МУДРЫЕ РОДИТЕЛИ - НА МИЛЛИОН

Утром разозлилась на cына Он случайно взял мой пpoпyск - перепутал - и умудрился его потерять. Никакого криминала - но гемopрой с восстановлением. Прочитала ему с утра лекцию про нeвнимательность. Пока ругались с сыном, дочка уже собралась в сад. "Давай скорее!" - пoдгоняю я сына, вон, мол, сестра стоит в прихожей, потеет, а ты еще в трусах. Сын заметался, заcoбирался, не может найти ключи. Получил словесную саечку за безответственность. Я ворчу. В итоге, мы уходим с дочкой, не дождавшись сына, и внутри меня бурлит раздражение, и я забыла сказать ему, что люблю его, а мне это важно. Я фаталист, и вот это "и каждый раз на век прощайтесь, когда расстаетесь на миг" - про меня. В итоге мы идем в садик, но мне дискомфортно внутри, и я разворачиваюсь и решаю дождаться сына, который по моим расчетам должен одеться и выйти через 5 минут, и поймать его в свои объятья, помириться и напомнить: даже когда я очень злюсь на тебя, я люблю тебя не меньше. И вот мы с Катюней тусим под подъездом, 5 минут, 10, 15. Мы уже опоздали на завтрак в садик, да и сын опаздывает в школу. Я снова вскипаю, и когда сын появляется в подъездной двери, вместо "люблю" я шиплю в него: "Что так долго? Как можно 15 минут надевать штаны???" Бубубубубу. И тут сын говорит: - Мам, вот помнишь, мы однажды вернулись из отпуска, где отдыхали я, ты и Катя. А папа работал, был дома. К нашему приезду он убрался, приготовил вкусный ужин, но не успел помыть посуду. И вот мы вошли в квартиру - и я сразу обратил внимание на эту посуду, мол, эх, папа-папа. А вы мне прочитали лекцию о том, как важно замечать хорошее тоже, даже если оно идет в паре с плохим. И что нельзя концентрироваться на промахах человека, который очень старался сделать что-то хорошее. Вот ты сегодня утром - как я тогда. Ничего хорошего не заметила... И я смотрю на него, моего всклокоченного любимого цыпленка, и вдруг понимаю, как он прав! Какой прекрасный урок воспитания сыном мамы! - Иди сюда, - я распахиваю руки, и обнимаю Дасю. Бесконечно любимого сына, который по сути невероятно беспроблемный ребенок, юморной, здоровый, любопытный, самостоятельный, он прекрасно учится, вчера до ночи решал олимпиаду, и вообще... Как я могла этого не заметить? - Прости меня. Я тебя очень люблю, - гoворю я. - Я тебя больше... - Нет, я. - Нет, я... В общем, опоздали все, конечно. А на завтрак - запеканка. Но зато восстановили баланс любви и взаимопонимания в семье. А это многократно важнее запеканки! Ольга Савельева

Внутри каждой известной мне женщины есть такой специальный термометр, у которого из отметок есть только ноль. Этот ноль означает "могу". Всё, что ниже ноля, означает "не могу". Плюс этого внутреннего термометра бывает разной величины, и ни одна из известных мне женщин его не измеряет в числах. Когда она в плюсе, она просто может. Может разные вещи: от вымыть голову с утра - до руководить тремя отделами. От ездить на тренировку с сыном к 8.00 четырежды в неделю - до эмиграции в другую страну. Нахождение в плюсе женщина обычно называет нормой и считает предъявляемыми к ней требованиями. Ей не кажется, что тренировки, топ-менеджмент или эмиграция - это что-то такое особое. Скорее всего, она делает то, что обязана и что от неё ждут. Я очень хорошо помню, как в балетной школе от каждой матери ожидалось, что она будет работать "мамой балерины". Следить за диетой, водить трижды в неделю на занятия, платить за индивидуальные уроки и уроки растяжки, покупать дорогие костюмы для единственного выступления и уметь делать балетную кичку идеально. Всё это надо было уметь и делать без лишних вопросов. В гимназии ожидалось, что мама не работает, а занимается ребенком, потому что его надо встречать из школы в середине дня, водить на кучу кружков, делать вместе с ним домашнее задание (в учебнике могло быть написано "сделайте вместе с родителями...") и очень хорошо соблюдать режим дня, чтобы не накапливался недосып. Это называлось