Колыбельная шанти

Это не было дурным предчувствием или ночным кошмаром. Я просто знал, что случится беда. Вечером на подлете к нашему городу разобьется пассажирский самолет. На его борту будет человек, которого я люблю больше жизни. Лайнер загорится в воздухе и рухнет посреди поля, бессильно разбросав обломки. И люди в перчатках придут искать мою родную Леську в высоких травах.

Я бы вытащил ее из пожара, встал под нож или выстрел, отдал почку и что там еще умеют пересаживать человеку. Но как удержать самолет? Бесполезно кричать ей в трубку, чтобы не летела сегодня, или придумывать анонимные небылицы, задерживая рейс. Такую судьбу не изменить словами.

Дождавшись рассвета, я сказал своей нынешней девушке: «Сегодня разобьется самолет, и все погибнут». Она пошутила про Нострадамуса и сама съела нетронутый мной завтрак.

Я выполз в июльское утро. Оно было жарким и мучительно душным. Казалось, если ткнуть пальцем в пустое пространство, заструится вода. Прохожие шли с открытыми ртами, мечтали продышаться, как подлодки, легшие на грунт. Легкая футболка липла к телу шерстяным свитером, не отжатым после стирки. В автобусе запотевали стекла, и какая-то женщина упала в обморок от духоты.

Два с половиной часа я отсидел в офисе, где сразу несколько вентиляторов возили туда-сюда затхлый воздух. Окна были распахнуты, и далекие сирены скорых сливались с жужжанием компьютеров в тоскливый гул. Из нескольких тысяч я выбрал самую красивую фотографию самолета, чтобы поставить на рабочий стол. Потом вышел на улицу.

На крыльце охранник толкнул меня локтем:

− А может, он упадет на город, а?

− Кто упадет?

Неужели он тоже знает о катастрофе?

− Говорю, надеюсь, дым не пойдет на город! И так дышать нечем! — проорал охранник и махнул рукой на юг.

Тогда и я увидел клубы белесого дыма. Его уже размазывал по небу верховой ветер, лихорадочно-красное солнце просвечивало тускло, как сквозь кальку.

− Опять торф горит! Каждое лето одно и то же!

Что-то бормотнув в ответ, я поспешил уйти.

Помню, как шагал по узкой пешеходной улице. Она тянулась через центр города от шестиэтажного долгостроя до музея на набережной реки. А вдоль стояли одно- и двухэтажные домики − магазины, парикмахерские, быстрые займы. Как во всех провинциальных городах. Длинная прямая улица, совсем как посадочная полоса. И называется Самолетной.

− Вам плохо? Слышите? Вызвать скорую?

Я поймал себя на том, что стою с закрытыми глазами, прислонившись к столбу. Энергичная тетка трясла меня за плечо.

− Все в порядке, в порядке, − успокоил я, − спасибо, уже прошло.

− Да где же прошло? − она не унималась, − вон кровь течет!

У меня и правда пошла носом кровь, и капли падали на футболку.

− Ну не хочешь скорую, в аптеку зайди, пусть там посмотрят. Это все погода! От духоты давление скачет.

Она цапнула меня под локоть и затолкала в ближайшую дверь. Слава богу, на этом добрая тетка отчалила по своим делам. Я хотел выждать минуту и тоже уйти, но меня окликнули. Веселый рыжий аптекарь протягивал салфетки. Он ласково улыбался и вообще, похоже, оставался последним в городе человеком в хорошем настроении. Энергия кипела в нем, парень пританцовывал, будто готов в любой момент стартовать на стометровке. На фиолетовом форменном халате мерцал ярко-желтый треугольник. Такой же расцветки были стены, витрины и прилавок.

Я приложил салфетку к носу.

− Берите сколько нужно бесплатно. Принести вам лед? Воды? Успокоительного не желаете? Хорошее.

