Предыдущая публикация
В КУЛИСАХ ЯСНОЙ ПОЛЯНЫ — 2
[ https://vk.com/public155688991 ?w=wall-155688991_196080|часть первая]
Говорят, Толстой однажды поругался с Тургеневым, высмеяв его восторги по поводу последнего романа Жорж Санд. Не терпел фальши. Поэтому немудрено, что он тотчас ушел из "Современника", как только туда были взяты Чернышевский и Добролюбов с их новым эстетическим отношением искусства к действительности. К тому же издатель журнала "Русский вестник" Михаил Катков предложил Толстому более выгодные условия, так что все новые вещи, начиная с "Казаков", он печатал уже у Каткова. В итоге, пресытившись писательской средой, Толстой без всякого сожаления оставил Петербург и в 1857 году отправился за границу. Поездки по Германии, Франции, Швейцарии, Англии оставляют в нем впечатления красоты и продуманности западной цивилизации и в то же время ее давящего рационализма, почти бездушности...
Вторая поездка (1860–1861) была хоть и насыщенней, но впечатления от нее были отравлены смертью от чахотки любимого старшего брата — 37-летнего Николая. Того самого Николушки, рассказавшего брату Лёвушке про волшебную "зеленую палочку", закопанную у дороги к Старому Заказу, на которой записан секрет счастья всех людей на земле. Рассказывал Николушка и про Фанфаронову гору, и про "муравейное братство", но Лёвушка, а потом и старый граф Толстой продолжал верить в "зеленую палочку", в секрет счастья всех людей на земле. В зрелые годы Толстой как раз и попытается найти секрет этого счастья. Смерть Николушки, по словам Толстого, была "самым сильным впечатлением" в его жизни.
Поездив по Европе, полечившись в башкирском кочевье Каралык, Толстой возвращается в Ясную Поляну и продолжает писать... Первоклассная проза выходит из-под его пера: повесть "Казаки", роман "Семейное счастье". В то же время его, 34-летнего человека, распирает неуемная сила: он пробует снова заниматься крестьянскими школами, хозяйством, но кончается все это тем, что он заводит роман с яснополянской крестьянкой Аксиньей Базыкиной...
Он уже почти определился в жизни: нашел свое место в литературе, вновь обрел родовое гнездо со всеми его нерассказанными былями. Теперь, чтобы все наконец сложилось правильно, ему надо было жениться...
Период ухаживаний Толстого продолжался всего месяц, а от признания в любви до свадьбы прошло менее недели. Семью Берс Толстой знал с детства. Запросто бывал там, не раз его приглашали в гости "обедать и ночевать". Когда Толстой в 1861 году возобновил свои визиты, в семье было две девушки на выданье — старшая, Лиза, и Соня. Третья, младшая дочь Берсов, Танечка, играя, любила скакать на Толстом как на коне. Все думали — и этикет этого требовал, — что Толстой посватается к Лизе. Но он выбрал Соню. Ее отличала необыкновенная доброта и женственность: она часто сидела в детской, играя с младшими братьями, лечила их, когда они болели...
Толстой мечтал о семье с 15 лет, в чем признавался тетушке Ёргольской. В книге "Лев Толстой — свободный человек" Павел Басинский, пишет, что "семейная программа" Толстого предполагала "не только копирование прошлого, но и его исправление". Все то же, только без постигшего семью несчастья, сделавшего детей сиротами. Толстой был влюблен много раз, но сам же и отвергал своих избранниц, в какой-то момент понимая, что ни одна из них не годится для такой программы. А вот Сонечка Берс — годится. И он влюбляется — страшно, умопомрачительно. Пытается объясниться с помощью чудовищной аббревиатуры, написанной на ломберном столике, но его избранница (в отличие от Кити в "Анне Карениной") не понимает его. Тогда он пишет ей письмо, несколько дней носит его в кармане, не решаясь отдать, и наконец 16 сентября это случается в доме Берсов. Прочитав письмо, Соня поднялась в девичью комнату и заперлась на ключ. Узнав, что граф сделал сестре предложение, Лиза потребовала, чтобы та немедленно отказалась. Соня вышла в комнату, где ждал ее Толстой. "Разумеется, да!" — сказала она.