нормой. Заметим, что в эту норму было включено по умолчанию условие, что мама каким-то образом имеет деньги на такую жизнь, при этом не работая, потому что а кто будет выполнять все вышеперечисленные требования? Но правда в том, что термометр женщины очень легко и быстро может упасть на отметку ниже ноля, и тогда она _не может_. На самом деле обычно ничего такого страшного, что мама не может. Не может найти мужчину, который будет обеспечивать возможность заниматься только ребенком как проектом (извините, таких мужчин на всех не хватит). Не может делать с ребенком домашнее задание, потому что она, например, сутками на работе, или не знает английский язык, или ничего не понимает в нынешних учебниках, или никогда не играла на скрипке. Всё это преподносится сейчас как архиважные вещи, но на самом деле ещё поколение назад все эти активности относились к жизни элитной верхушки и были малодоступны большинству детей. Бывает и другой ноль. Иногда мама не может вставать утром, потому что она больна. Или спать по ночам, потому что она больна. Иногда мама не может остаться жить. И в этом случае о ней редко говорят в выражениях "она долго жила ниже ноля" или "это был слишком сильный минус". Обычно окружающие начинают рассуждать в том ключе, что все вокруг прекрасно живут в плюсе, что надо брать себя в руки и надо уметь справляться с собой. Так вот, дорогие женщины, кто сейчас в ноле или ниже ноля. Самое главное - это чтоб вы остались жить. А не чтобы вы из своего минуса и "не могу" тянулись к чужому плюсу. Вы нужны. Таисия Попова

#детство #мама #родители

#отец

Как хорошо, что есть мама!

Мир сошёл с ума: мне убеждённо доказывают, что готовить детей к школе с трёх лет — первоочередная обязанность любого родителя. Причём под подготовкой к школе имеется в виду не чтение вслух сказок с последующим разыгрыванием сюжетов с куклами. Теперь подготовкой к школе считается «возить детей на курсы при будущей гимназии, иначе туда вообще не попасть, и его блистательная карьера не состоится». Какая карьера, о чём вы? Ему пять лет, вся его радужная перспектива сейчас выглядит как «а закину я мячик на крышу сарая или нет, и что мне за это будет?». Возить детей на машине до курсов (или отправлять с няней и шофёром) гораздо проще, чем проделывать все эти муторные и рутинные операции: пластилин, краски, к ковру все прилипло, о конструктор папа спотыкается, для детского театра всё вытряхивается из шкафа, дети шумят, бегают, ссорятся, рыдают, требуют участия. Эти бесконечные: «Мам, давай ты будешь волком, а я Красной шапочкой». Или, что совсем непереносимо: «Не хочу ничего делать, дай мне айпад». Вот тут чувствуешь себя худшей матерью во Вселенной и... начинаешь собирать рюкзачок «на занятия». Уф. На три часа все заняты: ребёнок типа развивается, а я типа при деле. На этих курсах за редким исключением детей учат: сидеть за партой «правильно», не бегать, не шуметь, правильно держать карандаш, раскрашивать по шаблону, обводить строчки. Ребёнок выходит уставшим, обесточенным, а ему ещё домашних заданий наваливают, да ещё и ругают за то, что вертелся на уроке. Не потому, что тётки злые, а потому что они по-другому не умеют, не обучены. Их самих так воспитывали, поэтому они и учительницы. Мальвины против кучи Буратин. Хотя единственная норма для ребёнка дошкольного возраста — как раз вертеться. И совать во всё свой любопытный нос. И непрерывно спрашивать. И всё хватать. А также драться, бегать, строить куличики и отношения, сочинять и проливать на себя грязную воду на рисовании. Главная задача детства, неотменная и невосполнимая позже, — наиграться. Если вам нужны научные доказательства и результаты исследований, почитайте работы Выготского, Нины Гуткиной, статьи Марьяны Безруких, зарубежные публикации. В свободной неструктурированной игре формируются все необходимые функции, навыки и умения. Поэтому я настаиваю: главной формой подготовки шестилетних детей к школе должна быть игра. Хотите примеров? Пожалуйста. 