Предыдущая публикация
🌹🌹🌹Галина Федоровна Дудаева была уверена, что умирает от рака.
Женщина пошла на вечер встречи с бывшими коллегами, чтобы попрощаться, и там неожиданно влюбилась.
Мне 77 лет. Я трижды была замужем: с первыми двумя супругами прожила недолго, а с третьим, Захаром, мы провели вместе 42 года. Последние десять лет он болел, я за ним ухаживала. В 2008 году Захар умер, и тогда я решила, что это мой последний мужчина. Я стала привыкать жить одна, и мне даже нравилось. Дочь уговаривала завести друга, чтобы не было грустно, а я отказывалась. Я поражалась, как женщины в таком возрасте еще чего-то хотят. Все эмоции уже умерли.
В 72 года у меня обнаружили рак. Я сразу решила, что это конец: даже лечиться не хотела, но родные уговорили попробовать и мне сделали операцию. В больницу ко мне бегали только дочери и подружки, а к соседкам, которые были даже старше меня, приходили мужчины, причем не мужья: сидят на кроватке вместе, за руки возьмутся и воркуют, как два голубка. Мне это казалось странным, я удивлялась. Но их пример меня подзадорил. Когда умираешь, посещают совсем другие мысли, а тут оказалось, что жизнь идет.
В больнице я пролежала долго, а под Новый год мне дали перерыв на несколько дней. Когда я пришла домой, мне позвонили из общества ветеранов калининградского завода, где я когда-то работала, и пригласили на вечер встречи. Я сказала: «Приду в последний раз, повеселюсь с вами и на этом закончу». На вечере мне все сочувствовали, прощались.
Роман Владимирович работал на нашем заводе заместителем генерального директора по производству — в его подчинении было шесть филиалов. Я никогда до этого с ним не общалась: он был такой недоступный и, конечно, я выделяла его среди других. За год до этого, на одном из вечеров, он подошел ко мне и сказал: «Галя, кончай петь!» А я была заводилой, стихи читала, исполняла хулиганские песни. И вдруг я сама подошла со словами: «Роман Владимирович, а давайте вместе старость проведем?» Он ответил: «Так я уже не мужчина» «Так я тоже не женщина». — «А что мы будем делать?» — «Будем беседовать, играть в шахматы, читать». Он взял мой номер телефона и сказал: «А ты навязчивая». Я так возмутилась, ведь это за мной всегда все бегали, и прямо на стуле отъехала от него.
На следующее утро раздался звонок. «Ну, что будем делать?» — «Не знаю» — «Ну, давай попробуем». Оказалось, он мне еще накануне дважды звонил, и это я навязчивая! Он сказал: «Я приглашу тебя в гости 13 января, накрою стол и позову сына с внуком. Просто так я встречаться не буду, все надо сделать официально». Через час перезвонил: «Зачем так долго ждать? Приходи сейчас!»
Я не стала ломаться: во-первых, меня отпустили всего на три дня, во-вторых, я болела и не знала, чем кончится моя болезнь. Я позвонила дочери и спросила, что мне делать. Она ответила: «Мама, собирайся и иди!». Дочь посоветовала рассказать ему о диагнозе честно и устроить таким образом проверку на вшивость. Я помылась, нарядилась и пошла к Роману. Как только я начала рассказывать про больницу, он меня остановил и сказал, что все знает. Оказывается, его уже спросили, зачем я ему такая больная, а он ответил: «Ах, больная? Я сделаю ее здоровой».
Мы с ним сидели, беседовали, и вдруг он меня поцеловал. Потом позвонила дочь: «Мама, ты где?» Я надела шубку, он взял меня за талию, проводил до самого дома и ждал, пока я поднимусь на пятый этаж. Ни один мужчина так не брал меня за талию.
Новый год мы встречали вместе. Когда мы сели за стол, Рома спросил, можно ли ему у нас покурить. Я всем запрещала, а ему разрешила. Он всюду набросал пепел, но меня это совершенно не расстроило. Вообще, меня всегда раздражала неряшливость в мужчинах, а тут стала умилять. На праздник Рома принес лилии. Раньше я их не любила из-за запаха, но он сказал, что лилии распустятся ровно в 12 часов. Я поставила цветы в вазу, и ровно в полночь они стали распускаться — это было такое чудо! С тех пор я полюбила лилии. Он часто приносил мне их, и я каждый раз звонила: «Рома, третий бутон распустился, четвертый!» А когда он сам не мог дойти до магазина, отправлял за цветами сына.