23 сентября молодые обвенчались, и Толстой в тот же день увез жену в Ясную Поляну, для чего специально купил дормез — огромную карету, в которой можно было ехать лежа... Толстому было 34 года, ей — 18. Она с решимостью пошла на этот шаг. Он — не без потрясения: утром в день свадьбы явился в дом Берсов, вбежал к Соне, заявил, что надо остановить свадьбу, если она считает, что он ее недостоин. Отчего это? Оттого, может, что незадолго до свадьбы Толстой принес невесте свой дневник и настоял на том, чтобы она его прочла? Он хотел быть до конца правдивым с невестой, но при этом не жалел ее чувств... И шрам от прочтения этого дневника остался на ее сердце на всю жизнь... Так что начало семейной жизни Толстых было, можно сказать, бурным. Должно было пройти хотя бы немного времени, чтобы душа успокоилась. Но Толстой будто подталкивает вперед и события, и чувства. В первый же день пребывания в Ясной Поляне: "Неимоверное счастье... Не может быть, чтобы это все кончилось только жизнью". Как это — "не может быть"? Жизнью — а чем же еще?
Поселившись во флигеле, оставшемся после продажи "большого дома", юная Соня обнаружила, что жилище их грязно, муж спит на подушке без наволочки, а в столовых наборах нет ни одного порядочного ножа и вилки. Она надела наволочки на подушки, завела приличную посуду, выполола сорняки вокруг дома... Всего через несколько месяцев, уже беременная, она ходила по усадьбе со связкой звенящих ключей на поясе, прекрасно освоившись с ролью хозяйки. В это время их взаимная любовь сильна: "Нынче я проснулся, она плачет и целует мне руки. Что? Ты умер во сне... Люблю все лучше и больше". "Мы недавно почувствовали, что страшно наше счастье. Смерть и все кончено. Неужели кончено? Бог. Мы молились".
Забегая вперед, скажем, что Софье Андреевне удалось, в общем, невозможное: прожить с гением почти пятьдесят лет... Она родила ему тринадцать детей, из которых выжили только восемь. Она переписывала написанное Толстым — у него был до того скверный почерк, что он сам порой не разбирал, что написал, — вычитывала корректуры, слушала, как он читает ей написанное. Одновременно она "держала" весь дом и хозяйство усадьбы. Ей больше других суждено было любить, узнать и понять Толстого.
После смерти мужа она написала книгу "Моя жизнь", в которой нелицеприятно рассказано о Льве Николаевиче: здесь жалобы на черствость и неотзывчивость Толстого, на его зацикленность на самом себе, но если суммировать эти жалобы, то прочитывается одно: "Тяжело жить с гением..." Да, тяжело. Порой невыносимо.
"Вспоминая о мамá теперь, когда мне уже за 60 лет, — писал сын Толстого Илья Львович, — я часто думаю: какая это была удивительно хорошая женщина, удивительная мать и удивительная жена. Не ее вина, что из ее мужа впоследствии вырос великан, который поднялся на высоты, для обыкновенного смертного недостижимые. Не ее вина, что он шагнул так, что она невольно осталась далеко позади него".
1860–1870-е годы были по-настоящему счастливыми в жизни семьи. Толстой писал. Софья Андреевна вела хозяйство и занималась детьми. Все складывалось именно так, как он хотел. Писал Толстой мучительно, "кровью". Целый год потребовался ему, чтобы найти начало "Войны и мира". Но он делал то единственное дело, к которому был приговорен роковым проигрышем фамильного дома: восстанавливал прошлое. Язвительный Салтыков-Щедрин недаром назвал журнальную публикацию "1805-й год" "болтовней нянюшек и мамушек": Толстой действительно широко использовал семейные предания в написании романа. Так, его дед, князь Волконский, превращался в старого князя Болконского; в князе Андрее проступают черты его брата Сергея; история женитьбы и любви его отца и матери претворяется в историю женитьбы и любви Николая Ростова и княжны Марьи; образ тетушки Ёргольской воплощается в образе Сони, "навсегда влюбленной в Николая". А для того, чтобы выплавить образ Наташи Ростовой, ему пришлось "перетолочь" в одной ступе характеры Сони и Танечки Берс.