1. Игры с мячом. Развиваем произвольное внимание, концентрацию (за мячом надо следить), координацию и ловкость (без которых потом трудно понимать геометрию, да и остальные точные науки). Если это игра с правилами, а не просто беготня, то ребёнок приучается соблюдать очередь, считаться с партнёрами, следовать жёстким правилам. Вы видите, что это всё как раз список «трудного поведения», при котором первоклашкам ставят СДВГ и сажают на транквилизаторы? Неусидчивый, выкрикивает с места, задирается, не может высидеть урок. Так он не набегался, не напрыгался, его раньше времени посадили за парту! 2. Салки, прятки, всевозможные «Штандерт-стоп» и казаки-разбойники. То же самое: подчинение правилам, умение переживать проигрыш. 3. Бесконечные лего и прочие кубики. Пространственное мышление, понимание основных законов механики, состав числа (сколько надо маленьких деталек, чтобы заменить одну длинную балку? А почему вот этой дуги не хватает, чтобы соединить два конца?). Умение вести проект, доделывать до конца, держать фокус, сотрудничать. Самое главное, на отсутствие чего потом жалуются родители: умение создать в голове образ, придумывать и сочинять. 4. Любые карточные игры, «ходилки», лото. Произвольное внимание, концентрация, предвидение, стратегия. И быстрый счёт в уме. 5. Мои любимые «Быки и коровы». Тренируем фонематический слух, правописание, быстроту реакции. Играю с шестилетней племянницей в «быка и корову». Пока букв было три, и мы играли путём переписки в скайпе, всё шло нормально. Через два месяца Дуська стала отгадывать слова буквально за семь ходов. Потом мы стали играть вживую. Решили перейти на четырехбуквенные слова. И вот тут меня и подстерегло. Дуська никак не может отгадать моё слово, хотя все буквы вроде подобрала, но сложить их вместе не удаётся. Ладно, говорит, сдаюсь. Я называю: «маяк». «Ничесна, — вопит Дуся. — Тут пять букв!». «Как пять?!» — подпрыгиваю я. Ну как же, отвечает мне грамотная, читающая, знающая всего Крылова наизусть девочка, «М-о-й-а-к». А играли бы письменно — так и не узнали. 6. Куличики, строительство тоннелей в песочнице, взрывы в грязи и швыряние камнями в забор. Физические свойства материи, тактильные ощущения, погружение в себя, умение фантазировать. И всё это вы хотите заменить сидением за партой и рисованием квадратиков по клеточкам? Ни мозг, ни психика, ни тело ребёнка не предназначены для этого. Единственные люди, которым подготовка к школе приносит пользу — педагоги. Которым тоже надо кормить своих детей. Нина Иосифовна Гуткина, которая преподавала мне возрастную психологию, каждому курсу повторяла как заклинание: до семи лет у детей не сформированы структуры в мозгу, отвечающие за распознавание символов, то есть за чтение и узнавание цифр. Да, конечно, можно и нужно знакомить детей с буквами, желательно — на подручных предметах, между делом, в игре и прогулке. Учиться читать по вывескам, как Маяковский. Но не требовать, чтобы к школе он сам читал толстые книги. Это всё придёт позже, в своё время. Перестаньте читать всякие мамские сообщества и слушать своих приятельниц, у которых «мальчик в пять лет уже шпарит Бунина наизусть». Во-первых, шпарить что-то наизусть — это не про умение читать, а про память и упорную бабушку. Во-вторых, умение читать в раннем возрасте — вообще не показатель. Ни ума, ни способности к обучению, ни тем более ваших родительских навыков. Так что взяли детей подмышку — и на площадку. Если самим невмочь — наймите Мальвину лет 13, пусть пасёт и реализовывает свои учительские потребности. Только не тащите бедолагу на подготовку к школе. Ему и так это счастье потом на 11 лет. Катерина Демина