Теперь казалось неловким просто уйти, ничего не купив. Я собрал на лице подобие улыбки и попросил:

− От сердца бы мне чего-нибудь.

− От разбитого? − хохотнул аптекарь

И вдруг вытянул руку из-за прилавка метра на два! Прижал горячую ладонь к моей груди. Несколько секунд он сосредоточенно молчал и кусал губу, даже наклонил голову, будто прислушиваясь.

− А дышать не пробовали? Это здорово помогло бы.

Он не издевался, уже и следа улыбки не осталось на его лице, и я честно прохрипел:

− Не получается.

Аптекарь проворно перебрал лекарства в витрине.

− Только не волнуйтесь, − тараторил он, − обязательно что-нибудь подберем. Как же я сразу-то... Скорпия. Экстракт секвойи. Нет, не то. Боль сердца − дело тонкое, тут важно не ошибиться.

По правде говоря, боли не было. Скорее сердце мое тошнило от страха и тоски. Подходящего средства не нашлось. Аптекарь легко выскочил из-за прилавка и потянул меня к двери.

− Вы очень метеозависимый! Надвигается буря, вы ее чувствуете! Тут нужен хороший синоптик!

Бормоча утешения, он подвел меня к соседнему, как я думал, магазинчику. Но табличка на двери гласила «Бюро погоды. ТравинЪ и Ко».

Мы оказались в темной комнате с такими же, как в аптеке, фиолетовыми стенами, только здесь желтые треугольники были фонариками, развешанными на разной высоте. Окон не наблюдалась вовсе. У двери стояли деревянный стол и мягкие кресла, чуть дальше шкаф с непрозрачными стеклами. Пол в дальнем углу комнаты уходил вниз под воду. Получалось маленькое, но совсем настоящее озерцо с кувшинками, рогозом и даже лягушками, а над озером сквозь тучи светила луна! На «берегу», свесив в воду ноги, сидел мужичок в камуфляже и зюйдвестке. При виде нас он торопливо отложил удочку и поднялся.

− Дед, без тебя не обойтись.

Аптекарь ловко усадил меня в кресло, а мужичку шепнул: «Совсем плохо». Мысленно я с ним согласился.

Дед сел напротив и с минуту глядел на меня, не отрываясь. Аптекарь маялся и, наконец, не утерпел:

− Смотри, как он сильно чувствует бурю!

− Что ж ты ничему не учишься, Витя? – дед, не отводя взгляда от меня, обращался к внуку. − Человек готовится встречать свое горе. Вот его и выворачивает. Чем ты поможешь? Разве что расскажешь все как есть.

− Нельзя, − аптекарь Витя досадливо дернул ворот халата, − я, конечно, так далеко, как ты, не вижу, но в медицине больше понимаю!

Вот тут уже я взорвался!

− Я, − говорю, − вам тут не мешаю? Я помощи не просил, сами сюда притащили. Не надо меня ни лечить, ни учить! Хотите сказать что-то важное − вперед, только быстро. А нет, так я пошел, решайте свои проблемы! А у меня времени нет.

Тут, и правда, сердце здорово так кольнуло, пришлось замолчать. До катастрофы оставалось всего ничего. Можно было не смотреть на часы, внутренний метроном уверенно отсчитывал секунды.

Они переглянулись и, видно, молча договорились о своем. Витя принес из шкафа вафельное полотенце и пузырек синего стекла. Он дал мне оранжевую таблетку-шарик, а полотенце быстро нагрел на треугольном фонарике и велел держать у сердца. От компресса шло тепло, мягкое и щекотное. Скоро мне так полегчало, что даже получилось вздохнуть.

− Ну вот, − обрадовался дед. − Витя, в общем, правильно объяснил, ты чувствуешь бурю. Только это не обычный циклон. Судя по погоде, к вечеру гарпии выйдут на охоту.

− Кто они?

− Гарпии? Вроде больших птиц, только с женской головой и железными перьями. Истерички. И кровожадные к тому же. Мясничихи.

