Предыдущая публикация
ЗАБЫТОЕ ИМЯ.... (1)
Зачем вы меня спасли?! Нужно было сохранить жизнь ребенку!»- рыдала женщина после родов, когда ей сказали, что ребенок не вы-жил… Знала бы она, что это происки ее свекрови…
источник изображения канал Татьяна Дивергент
Сослуживцы называли её старой девой,хотя знали, что она была замужем (очень недолго), потом развелась и вырастила сына.Тем не менее, большинство коллег считало – будь у нее нормальный мужик, она бы не стала такой «душ-нилой».
Осложняло ситуацию и то, что она сидела в одном кабинете с Тоней Воротниковой, у которой в шкафу лежали одеяло и подушка. Нередко Тоня не уезжала вместе со всеми на служебном автобусе, а принимала очередного друга, «не отходя от рабочего места».
В итоге обе женщины презирали друг друга, и их общение ограничивалось подчеркнутым «здравствуйте» утром, и «до свидания» вечером.
Тоня ведала учебой, курсами повышения квалификации, а Елена, была инженером. Да, она родилась в то время, когда это имя было страшно популярным, и ходил анекдот, в котором молодых родителей спрашивали: «Кто у вас родился, мальчик или Леночка?»
Дело свое Елена знала, впрочем, перед выходом на пенсию ей, поручали в основном, разовые проекты. А чаще просили состряпать на компьютере красивую открытку юбиляру, или подготовить статью об их славном предприятии – для городской газеты.
Одевалась Елена несколько старомодно, но безусловно, со вкусом. Вещи выбирала из натуральных тканей, любила сарафаны с блузками, газовые или шелковые шарфики, броши с камнями...
Не будучи занята, она могла целый день играть на своем компьютере в простые игры, типа «три в ряд», уверяя, что занимается этим для пользы дела – разрабатывает пальцы, уже тронутые арт-тритом.
В обеденный перерыв, когда сотрудники спешили вниз, в столовую, или даже совершали небольшое путешествие в соседний корпус, где продавали очень дешевое мороженое, Елена никогда не составляла им компанию. Она заваривала крепкий кофе и доставала загодя приготовленный бутерброд – с красной рыбой, или с хорошей ветчиной.
Тоня терпеть не могла соседку еще и за это:
Ишь ты, показывает, что мы здесь все плебеи, жр-ем, что попало. А их величество до такого не опускается. Господи, девки, хоть бы меня пересадили куда от нее! Или бы эта бабка, наконец, на пенсию свалила...
До выхода на заслуженный отдых Елене оставалось еще чуть больше года, и она уже начала считать дни. Хотя никаких крупных перемен в ее жизни не предвиделось – ну, не будет ходить на работу, станет дома сидеть.
Какой у нее дом – знали немногие. Елена берегла свое гнездо, приглашала только близких друзей.
О житье-бытье Елены могла бы рассказать Надя из отдела кадров. Она не раз забегала к Елене – они обменивались книгами.
Елена всю жизнь собирала библиотеку сама, а Наде она досталась от дедушки с бабушкой. Многотомные издания и там, и там были одинаковые. Темно-коричневые тома – Лев Толстой, желтые – Толстой Алексей, оранжевые – Майн Рид, розовые- Вальтер Скотт. Но Надя пристрастилась к тем книгам, которые хлынули на рынок в конце двадцатого века, и Елена не могла устоять, когда молодая подруга приносила ей романы Чейза или Алистера Маклина.
Квартира Елены казался Наде красивой, но душной шкатулкой.
Старый одноэтажный дом на несколько семей. Жилье здесь ценилось, потому что это был центр города, и каждая семья имела маленький садик.Но Елену нельзя было представить с лопатой или тяпкой.
Дома она не горбатилась, отдыхала.
Три комнаты переходили одна в другую. Тяжелая мебель, ковры и хрусталь, плотные шторы, салфетки и статуэтки – все это напоминало музей. Но Елена обжила здесь, в основном, диван. Лежа она читала книги, лежа смотрела телевизор.
А редких гостей принимала, в основном, на кухне.
Кухня и была самым «живым» уголком квартиры, если что-то происходило, то в основном, здесь. Тут любил устроиться в кресле маленький французский бульдог Елены, здесь хозяйка угощала гостей великолепным кофе и печеньем, которое пекла еще по рецепту своей мамы.
Ни к кому Елена не относилась так благосклонно, как к Наде. Отчасти потому, что молодая женщина была тихой, воспитанной – и из интеллигентной семьи, Отчасти потому, что если бы Елена и хотела женить единственного сына, то именно на Наде.
Все, кто знал Елену, помнили ее или незамужней или разведенной. И Тоня Воротникова искренне изумлялась:
Как у нее Мишка появился – я не представляю! Она сама рассказывала как-то – не мне, конечно, – я просто в кабинете сидела и вет-ошью прикинулась, интересно же послушать... Знаете, какой у нашей мадам самый м—м-м... Пардон ... Эр-отич==ческий момент в жизни был?
Ну! – торопили коллеги.
Тоня выдерживала паузу:
Когда наш бывший главный инженер...
Михаил Николаевич?
Ага. Он на пенсии уже, и тут не все его помнят. Короче он зашел в нашу комнату, а Елена....
Шмотки какие-нибудь примеряет? В нег-лиже?
Нет, девочки.... Она причесывается! А волосы у нее длинные, и она их рукой перехватывает.....И так он на нее в тот момент посмотрел, что ничего круче в ее жизни не было. Наверное, после этого Мишка у нее и родился... А теперь она из сына все соки выпьет, и жениться не даст, помяните мое слово. Единственный мужчина в семье – никому она его не отдаст.
Сослуживицы хихикали, но в принципе соглашались. По их подсчетам Михаилу близилось к тридцати. Привести домой девушку при такой матери он не мог категорически – Елена оценила бы это, как падение сына в «пучину раз—врата». А если бы Михаил ушел на съемную квартиру и занялся устройством личной жизни – Елена уверилась бы в мысли, что сын бросил немолодую, беспомощную и больную мать на произвол судьбы.
Сам Михаил долгое время не был способен на какой-то решительный шаг. И Елена первая начала говорить знакомым (преподнося это как свою головную боль) – что сын упустил время, и уже не создаст семьи. Впрочем это и неудивительно. Он порядочный, воспитанный, скромный, а нынешние девицы...
Но всё изменилось в один день. Вернее, в один вечер. Елена дождалась сына с работы (Михаил был юристом в одной преуспевающей компании). Она сварила свой несравненный кофе и поставила на стол сырники. Настоящее произведение искусства – небольшие, подрумянившиеся, благоухающие ванилью...
Елена знала, что после ужина сын займется своими делами, он почти всегда брал работу домой. А она посмотрит два сериала подряд, а потом еще почитает детектив – пока глаза не станут слипаться.
Но Михаил нынче не уделил внимания своим любимым сырникам. Он сказал:
Мама, я встретил девушку...
По идее Елена должна была ждать этой фразы и радоваться. Наконец сын заинтересовался кем-то настолько, что решил рассказать об этом ей! Но мать ощутила укол ревности и желание все отодвинуть на неопределенный срок.
Ну что ж, хорошо, – осторожно сказала она, понимая, что иной ответ будет выглядеть странно, – Надеюсь, вы не поступите, как нынешняя молодежь... В наше время встречались по несколько лет, прежде, чем...
Я об этом и хотел сказать. Мам, мы сняли квартиру – так что я зашел поужинать... с тобой вот поговорить, а потом пойду к Жене...
Елене показалось, что из под нее выбили стул. Мало того, что сын так легко и спокойно принял для себя эту «психологию разв—рата», (в лексиконе Елены так именовалось «сожительство, так эта девушка (которую Елене хотелось назвать другим, гораздо более крепким словом), в одночасье отобрала у нее Мишку...
И она согласилась? Вот так просто пойти жить на квартиру? – начала Елена с возрастающим негодованием.
Михаил уловил патетику в материнском голосе и вздохнул про себя. Мать, и весь этот мирок, который она создала – напоминал тысячу раз прочитанную и перечитанную книгу.
Здесь всё так и будет - до той поры, пока мать не состарится, и не сляжет. Но и тогда она станет отдавать приказы из постели, будет грозно трясти пальцем, и говорить, что не допустит в своем доме того или этого.
Михаил точно знал это, перед глазами был пример бабки.
С другой стороны – Женя. Счастье, что мать не знает никаких подробностей о ней, иначе ему досталось бы еще больше.
Женя была дочерью одного из самых богатых и известных людей города.
Внебрачной дочерью, – всегда добавляла она, – Я – дитя любви.
У нее действительно была другая фамилия, и она ничем не напоминала своего отца – плотного мужика с густыми бровями и брылями как у бульдога. Женя и не упоминала, чья она дочь, но каким-то образом ее новые знакомые всегда докапывались до этого момента.
Михаилу Женя сказала:
И слава Богу, что я внебрачная. У него есть законные дочь и сын, вот им не позавидуешь. Учатся за границей, когда приезжают сюда – к ним чуть ли не охрану приставляют. Никакой свободы.
Сама Женя ценила свободу больше всего на свете.
Ее мать была скромной актрисой провинциального театра, Женя с малых лет помнила как мать уезжала на гастроли – на несколько месяцев. За девочкой за небольшую плату приглядывала соседка, которая стала настоящим «другом дома».
Никаких особых благ от своего отца Женя не имела. В детстве – очередная кукла на день рождения, в юности – какое-нибудь украшения в бархатной коробочке. Отец не знал, что Женя не носила ца-цок, разве что браслет с шипами – а такой ему и в голову не пришло бы ей купить.
Женя, смеясь, говорила, что ее мать ничего не просила у любов-ника от тихости, а она сама «от лихости». Может быть, поэтому матери и удалось сохранить нейтральные отношения с семьей отца. Она ни на что не претендовала, и к ней относились, как к неизбежному злу. Мужчина такого ранга имеет право заводить подруг, лишь бы те не «бор-зели сверх меры».
А достаток у нас в семье всегда был, но так.... Чуть больше самого необходимого, – говорила Женя Михаилу.
Познакомились они на пленэре. Мать девушки и хотела, и не хотела, чтобы Женя пошла по ее стезе. С одной стороны мать страстно любила театр, и жила своими – даже второстепенными - ролями. С другой стороны – она, как никто, знала - очень трудно добиться успеха на этом поприще.
Женя сама приняла решение. Актрисой она быть не хочет.Вот ни малейшего желания! Зато рисовать ей всегда нравилось. В этом году Женя заканчивала художественную школу и колебалась – то ли поступить в родном городе на художника-модельера, то ли уехать и сдать экзамены в настоящее художественное училище, стать живописцем.
В тот летний день она выбралась на пленэр – то есть, поехала со складным мольбертом и красками – на природу. Обычно к ней присоединялись если не ребята из художки, то хотя бы подруга Наташа .Но тут у Наташки наметилось семейное торжество. Женя могла бы отложить поездку, но уж больно приятный выдался денек. Девушка предвкушала, как хорошо будет сейчас в том месте, которое она облюбовала.
Самый старый район, стоявший наособицу, со всех сторон окруженный лесом. Здесь можно было нарисовать своего рода замечательное здание – первую пельменную в городе, напоминавшую крохотный дворец с колоннами и капителями. А закончив работу – через сосновый лес спуститься к реке, к пляжу...
Но всё не задалось с самого начала. Женя успела только набросать эскиз, когда к ней подошла корова. Откуда она тут взялась? Наверное, рогатую ско-тину держал кто-то из жильцов частного сектора.
Корова показалась Жене чудовищно огромной. Кроме того, у зверю-ги были рога. Она обнюхивала художницу, может быть, догадываясь, что в холщовой сумке у той – бутерброды. Может быть, если бы корова отошла на несколько шагов и открыла рот – Женя отважилась бы бросить в него кусок хлеба. Но корова тянулась к девушке, и та невольно отдергивала руки от слюнявой мор-ды, не зная, чего ожидать...
Вот тут и вмешался Михаил, уже пару минут наблюдавшей за этой живописной сценой.