РОЛЬ ХОЛОДИЛЬНИКА В ВОСПИТАНИИ У нас эта блок-схема появилась на холодильнике, когда мне надоело каждый раз тыкать в незастеленную кровать, напоминать про уроки и просить выполнить то или иное поручение. То есть ребенок просыпается/приходит из школы и первым делом: можно комп? И я чувствую себя занудным морализатором со всеми этими уроками и зубами... а это сделано? А это? А это закончила? В итоге я сделала схему на холодильнике и она отлично работала. Ребенок приходил и спрашивал: мам, что мне сегодня надо сделать? (А не а моооооожно кооооомп?). Сейчас у нас на холодильнике схема обращения с отходами. Что куда сортируем. Кажись сработало. Даже муж понял. Светлана Морозова

Я выросла в дефиците маминой любви, а теперь она жила в неосознанном дефиците моей. Мама любила чистые окна. Чистые окна и выстиранные шторы. Я ее понимаю: прозрачное окно — это иллюзия его отсутствия и соединения с природой. Будто вот тот тополь совсем рядом — только протяни руку. А если окно грязное, то это напоминание, что ты отгорожен от внешнего мира, в котором ездят машины, дымят заводы и строят бензоколонки. Мама любила чистые окна, но не любила их мыть. Пока мы жили вместе, их мыла я. Каждую неделю. Зимой — только внутри, во все остальные сезоны — везде. Мама просила, и, если я не выполняла просьбу, она обижалась. Плакала и пила валокордин. Мамин валокордин — отличный мотиватор. Я шла и мыла окна, хоть я и ненавижу убираться. Но еще больше я ненавижу, когда пахнет валокордином. Золушка Олюшка. Золюшка. Я устала мыть окна и выскочила замуж. За того, кто не повернут на чистоте и кому плевать на грязные окна. Я уехала от мамы, стала жить с мужем на его жилплощади. Мама капризничала, требовала меня обратно, ждала, когда я наиграюсь в жену. Я ездила к ней все реже. Потому что каждая поездка — это уборка. А если я устала, то тоже уборка, но через валокордин. Потом я родила сына, и мне стало совсем не до чужих грязных окон. Мама на меня привычно обижалась, я привычно оправдывалась. Классическая созависимость, осознанная с моей стороны. — Мам, я не могу ехать из другого города, чтобы вымыть тебе окна. У меня семья, маленький ребенок, куча дел. Есть такая служба клининговая, я оплачу, придет человек и помоет тебе окна. — Чужой человек?! — ужасается мама. — Да. Придет, помоет и уйдет. У него работа такая. — Придет человек и спросит: «Вы что, одинокая?» Я скажу: «Нет, у меня дочь есть». Человек спросит: «А почему она не помоет вам окна?» И я умру со стыда. — Не умирай. Объясни ему, что ты хочешь, чтобы окна мыли каждую неделю. А твоя дочь живет в другом городе. и у нее грудной младенец… — Ужасно это все. Чужие люди моют мне окна, будто я сама не могу. — Но ты не можешь! — Я родила того, кто может. — Он тоже не может. — Он не хочет! И это очень стыдно. — Мама, я у себя дома не мыла окна два сезона. Даже три. Мне некогда. — И тебе не стыдно? — Нет. У меня были другие, не менее важные дела. — Окна — это душа хозяйки. Чистые окна и вкусный борщ. Если у тебя грязные окна… — Я плохая хозяйка, и меня это устраивает. — Я просто не понимаю, в кого ты такая… Я бы умерла со стыда… Я бесилась. Бросала трубки. Нервотрепка и манипуляции — это встроенная функция в базисную комплектацию моей мамы. Она любила, чтобы все было так, как хочет она, и тогда, когда ей удобно. Такое чувство, будто ей не нужны чистые окна, ей нужны окна, вымытые именно мной. Однажды она попросила отвезти ее на дачу с саженцами. Во вторник. Я не могла во вторник, могла в четверг. — Мам, давай в четверг? — В четверг я уже обратно поеду. Мне нужно во вторник. — Давай я найду водителя, заплачу ему, и он тебя отвезет. — Чужой человек?! Что скажут соседи? Скажут: «А где твоя дочь, почему ей нет до тебя дела?» Стыдоба. Я поняла: маме не надо было на дачу, ей надо было, чтобы на дачу отвезла ее я. Я злилась. Сопротивлялась. Орала. Плакала. Умоляла. Объясняла. Бросала трубки. Звонила вновь. Мама же… Несколько лет у меня ушло на понимание того, что это мамино «самодурство» — на самом деле подсознательное желание быть рядом, компенсировать тот факт, что за всю мою на тот момент 30-летнюю жизнь вместе мы жили только 5 лет. Мама не растила меня, у нее на это не было времени, а сейчас есть, и она заманивает меня к себе, но теперь у