− Я теперь тоже увидел, − подал виноватый голос Витя, − они хотят сбить самолет.

− Да. Вот так соберутся всей стаей, раскрутят воздух до урагана и врезаются в двигатели на полной скорости. И пилот ничего не успевает сделать. Потом комиссия говорит «птица попала». Они, помню, и в Афгане так делали.

− Зачем? Они же сами погибнут.

− Не погибнут. Говорю же, бабы бешеные!

− Их сюда по глупости привел князь, который основал город, − опять заговорил Витя. − Пришел с войском из Персии после битвы, а гарпии следом. Они ведь питаются страхом и горем. Так и остались в этих местах. Сколько ни бились, прогнать не можем. Мы же не воины и не волшебники.

− А кто вы? Не люди, да?

Я это давно понял, но спросить не решался.

− Ну почему. Практически люди. Витька вот студент. Закончил фармколледж, теперь учится на врача. Он целитель от бога, только видеть еще не научился, молодой.

Витя засмущался и поспешил объяснить:

− Таких, как мы, называют шанти. Это древнее слово. Оно означает «несущие покой». Где можем, лечим, спасаем. А нет, так хотя бы утешаем.

− И меня решили утешить, да? Раз помочь не можете. Ну, спасибо, − я отшвырнул полотенце и вскочил. − Плохо вы справляетесь! Здесь давно уже ни покоя, ни порядка нет!

Они тоже встали, но смотрели не зло. С тревогой смотрели и с грустью.

− Не справляемся, ты прав, − согласился дед. − Так ты помог бы. На такой город нужно хотя бы 4 шанти, а мы с внуком вдвоем. Сына и невестку гарпии убили.

− Сочувствую! Только я как вы сидеть и ждать не намерен!

Я рванулся к выходу, но они удержали.

− Стой, куда ты?

− Пойду и сам поубиваю всех ваших гарпий к чертовой матери! А где их искать кстати?

***

Из конца в конец улица Самолетная километра полтора. Это расстояние я преодолевал балетными прыжками. Обливался потом и жадно втягивал горячий воздух. Один шанс из тысячи, да пусть даже из миллиона − это ли не повод жить? Бежать, сражаться, делать хоть что-то, а не барахтаться в безысходности − это ли не счастье? Главное, не останавливаться и не сомневаться. Конечно, шанти существуют! Вон как целитель Витька поставил меня на ноги! И гарпии, значит, тоже есть, и победить их можно! И Леська моя будет жить! Только нужен хороший меч, не авоськой же махать на этих железных птиц.

Шанти подсказали, где можно такой найти. В музее на набережной хранился меч того самого князя, что основал город и привел гарпий. Меч хороший, надежный, кован настоящими мастерами. Такому несколько веков не помеха.

Я ворвался в музей с разбега, слава богу, других посетителей не было. Сюда кроме школьных экскурсий никто не ходит.

− Один билет, пожалуйста! Скорее! Взрослый! Один! − я протянул кассирше сотню.

Она неохотно подняла глаза от вязания и покачала обвислыми щеками: «нет».

− Почему? Я заплачу, мне очень нужно, пожалуйста!

«Не мешай». Она мотнула сиреневыми кудряшками, шепотом считая петли.

− Тогда я так пройду! − гаркнул я и швырнул деньги ей на подол.

С удивительной прытью кассир вымахнула из своей будочки и преградила дорогу. Серая синтетика до невозможности растянулась на ее телесах. Тетка мелко трясла головой и буравила меня ярко-рыжими глазками.

− Пусти! − с перепугу заорал я и толкнул ладонью могучее плечо.