К удивлению Жени «грозный зверь», стоило на него прикрикнуть и сделать вид, что замахиваешься – покорно потрусил восвояси.
Чего вы испугались? – не понимал Михаил, хотя ему и было приятно оказаться в роли «спасителя», – Она бы вас не съела.
Она сделала хуже, – сказала Женя – Размазала акварель своим носом. Пропала работа.
Сохраните ее автограф на память, – сказал Михаил, – В конце концов, вы нарисуете другую картину. А отпечаток носа – это воспоминание. Мама говорит – воспоминания – главное богатство старости.
Так в минуту их знакомства рядом с ними возникла Елена, и всё, что произошло дальше, было обусловлено ее участием.
Это и вправду бык
Зато тут девочка-зомби
***
Они поселились на съёмной квартире. Михаил, опасавшийся того, что Женя будет тосковать о привычных удобствах – был удивлен. Она о них и не вспомнила. Самому же Михаилу после того, как он избавился от опеки Елены, казалось, что он снял с себя тяжелое жаркое и пыльное одеяло, которым был укрыт с головой.
Когда они заехали в квартиру – там почти ничего не было. В большой комнате стояли раскладушка, кресло-кровать и простой стол, а в кухне приютился старенький гарнитур.
Мы постепенно купим всё, что нам нужно, – пообещал Михаил.
Но не сдержался – прошёлся по комнате из конца в конец и сказал со сдержанным ликованием:
Сколько здесь воздуха, как легко дышится...
И сирень под окном растет, – подхватила Женя.
Пусть у них было две тарелки, и для каждого – по ложке и вилке – с этого минимума вполне можно начинать.
У Михаила настала жизнь, которой он не знал прежде. Теперь он нередко думал, что молодые должны жить иначе, чем старшее поколение, иначе они что-то упустят безвозвратно.
Когда у него заканчивался рабочий день, они с Женей непременно куда-то ехали. Чаще всего - в центральный парк, где были десятки уголков, вызывавших у Жени восторг. На шее у нее всегда висел фотоаппарат, она делала снимки, чтобы дома рисовать по ним картины. Поступила учиться она всё же на художника-модельера, чтобы не уезжать из родного города. Но куда больше, чем создавать одежду, ей хотелось запечатлеть этот пруд с лебедями, детей на качелях и аллею, окруженную кустами роз.
Они могли выбраться в кино, погулять по набережной, или свернуть в недорогое кафе. Могли смотреть фильм, который кончался поздно ночью, или купить бутылку шампанского просто так – захотели и купили. Даже в этих маленьких радостях Михаил ощущал непривычную прежде свободу. А Женя мечтала уже о том, как они проведут следующее лето. Ей хотелось увидеть океан. Любой. Просто постоять на берегу океана, а потом нарисовать его.
Но Женя знала, что вряд ли это будет возможно. Не такие у них доходы, а просить помощи у отца она не собиралась. Хотя у нее, конечно, был его телефон, и отец предложил «обращаться в случае чего».
Вот это «в случае чего» меня и добило, – призналась она Михаилу, – Нет бы сказать: «Женька, я по тебе скучаю! Как у тебя дела?» Тогда бы я ему, конечно, звонила. А выступать в роли чужой особы, просительницы – не хочу.
То, что у дочери появился молодой человек – мать Жени, кажется, восприняла с облегчением. Она тоже в какой-то мере обрела свободу. Теперь она могла допоздна задерживаться на репетициях, без угрызения совести уезжать на гастроли, посещать разные «капустники» – а когда выдавалась свободная пора – целый день проводить в кровати.
Изредка она приходила к молодым, и у Михаила каждый раз создавалось впечатление, что Женю навестила подруга, а не мать. Так они непринужденно - «на одной волне» - болтали. Визиты эти гости нисколько не утомляли, и Михаил без всякой просьбы вызывался подвезти Женину мать домой, когда та собиралась уходить.
Иное дело – Елена. Михаил сказал матери, что будет навещать ее пару раз в неделю. Но всё остальное время женщина чувствовала себя брошенной. И - специально ли она это делала – или действительно на нервной почве обострились все её болезни – но редкий вечер проходил спокойно.
Когда телефон звонил, и на экране высвечивалось слово «мама» Михаил уже знал, что за этим последует.
Я себя очень плохо чувствую, – говорила Елена, – До последнего не хотела тебя беспокоить, но... Я приняла лека-рство... Перезвони мне через полчаса. Если станет лучше – я возьму трубку. Если нет – вызывай «скорую помощь» Дверь я оставлю открытой.
Когда Михаил в очередной раз с виноватым видом срывался «проверить, как там мама», Женя только сочувственно кивала. Один раз Михаил так устал на работе, что не перезвонил через полчаса, уснул. Проснулся в два часа ночи, со страхом набрал знакомый номер...и никто ему не ответил. Он мчался по ночным улицам, костеря себя, и молясь, чтобы мама была жива. Дверь в квартиру оказалась запертой. Открыв ее своим ключом, Михаил увидел, что мать крепко спит на любимом диване.
Ты, наверное, считаешь меня тряпкой, маменькиным сынком, – с виноватым видом говорил он Жене.
Нет, – сказала она с напускной серьезностью, – Благодаря таким вот фортелям, я учусь себя контролировать. Чтобы не превращаться в склочную бабу и тебя не пилить. Занимаюсь йогой и медитацией.... Кстати, о йоге...Может, всё-таки накопим сколько-нибудь денег и поедем в Индию – посмотреть на океан?
Но ехать им никуда не пришлось. Женя забеременела. Она переносила свое положение страшно тяжело.Почти все время пролежала в больнице, а Михаил и мама Наташа ее навещали, стараясь придумать что-то, что Женя могла бы съесть.
Свежеотжатый сок, – говорила мама, поднимая банку, наполненную оранжевым напитком такого яркого, даже праздничного цвета, что он сам по себе поднимал настроение.
Виноград, – Михаил раскрывал пакет, – Ты раньше такой любила...
Ой, не надо обо мне в прошедшем времени, – Женя отводила глаза, чтобы не видеть ничего съестного (иначе вновь придется бежать, обниматься с «белым другом»), – Спрячьте еду, пожалуйста, тогда я с вами еще немножко посижу. Меня уж тут акушерки жалеют. Одна говорит: «Я бы на твоем месте такого терпеть не стала. Помню, меня также полоскало перед Новым годом – так я только ради того избавилась, чтобы в праздник наесться...»
А ты...., – пугался Михаил(вдруг и Жене придет подобное в голову)
А мы терпим, – отвечала Жена, подчеркнуто выделяя слово «мы», точно уже держала младенца на руках.
Она рассказывала про обитательниц «своей» палаты. Одна девочка с по-роком сердца, ей врачи вообще запрещали иметь детей, а она скрылась из их поля зрения и пришла «сдаваться» только сейчас, на девятом месяце. У другой девчонки постоянно высокое давление. Но в целом палата у них дружная, живут весело, так что не надо за них переживать.
К огромному удивлению Михаила, его мать тоже собралась как-то раз навестить Женю. Елена сварила бульон из индейки, обернула баночку вышитой салфеткой и сказала, что готова.
Вы собираетесь играть свадьбу? – спросила она по дороге, тон у нее был отстраненным.
Михаил задумался – признаваться или нет, но потом решился.
Мы просто расписались, мам. Не отмечали, не праздновали....Не до этого сейчас.
Он был готов к тому, что мать начнет сокрушаться – она, де, мечтала о свадьбе сына, а теперь все мечты разрушены. Но Елена лишь кивнула:
Что ж, хорошо... Расписаться вам нужно было, раз появится ребенок. А какое там белое платье, символ невинности, если невеста на сносях...
Мать не стерпела, чтобы не «подкусить» хотя бы здесь. Можно было промолчать, но Михаил не выдержал.
Мам, тебя, вообще-то никто не заставлял ехать... Жене сейчас очень нелегко...Если ты ей собираешься портить настроение – давай лучше я отвезу тебя обратно.
Я поехала не только повидаться с твоей Женей, – Елена не рассчитала - хотела сказать с достоинством, а получилось высокомерно, – Я собираюсь поговорить с заведующей отделением. Она – моя бывшая одноклассница. Она объективно расскажет – что там у твоей жены со здоровьем...А то молодые женщины любят пожаловаться, лишь бы с них пылинки сдували.
Наверное, не только молодые, да, мам? – спросил Михаил, – Наверное, каждому хочется заботы и внимания?
Несказанное «и тебе тоже» повисло в воздухе. Оставшуюся до роддома часть пути - оба молчали.
В палаты, на второй этаж гостям подниматься не разрешали. Женя спустилась вниз. Выглядела она не очень – худенькая и бледная. Михаил снял куртку, накинул ей на плечи.
У Елены был вид королевы, которая нынче решила быть милостивой. Она спросила Женю, как та себя чувствует, поинтересовалась – не надо ли ей чего? А после этого набрала телефон приятельницы. Появилась завотделением – властная седовласая женщина – и увела ее к себе.
Они редко виделись, но часто перезванивались – не теряли связь друг с другом.
Расскажи мне, Нелли, как там и что, – попросила Елена.
Нелли Александровна открыла медицинскую карту и начала рассказывать. По всему выходило, что сама Женя родить не сможет, придется опе-рировать.
Я могу - один раз в жизни - обратиться к тебе с очень смелым...даже несколько противо—законным предложением? – напрямик спросила Елена.
Нелли Александровна вскинула брови. «Проти-возаконные вещи» и Елена сочетались, мягко говоря....да тут и слов таких не подберешь. Не сочетались они совсем.
Кеса-ре—во, – тихо сказала Елена, – Значит, девочка будет спать... Когда проснется, можешь сказать ей, что ребенок... того...короче, что спасти его вы не смогли?
Нелли спросила, как спрашивала в школе:
Мать моя, ты что - рех-нулась?!
Нелля, у меня есть деньги. Правда, есть...После развода мы с мужем всё разделили...Я не тратила – положила в банк, чтобы потом все досталось сыну. Мы тогда с Витей продали дом, дачу... Я с маленьким Мишкой вернулась в квартиру родителей. Короче... Там хватит денег, чтобы поделиться со всеми, кто увидит...кто будет знать...Хотя лучше, чтобы таких было поменьше – тогда больше достанется тебе.
Не-не-не, – Нелли Александровна растеряла весь свой строгий вид заведующей, – О таком вообще просить нельзя, ты это понимаешь? В случае чего – это суд и срок. И врачом мне больше не работать.
Кто судиться будет, Нелля? – по-прежнему тихо говорила Елена, – Эта нищая девчонка? Не смеши меня... Понимаешь, ребенок – это уже навсегда. Я знаю Мишку – потом, разведутся они с Женей или нет – он всё равно будет бегать к сыну или дочке, станет метаться между семьями. Эта девочка, она из него не только деньги вытянет, она всю душу выпьет...Нелля, ты не о суде думай, думай о том, что дочери своей квартиру купишь...
Нет, – твердо сказала Нелли Александровна, – ни под каким видом!
И даже ладонями по столу прихлопнула, показывая, что решение ее окончательное. Елена склонила голову, вздохнула, признавая свое поражение.
Заведующая, конечно, ни за что не пошла бы на подлог, если бы не стечение обстоятельств. В ту ночь Нелли Александровна была в больнице. Врачей в отделении не хватало, и заведующая дежурила наравне с прочими.
Оно и кстати пришлось, поскольку лишь Нелли Александровна бралась за опе-рации. Когда она отсутствовала – звали хирургов из другого корпуса.
Женя планового ке-сарева не дождалась, нужно было брать ее на стол срочно. И почти в то же время привезли в отделение какую-то мар-гиналку, которая и на учет-то не вставала, прости Господи. Решила сразу приехать и ро-дить...
У меня чегой-то ребенок не шевелился в последние дни, – пожаловалась она.
Посмотрим, – сухо сказала Нелли Александровна.
Несколько часов спустя она подумала, что все-таки сможет выполнить просьбу подруги. Хоть кто-то в этой истории будет счастлив. Елена – тем, что план ее удался, а маргинальная девица получит живого младенца, вместо своего.