Начало романа было написано в "комнате под сводами", бывшей кладовой, где Толстой оборудовал свой первый кабинет. Иногда ему требовалось одиночество, и он работал в оранжерее или в маленькой избушке, построенной в лесу. Одновременно он с удовольствием занимался хозяйством: завел плуги, железные бороны, развел в оранжерее персики, лимоны, ананасы, распоряжался удобрением полей, чинил мосты и плотины, сеял клевер, одно время увлекся пчеловодством. Он не оставляет мечты сделать Ясную Поляну доходным имением: вдвое увеличил площадь яблоневых садов в усадьбе и начал сажать лес — ходовой товар в полустепной Тульской губернии. Но основной доход семье приносили все же литературные занятия Толстого. Публикация "Войны и мира" сделала его знаменитым писателем. А "Анна Каренина" позволила больше не думать о деньгах. Слава его росла. Казалось, Толстой достиг всего, о чем мечтал.
Но именно после публикации "Карениной" с ним случается что-то странное. Все, чего он раньше страстно добивался, неожиданно теряет всякий смысл. В своем первом религиозном произведении, "Исповедь", он назвал это остановкой жизни...
В конце 1870-х Толстой приближается к своему пятидесятилетию. Это крепкий, сильный и, в общем, здоровый человек. Но он не знает, куда ему дальше двигаться. Ему кажется, что все кончено, что подступает смерть, что она всегда тут, рядом. Он прячет от себя веревку и ружье, чтоб не покончить с собой... Толстому тесно в семье, тесно быть помещиком. И даже писателем. Могучая натура влечет его куда-то. Поначалу он только не может понять — куда? Он изучает Евангелия, занимается хозяйством, учит греческий язык, потом принимается за еврейский... При этом ему неприятно, что Софья Андреевна остается "графиней" и поглощена издательскими делами, домом и семьей, а дети безразличны к его исканиям...
28 января 1881 года умирает Достоевский. Толстой с ним не был знаком и, видимо, сознательно избегал этого знакомства. Однако по поводу смерти Достоевского он пишет литературному критику Николаю Страхову 5 февраля: "Я никогда не видал этого человека и никогда не имел прямых отношений с ним; и вдруг, когда он умер, я понял, что он был самый близкий, дорогой, нужный мне человек... Опора какая-то отскочила от меня. Я растерялся, а потом стало ясно, как он мне был дорог, и я плакал, и теперь плачу". За два дня до этого Страхов писал Толстому: "Он стоял особняком среди литературы, почти сплошь враждебной, и смело говорил о том, что давно было признано за "соблазн и безумие". Что же было "соблазном и безумием" с точки зрения просвещенной литературной среды того времени? Проповедь христианства как последней истины.
На протяжении 80-х годов Толстой занимается религиозной проблематикой. И ему кажется, что он наконец нашел секрет всеобщего счастья: непротивление злу насилием. Он считал это главной заповедью Христа. Но если насилие — главное зло, то как возможны войны, полиция, суды, тюрьмы, казни, церковные благословения войскам? В марте 1881-го, после убийства народовольцами императора Александра II, Толстой через обер-прокурора Святейшего синода Победоносцева отправил новому царю, Александру III, письмо с просьбой не казнить убийц отца. Толстой был возмущен убийством Александра II. И тем не менее просил помиловать людей, совершивших этот чудовищный акт. Но письмо Толстого Александр III не читал. Победоносцев попросту не передал его государю.
Но государство, в котором живут люди — не Царство Божие на земле. Нигде, ни в одной стране оно не обходится без насилия и принуждения. Толстой не хочет знать, что иначе, по-видимому, нельзя. И он отрицает государство. Отрицает церковь. Идейно. Последовательно.
...В 1882 году он делает последний подарок своему семейству: покупает дом в Хамовниках в Москве. Старшие дети выросли, им надо готовиться в университет, младшим — в гимназию... А дальше — никаких послаблений семье, продолжающей вести "барский" образ жизни. Он отрекается от собственности — все его наследство, составившее полмиллиона рублей, в 1891 году было разделено между Софьей Андреевной и детьми, — и остается в Ясной Поляне нищим, приживальщиком при "господах". Он отказывается от авторских прав на все свои произведения, написанные после 1881 года.