С тех пор мы стали встречаться. Говорили о книгах, он читал мне стихи. Он рассказывал, что голубь никогда не съедает все до конца, потому что оставляет еду голубке. Мы жили отдельно и ходили друг к другу в гости. В начале отношений он даже сделал мне предложение, но я отказалась: сколько можно? Когда я оставалась у него, по утрам он приносил поднос с яичницей и кофе в постель. Ни один мужчина не носил мне завтрак в постель. Мы оба были в возрасте, поэтому не смущались друг друга. Таких отношений у меня никогда не было. Когда ты понимаешь, что это последнее… это по-настоящему.
Благодаря ему я выздоровела. После операции я долго болела, высокая температура никак не спадала. Ромочка надел все свои ордена — во время войны он служил юнгой на Балтийском флоте — и пошел к моему лечащему врачу. Он представился членом общества ветеранов и спросил, почему меня так долго не вылечивают. Врач ему объяснил, что нужно идти к районному хирургу, хотя до этого лечил меня сам и помалкивал. Вскоре я пошла на поправку.
Если бы мы встретились в молодости, вряд ли у нас сложились бы отношения. У него очень тяжелый, взрывной характер. Он мог обидеться из-за мелочи и замолчать на несколько дней. При этом он всегда был за меня. Когда я лежала в больнице, он каждое утро спрашивал, как я спала. «Я спала хорошо, а соседи плачут, что не могли заснуть — я храпела». — «Это здоровый храп, он тебе на пользу. Значит, ты выздоравливаешь».
Жена всю жизнь звала его по фамилии, а я стала называть Ромочкой, и он растаял. Но мне не хватало от него ласковых слов, и, когда я просила его сказать что-нибудь ласковое, он отвечал: «Никогда! Я ни одной женщине не говорил и не собираюсь!» Однажды я сказала: «Учись, иначе мы расстанемся» — и улетела отдыхать в Египет на десять дней. Когда я приехала, он подарил мне книгу Дмитрия Быкова «Борис Пастернак» с подписью: «На память своей птичке, заиньке, рыбоньке, светлячку, золотцу, ненаглядной, обворожительной, бесподобной, безрассудной, достойнейшей Галчонке от ее вечного жида (зачеркнуто) раба Романа». А сбоку приписал «восхитительной». Через три года после первой встречи он сказал самые важные слова: «Пока ты со мной, у меня есть какая-то надежда».
Как-то раз Рома ехал с огорода, я решила встретить его, но мы разминулись. Я стояла на остановке, а в это время он звонил в мой домофон. Не дождавшись ответа, Рома вызвал МЧС и потребовал, чтобы сломали мне дверь, — он решил, со мной что-то случилось. И тут я ему позвонила. Он закричал: «Как, ты дома?! Я вызвал МЧС! Я с тобой больше не буду разговаривать!» Потом к нему домой приехала полиция разбираться, зачем он устроил ложную тревогу. А в другой раз он позвонил мне утром: «Жарь картошку, сейчас приду». Я посмотрела в окно и увидела, как он со своей корзинкой для огорода садится в автобус и уезжает. Я стала плакать: как ему не стыдно, я тут нажарила картошки, а он уехал. Через некоторое время раздался звонок в дверь: оказалось, он ездил за цветами, потому что идти пешком ему было тяжело.
Он называл себя рациональным евреем, а меня меркантильной, хотя я все тащила ему в дом — и одежду, и вещи, и еду. Когда мы стали встречаться, у него уже год не было жены и никто за ним не ухаживал. Как-то мы приехали к моей дочери и остались у нее ночевать. Он пошел мыться, а я увидела, в каком состоянии его белье, и выкинула, а чистое взяла у зятя. Потом мы пошли гулять, и я купила ему носки. Вечером позвонила дочь: «Мама, а почему носки в холодильнике лежат?» Оказалось, он их туда специально засунул — ничего не хотел брать и ругался: «Я никогда не был альфонсом!»