Кассирша устояла, но шея ее начала раздуваться от гнева все толще и толще до серо-зеленого отлива, глазки еще уменьшились, нос заострился и... на меня двигалась, растопырив руки, женщина с головой голубя. Я побежал. Через складку на ковровой дорожке полетел на пол. Чудище неумолимо приближалось, отбиваться нечем. Я достал из кармана горсть мелочи и швырнул. Монеты бесшумно раскатились, конечно, не причинив ей вреда. Но вдруг женщина-голубь забурлила горлом, захлопала себя по бокам и упала на колени. Стала с жадностью что-то подбирать клювом. Вместе с деньгами в кармане лежали жареные семечки, а какой голубь устоит перед этим? Она обо всем на свете позабыла, и я рванул вверх по лестнице. Удача улыбалась мне!

Каюсь: незаконно проник в музей, украл драгоценный меч, сиганул из окна второго этажа и, не скрываясь, шагал с клинком, по улице. Правда, иногда оглядывался, боясь увидеть разъяренную птицу-оборотня.

Но погони не было, а я обязательно пришел бы потом с повинной. Пусть судят, пусть штрафуют или сажают. Разве это важно? Ветер свистел в ушах, и надежда пела, заглушая страшные щелчки метронома.

Старый шанти объяснил, что гарпии впадают в спячку в больших заброшенных домах, жутко не любят, когда их беспокоят шумом. Поэтому я почти наверняка знал, где искать.

Два козыря у меня было: хороший меч и два часа перед бурей. В далеком приморском городе Леська уже стояла в очереди на регистрацию и сдавала багаж. А я подходил к заброшенному зданию шестиэтажного долгостроя в начале улицы Самолетной.

На первом этаже, конечно, устроили свалку. На втором − место сборищ подростков, на третьем − пустые коридоры, провалы дверей и окон. Поднимаясь по лестнице без перил на четвертый этаж, я ощутил присутствие гарпий. Толкнулась под горло тревога.

На цыпочках, чтобы застать их врасплох, я уже занес ногу, входя в зал, но запнулся об арматуру, торчащую из стены. С каким же звоном я летел! Как новогодняя елка. Сумерки еще только-только начинались, и, когда я, пропахав подбородком изрядную борозду в пыли, остановился и поднял взгляд, я отчетливо увидел силуэты. Шесть метровых птиц бестолково заметались под потолком. Они причитали на разные лады и звонко стукались крыльями, пока одна, должно быть, старшая гарпия не приземлилась прямо надо мной. Тогда и остальные угомонились и сгрудились за ее спиной, вперив в меня злобные человеческие глазища. У этой главной была голова женщины с ярко-красными губами и черным с проседью пучком волос. В ушах – толстые золотые серьги.

− Что вы здесь ходите, что вы шляетесь? − прошипела она. − Беспокоите нас. Ни уважения, ни воспитания.

− Здрасте, тетенька! − пискнул я, медленно садясь на колени. − Я просто мимо шел. Вдруг, думаю, помощь нужна? − и потянулся к мечу.

Она полоснула когтями, на кисти вспухли и пролились кровью пять глубоких порезов. Гарпии одобрительно загоготали.

− Нет уж, ты о другом думаешь, − она приблизилась вплотную, резко пахнуло сырым мясом и сладкими духами. − Видишь огонь. И упавшие вещи. И черные мешки. Какой ужас. М-м-м, хорошо.

Я по-вратарски прыгнул набок, схватил меч и замахнулся. Вытяни я руку чуть дальше, ткнул бы острием в мерзкое лицо, но уж больно оно было человеческим. Гарпии отшатнулись и, истошно вереща, вылетели в коридор. «Это не женщины, это даже не люди, не жалей», − убеждал я себя и преследовал их, и нагнал одну на лестнице. Изо всех сил рубанул клинком. Но в последний момент прыткая тварь увернулась, меч скользнул по металлическому боку и ударился в стену. И согнулся пополам. Надежное, крепкое оружие оказалось дешевой подделкой. Радостно завопили гарпии и с визгом и чавканьем набросились на меня всей стаей. Я упал ничком, мне рвали спину клювами и когтями. А я глотал слезы вперемешку с пылью и думал о Леське, которую влюбленно кормил бутербродами на школьных переменах и которая вот-вот сгорит по вине этих кровожадных теток.