«Индийский фильм», – раздраженно подумала Нелли Александровна. В душе она негодовала на себя, и жалела этих ребят – Женю и ее мужа, которых ждало горькое известие.
В то же время такое стечение обстоятельств Нелли Александровна считала знаком свыше, и наперекор ему идти не следовало.
***
Все положенные слова были сказаны. О том, что бере-менность протекала очень тяжело, о возникших осложнениях, об угрозе для жи-зни матери, и о том, что в подобной ситуации всегда спасают рож-еницу, а не ее ребенка.
Вы же, простите, не королевская семья, для которой наследник престола - превыше всего, – говорила заведующая, в заметном раздражении скрывая чувство вины, – Сейчас совершенно ясно, что вам нужно делать. Восстановить силы, наблюдаться в женской консультации, прол-ечиться, а через пару лет попробовать снова....
И не удержалась добавить:
Вы такая молодая! Вот что получается, когда те, кто по сути еще сами дети – желают произвести на свет своих детей...
Про себя Нелли Александровна думала, что, возможно, если бы Женя была состоявшимся человеком, хорошо зарабатывала и так далее – Елена сочла бы ее подходящей невесткой. А тут – голь перекатная, которая – по несчастью – приглянулась сыну Елены. Наверняка тот женился «по залёту». И более, чем вероятно, что через пару лет эти двое уже не будут вместе.
У самой Жени кончились слезы. Первое время она только рыдала, а теперь и плакать уже не было сил. Она чуть слышно повторяла только одно слово:
Зачем?
Так она обвиняла врачей в том, что они не спасли ее дочку. Им нужно было думать в первую очередь о маленькой, а уж если ничего нельзя было сделать – то отпустили бы на тот свет вместе с малышкой и ее, Женю... Никакие банальности вроде «ты еще молодая – родишь другого младенца» – не утешали, а вызывали желание биться головой о стену.
Женю перевели в платную палату – об этом договорился Михаил. Он представлял себе, как тяжело будет жене лежать вместе с молодыми матерями, которым несколько раз в день приносят на кормление детей. Кроме того, в этой палате, расположенной в конце коридора, Женю можно было навещать.
Но Женя признавалась, что на новом месте легче ей не стало.
Понимаешь, – говорила она мужу, – Когда дверь из детского отделения открывается – и медсестра вывозит эту каталку с младенцами, и они от голода плачут на разные голоса, я....
Губы у нее задрожали, и она ткнулась в подушку:
Ой, мамочка, зачем мне это всё......
Михаилу и самому хотелось плакать, но он понимал – если он сейчас сломается, Жене будет вдесятеро тяжелее. Он знал, что жена его пролежит в больнице долго, гораздо дольше других ро-жениц. С такими анализами выписывать её было нельзя – она на ногах не стояла от слабости.
Мать навещала Женю каждый день, и Михаил много раз заставал картину, когда мама обнимала дочку, а та молча прижималась к ней – ища поддержку, надеясь обрести хоть какую-то силу.
Елена же, когда ей сообщили печальное известие, посидела некоторое время с опущенной головой, покивала, точно примиряясь с тем, что случилось, а потом сказала Михаилу.
Дорогой, тебе сейчас нужно быть сильным. Я вот что хочу узнать... Таких маленьких, их...
Она около минуты подбирала нужное слово.
Их выдают? – ей хотелось добавить «или утилизируют?», но она сдержалась, – Если да, то, наверное, нужно обратиться в какое-нибудь агентство, чтобы всё организовали... И лучше это сделать, пока Женя в больнице...Потому что для нее это будет невыносимо. Она – мать.
Да, мам, ты права, – сказал Михаил и, наконец, заплакал.
Женя готова была встать на колени перед заведующей, чтобы та разрешила ей хотя бы на пару часов сходить на церемонию – проститься. Нелли Александровна колебалась, но решение приняла сама судьба. Возвращаясь в палату, Женя не дошла до кровати. Все потемнело у нее перед глазами, и она упала. Сильно раз-била лицо.
Куда ты пойдешь?! – уже по свойски выговаривала ей акушерка, – Мужа пожалей, ему и так будет трудно, а тут еще тебя нести на руках придется.
Час спустя Женя хватала за руки мужа:
Мишенька, ты хотя бы сфотографируй ее.... Я же не видела свою дочку... Я же даже проститься с ней не смогу...
Вокруг молодой матери снова начались хлопоты, и около суток жи-знь ее была в опасности. Поднялась тем-пература, Женя бред-ила....
Потом, возвращаясь к этому – самому тяжелому периоду своей жизни – Михаил ловил себя на том, что помнит его фрагментами. Словно то и дело останавливали кинопленку. Вот кадр – прощания, следующий кадр – больница.
Михаил надеялся – Женя не будет настаивать на том, чтобы ей показали фотографии. Но молодая женщина заговорила об этом как только пришла в себя.
Она долго вглядывалась в снимок, но не плакала, а будто надеялась получить какой-то ответ. Потом вернула фото Михаилу, откинулась на подушку и сказала:
Это не мой ребенок.
Лицо ее было белее наволочки. С этого момента стали опасаться за ее рассудок. И, выписывая Женю через несколько недель, Нелли Александровна особенно настаивала на том, чтобы поместить ее на время в закрытую лечебницу.
Михаил, вы не простите себе, если Женя что-то с собой сделает.
Молодая женщина двигалась как сомнамбула, сама ни с кем не заговаривала, только отвечала на вопросы. Если ее заставляли есть – машинально ела, если нет – не вспоминала про «хлеб насущный». И когда Михаил просыпался ночью – он неизменно видел, что жена не спит, а смотрит в потолок.
Мама Жени взяла на себя все домашние хлопоты, впервые забросив любимый театр. А через пару месяцев, в самую что ни на есть ненастную погоду, когда на улице снег смешивался с дождем, пришла к «молодым», попросила их заварить чаю покрепче, и сказала:
Ребята, хватит вам киснуть тут...Женин отец сделал вам подарок.
Какой? – спросил Михаил.
Женя молчала.
Поезжайте ка вы, мои дорогие, – мама выдержала паузу, – В Индонезию, к теплым морям-океанам....
Михаил с надеждой взглянул на жену – он не о путешествии сейчас думал, а о том, что предстоящая поездка выведет ее из сту-пора.
Я не поеду, – сказала Женя, – У меня нет сил...
А я тебя не работать гоню, – с неожиданным хладнокровием сказала мама, – Будешь там вот так же сидеть, и смотреть перед собой. Только там будут морские волны, а не эта мерз-ючепа-костная погода...Миша, ты ее не слушай, собирайтесь – и поезжайте. Если что, просто бери ее под мышку....
...Когда Михаил в следующий раз зашел к Елене, она сказала:
Нелли Александовна купила дочери квартиру. Зовет нас на новоселье. А через две недели день рождения у Надюши. Я ей обещала, что мы придем...
Мы уезжаем, мам....
Узнав о том, что сын с женой собираются в путешествие – на другой край земли – Елена оторопела.
Что ты продал? – спросила она почти с ужасом, – Это же безумные деньги.
Не бойся, мам, почки при мне и другие органы тоже. И в кредит мы не залезли. Это подарок Жениного отца. Причем очень неожиданный....
И Михаил, наконец, рассказал матери, что Женя дочь того самого...чье имя невозможно было не знать, живя в этом крае.
Елене стало плохо. И в первый раз за долгое время это была не «игра на публику», а настоящая сердечная бо-ль.
*
Полгода спустя Алла Тихонова сидела в Отделе по делам семьи и слушала нравоучения Ирины Сергеевны – той самой специалистки, которая недавно приходила к ней домой.
Ты понимаешь, к чему ты идешь быстрыми шагами? – спрашивала Ирина Сергеевна, – Размашистыми шагами, надо сказать...
Алла уже пробовала разные стратегии: от истерики - до агрессивных нападок, от покорности - до открытого хамства. Она убедилось - лучший результат получается, когда с этими тетками из отдела во всем соглашаешься. Поэтому она кивнула.
Тебя лишат материнских прав, вот и всё! Дома – грязь, а ты ведь женщина, ну как так можно? Холодильник открыли – он отключен, там вонь и плесень... Алка, если бы у тебя дочь не была такой маленькой, я бы ее давно уже в центр реабилитации засунула... Жалко просто, грудная она...Ни одна комиссия – ты пойми это – ни одна комиссия, побывав у тебя дома, не оставит тебе ребенка! И что ты потом делать будешь? Нового рожать? Да тебе вообще детей иметь противопоказано...
Алла заплакала. У нее это легко получалось. Она вообще сходу начинала себя жалеть «за несчастную жизнь».
У меня брат..., – всхлипнула она.
Какой еще брат? Ты хочешь сказать, что тот мужик, который спал в кухне на какой-то подстилке – это твой брат? Алка, не дури...
У меня нормальный брат, – обиделась Алла, – Он хочет опекунство оформить над моей дочкой...
А, вот ты почему такая смелая.... Ты считаешь, что у тебя не заберут дочку, а значит – можно пускаться во все тяжкие.... Алка, мужчинам очень редко дают опекунство, и если у твоего брата нет жены – он вряд ли сможет взять полугодовалого ребенка....
Когда через несколько дней в отдел пришел молодой человек – Ирина Сергеевна никогда бы не догадалась, что он имеет какую-то связь с Аллой.
Парень представился - и действительно заговорил об опекунстве. Но первый вопрос, который задала ему растерявшаяся специалистка был очень расплывчатым:
Скажите, а как так получилось, что...
Олег понял:
Как получилось, что мы с Аллой такие разные? У нее это началось еще в школе. Сперва компании, потом компании с выпивкой, потом ей было уже неважно – есть рядом кто-то или нет... Выпить можно и в одиночку. С зеркалом чокнулся – и вперед. Вы, наверное, знаете, что Аллу пытались лечить. ..И добровольно, и принудительно – ничего не помогло. И деньги я ей давал – на жизнь и на лечение... Вы догадываетесь, куда они все ушли?
Улыбка у Олега была мрачной.
Значит, вы думаете об опекунстве, – продолжала Ирина Сергеевна, перекладывая бумаги, – Вы, простите, кем работаете?
Геолог...
Тем более! - Ирина Сергеевна, видимо, получила подтверждение каким-то своим сомнениям, – Вы – как я понимаю – птица перелетная. У вас – экспедиции или что-то вроде того. Семьи пока нет, но она, конечно, появится...Мы, разумеется, стараемся, чтобы каждый ребенок имел отца и мать, хотя бы приемных, но в вашем случае....Вот честно – вам я не рекомендую...
Давайте оформим девочку... Она даже в государственное учреждение не попадет. Ее сразу удочерят. За такими очередь – здоровый младенец, девочка – это то, что большинство приемных родителей хотят получить. Даже странно, что у Аллы, несмотря на ее образ жизни, родился такой чудесный ребенок.... А с ней самой, насколько я понимаю – ситуация безнадежная... Ну что, будем лишать ее родительских прав, и передавать девочку в семью... Да?
Нет, – сказал Олег.
Ирина Сергеевна уставилась на него с таким изумлением, точно вдруг увидела препятствие на совершенно ровной дороге.
Я – родственник Маргариты, и я ее никому не отдам, – пояснил Олег, – Вы напрасно думаете, что все геологи обречены мотаться по стране. Да, я ездил в экспедиции, но теперь меня зовут в трест, к нефтяникам... И я вполне смогу пригласить для Риты няню, пока буду на работе. Ну а дальше – детский сад, и все такое прочее.
Алла согласна на это? – уточнила Ирина Сергеевна.
Олегу не хотелось говорить, что его сестра с легкостью променяла бы дочку на ящик бу-хла, Он лишь кивнул.
Ну что ж.... Тогда будем готовить документы. Предупреждаю, что обещать вам твердо я ничего не могу. Это очень нестандартная ситуация, и если девочка все-таки будет передана вам – предупреждаю – мы с вами будем часто видеться, – этими словами Ирина Сергеевна дала понять, что разговор окончен.
***
Олегу удалось добиться опекунства над девочкой, хотя это было очень непросто.Об одном только он не сказал в том, первом, разговоре - Ирине Сергеевне. О том, что увезет маленькую Маргариту в другой город.