меня на это нет времени. И вообще, классная штука своевременность — это когда два человека совпали по времени и интересам в одном моменте, который нельзя сместить на потом. Нельзя выбрать любое удобное время, чтобы понянчить дочь, надо нянчить ее, пока она маленькая. Пока мама искала на это время, я уже выросла, и мне не нужна мама, которая нянчит, я научилась извлекать материнское тепло из других источников. Но поколение наших мам не склонно к рефлексии и никогда не признает своих ошибок. Мама хотела ко мне на ручки, хотела быть рядом, обратить на себя внимание, но просто не знала другого языка коммуникации, кроме ультиматумов. Осознание этого факта сделало меня мягче. Я больше не злилась — я читала между строк. Мама ставила задачи для меня с единственной целью: увидеть меня. А я предлагала заменить себя клинерами и водителями за деньги… Зачем ей чужие люди в ее жизни? Ей дочь нужна… Я стала приезжать к ней чаще. Брала сына и приезжала к маме на несколько дней, а иногда на целую неделю. Мама трактовала эти мои приезды иначе: она решила, что я сбегаю от мужа, и у нас все плохо, и эти отъезды — предвестники развода. — Вы разводитесь? — Мам, что за ерунда, у нас все хорошо. — Ну не хочешь — не говори. Поколение наших мам никогда не бывает не право, ага. Жизнь — удивительный бумеранг. Она сама насаждает справедливость. Я выросла в дефиците маминой любви, а потом мама жила в неосознанном дефиците моей. Жизнь забавлялась, дирижировала ситуацией. Потом мама сильно заболела. Я сначала не поняла, что все серьезно, думала, очередная манипуляция. Манипуляции здоровьем — самые эффективные. Они гарантируют, что я в любое время дня и ночи брошу все и поеду к ней — спасать. А на деле окажется, что никого спасать не надо. То есть надо, но не от скакнувшего давления, а от приступа нелюбви. Однажды я ехала к ней в ночи, беременная, после ее звонка, что ей плохо. Мама плакала в трубку. Я стала собираться, поругалась с мужем, который пытался меня не пустить, и помчала по ночному городу, 2 часа на пределе скорости, чтобы убедиться, что мама… сладко спит. Но в тот раз все было серьезно. Мама ослабла, не смогла ходить без поддержки, сначала попросила ходунки, а потом пересела в инвалидную коляску. А потом совсем слегла. Я понимала, что ей нужен уход. Стала искать сиделку с медицинским образованием. Оказалось, что это очень дорогая услуга. И чем тяжелее пациент, тем дороже (ведь это надо поднимать, мыть и т. д.). Средняя цена такого ухода с учетом маминого веса — 65 тыс. рублей в месяц. Это без всего, только работа. А еще памперсы, медикаменты, продукты… Получалось вообще под сотню. Но самая большая проблема, которую я предвидела, это даже не деньги. Это тот факт, что за мамой будет ухаживать чужой человек. Не я. Я прямо видела мамины слезы и вот это ее коронное «Я умру со стыда». Соседи спросят: «У тебя что, дочери нет?» Я приняла решение переехать к маме. С сыном. Это был август. Я отдам ребенка в сад в сентябре. И буду ухаживать за мамой. Муж был ошарашен этим решением. Я его с собой не звала, потому что понимала: он не поедет. Он с 14 лет живет один, с 23 — со мной, он разучился жить на чужой территории. А тут уехать в чужой дом, в ковры, в хрусталь, в бесконечные манипуляции… — Мы будем приезжать к тебе на выходные, — успокаивала я его. — Ну считай, что мы на заработки уезжаем. Зарабатывать 100 тыс. Муж считал решение провальным. Он готов был устроиться на вторую работу и найти возможность оплачивать сиделку теще. Да и я могла на работу выйти, сына — в сад. Я не знала, как объяснить мужу то, что маме не нужен чужой человек. Муж не знал, как объяснить мне, что я в очередной раз поддаюсь на манипуляцию. Мы разъехались на пике непонимания друг друга. Семья — это поддержка. Поддержка — это раскрыть зонт в дождь над тем, на кого ты очень сердит. Потому что как бы ты ни был сердит, ты его любишь, а любовь сильнее обид и непониманий. Я сидела под дождем и не чувствовала ничьих зонтов. У меня был один зонт, и я раскрыла его над мамой, а не над мужем, потому что маме нужней. Мама больна. И мама у меня одна, другой не будет. Я выдержала полгода. 