Ромочка наизусть цитировал Грибоедова, Ахматову, Шекспира, Хайяма. Когда он на меня злился, говорил: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». А я отвечала: «Ты должен говорить: «Велите ж мне в огонь: пойду, как на обед». Или звонил: «Ты знаешь, кто написал эту фразу — «Как хороши, как свежи будут розы»?» А я продолжала: «Моей страной мне брошенные в гроб». Проверял меня.
Перед тем как мне исполнилось 75 лет, он спросил, что я хочу в подарок. Я призналась, что хочу кольцо с бриллиантом. Думала, мы пойдем в простой магазин, но он сказал, что такие вещи не покупаются в дешевых местах, и мы поехали в самый дорогой. Я пыталась узнать, на какую сумму могу рассчитывать, но он ответил: «Тебя это не касается!» — и сам выбрал очень дорогое кольцо. Когда я спросила, а что, если бы не хватило денег, он сказал: «Ты что, думаешь, у меня нет денег? Это не твое дело, девочка!» Сначала мне отдали кольцо в пакетике, но Рома настоял на том, чтобы его упаковали в коробочку. Она уже сломалась, но все еще лежит у меня. Она мне напоминает о том, что Ромочка ничего для меня не жалел.
Это была любовь, была страсть. Вместе мы не ощущали себя старыми. Я чувствовала себя с ним как с мальчишкой — будто ему 19, а мне 14 лет. Мы много хохотали, танцевали — в молодости он был учителем танцев. Он звал меня «моя девочка» и запретил моим внукам называть меня бабушкой, объявив: «Ваша бабушка — моя девушка».
В прошлом мае Ромочка умер. Ему было 88 лет. Похоронили его рядом с женой. Он украсил мою старость, я счастлива, что он был у меня. После его смерти я ни разу не покупала лилии.
А дальше она сказала :"Может, не будешь писать, что он умер?
Пусть лучше будет живой".
Текст: Дарья Данилова
🌹🌹🌹Отомстила.
Осенний полдень в небольшом посёлке. Начало ноября. У окна стоит беременная женщина и гладит бельё. Тоня отложила отутюженную наволочку и разогнула спину. Погладила большой живот и села на стул передохнуть. Задумалась.
«Скоро рожать, а Сергей так и не признал ребёнка, - вздыхает она. – Написать ему что ли?»
***
Несколько месяцев назад. Тоня устроилась телефонисткой на почту и уже отработала месяц. Женский праздник, а её дежурство. Сначала переживала, но потом успокоилась:
«Чего дома одной сидеть? Тут народ звонит, своих мам и жён поздравляет. Хоть какое-то развлечение. Не то, что я сирота детдомовская. Ни мне поздравить некого, ни меня никто не поздравит».
Она скучала на своём месте, когда вбежал симпатичный парень и торопливо попросил отправить праздничную телеграмму.
Тоня взяла бланк и протянула ему. Его горячая рука коснулась её руки, и по телу, словно пробежал ток. Она подняла взгляд. На неё смотрят карие манящие глаза. Он словно сверлил её взглядом и улыбался.
- Сергей! – произнёс он и протянул ей, явно приготовленную для кого-то другого коробку конфет. – Это тебе, от меня.
- Тоня, - машинально ответила она и сразу одёрнула нахала. – Я от незнакомых мужчин подарков не принимаю. Заполняйте бланк.
- Так я представился. Сергей, - настаивает он. – Я тебя раньше здесь не видел, - разглядывает он девушку, вытянув шею, чтобы рассмотреть нижнюю часть её тела и ноги. – Да, ты просто красотка! Я поздравляю тебя с женским праздником. Дарю коробку конфет. Цветов у нас здесь нет. Извини. Бери, бери не стесняйся. Сегодня в клубе танцы по поводу праздника. Приходи.
Он улыбнулся, обернувшись к ней, быстро вышел.
- А телеграмма? – крикнула ему вслед Тоня и расплылась счастливой улыбкой. – Вот и подарок получила. Неожиданно.
На следующий день у неё был выходной, и она отправилась в магазин за продуктами. Там встретила Сергея. Он проводил её домой и напросился в гости. Тоне неудобно отказать человеку, единственному, кто поздравил её.