Именно тут, в небольшом городке, у Олега была квартира, занимавшая половину одноэтажного коттеджа. Здесь же ждала его работа.
И еще в этом городе стоял дом, который несколько лет назад принадлежал другу Олега. Этого человека уже не было на свете, не осталось и никого из его родных. Старый особняк был заве-щан Олегу, но тот не спешил с ним что-нибудь делать. И это всех удивляло. Место было замечательное – одно из лучших в городе. У подножья горы – сразу за участком поднимался склон, густо поросший лесом.
Неподалеку была модная гостиница – свежий воздух, насыщенный ароматом хвои, с балконов открывался вид на город – и все приезжие старались остановиться именно здесь.
Соседние участки давно были скуплены – богатые горожане построили на них особняки. Олег же и не строился, и не продавал – хотя мог выгодно сбыть даже землю, без учета дома. Не раз предлагали ему заключить сделку, и цену давали хорошую, выше рынка. Он неизменно отвечал отказом. Пробовали пригрозить, но чем? Тем, что подожгут старый дом? Он все равно был непригоден для жилья – местами провалившаяся крыша, выбитые окна, трещины в стенах. Любой хозяин начал бы обживаться с того, что снес его до основания.
А отобрать каким-то путем этот дом у Олега – было невозможно. Чистые документы, не подкопаешься.
В каждом городе обязательно есть место, которое пользуется дурной славой. Будто людям не хватает острых ощущений, и тогда включается воображение. Так детям говорят, что в каменном строении в парке, том самом, где нет окон, а только одна дверь – живет Баба-Яга, которая выходит оттуда по ночам. Хотя в этой будке всего-навсего дворник хранит метлы и лопаты. Про местный пруд тоже сложена страшная байка – о том, сколько людей в нем уто-ну-ло когда-то. Хотя пруд недавно осушали, чтобы почистить – и всем было видно, глубина там никакая – человеку среднего роста по пояс.
Оброс своими легендами и заброшенный дом. Говорили, что там живет привидение, которое набросится на всех, посягнувших на эти стены. Находились даже мальчишки, которые забирались туда ночью, когда друзья проверяли их «на слабо» – или просто из интереса. И ребята эти уверяли, что видели и слышали что-то, обраставшее в их рассказах совсем уж фантастическими подробностями.
Одно было несомненно – в заброшенном доме никогда не ночевали бо-мжи, хотя такие места для них обычно заманчивы. Если подойти близко, и заглянуть в разбитое окно – можно было увидеть куски штукатурки и осколки стекол на полу, неведомо как уцелевшую люстру и сломанную мебель. С удобствами не расположишься, но от непогоды вполне можно укрыться.
Конечно, Олегу даже в голову не приходило привезти сюда ребенка.
Он выполнил обещание, которое дал Ирине Сергеевна – уволился с прежней работы и устроился на новую, позволявшую ему вести спокойную жизнь - уходить в свой трест утром и возвращаться вечером, иметь выходные дни – и больше не ездить в командировки.
Когда он говорил в отделе семьи про няню – это был не пустой звук. Олегу повезло с соседями. Вторую половину дома занимала на редкость славная семья. Муж с женой средних лет, у которых недавно родился первый долгожданный ребенок. Тоже девочка, и Олег думал, что у Маргариты будет подружка.
Илья и Света были людьми простыми и трудолюбивыми. В теплую пору года с наслаждением занимались садом – превратив свой небольшой участок в райский уголок. Но Новый год в этом же саду наряжали елку. Света нередко появлялась у Олега на пороге – то с пирожками, то с каким-нибудь вкусным салатом. Ей, как многим женщинам казалось, что одинокого – то есть неприкаянного – мужчину надо опекать. Олег же с Ильей нередко помогали друг другу в делах, требовавших мужских рук.
Когда у соседей появилась маленькая Соня, Илья категорически запретил жене работать. Света была поваром в школьной столовой, и муж знал, что это нелегкий труд. Илья не хотел, чтобы Света уходила готовить чужим детям, забыв про свою дочку.
Соня должна расти с мамой, – сказал он, и устроился на вторую работу.
Судьбу Маргариты, ее неожиданное появление у Олега, супруги приняли близко к сердцу.
Конечно, приноси девочку к нам, – сказала Света, – Они вырастут даже не как подружки, а как сестренки. И я буду считать, что у меня теперь близнецы.
Олег был рад, что Свете и в голову не пришло опасаться неизвестной наследственности. Он платил соседке значительно больше, чем в среднем брали няни, и хотя Света поначалу отказывалась от денег, потом она согласилась их брать, и Олег видел, что женщина довольна.
Правда Света задала тот же самый вопрос, что раньше Ирина Сергеевна:
А как быть, если ты захочешь жениться? Не каждая женщина пойдет на чужого ребенка....
И хотя Олег очень хорошо относился к этой паре, все-таки в откровенные разговоры он не пускался ни с кем. Он мог бы сказать, что никогда не женится на женщине, которая не примет Маргариту. Но ограничился кратким:
Давай ничего не решать заранее. Если до этого дойдет – тогда и посмотрим.
А Маргарита лежала в кроватке и старалась дотянуться до разноцветного кольца, подвешенного на веревочке. И когда у нее получилось задеть его ручкой – она впервые засмеялась.
*
Все последующие годы Михаил и Женя жили как самая обычная семья. Та памятная поездка к южным морям действительно оказала благотворное влияние на молодую женщину. Женя «вернулась». Правда, она сильно изменилась, уже не было в ней прежней «лихости», эпоха романтики и авантюризма ушла навсегда. Женя стала тихой, серьезной, продумывала каждый свой шаг – но близкие радовались и этому. Теперь с ней можно было общаться, строить какие-то планы.
Отец Жени не ограничился покупкой заграничного тура. Он купил молодой семье квартиру. Правда, скромную двушку – но все равно это был царский подарок.
Мать Жени терялась в догадках – почему человек, которого она любила, сначала забыл на долгие годы о ней и дочери, отделывался формальными поздравлениями с праздниками, а теперь вдруг потянулся к Жене? Ходили слухи, что с его собственными детьми не все благополучно, что-то они там затеяли...
И мать, и муж деликатно напоминали Жене, что стоит подумать о ребенке. Но, помня, через что она прошла, никто не решался настаивать, к тому же Женя сразу обрывала такие разговоры. Она больше не говорила, что ее дочка жива, но видимо, не отказалась от этой мысли полностью, таила ее где-то внутри.
Она окончила институт, стала работать в Салоне модной одежды.
Жизнь семьи стала идти так ровно, как бывает, когда один день похож на другой, и год предыдущий мало отличается от года последующего. Утренние сборы на работу, небольшие успехи, позволявшие каждому из супругов числиться на службе – на хорошем счету, мирные вечера с книгами и фильмами. Нечастые походы в кино или в театр. И отпуск, который Михаил и Женя неизменно проводили в одном и том же городке не берегу Черного моря – место это стало для них почти родным.
Мать Жени хоть и постарела, но по-прежнему играла в театре, только уже другие роли, конечно. Михаил теперь думал: мать теперь сделалась в чем-то моложе своей дочери. Она не утратила способность безудержно восхищаться, нередко у нее от чего-то загорались глаза. Женя же словно рано состарилась – сильные эмоции были ей больше недоступны. Она вела себя так, словно уже все видела и знала, и Михаил гадал – останется ли жена навсегда такой, или что-то всё же заставит ее встряхнуться?
А вот Елена изменилась очень сильно. Она давно вышла на пенсию, о которой так мечтала. Но теперь это не доставляло ей радости. Да, можно подниматься с постели хоть после обеда. Можно смотреть фильмы всю ночь. Можно ничего не готовить для самой себя – попить кофе с бутербродами и оставить посуду не мытой.
Но Елена смогла наслаждаться такой жизнью лишь первые пару месяцев.Потом она почувствовала, что здоровье ее начало рассыпаться. Оказывается, необходимость каждое утро вставать, делать легкую гимнастику и собираться на работу, а вечером ложиться в одно и то же время – каким-то образом придавали ей бодрость.
Сейчас никто ничего от нее не требовал и, глядя на себя в зеркало, Елена повторяла, что нужно как-то изменить образ жизни, потому что она стала выглядеть как старуха. Лицо отеч-ное, неприбранные волосы, один и тот же любимый халат, ни грамма косметики.... Может быть, записаться в Группу здоровья? Или начать откладывать деньги на санаторий? Но Елена боялась общаться с людьми – она знала, что начала заговариваться. Теперь нередко говорила она сама с собой, и какие-то отрывочные, несвязные фразы – вырывались у нее так же непроизвольно, как люди чихают.
Кончится тем, что молодежь сдаст меня в сумас-шедший дом, – говорила она вслух.
Елена больше не вмешивалась с жизнь сына и его семьи. Она убедилась, что там и на горизонте нет мыслей о разводе. На смену гневу и раздражению, вынудившим Елену когда-то пойти на отчаянный шаг – пришел страх.
Да, с тех пор как Елена узнала, кто отец у ее невестки – она боялась, что секрет будет раскрыт. Все это заставляло ее поддерживать дружеские отношения с Нелли Александровной и делать ей непомерно дорогие подарки, даже урезая в чем-то себя.
Со стороны могло показаться, что женщины души не чают друг в друге. Хотя на самом деле они стали друг друга ненавидеть. Елена – за то, что ее благополучие и добрые отношения с сыном - полностью зависели от врачихи. Вскройся правда – Женя и ее отец могли бы больно отомстить ей, а Михаил порвал бы с матерью отношения. Нелли Александровна же зубами скрежетала, вспоминая бывшую одноклассницу, которая подтолкнула ее совершить настоящее пре-ступление. Где был тогда ее собственный разум? Нелли Александровна твердила себе, что –вернись та минута – она ни за что не пошла бы на подлог. Но теперь поздно было что-либо отыгрывать назад.
Прежде Нелли Александровна увлекалась сахаджа-йогой, теперь же ее потянуло к православию. Она стала появляться в храме – сначала несколько раз в месяц, потом – каждое воскресенье.Казалось бы – с течением времени должно прийти некое успокоение. Но нет, Нелли Александровна все глубже осознавала свою вину.
*
Максим и Людмила – старшие дети Сергея Анатольевича, Жениного отца, действительно задумали недоброе. Кажется, все было у них. Для начала отец дал им высокие должности, синекуру в своем бизнесе, когда работать надо не так уж много, а доходы при этом большие. Люда вообще числилась «секретарем по связям с общественностью», и могла приходить в офис, когда ей вздумается.
Брат с сестрой построили себе дома – два величественных особняка. Резные ворота для Максима делали мастера из Санкт-Петербурга, а дом Людмилы формой своей напоминал корабль под парусом.
Но и брату, и сестре не хотелось оставаться не только в городе, но и в стране. Оба уже вкусили прелесть жизни заграницей. На этом и строился их план. Максим собирался доказать отцу, что ему уже не по возрасту заниматься бизнесом, нужно все продать. Оставить себе сумму, достаточную для того, чтобы ни в чем не нуждаться, а остальные деньги поделить между детьми.
Людмила согласилась – если брату удастся уговорить отца – взять себе меньшую сумму. И все равно этих денег хватило бы на безбедную жизнь в одной из чистых и ухоженных европейских стран. Но в душе Люда не верила в успех Максима. Она знала, что для отца его бизнес – не просто способ заработать деньги, это дело, которому от отдал жизнь, о котором он не может говорить без страстных интонаций в голосе. И это было – по мнению Люды - очень и очень досадно!
Когда Максим решился на откровенный разговор, отец выслушал его внешне спокойно. Потом позвонил дочери, спросил ее мнение, и узнал, что она полностью поддерживает брата.
Максим имел глуп-ость намекнуть, что в случае чего, он может надавить на отца. Пообещает рабочим другие условия, рост зарплат, и они будут ратовать за то, чтобы именно он, молодой и энергичный – взял все в свои руки.
В ответ на это Сергей Анатольевич сказал, что Максим с Людой могут считать - отца у них больше нет.
