продолжил работу. Ещё в две печи заехали тела.
Так прошли пять рабочих смен, из которых три были ночными. Не знаю, что тогда был за период, но трупов каждый раз прибавлялось. Я и не думал, что в городе на триста тысяч человек может быть столько усопших, и ведь не всех везли в крематорий.
«Вот тебе и сытые 2010-е», — уже много позже думал я, а тогда всё воспринималось как должное.
— Так, сегодня займёмся бомжами, — бодро заявил мне Глебыч, когда я заступил в ту роковую ночную смену. — Их сегодня аж восемь штук привезли. Большая часть из них денатуратом или ещё гадостью какой-то спиртовой отравилась.
Я едва удержал язык за зубами, чтобы не ляпнуть, что алкогольная гадость, которую в себя заливает мой старший, ничуть не лучше. И он сам имеет все шансы в скором времени составить усопшим компанию, если хоть немного не побережёт здоровье. Но смолчал, чего расстраивать заранее старика.
«Буду рассчитываться, скажу, чтоб берёгся, а пока умничать не стану», — думал я, переодевшись в спецовку и приступая к делу.
Работа закипела: мы отправляли мертвецов на первый этап — в первичные камеры, где непосредственно сжигали тела. Эта процедура занимала больше часа. Работали быстро и упорно, как единый механизм по ликвидации покойников. В голову почему-то упорно лезли чёрно-юморные шуточки про морги и патологоанатомов. Самой настырной была та, где патологоанатом называл своих неподвижных пациентов «котиками, потому что у них холодные носики». Незаметно для себя я даже начал идиотски похихикивать, что незамедлительно заметил напарник и предложил для успокоения нервов отхлебнуть из его фляжки.
Я отрицательно замотал головой и ускорился: теперь у меня в сознании возник аппетитный образ ночного кофепития в подсобке, а также перекуса разогретыми в микроволновке хот-догами. А значит надо работать, если под утро ещё и постараться поспать пару часов. Ночные работы никому на пользу не идут.
Мы болтали с Глебычем о том, о сём, потому что такую работу невозможно делать молча, наедине со своими мыслями и трудовым процессом. Так и башкой повернуться можно.
Время шло к трём ночи, и мы работали с последней партий из двух бомжей: мужчины и женщины. Я, признаться, порядком подустал, но было решено завершить смену, потом уже перекусить и отправиться на боковую: у нас были в подсобке довольно удобные широкие лавки, которые Глебыч устилал старыми бушлатами так, что на них было вполне комфортно дремать.
Я загрузил последнее тело в печь, закрыл задвижку, нажал на красную кнопку. Направился к подсобке ставить чайник. В кремационной печи загудело пламя в тысячу градусов. И в это момент позади меня из печи раздался полный невыносимой боли человеческий вопль. Я обернулся. По ту сторону заслонки, судя по звукам, что-то забилось, мечась, колотя по стенкам жаропрочной камеры и жутко воя. Правда, очень быстро стихло, и ровный высокотемпературный гул снова привычно вливался в мои уши. Хорошо что в таких печах нет смотровых окошек, ибо если бы я увидел, что из печи кто-то ломится, я бы точно стал пациентом в смирительной рубашке.
Я был в ступоре несколько секунд, ровно столько и продолжалось жуткое действо, а потом, не соображая, что делаю, скорее инстинктивно, кинулся к печи, намереваясь открыть её.
Меня удержал за руку Глебыч. Он был бледен, но силищи в нём было немеряно.
— Не дёргайся. Толку уже нет. Доктора оплошали опять. Не наша вина, — ронял он жёсткие слова, смысл которых не сразу доходил до меня. Но я послушно остановился и, передвигаясь как зомби, ведомый напарником, уселся на лавку в подсобке. Там Глебыч сунул мне в руки свою открытую фляжку и заставил сделать несколько глотков «для успокоения».
Содержимое фляжки горячим потоком разливалось внутри меня, а я с ужасом думал, что засунул в печь живого человека. Глебыч же тарахтел над ухом, поливая отборной бранью врачей, которым не было особого дела до каких-то там бомжей и выполнивших свою работу абы как. Потихоньку приходя в себя, я отметил, что напарник не такой уж храбрец. Его руки дрожали, голос срывался, но, видимо, благодаря общению со мной он только так и держался.
Мы не стали звонить или куда-то сообщать о случившемся, в этом не было абсолютно никакого смысла. Вот чтобы мы сказали полиции, следователям? Можно было бы, конечно, как-то попытаться привлечь к ответственности тех, кто неверно зафиксировал смерть, но и нас самих бы могли привлечь каким-то образом. Особенно меня, ведь я своими руками отправил… нет, об этом лучше не думать. Было страшно и без того.
Мы с Глебычем допили его спиртное, выпили пару больших кружек кофе и съели все хот-доги. Не только животные заедают стресс, как говорит моя сестра. Людям это тоже помогает. Живым.
Оставшиеся мелочи по работе Глебыч доделал сам. Он же и записал в журнале передачи смены, что никаких инцидентов не было. Дважды повторил мне, чтобы я помалкивал, если не хочу испортить себе и ему жизнь. Я только согласно кивал, находясь в подавленном состоянии. Проблемы мне точно были не нужны. Расписался в журнале, собрал свои вещи и побыстрее свалил на свою съемную квартиру, подальше от этого мрачного места.
Оставалась ещё одна смена, но выйти на неё меня бы не заставил никто и никаким образом. Я позвонил начальнику, соврал, что заболел ангиной и температурю, и сказал, что на этом «мои полномочия – всё». Пусть вычитают из меня деньги за неотработанное. Вообще плевать, хоть вообще ничего пусть не платят. К счастью, начальник пошёл мне навстречу. Выплатили всё, что должны были за две недели.
Ну а на следующей неделе я уже влился в новый многолюдный и живой рабочий коллектив на заводе и мои дела пошли куда веселее, отодвигая меня всё дальше от той кошмарной ночи.
Порой мне кажется, что те страшные воспоминания наконец оставили меня, и я вздыхаю облегчённо. Но проходит месяц, два, три — и вот я снова вижу сон, как пихаю в топку живого человека, а он, чуть приподняв голову, молча смотрит на меня пустым стеклянным взором…
Автор: Алексей Петров
Следующая публикация
Комментарии 12