Вдруг как по команде гарпии умчались вверх напрямую через лестничные пролеты. Наверно, им пора было начинать большую охоту, а я − так себе добыча, худосочная и растерзанная. Только зря они так думали.

Падая, я заметил увесистый гвоздодер, забытый рабочими, и теперь ползком добрался до него. Ладони пришлось натереть пылью, чтобы новое оружие не скользило по крови.

Когда я поднялся на крышу с ломом наперевес, гарпии кружили организованным строем, раскручивая ураган.

− Эй, курицы! − заорал я. −Для вас есть еще кое-что!

И швырнул в стаю кусок штукатурки. Гарпии, резко развернувшись, пошли в лобовую атаку. Тогда я ударил уже без всякой жалости. Конечно, боец из меня никакой, я пропускал удары когтей и клювов, падал и отмахивался лежа, но зато быстро сообразил, что железным стервятникам нужно бить в шею, незащищенную броней. Стоило попасть в полоску над воротником из мелких перьев, гарпия пронзительно вопила и рассыпалась ржавой пылью. Самой злобной и живучей оказалась предводительница гарпий. В конце концов, на крыше остались мы вдвоем. Она ловко уворачивалась от ударов и, раскрыв широченные крылья, теснила меня к краю. Я пятился до последнего. Уже балансируя над пропастью, рубанул по дряблой шее. Раздался отчаянный скрежет. Упали с крыши мы одновременно − я и горстка ржавчины, оставшаяся от последней в городе гарпии.

Наверно, мое тело переворачивалось в воздухе и неуклюже взмахивало конечностями. Но мне показалось, что я падал по стойке смирно, ни на секунду не переставая видеть небо. Когда тело грянулось об асфальт, я еще чувствовал, как болезненно ухнула земля, глубоко, до самых недр. «Хорошо, что это ударился я, а не самолет», − успела проскочить последняя мысль.

Но я не умер. Очнулся у подножья долгостроя, присыпанный строительным мусором. Ресницы склеились от пыли и крови, и пока я их расцеплял, слышал рядом незнакомую песню:

Засыпай на ладошке Земли.

Ночью в гавань придут корабли.

Скорый поезд на рельсах уснет,

Возвратится домой самолет.

Рядом сидел аптекарь Витя. Его лисья шевелюра вторым солнцем горела в закатных лучах. Он хмурился и пел очень серьезно:

Стихнет колокол на башне,

Больше нам не будет страшно.

Улетит воронья стая,

Смерть уедет на трамвае,

Ночь укроет от забот,

Засыпай, и все пройдет.

− Что это? − получилось спросить, когда песня смолкла. Располосованные когтями губы уже не болели.

− Колыбельная, − улыбнулся Виктор. − У каждого шанти она своя. Лечит даже самые смертельные раны. Ее можно спеть всего три раза в жизни, но ты заслужил.

Я провел ладонью по лицу. Висевший лоскут кожи на щеке прирос. Сломанные пальцы гнулись как новенькие.

− Если честно, я пел первый раз, боялся, что не поможет, – смущенно признался Витя.

− Все получилось, − похвалил я. − Повезло мне встретить целителя от бога.

− Полежи еще, пока все заживет. Как себя чувствуешь?

Я чувствовал себя чудесно. Так мне было хорошо, словно ни болезни, ни скорби, ни смерти не будет больше. Смог рассеялся. Духота спала. Накрапывал мелкий-мелкий теплый дождь, пахло мокрой пылью и ночными травами. Над улицей Самолетной пассажирский борт готовился заходить на посадку.

Продолжение сегодня, в рассказе «Лисий позвоночник».

Автор: Климентина