Я понял, с таким подходом вы и ки—ллера для меня наймете, дорогие дети! Но уверяю вас – и после моего ухода вы не унаследуете ничего. Я вам уже дал достаточно. И мне есть, кому оставить остальное...
Продолжение сегодня, в следующей публикации...
Автор Татьяна Дивергент
Осложняло ситуацию и то, что она сидела в одном кабинете с Тоней Воротниковой, у которой в шкафу лежали одеяло и подушка. Нередко Тоня не уезжала вместе со всеми на служебном автобусе, а принимала очередного друга, «не отходя от рабочего места».
В итоге обе женщины презирали друг друга, и их общение ограничивалось подчеркнутым «здравствуйте» утром, и «до свидания» вечером.
Тоня ведала учебой, курсами повышения квалификации, а Елена, была инженером. Да, она родилась в то время, когда это имя было страшно популярным, и ходил анекдот, в котором молодых родителей спрашивали: «Кто у вас родился, мальчик или Леночка?»
Дело свое Елена знала, впрочем, перед выходом на пенсию ей, поручали в основном, разовые проекты. А чаще просили состряпать на компьютере красивую открытку юбиляру, или подготовить статью об их славном предприятии – для городской газеты.
Одевалась Елена несколько старомодно, но безусловно, со вкусом. Вещи выбирала из натуральных тканей, любила сарафаны с блузками, газовые или шелковые шарфики, броши с камнями...
Не будучи занята, она могла целый день играть на своем компьютере в простые игры, типа «три в ряд», уверяя, что занимается этим для пользы дела – разрабатывает пальцы, уже тронутые арт-тритом.
В обеденный перерыв, когда сотрудники спешили вниз, в столовую, или даже совершали небольшое путешествие в соседний корпус, где продавали очень дешевое мороженое, Елена никогда не составляла им компанию. Она заваривала крепкий кофе и доставала загодя приготовленный бутерброд – с красной рыбой, или с хорошей ветчиной.
Тоня терпеть не могла соседку еще и за это:
Ишь ты, показывает, что мы здесь все плебеи, жр-ем, что попало. А их величество до такого не опускается. Господи, девки, хоть бы меня пересадили куда от нее! Или бы эта бабка, наконец, на пенсию свалила...
До выхода на заслуженный отдых Елене оставалось еще чуть больше года, и она уже начала считать дни. Хотя никаких крупных перемен в ее жизни не предвиделось – ну, не будет ходить на работу, станет дома сидеть.
Какой у нее дом – знали немногие. Елена берегла свое гнездо, приглашала только близких друзей.
О житье-бытье Елены могла бы рассказать Надя из отдела кадров. Она не раз забегала к Елене – они обменивались книгами.
Елена всю жизнь собирала библиотеку сама, а Наде она досталась от дедушки с бабушкой. Многотомные издания и там, и там были одинаковые. Темно-коричневые тома – Лев Толстой, желтые – Толстой Алексей, оранжевые – Майн Рид, розовые- Вальтер Скотт. Но Надя пристрастилась к тем книгам, которые хлынули на рынок в конце двадцатого века, и Елена не могла устоять, когда молодая подруга приносила ей романы Чейза или Алистера Маклина.
Квартира Елены казался Наде красивой, но душной шкатулкой.
Старый одноэтажный дом на несколько семей. Жилье здесь ценилось, потому что это был центр города, и каждая семья имела маленький садик.Но Елену нельзя было представить с лопатой или тяпкой.
Дома она не горбатилась, отдыхала.
Три комнаты переходили одна в другую. Тяжелая мебель, ковры и хрусталь, плотные шторы, салфетки и статуэтки – все это напоминало музей. Но Елена обжила здесь, в основном, диван. Лежа она читала книги, лежа смотрела телевизор.
А редких гостей принимала, в основном, на кухне.
Кухня и была самым «живым» уголком квартиры, если что-то происходило, то в основном, здесь. Тут любил устроиться в кресле маленький французский бульдог Елены, здесь хозяйка угощала гостей великолепным кофе и печеньем, которое пекла еще по рецепту своей мамы.
Ни к кому Елена не относилась так благосклонно, как к Наде. Отчасти потому, что молодая женщина была тихой, воспитанной – и из интеллигентной семьи, Отчасти потому, что если бы Елена и хотела женить единственного сына, то именно на Наде.
Все, кто знал Елену, помнили ее или незамужней или разведенной. И Тоня Воротникова искренне изумлялась:
Как у нее Мишка появился – я не представляю! Она сама рассказывала как-то – не мне, конечно, – я просто в кабинете сидела и вет-ошью прикинулась, интересно же послушать... Знаете, какой у нашей мадам самый м—м-м... Пардон ... Эр-отич==ческий момент в жизни был?
Ну! – торопили коллеги.
Тоня выдерживала паузу:
Когда наш бывший главный инженер...
Михаил Николаевич?
Ага. Он на пенсии уже, и тут не все его помнят. Короче он зашел в нашу комнату, а Елена....
Шмотки какие-нибудь примеряет? В нег-лиже?
Нет, девочки.... Она причесывается! А волосы у нее длинные, и она их рукой перехватывает.....И так он на нее в тот момент посмотрел, что ничего круче в ее жизни не было. Наверное, после этого Мишка у нее и родился... А теперь она из сына все соки выпьет, и жениться не даст, помяните мое слово. Единственный мужчина в семье – никому она его не отдаст.
Сослуживицы хихикали, но в принципе соглашались. По их подсчетам Михаилу близилось к тридцати. Привести домой девушку при такой матери он не мог категорически – Елена оценила бы это, как падение сына в «пучину раз—врата». А если бы Михаил ушел на съемную квартиру и занялся устройством личной жизни – Елена уверилась бы в мысли, что сын бросил немолодую, беспомощную и больную мать на произвол судьбы.
Сам Михаил долгое время не был способен на какой-то решительный шаг. И Елена первая начала говорить знакомым (преподнося это как свою головную боль) – что сын упустил время, и уже не создаст семьи. Впрочем это и неудивительно. Он порядочный, воспитанный, скромный, а нынешние девицы...
Но всё изменилось в один день. Вернее, в один вечер. Елена дождалась сына с работы (Михаил был юристом в одной преуспевающей компании). Она сварила свой несравненный кофе и поставила на стол сырники. Настоящее произведение искусства – небольшие, подрумянившиеся, благоухающие ванилью...
Елена знала, что после ужина сын займется своими делами, он почти всегда брал работу домой. А она посмотрит два сериала подряд, а потом еще почитает детектив – пока глаза не станут слипаться.
Но Михаил нынче не уделил внимания своим любимым сырникам. Он сказал:
Мама, я встретил девушку...
По идее Елена должна была ждать этой фразы и радоваться. Наконец сын заинтересовался кем-то настолько, что решил рассказать об этом ей! Но мать ощутила укол ревности и желание все отодвинуть на неопределенный срок.
Ну что ж, хорошо, – осторожно сказала она, понимая, что иной ответ будет выглядеть странно, – Надеюсь, вы не поступите, как нынешняя молодежь... В наше время встречались по несколько лет, прежде, чем...
Я об этом и хотел сказать. Мам, мы сняли квартиру – так что я зашел поужинать... с тобой вот поговорить, а потом пойду к Жене...
Елене показалось, что из под нее выбили стул. Мало того, что сын так легко и спокойно принял для себя эту «психологию разв—рата», (в лексиконе Елены так именовалось «сожительство, так эта девушка (которую Елене хотелось назвать другим, гораздо более крепким словом), в одночасье отобрала у нее Мишку...
И она согласилась? Вот так просто пойти жить на квартиру? – начала Елена с возрастающим негодованием.
Михаил уловил патетику в материнском голосе и вздохнул про себя. Мать, и весь этот мирок, который она создала – напоминал тысячу раз прочитанную и перечитанную книгу.
Здесь всё так и будет - до той поры, пока мать не состарится, и не сляжет. Но и тогда она станет отдавать приказы из постели, будет грозно трясти пальцем, и говорить, что не допустит в своем доме того или этого.
Михаил точно знал это, перед глазами был пример бабки.
С другой стороны – Женя. Счастье, что мать не знает никаких подробностей о ней, иначе ему досталось бы еще больше.
Женя была дочерью одного из самых богатых и известных людей города.
Внебрачной дочерью, – всегда добавляла она, – Я – дитя любви.
У нее действительно была другая фамилия, и она ничем не напоминала своего отца – плотного мужика с густыми бровями и брылями как у бульдога. Женя и не упоминала, чья она дочь, но каким-то образом ее новые знакомые всегда докапывались до этого момента.
Михаилу Женя сказала:
И слава Богу, что я внебрачная. У него есть законные дочь и сын, вот им не позавидуешь. Учатся за границей, когда приезжают сюда – к ним чуть ли не охрану приставляют. Никакой свободы.
Сама Женя ценила свободу больше всего на свете.
Ее мать была скромной актрисой провинциального театра, Женя с малых лет помнила как мать уезжала на гастроли – на несколько месяцев. За девочкой за небольшую плату приглядывала соседка, которая стала настоящим «другом дома».
Никаких особых благ от своего отца Женя не имела. В детстве – очередная кукла на день рождения, в юности – какое-нибудь украшения в бархатной коробочке. Отец не знал, что Женя не носила ца-цок, разве что браслет с шипами – а такой ему и в голову не пришло бы ей купить.
Женя, смеясь, говорила, что ее мать ничего не просила у любов-ника от тихости, а она сама «от лихости». Может быть, поэтому матери и удалось сохранить нейтральные отношения с семьей отца. Она ни на что не претендовала, и к ней относились, как к неизбежному злу. Мужчина такого ранга имеет право заводить подруг, лишь бы те не «бор-зели сверх меры».
А достаток у нас в семье всегда был, но так.... Чуть больше самого необходимого, – говорила Женя Михаилу.
Познакомились они на пленэре. Мать девушки и хотела, и не хотела, чтобы Женя пошла по ее стезе. С одной стороны мать страстно любила театр, и жила своими – даже второстепенными - ролями. С другой стороны – она, как никто, знала - очень трудно добиться успеха на этом поприще.
Женя сама приняла решение. Актрисой она быть не хочет.Вот ни малейшего желания! Зато рисовать ей всегда нравилось. В этом году Женя заканчивала художественную школу и колебалась – то ли поступить в родном городе на художника-модельера, то ли уехать и сдать экзамены в настоящее художественное училище, стать живописцем.
В тот летний день она выбралась на пленэр – то есть, поехала со складным мольбертом и красками – на природу. Обычно к ней присоединялись если не ребята из художки, то хотя бы подруга Наташа .Но тут у Наташки наметилось семейное торжество. Женя могла бы отложить поездку, но уж больно приятный выдался денек. Девушка предвкушала, как хорошо будет сейчас в том месте, которое она облюбовала.
Самый старый район, стоявший наособицу, со всех сторон окруженный лесом. Здесь можно было нарисовать своего рода замечательное здание – первую пельменную в городе, напоминавшую крохотный дворец с колоннами и капителями. А закончив работу – через сосновый лес спуститься к реке, к пляжу...
Но всё не задалось с самого начала. Женя успела только набросать эскиз, когда к ней подошла корова. Откуда она тут взялась? Наверное, рогатую ско-тину держал кто-то из жильцов частного сектора.
Корова показалась Жене чудовищно огромной. Кроме того, у зверю-ги были рога. Она обнюхивала художницу, может быть, догадываясь, что в холщовой сумке у той – бутерброды. Может быть, если бы корова отошла на несколько шагов и открыла рот – Женя отважилась бы бросить в него кусок хлеба. Но корова тянулась к девушке, и та невольно отдергивала руки от слюнявой мор-ды, не зная, чего ожидать...
Вот тут и вмешался Михаил, уже пару минут наблюдавшей за этой живописной сценой.
К удивлению Жени «грозный зверь», стоило на него прикрикнуть и сделать вид, что замахиваешься – покорно потрусил восвояси.
Чего вы испугались? – не понимал Михаил, хотя ему и было приятно оказаться в роли «спасителя», – Она бы вас не съела.
Она сделала хуже, – сказала Женя – Размазала акварель своим носом. Пропала работа.