В 1890-е он создает свой главный религиозный труд — "Царство Божие внутри вас". Тогда же появляются последние художественные шедевры: "Крейцерова соната", "Хозяин и работник", "Отец Сергий". Кто будет их публиковать? С 1883 года Софья Андреевна становится фактической издательницей Толстого. Но ей он отказывает в исключительном праве публиковать вещи, написанные после "духовного переворота", поскольку она не разделяет его взглядов.
В феврале 1895 года Толстой и Софья Андреевна поссорились из-за публикации повести "Хозяин и работник". Дело происходило в Хамовниках. Толстой заявил жене, "что уедет навсегда из дому и не вернется".
Софья Андреевна выбежала из дома первая и побежала по заснеженному переулку. Толстой в панталонах, без блузы, в жилете догонял ее и просил вернуться: "Я рыдала и помню, что кричала: пусть меня возьмут в участок, в сумасшедший дом. Левочка тащил меня, я падала в снег, ноги были босые в туфлях, одна ночная рубашка под халатом"...
В это время в доме умирал от скарлатины их младший и самый любимый ребенок — Ванечка, в котором Толстой видел своего духовного наследника... Он, кажется, объединял непростую семью Толстого. Говорил: "Не сердись, мама. Разве не легче умереть, чем видеть, когда люди ссорятся..." Смерть Ванечки как будто что-то надломила в доме Толстых. "Софья Андреевна не могла оправиться от потрясения многие годы, — пишет в книге "Лев в тени Льва" Павел Басинский. — Именно с этого началось ее серьезное душевное расстройство. Ее мучили ночные галлюцинации... она уходила в сад и беседовала с мертвым Ванечкой...". Толстой тоже был потрясен смертью сына. Он потерял последнюю надежду на то, что сын продолжит главное дело его жизни...
В ноябре 1909 года он принимается за завещание, по которому хранителем и издателем его литературного архива должна стать дочь Александра и давний друг Владимир Григорьевич Чертков, издавший уже при советской власти 90-томное собрание сочинений Толстого. Неожиданно приходит телеграмма из Ясной: "Софьи Андреевны сильное нервное расстройство, бессонницы, плачет, пульс сто, просит телеграфировать". И Толстой с Сашей спешно едут в Ясную Поляну. Близился финальный акт драмы: уход Толстого из дома.
Вот: почему он ушел? С ноября 1909-го по ноябрь 1910-го, когда Толстой в овчинном тулупе темным утром, как тать, бежал наискось через сад к кучерской избе, чтобы приказать заложить лошадей, в жизни Ясной Поляны ничего, по сути, не изменилось. Не изменилось и его отношение к жене: тут и любовь, и привычка, и жалость к ней, и ужас перед ее поведением, и постоянное желание уйти, и понимание, что уход станет жестокостью по отношению к больной жене... Вообще, полагать, что Толстой ушел из Ясной Поляны из-за Софьи Андреевны — крайнее легкомыслие. В этом поступке, как во внезапной поездке на Кавказ, все отдано случаю, все — порыв, все — последняя надежда. В такие минуты человека ведет Бог — к какой-то последней откровенности, к последней свободе перед смертью. Всего десять дней свободы — от этого бегства через яснополянский сад до смерти в постели начальника станции Астапово... Но как он иначе мог прокричать свое "не хочу"? Свое "не принимаю"? Не принимаю ту жизнь, которую ведет семья и все "образованное общество".
Не принимаю церковь. Не принимаю жестокость и насилие государства, не принимаю смерть Ванечки, не принимаю кривляющееся искусство, славы не принимаю, не принимаю обожателей и подражателей, журналистов, оставьте меня одного, наедине с собой оставьте, в покое. На воле... Не мог он не бежать из Ясной Поляны перед смертью, чтобы оставить это свое последнее послание, которое пишется уже не словами, а поступками. Как гениальный писатель, он понимал, что в конце жизни нужна твердая точка. И он ее поставил.
В. Голованов
Следующая публикация
Слизень, который смог
Нет комментариев