6 месяцев бытового ада. Я — объективно — плохая сиделка. Потому что я не сиделка. Мне не хватало терпимости и принятия. Не хватало сил не морщиться, если плохо пахнет, не прятать проступающую брезгливость, не злиться на то, что я сама выбираю такую жизнь, и никто не понимает этого выбора, и я сама уже не понимаю его. Нет, я обеспечивала маме уход с максимальной отдачей, мыла, меняла, стирала… Это было мучительно, но необходимо. Но я каждую секунду ощущала себя живым человеком, запертым в капкан обязательств. Ситуация усугублялась тем, что я давно стала мамой своей капризной маме, а боль делала ее озлобленной, язвительной, колющей. Она постоянно была недовольна, морщилась, отталкивала мои руки, говорила страшные вещи. Я жила в мареве негатива. И от несправедливости у меня постоянно текли слезы. Ибо взрослый полный памперс хотелось бы выносить под тихое и благодарное «спасибо», а не сквозь оскорбления в адрес моей безрукости. Уже потом я пойму, как же унизительна маме была ее неподвижность, как невыносимо чувство, что она обуза, как это страшно, когда старость обрушивается на тебя всей своей безжалостной сущностью. Корежит тебя, бьет, эта старуха Изергиль. Это был мой личный стокгольмский синдром: мама взяла меня в заложники, обижала, делала больно, и чем громче она ругалась и оскорбляла, тем жальче ее мне было, тем страшнее за нее. Я была глубоко несчастна те полгода. Я приезжала на выходные и падала в руки мужа в ожидании реабилитации любовью и весельем. Это были мои выходные от старости, от безнадежности, от страха, что жизнь заканчивается так мучительно неприглядно. Но муж не хотел моего нытья и не хотел никого жалеть. Он хотел жить со своей семьей, он ее для этого и создавал и не понимал, почему в будни он вынужден быть холостяком… И за выходные мы не успевали создать заново то, что разлучено в будни. В общем, в один из четвергов я устала. Я посмотрела в чистое окно и поняла: еще немного — и я в него выйду. Я просто больше не могу. Не могу делать то, в чем я неэффективна, то, что от меня ждут, то, что считается правильным, но на деле мучает всех. Я вошла в мамину комнату с красивой женщиной моего возраста и сказала: — Мама, это Наталья Ивановна, твоя сиделка. — А ты? — спросила мама. — А я домой, — ответила я. И мама заплакала. И я заплакала. Но это были разные слезы. Я вернулась домой. Вышла на работу. Чтобы зарабатывать на жизнь вместе с мужем. Стала залечивать хромающую семью. А мама… Мама вдруг очень быстро… пошла на поправку. Через месяц садилась на коляску, потом встала на ходунки, потом ходила почти сама. Просто сиделка была профи, она умела отличить капризы от необходимости и сама устанавливала правила. Она не мыла окна, когда этого хотела мама, а мыла тогда, когда этого требовала необходимость. Мама поняла, что в ее доме хозяйничает чужая женщина с короткой стрижкой, которая не ведется на ее манипуляции. И единственный способ от нее избавиться — сделать ее пребывание в квартире нецелесообразным. А для этого нужно выздороветь. Это хорошая история и очень поучительный опыт, целая шкатулочка моих личных прозрений. Про то, что в паутину некоторых манипуляций люди падают по собственной воле и им это необходимо, потому что они не могут по-другому, про то, что некоторые долги необязательно отдавать самому, про то, что смотреть в чистые окна гораздо интереснее, когда за ними пейзаж, выбранный тобой, а не обстоятельствами… И про то, что как правильно любить тех, кого вы любите, решаете только вы. И ваши любимые люди вправе распорядиться вашей любовью так, как они считают нужным. А вы… А вы сами — сами! — определяете чистоту своего окна и сами выбираете окна, за которыми прячутся ваши восходы и закаты… Ольга Савельева