Сохраните ее автограф на память, – сказал Михаил, – В конце концов, вы нарисуете другую картину. А отпечаток носа – это воспоминание. Мама говорит – воспоминания – главное богатство старости.
Так в минуту их знакомства рядом с ними возникла Елена, и всё, что произошло дальше, было обусловлено ее участием.
Это и вправду бык
Зато тут девочка-зомби
***
Они поселились на съёмной квартире. Михаил, опасавшийся того, что Женя будет тосковать о привычных удобствах – был удивлен. Она о них и не вспомнила. Самому же Михаилу после того, как он избавился от опеки Елены, казалось, что он снял с себя тяжелое жаркое и пыльное одеяло, которым был укрыт с головой.
Когда они заехали в квартиру – там почти ничего не было. В большой комнате стояли раскладушка, кресло-кровать и простой стол, а в кухне приютился старенький гарнитур.
Мы постепенно купим всё, что нам нужно, – пообещал Михаил.
Но не сдержался – прошёлся по комнате из конца в конец и сказал со сдержанным ликованием:
Сколько здесь воздуха, как легко дышится...
И сирень под окном растет, – подхватила Женя.
Пусть у них было две тарелки, и для каждого – по ложке и вилке – с этого минимума вполне можно начинать.
У Михаила настала жизнь, которой он не знал прежде. Теперь он нередко думал, что молодые должны жить иначе, чем старшее поколение, иначе они что-то упустят безвозвратно.
Когда у него заканчивался рабочий день, они с Женей непременно куда-то ехали. Чаще всего - в центральный парк, где были десятки уголков, вызывавших у Жени восторг. На шее у нее всегда висел фотоаппарат, она делала снимки, чтобы дома рисовать по ним картины. Поступила учиться она всё же на художника-модельера, чтобы не уезжать из родного города. Но куда больше, чем создавать одежду, ей хотелось запечатлеть этот пруд с лебедями, детей на качелях и аллею, окруженную кустами роз.
Они могли выбраться в кино, погулять по набережной, или свернуть в недорогое кафе. Могли смотреть фильм, который кончался поздно ночью, или купить бутылку шампанского просто так – захотели и купили. Даже в этих маленьких радостях Михаил ощущал непривычную прежде свободу. А Женя мечтала уже о том, как они проведут следующее лето. Ей хотелось увидеть океан. Любой. Просто постоять на берегу океана, а потом нарисовать его.
Но Женя знала, что вряд ли это будет возможно. Не такие у них доходы, а просить помощи у отца она не собиралась. Хотя у нее, конечно, был его телефон, и отец предложил «обращаться в случае чего».
Вот это «в случае чего» меня и добило, – призналась она Михаилу, – Нет бы сказать: «Женька, я по тебе скучаю! Как у тебя дела?» Тогда бы я ему, конечно, звонила. А выступать в роли чужой особы, просительницы – не хочу.
То, что у дочери появился молодой человек – мать Жени, кажется, восприняла с облегчением. Она тоже в какой-то мере обрела свободу. Теперь она могла допоздна задерживаться на репетициях, без угрызения совести уезжать на гастроли, посещать разные «капустники» – а когда выдавалась свободная пора – целый день проводить в кровати.
Изредка она приходила к молодым, и у Михаила каждый раз создавалось впечатление, что Женю навестила подруга, а не мать. Так они непринужденно - «на одной волне» - болтали. Визиты эти гости нисколько не утомляли, и Михаил без всякой просьбы вызывался подвезти Женину мать домой, когда та собиралась уходить.
Иное дело – Елена. Михаил сказал матери, что будет навещать ее пару раз в неделю. Но всё остальное время женщина чувствовала себя брошенной. И - специально ли она это делала – или действительно на нервной почве обострились все её болезни – но редкий вечер проходил спокойно.
Когда телефон звонил, и на экране высвечивалось слово «мама» Михаил уже знал, что за этим последует.
Я себя очень плохо чувствую, – говорила Елена, – До последнего не хотела тебя беспокоить, но... Я приняла лека-рство... Перезвони мне через полчаса. Если станет лучше – я возьму трубку. Если нет – вызывай «скорую помощь» Дверь я оставлю открытой.
Когда Михаил в очередной раз с виноватым видом срывался «проверить, как там мама», Женя только сочувственно кивала. Один раз Михаил так устал на работе, что не перезвонил через полчаса, уснул. Проснулся в два часа ночи, со страхом набрал знакомый номер...и никто ему не ответил. Он мчался по ночным улицам, костеря себя, и молясь, чтобы мама была жива. Дверь в квартиру оказалась запертой. Открыв ее своим ключом, Михаил увидел, что мать крепко спит на любимом диване.
Ты, наверное, считаешь меня тряпкой, маменькиным сынком, – с виноватым видом говорил он Жене.
Нет, – сказала она с напускной серьезностью, – Благодаря таким вот фортелям, я учусь себя контролировать. Чтобы не превращаться в склочную бабу и тебя не пилить. Занимаюсь йогой и медитацией.... Кстати, о йоге...Может, всё-таки накопим сколько-нибудь денег и поедем в Индию – посмотреть на океан?
Но ехать им никуда не пришлось. Женя забеременела. Она переносила свое положение страшно тяжело.Почти все время пролежала в больнице, а Михаил и мама Наташа ее навещали, стараясь придумать что-то, что Женя могла бы съесть.
Свежеотжатый сок, – говорила мама, поднимая банку, наполненную оранжевым напитком такого яркого, даже праздничного цвета, что он сам по себе поднимал настроение.
Виноград, – Михаил раскрывал пакет, – Ты раньше такой любила...
Ой, не надо обо мне в прошедшем времени, – Женя отводила глаза, чтобы не видеть ничего съестного (иначе вновь придется бежать, обниматься с «белым другом»), – Спрячьте еду, пожалуйста, тогда я с вами еще немножко посижу. Меня уж тут акушерки жалеют. Одна говорит: «Я бы на твоем месте такого терпеть не стала. Помню, меня также полоскало перед Новым годом – так я только ради того избавилась, чтобы в праздник наесться...»
А ты...., – пугался Михаил(вдруг и Жене придет подобное в голову)
А мы терпим, – отвечала Жена, подчеркнуто выделяя слово «мы», точно уже держала младенца на руках.
Она рассказывала про обитательниц «своей» палаты. Одна девочка с по-роком сердца, ей врачи вообще запрещали иметь детей, а она скрылась из их поля зрения и пришла «сдаваться» только сейчас, на девятом месяце. У другой девчонки постоянно высокое давление. Но в целом палата у них дружная, живут весело, так что не надо за них переживать.
К огромному удивлению Михаила, его мать тоже собралась как-то раз навестить Женю. Елена сварила бульон из индейки, обернула баночку вышитой салфеткой и сказала, что готова.
Вы собираетесь играть свадьбу? – спросила она по дороге, тон у нее был отстраненным.
Михаил задумался – признаваться или нет, но потом решился.
Мы просто расписались, мам. Не отмечали, не праздновали....Не до этого сейчас.
Он был готов к тому, что мать начнет сокрушаться – она, де, мечтала о свадьбе сына, а теперь все мечты разрушены. Но Елена лишь кивнула:
Что ж, хорошо... Расписаться вам нужно было, раз появится ребенок. А какое там белое платье, символ невинности, если невеста на сносях...
Мать не стерпела, чтобы не «подкусить» хотя бы здесь. Можно было промолчать, но Михаил не выдержал.
Мам, тебя, вообще-то никто не заставлял ехать... Жене сейчас очень нелегко...Если ты ей собираешься портить настроение – давай лучше я отвезу тебя обратно.
Я поехала не только повидаться с твоей Женей, – Елена не рассчитала - хотела сказать с достоинством, а получилось высокомерно, – Я собираюсь поговорить с заведующей отделением. Она – моя бывшая одноклассница. Она объективно расскажет – что там у твоей жены со здоровьем...А то молодые женщины любят пожаловаться, лишь бы с них пылинки сдували.
Наверное, не только молодые, да, мам? – спросил Михаил, – Наверное, каждому хочется заботы и внимания?
Несказанное «и тебе тоже» повисло в воздухе. Оставшуюся до роддома часть пути - оба молчали.
В палаты, на второй этаж гостям подниматься не разрешали. Женя спустилась вниз. Выглядела она не очень – худенькая и бледная. Михаил снял куртку, накинул ей на плечи.
У Елены был вид королевы, которая нынче решила быть милостивой. Она спросила Женю, как та себя чувствует, поинтересовалась – не надо ли ей чего? А после этого набрала телефон приятельницы. Появилась завотделением – властная седовласая женщина – и увела ее к себе.
Они редко виделись, но часто перезванивались – не теряли связь друг с другом.
Расскажи мне, Нелли, как там и что, – попросила Елена.
Нелли Александровна открыла медицинскую карту и начала рассказывать. По всему выходило, что сама Женя родить не сможет, придется опе-рировать.
Я могу - один раз в жизни - обратиться к тебе с очень смелым...даже несколько противо—законным предложением? – напрямик спросила Елена.
Нелли Александровна вскинула брови. «Проти-возаконные вещи» и Елена сочетались, мягко говоря....да тут и слов таких не подберешь. Не сочетались они совсем.
Кеса-ре—во, – тихо сказала Елена, – Значит, девочка будет спать... Когда проснется, можешь сказать ей, что ребенок... того...короче, что спасти его вы не смогли?
Нелли спросила, как спрашивала в школе:
Мать моя, ты что - рех-нулась?!
Нелля, у меня есть деньги. Правда, есть...После развода мы с мужем всё разделили...Я не тратила – положила в банк, чтобы потом все досталось сыну. Мы тогда с Витей продали дом, дачу... Я с маленьким Мишкой вернулась в квартиру родителей. Короче... Там хватит денег, чтобы поделиться со всеми, кто увидит...кто будет знать...Хотя лучше, чтобы таких было поменьше – тогда больше достанется тебе.
Не-не-не, – Нелли Александровна растеряла весь свой строгий вид заведующей, – О таком вообще просить нельзя, ты это понимаешь? В случае чего – это суд и срок. И врачом мне больше не работать.
Кто судиться будет, Нелля? – по-прежнему тихо говорила Елена, – Эта нищая девчонка? Не смеши меня... Понимаешь, ребенок – это уже навсегда. Я знаю Мишку – потом, разведутся они с Женей или нет – он всё равно будет бегать к сыну или дочке, станет метаться между семьями. Эта девочка, она из него не только деньги вытянет, она всю душу выпьет...Нелля, ты не о суде думай, думай о том, что дочери своей квартиру купишь...
Нет, – твердо сказала Нелли Александровна, – ни под каким видом!
И даже ладонями по столу прихлопнула, показывая, что решение ее окончательное. Елена склонила голову, вздохнула, признавая свое поражение.
Заведующая, конечно, ни за что не пошла бы на подлог, если бы не стечение обстоятельств. В ту ночь Нелли Александровна была в больнице. Врачей в отделении не хватало, и заведующая дежурила наравне с прочими.
Оно и кстати пришлось, поскольку лишь Нелли Александровна бралась за опе-рации. Когда она отсутствовала – звали хирургов из другого корпуса.
Женя планового ке-сарева не дождалась, нужно было брать ее на стол срочно. И почти в то же время привезли в отделение какую-то мар-гиналку, которая и на учет-то не вставала, прости Господи. Решила сразу приехать и ро-дить...
У меня чегой-то ребенок не шевелился в последние дни, – пожаловалась она.
Посмотрим, – сухо сказала Нелли Александровна.
Несколько часов спустя она подумала, что все-таки сможет выполнить просьбу подруги. Хоть кто-то в этой истории будет счастлив. Елена – тем, что план ее удался, а маргинальная девица получит живого младенца, вместо своего.
«Индийский фильм», – раздраженно подумала Нелли Александровна. В душе она негодовала на себя, и жалела этих ребят – Женю и ее мужа, которых ждало горькое известие.
В то же время такое стечение обстоятельств Нелли Александровна считала знаком свыше, и наперекор ему идти не следовало.
***
Все положенные слова были сказаны. О том, что бере-менность протекала очень тяжело, о возникших осложнениях, об угрозе для жи-зни матери, и о том, что в подобной ситуации всегда спасают рож-еницу, а не ее ребенка.
Вы же, простите, не королевская семья, для которой наследник престола - превыше всего, – говорила заведующая, в заметном раздражении скрывая чувство вины, – Сейчас совершенно ясно, что вам нужно делать. Восстановить силы, наблюдаться в женской консультации, прол-ечиться, а через пару лет попробовать снова....
И не удержалась добавить:
Вы такая молодая! Вот что получается, когда те, кто по сути еще сами дети – желают произвести на свет своих детей...
Про себя Нелли Александровна думала, что, возможно, если бы Женя была состоявшимся человеком, хорошо зарабатывала и так далее – Елена сочла бы ее подходящей невесткой. А тут – голь перекатная, которая – по несчастью – приглянулась сыну Елены. Наверняка тот женился «по залёту». И более, чем вероятно, что через пару лет эти двое уже не будут вместе.
У самой Жени кончились слезы. Первое время она только рыдала, а теперь и плакать уже не было сил. Она чуть слышно повторяла только одно слово:
Зачем?
Так она обвиняла врачей в том, что они не спасли ее дочку. Им нужно было думать в первую очередь о маленькой, а уж если ничего нельзя было сделать – то отпустили бы на тот свет вместе с малышкой и ее, Женю... Никакие банальности вроде «ты еще молодая – родишь другого младенца» – не утешали, а вызывали желание биться головой о стену.
Женю перевели в платную палату – об этом договорился Михаил. Он представлял себе, как тяжело будет жене лежать вместе с молодыми матерями, которым несколько раз в день приносят на кормление детей. Кроме того, в этой палате, расположенной в конце коридора, Женю можно было навещать.
Но Женя признавалась, что на новом месте легче ей не стало.
Понимаешь, – говорила она мужу, – Когда дверь из детского отделения открывается – и медсестра вывозит эту каталку с младенцами, и они от голода плачут на разные голоса, я....
Губы у нее задрожали, и она ткнулась в подушку:
Ой, мамочка, зачем мне это всё......
Михаилу и самому хотелось плакать, но он понимал – если он сейчас сломается, Жене будет вдесятеро тяжелее. Он знал, что жена его пролежит в больнице долго, гораздо дольше других ро-жениц. С такими анализами выписывать её было нельзя – она на ногах не стояла от слабости.
Мать навещала Женю каждый день, и Михаил много раз заставал картину, когда мама обнимала дочку, а та молча прижималась к ней – ища поддержку, надеясь обрести хоть какую-то силу.
Елена же, когда ей сообщили печальное известие, посидела некоторое время с опущенной головой, покивала, точно примиряясь с тем, что случилось, а потом сказала Михаилу.
Дорогой, тебе сейчас нужно быть сильным. Я вот что хочу узнать... Таких маленьких, их...
Она около минуты подбирала нужное слово.
Их выдают? – ей хотелось добавить «или утилизируют?», но она сдержалась, – Если да, то, наверное, нужно обратиться в какое-нибудь агентство, чтобы всё организовали... И лучше это сделать, пока Женя в больнице...Потому что для нее это будет невыносимо. Она – мать.
Да, мам, ты права, – сказал Михаил и, наконец, заплакал.
Женя готова была встать на колени перед заведующей, чтобы та разрешила ей хотя бы на пару часов сходить на церемонию – проститься. Нелли Александровна колебалась, но решение приняла сама судьба. Возвращаясь в палату, Женя не дошла до кровати. Все потемнело у нее перед глазами, и она упала. Сильно раз-била лицо.
Куда ты пойдешь?! – уже по свойски выговаривала ей акушерка, – Мужа пожалей, ему и так будет трудно, а тут еще тебя нести на руках придется.
Час спустя Женя хватала за руки мужа:
Мишенька, ты хотя бы сфотографируй ее.... Я же не видела свою дочку... Я же даже проститься с ней не смогу...
Вокруг молодой матери снова начались хлопоты, и около суток жи-знь ее была в опасности. Поднялась тем-пература, Женя бред-ила....
Потом, возвращаясь к этому – самому тяжелому периоду своей жизни – Михаил ловил себя на том, что помнит его фрагментами. Словно то и дело останавливали кинопленку. Вот кадр – прощания, следующий кадр – больница.
Михаил надеялся – Женя не будет настаивать на том, чтобы ей показали фотографии. Но молодая женщина заговорила об этом как только пришла в себя.
Она долго вглядывалась в снимок, но не плакала, а будто надеялась получить какой-то ответ. Потом вернула фото Михаилу, откинулась на подушку и сказала:
Это не мой ребенок.
Лицо ее было белее наволочки. С этого момента стали опасаться за ее рассудок. И, выписывая Женю через несколько недель, Нелли Александровна особенно настаивала на том, чтобы поместить ее на время в закрытую лечебницу.
Михаил, вы не простите себе, если Женя что-то с собой сделает.
Молодая женщина двигалась как сомнамбула, сама ни с кем не заговаривала, только отвечала на вопросы. Если ее заставляли есть – машинально ела, если нет – не вспоминала про «хлеб насущный». И когда Михаил просыпался ночью – он неизменно видел, что жена не спит, а смотрит в потолок.
Мама Жени взяла на себя все домашние хлопоты, впервые забросив любимый театр. А через пару месяцев, в самую что ни на есть ненастную погоду, когда на улице снег смешивался с дождем, пришла к «молодым», попросила их заварить чаю покрепче, и сказала:
Ребята, хватит вам киснуть тут...Женин отец сделал вам подарок.
Какой? – спросил Михаил.
Женя молчала.
Поезжайте ка вы, мои дорогие, – мама выдержала паузу, – В Индонезию, к теплым морям-океанам....
Михаил с надеждой взглянул на жену – он не о путешествии сейчас думал, а о том, что предстоящая поездка выведет ее из сту-пора.
Я не поеду, – сказала Женя, – У меня нет сил...
А я тебя не работать гоню, – с неожиданным хладнокровием сказала мама, – Будешь там вот так же сидеть, и смотреть перед собой. Только там будут морские волны, а не эта мерз-ючепа-костная погода...Миша, ты ее не слушай, собирайтесь – и поезжайте. Если что, просто бери ее под мышку....
...Когда Михаил в следующий раз зашел к Елене, она сказала:
Нелли Александовна купила дочери квартиру. Зовет нас на новоселье. А через две недели день рождения у Надюши. Я ей обещала, что мы придем...
Мы уезжаем, мам....
Узнав о том, что сын с женой собираются в путешествие – на другой край земли – Елена оторопела.
Что ты продал? – спросила она почти с ужасом, – Это же безумные деньги.
Не бойся, мам, почки при мне и другие органы тоже. И в кредит мы не залезли. Это подарок Жениного отца. Причем очень неожиданный....
И Михаил, наконец, рассказал матери, что Женя дочь того самого...чье имя невозможно было не знать, живя в этом крае.
Елене стало плохо. И в первый раз за долгое время это была не «игра на публику», а настоящая сердечная бо-ль.
*
Полгода спустя Алла Тихонова сидела в Отделе по делам семьи и слушала нравоучения Ирины Сергеевны – той самой специалистки, которая недавно приходила к ней домой.
Ты понимаешь, к чему ты идешь быстрыми шагами? – спрашивала Ирина Сергеевна, – Размашистыми шагами, надо сказать...
Алла уже пробовала разные стратегии: от истерики - до агрессивных нападок, от покорности - до открытого хамства. Она убедилось - лучший результат получается, когда с этими тетками из отдела во всем соглашаешься. Поэтому она кивнула.
Тебя лишат материнских прав, вот и всё! Дома – грязь, а ты ведь женщина, ну как так можно? Холодильник открыли – он отключен, там вонь и плесень... Алка, если бы у тебя дочь не была такой маленькой, я бы ее давно уже в центр реабилитации засунула... Жалко просто, грудная она...Ни одна комиссия – ты пойми это – ни одна комиссия, побывав у тебя дома, не оставит тебе ребенка! И что ты потом делать будешь? Нового рожать? Да тебе вообще детей иметь противопоказано...
Алла заплакала. У нее это легко получалось. Она вообще сходу начинала себя жалеть «за несчастную жизнь».
У меня брат..., – всхлипнула она.
Какой еще брат? Ты хочешь сказать, что тот мужик, который спал в кухне на какой-то подстилке – это твой брат? Алка, не дури...
У меня нормальный брат, – обиделась Алла, – Он хочет опекунство оформить над моей дочкой...
А, вот ты почему такая смелая.... Ты считаешь, что у тебя не заберут дочку, а значит – можно пускаться во все тяжкие.... Алка, мужчинам очень редко дают опекунство, и если у твоего брата нет жены – он вряд ли сможет взять полугодовалого ребенка....
Когда через несколько дней в отдел пришел молодой человек – Ирина Сергеевна никогда бы не догадалась, что он имеет какую-то связь с Аллой.
Парень представился - и действительно заговорил об опекунстве. Но первый вопрос, который задала ему растерявшаяся специалистка был очень расплывчатым:
Скажите, а как так получилось, что...
Олег понял:
Как получилось, что мы с Аллой такие разные? У нее это началось еще в школе. Сперва компании, потом компании с выпивкой, потом ей было уже неважно – есть рядом кто-то или нет... Выпить можно и в одиночку. С зеркалом чокнулся – и вперед. Вы, наверное, знаете, что Аллу пытались лечить. ..И добровольно, и принудительно – ничего не помогло. И деньги я ей давал – на жизнь и на лечение... Вы догадываетесь, куда они все ушли?
Улыбка у Олега была мрачной.
Значит, вы думаете об опекунстве, – продолжала Ирина Сергеевна, перекладывая бумаги, – Вы, простите, кем работаете?
Геолог...
Тем более! - Ирина Сергеевна, видимо, получила подтверждение каким-то своим сомнениям, – Вы – как я понимаю – птица перелетная. У вас – экспедиции или что-то вроде того. Семьи пока нет, но она, конечно, появится...Мы, разумеется, стараемся, чтобы каждый ребенок имел отца и мать, хотя бы приемных, но в вашем случае....Вот честно – вам я не рекомендую...
Давайте оформим девочку... Она даже в государственное учреждение не попадет. Ее сразу удочерят. За такими очередь – здоровый младенец, девочка – это то, что большинство приемных родителей хотят получить. Даже странно, что у Аллы, несмотря на ее образ жизни, родился такой чудесный ребенок.... А с ней самой, насколько я понимаю – ситуация безнадежная... Ну что, будем лишать ее родительских прав, и передавать девочку в семью... Да?
Нет, – сказал Олег.
Ирина Сергеевна уставилась на него с таким изумлением, точно вдруг увидела препятствие на совершенно ровной дороге.
Я – родственник Маргариты, и я ее никому не отдам, – пояснил Олег, – Вы напрасно думаете, что все геологи обречены мотаться по стране. Да, я ездил в экспедиции, но теперь меня зовут в трест, к нефтяникам... И я вполне смогу пригласить для Риты няню, пока буду на работе. Ну а дальше – детский сад, и все такое прочее.
Алла согласна на это? – уточнила Ирина Сергеевна.
Олегу не хотелось говорить, что его сестра с легкостью променяла бы дочку на ящик бу-хла, Он лишь кивнул.
Ну что ж.... Тогда будем готовить документы. Предупреждаю, что обещать вам твердо я ничего не могу. Это очень нестандартная ситуация, и если девочка все-таки будет передана вам – предупреждаю – мы с вами будем часто видеться, – этими словами Ирина Сергеевна дала понять, что разговор окончен.
***
Олегу удалось добиться опекунства над девочкой, хотя это было очень непросто.Об одном только он не сказал в том, первом, разговоре - Ирине Сергеевне. О том, что увезет маленькую Маргариту в другой город.
Именно тут, в небольшом городке, у Олега была квартира, занимавшая половину одноэтажного коттеджа. Здесь же ждала его работа.