Берегите друг друга, любите! Понимайте, прощайте всегда... И друг другом всегда дорожите, Жизнь назад не вернуть, никогда. Жизнь течёт - допускаем ошибки, Исправляем порой - иногда... Вы, друг другу, дарите улыбки, И приветливы будьте всегда! Я Люблю! - не стесняйтесь, скажите, Загорятся... родные глаза, Отовсюду к любимым спешите, Будьте счастливы вместе, всегда! Автор: Владимир Ступкин

Что запомнит мой сын, когда вырастет? Из каких воспоминаний будет соткано его лоскутное одеялко, будет ли оно его греть? Я часто делюсь с мамой воспоминаниями из детства, а она удивляется, как я могу это помнить, или самому факту произошедшего. Когда деревья были большими, а маленькой Вере было лет пять, любимым её занятием быть дуть мыльные пузыри, но не так, например, как их сейчас дуют современные дети, подули пять минут и отвлеклись на очередную игрушку, а до последней капли во флаконе. Мама покупала Вере пузыри на рынке, и они неслись домой. Это был целый ритуал. На диване в комнате родителей мама стелила сначала клеенку, такую, из которой стригут бирки в роддомах, надо сказать, что на такой бирке надпись тридцатитрехлетней давности сохранилась лучше, чем на современной пластиковой, которой почти пять лет. Итак, клеенка, а сверху байковое одеяло. Мама и Вера ложились рядом и дули пузыри сначала по очереди, а потом уже только Вера. Флакон быстро заканчивался, а из мыла и воды почему-то эти пузыри не дулись, сколько бы Вера не мылила злосчастный глазощипучий кусок «Детского». Видимо, закрывая гештальт прошлого, уже довольно взрослая девушка Вера заказывает два года подряд на день рождения своему сыночку шоу с мыльными пузырями, и в первых рядах несется в кольцо, из которого сделают мыльный портал… Самое потрясающее и волшебное было вот что: мама увлекалась фотографией, от самого процесса фотографирования до проявления фототграфий. Она приглашала Веру в сказочный мир крохотной темной ванны, где стояли кюветы розового цвета, проявители, фиксаторы, длинный пинцет и прочие штуки, которые по просьбе мамы Вера не трогала, а просто смотрела… кульминаций было то, как большие глянцевые фотографии развешивались на бельевых веревках, а еще, Вера навсегда запомнила этот удивительный запах химии общего секретика. Предновогодняя погода, предпраздничная суета, мама готовит Вере новогодний наряд в садик, Вера – русская красавица в сарафане, который сшила мама. Не хватает короны, потом мама находит, из чего ее сделать, но вот, чем украсить – вопрос… Мама бьет бутылки и склянки, толчет стекло, Вера слышит хруст и переживает, не порежется ли мама, та аккуратно насыпает стекляшки на намазанные клеем концы короны, дает подсохнуть и оборачивает клейкой бумагой. Самоцветы и драгоценные каменья – не иначе… Диафильмы на стене в коридоре… Первый поход в кинотеатр на фильм «Детство Бемби» … и первый страх, неужели мама может умереть… …. Дед Мороз пришел! Дед Мороз пришел! Ах, убежал в форточку и не дождался… оставил подарок: пакетик из фольги, в нем гранат, яблоко, два грецких ореха… … темнота, свет фонарей, каблуки маминых серых сапожек врезаются в белый снег, дорога в садик на санках, а снег такой белый, такой блестящий, никак не могу его поймать языком, мама замотала рот шарфом, на котором внутри уже намерзли ледышки от слюней… А что запомнит мой Ромка? Может, как шли до садика пешком и громко, никого не стесняясь, пели «Ничего на свете лучше не-е-ту»… Или традиционное предсонное в кровати: «Можно я расскажу, как у меня день прошел?» Как пытались окуклить гусеницу? Фисташковое мороженое в отпуске: два шарика в рожке, аж целых два… как они текли по подбородку, груди, рукавам, а потом мы это отмывали… Может, это лето, когда он в свои четыре года поехал на двухколесном велосипеде, и то, как сильно мы его хвалили и гордились? Я не знаю, что именно он запомнит, но сама, на всякий случай, все записываю и записываю, чтобы потом, лет через двадцать, я достала с полки лоскутное одеялко моих воспоминаний, уже других, связанных с моим мальчиком, и оно меня грело… Вера Антонова