И еще в этом городе стоял дом, который несколько лет назад принадлежал другу Олега. Этого человека уже не было на свете, не осталось и никого из его родных. Старый особняк был заве-щан Олегу, но тот не спешил с ним что-нибудь делать. И это всех удивляло. Место было замечательное – одно из лучших в городе. У подножья горы – сразу за участком поднимался склон, густо поросший лесом.
Неподалеку была модная гостиница – свежий воздух, насыщенный ароматом хвои, с балконов открывался вид на город – и все приезжие старались остановиться именно здесь.
Соседние участки давно были скуплены – богатые горожане построили на них особняки. Олег же и не строился, и не продавал – хотя мог выгодно сбыть даже землю, без учета дома. Не раз предлагали ему заключить сделку, и цену давали хорошую, выше рынка. Он неизменно отвечал отказом. Пробовали пригрозить, но чем? Тем, что подожгут старый дом? Он все равно был непригоден для жилья – местами провалившаяся крыша, выбитые окна, трещины в стенах. Любой хозяин начал бы обживаться с того, что снес его до основания.
А отобрать каким-то путем этот дом у Олега – было невозможно. Чистые документы, не подкопаешься.
В каждом городе обязательно есть место, которое пользуется дурной славой. Будто людям не хватает острых ощущений, и тогда включается воображение. Так детям говорят, что в каменном строении в парке, том самом, где нет окон, а только одна дверь – живет Баба-Яга, которая выходит оттуда по ночам. Хотя в этой будке всего-навсего дворник хранит метлы и лопаты. Про местный пруд тоже сложена страшная байка – о том, сколько людей в нем уто-ну-ло когда-то. Хотя пруд недавно осушали, чтобы почистить – и всем было видно, глубина там никакая – человеку среднего роста по пояс.
Оброс своими легендами и заброшенный дом. Говорили, что там живет привидение, которое набросится на всех, посягнувших на эти стены. Находились даже мальчишки, которые забирались туда ночью, когда друзья проверяли их «на слабо» – или просто из интереса. И ребята эти уверяли, что видели и слышали что-то, обраставшее в их рассказах совсем уж фантастическими подробностями.
Одно было несомненно – в заброшенном доме никогда не ночевали бо-мжи, хотя такие места для них обычно заманчивы. Если подойти близко, и заглянуть в разбитое окно – можно было увидеть куски штукатурки и осколки стекол на полу, неведомо как уцелевшую люстру и сломанную мебель. С удобствами не расположишься, но от непогоды вполне можно укрыться.
Конечно, Олегу даже в голову не приходило привезти сюда ребенка.
Он выполнил обещание, которое дал Ирине Сергеевна – уволился с прежней работы и устроился на новую, позволявшую ему вести спокойную жизнь - уходить в свой трест утром и возвращаться вечером, иметь выходные дни – и больше не ездить в командировки.
Когда он говорил в отделе семьи про няню – это был не пустой звук. Олегу повезло с соседями. Вторую половину дома занимала на редкость славная семья. Муж с женой средних лет, у которых недавно родился первый долгожданный ребенок. Тоже девочка, и Олег думал, что у Маргариты будет подружка.
Илья и Света были людьми простыми и трудолюбивыми. В теплую пору года с наслаждением занимались садом – превратив свой небольшой участок в райский уголок. Но Новый год в этом же саду наряжали елку. Света нередко появлялась у Олега на пороге – то с пирожками, то с каким-нибудь вкусным салатом. Ей, как многим женщинам казалось, что одинокого – то есть неприкаянного – мужчину надо опекать. Олег же с Ильей нередко помогали друг другу в делах, требовавших мужских рук.
Когда у соседей появилась маленькая Соня, Илья категорически запретил жене работать. Света была поваром в школьной столовой, и муж знал, что это нелегкий труд. Илья не хотел, чтобы Света уходила готовить чужим детям, забыв про свою дочку.
Соня должна расти с мамой, – сказал он, и устроился на вторую работу.
Судьбу Маргариты, ее неожиданное появление у Олега, супруги приняли близко к сердцу.
Конечно, приноси девочку к нам, – сказала Света, – Они вырастут даже не как подружки, а как сестренки. И я буду считать, что у меня теперь близнецы.
Олег был рад, что Свете и в голову не пришло опасаться неизвестной наследственности. Он платил соседке значительно больше, чем в среднем брали няни, и хотя Света поначалу отказывалась от денег, потом она согласилась их брать, и Олег видел, что женщина довольна.
Правда Света задала тот же самый вопрос, что раньше Ирина Сергеевна:
А как быть, если ты захочешь жениться? Не каждая женщина пойдет на чужого ребенка....
И хотя Олег очень хорошо относился к этой паре, все-таки в откровенные разговоры он не пускался ни с кем. Он мог бы сказать, что никогда не женится на женщине, которая не примет Маргариту. Но ограничился кратким:
Давай ничего не решать заранее. Если до этого дойдет – тогда и посмотрим.
А Маргарита лежала в кроватке и старалась дотянуться до разноцветного кольца, подвешенного на веревочке. И когда у нее получилось задеть его ручкой – она впервые засмеялась.
*
Все последующие годы Михаил и Женя жили как самая обычная семья. Та памятная поездка к южным морям действительно оказала благотворное влияние на молодую женщину. Женя «вернулась». Правда, она сильно изменилась, уже не было в ней прежней «лихости», эпоха романтики и авантюризма ушла навсегда. Женя стала тихой, серьезной, продумывала каждый свой шаг – но близкие радовались и этому. Теперь с ней можно было общаться, строить какие-то планы.
Отец Жени не ограничился покупкой заграничного тура. Он купил молодой семье квартиру. Правда, скромную двушку – но все равно это был царский подарок.
Мать Жени терялась в догадках – почему человек, которого она любила, сначала забыл на долгие годы о ней и дочери, отделывался формальными поздравлениями с праздниками, а теперь вдруг потянулся к Жене? Ходили слухи, что с его собственными детьми не все благополучно, что-то они там затеяли...
И мать, и муж деликатно напоминали Жене, что стоит подумать о ребенке. Но, помня, через что она прошла, никто не решался настаивать, к тому же Женя сразу обрывала такие разговоры. Она больше не говорила, что ее дочка жива, но видимо, не отказалась от этой мысли полностью, таила ее где-то внутри.
Она окончила институт, стала работать в Салоне модной одежды.
Жизнь семьи стала идти так ровно, как бывает, когда один день похож на другой, и год предыдущий мало отличается от года последующего. Утренние сборы на работу, небольшие успехи, позволявшие каждому из супругов числиться на службе – на хорошем счету, мирные вечера с книгами и фильмами. Нечастые походы в кино или в театр. И отпуск, который Михаил и Женя неизменно проводили в одном и том же городке не берегу Черного моря – место это стало для них почти родным.
Мать Жени хоть и постарела, но по-прежнему играла в театре, только уже другие роли, конечно. Михаил теперь думал: мать теперь сделалась в чем-то моложе своей дочери. Она не утратила способность безудержно восхищаться, нередко у нее от чего-то загорались глаза. Женя же словно рано состарилась – сильные эмоции были ей больше недоступны. Она вела себя так, словно уже все видела и знала, и Михаил гадал – останется ли жена навсегда такой, или что-то всё же заставит ее встряхнуться?
А вот Елена изменилась очень сильно. Она давно вышла на пенсию, о которой так мечтала. Но теперь это не доставляло ей радости. Да, можно подниматься с постели хоть после обеда. Можно смотреть фильмы всю ночь. Можно ничего не готовить для самой себя – попить кофе с бутербродами и оставить посуду не мытой.
Но Елена смогла наслаждаться такой жизнью лишь первые пару месяцев.Потом она почувствовала, что здоровье ее начало рассыпаться. Оказывается, необходимость каждое утро вставать, делать легкую гимнастику и собираться на работу, а вечером ложиться в одно и то же время – каким-то образом придавали ей бодрость.
Сейчас никто ничего от нее не требовал и, глядя на себя в зеркало, Елена повторяла, что нужно как-то изменить образ жизни, потому что она стала выглядеть как старуха. Лицо отеч-ное, неприбранные волосы, один и тот же любимый халат, ни грамма косметики.... Может быть, записаться в Группу здоровья? Или начать откладывать деньги на санаторий? Но Елена боялась общаться с людьми – она знала, что начала заговариваться. Теперь нередко говорила она сама с собой, и какие-то отрывочные, несвязные фразы – вырывались у нее так же непроизвольно, как люди чихают.
Кончится тем, что молодежь сдаст меня в сумас-шедший дом, – говорила она вслух.
Елена больше не вмешивалась с жизнь сына и его семьи. Она убедилась, что там и на горизонте нет мыслей о разводе. На смену гневу и раздражению, вынудившим Елену когда-то пойти на отчаянный шаг – пришел страх.
Да, с тех пор как Елена узнала, кто отец у ее невестки – она боялась, что секрет будет раскрыт. Все это заставляло ее поддерживать дружеские отношения с Нелли Александровной и делать ей непомерно дорогие подарки, даже урезая в чем-то себя.
Со стороны могло показаться, что женщины души не чают друг в друге. Хотя на самом деле они стали друг друга ненавидеть. Елена – за то, что ее благополучие и добрые отношения с сыном - полностью зависели от врачихи. Вскройся правда – Женя и ее отец могли бы больно отомстить ей, а Михаил порвал бы с матерью отношения. Нелли Александровна же зубами скрежетала, вспоминая бывшую одноклассницу, которая подтолкнула ее совершить настоящее пре-ступление. Где был тогда ее собственный разум? Нелли Александровна твердила себе, что –вернись та минута – она ни за что не пошла бы на подлог. Но теперь поздно было что-либо отыгрывать назад.
Прежде Нелли Александровна увлекалась сахаджа-йогой, теперь же ее потянуло к православию. Она стала появляться в храме – сначала несколько раз в месяц, потом – каждое воскресенье.Казалось бы – с течением времени должно прийти некое успокоение. Но нет, Нелли Александровна все глубже осознавала свою вину.
*
Максим и Людмила – старшие дети Сергея Анатольевича, Жениного отца, действительно задумали недоброе. Кажется, все было у них. Для начала отец дал им высокие должности, синекуру в своем бизнесе, когда работать надо не так уж много, а доходы при этом большие. Люда вообще числилась «секретарем по связям с общественностью», и могла приходить в офис, когда ей вздумается.
Брат с сестрой построили себе дома – два величественных особняка. Резные ворота для Максима делали мастера из Санкт-Петербурга, а дом Людмилы формой своей напоминал корабль под парусом.
Но и брату, и сестре не хотелось оставаться не только в городе, но и в стране. Оба уже вкусили прелесть жизни заграницей. На этом и строился их план. Максим собирался доказать отцу, что ему уже не по возрасту заниматься бизнесом, нужно все продать. Оставить себе сумму, достаточную для того, чтобы ни в чем не нуждаться, а остальные деньги поделить между детьми.
Людмила согласилась – если брату удастся уговорить отца – взять себе меньшую сумму. И все равно этих денег хватило бы на безбедную жизнь в одной из чистых и ухоженных европейских стран. Но в душе Люда не верила в успех Максима. Она знала, что для отца его бизнес – не просто способ заработать деньги, это дело, которому от отдал жизнь, о котором он не может говорить без страстных интонаций в голосе. И это было – по мнению Люды - очень и очень досадно!
Когда Максим решился на откровенный разговор, отец выслушал его внешне спокойно. Потом позвонил дочери, спросил ее мнение, и узнал, что она полностью поддерживает брата.
Максим имел глуп-ость намекнуть, что в случае чего, он может надавить на отца. Пообещает рабочим другие условия, рост зарплат, и они будут ратовать за то, чтобы именно он, молодой и энергичный – взял все в свои руки.
В ответ на это Сергей Анатольевич сказал, что Максим с Людой могут считать - отца у них больше нет.
Я понял, с таким подходом вы и ки—ллера для меня наймете, дорогие дети! Но уверяю вас – и после моего ухода вы не унаследуете ничего. Я вам уже дал достаточно. И мне есть, кому оставить остальное...
Продолжение сегодня, в следующей публикации...
Автор Татьяна Дивергент
Следующая публикация
Комментарии 2
https://ok.ru/group/70000001811695/topic/157986668740079