Так началась их дружба, которая быстро переросла в страстную любовь. Тоня не верила своему счастью. У Сергея родители, младшие брат и сестра. Ей очень хотелось попасть в такую большую и крепкую семью. Она провела детство и юность в детском доме и надеялась, что когда-нибудь у неё тоже будет семья.
В мае на почту зашёл тракторист Вася – здоровый крепкий верзила с глупой улыбкой. Он приметил Тоню и начал её обхаживать. То встретит после работы, то у магазина и каждый раз норовит взять под руку, чтобы пройти по посёлку.
Тоня сердилась и гнала его от себя, но парень или не понимал её намёков или просто игнорировал.
Летом Тоня и Сергей допоздна гуляли у реки и целовались, расставаясь у калитки. Сергей обещал, что скоро уедет на заработки вахтовым методом, а когда вернётся, они поженятся. Тоня сияла от счастья.
Однажды Сергей задержался дольше обычного, и Тоня ждала его, как обычно на лавочке у дома. Она отгоняла комаров, помахивая веткой черёмухи. Влюблённые парочки проходили мимо, направляясь к клубу, где уже гремела музыка.
Неожиданно к ней на лавку сел Василий. Он сразу крепко обнял её и поцеловал. Как, на зло, в этот момент шёл по улице Сергей к дому Тони. Он подошёл с сердитым лицом и обратился:
- Это так ты меня ждать собралась, пока я работаю на вахте? Да, тебя на полчаса оставить нельзя!
- Серёж, ты чего? – оправдывается Тоня, отталкивая Васю и вставая со скамейки. – Я и не видела, как он пристроился. Я тебя люблю. Ты чего? Как ты мог вообще такое подумать? – она хохочет. – Я и он?
Её слова взбесили Васю, и он выдал свою версию:
- Тонь, ты, что не сказала ему, что мы с тобой давно встречаемся?
Он сделал обиженное лицо и продолжил, заметив удивление на их лицах:
- Да, у нас с Тоней осенью свадьба! Так, что иди отсюда, жених!
Сергей махнул рукой и побежал прочь, а Тоня кинулась за ним. Но в этот вечер им поговорить не удалось.
Прошло две недели. От своей единственной подружки и сменщицы Шурки, Тоня узнала, что Сергей на выходных уезжает.
- Тонька, ты если хочешь помириться со своим Сергеем, то беги сейчас к нему, - сообщила розовощёкая, пышная Шура. – Вечером родители народ пригласили на проводы. Сына надолго отправляют. Беги, чего рот раззявила?
- Никуда я не побегу, - обиженно отвернулась Тоня. – Он мне не верит. А какая семья, если между супругами нет доверия? Я так не могу.
- Тфу, ты, дура! – плюёт Шурка. – Да, беги уже! Поговори с ним. Объясни ему, мол так и так. А потом о семье думать будешь. Вон уже и животик у тебя стал заметен. Одна что ли растить ребёнка будешь, бестолковая! Беги!
Тоня встретилась с Сергеем вечером того дня. Из открытых окон его дома уже раздавались застольные песни и пьяные голоса гостей. Сергей вышел с безразличным лицом, и не глядя на Тоню, спросил:
- Ну, говори, чего хотела? Некогда мне. Завтра уезжаю. Слыхала?
Тоня кивнула, собираясь с мыслями, как рассказать, что Василий со зла её оговорил.
- А на долго, Серёж, уезжаешь? – не найдя, как начать разговор, спрашивает она.
- Месяца на три, а то и четыре. К зиме вернусь, - отвечает он нехотя. – Ну, чего хотела-то?
- Серёж, ты не верь Ваське. Он – балабол, давно меня добивается, а я тебя люблю, - она положила голову ему на грудь и прижалась. – Ребёночек у нас с тобой будет. Ты рад?
- Чего? – толкнул её Сергей и закричал с такой злостью, что она сжалась и затряслась. – Ты таскаться будешь с мужиками, а я твоих детей воспитывать должен? Не выйдет! – он трясёт перед её лицом рукой. – Нашла дурака!
Он развернулся и ушёл. Тоня стояла ещё несколько минут, не двигаясь с места. Её словно окатили ледяной водой или отвесили пощёчину. Из окна послышалась очередная песня: «По Дону гуляет…» Она пошла прочь.
Тоня шла по деревне, не вытирая слёз и не видя, как на неё показывают пальцем местные сплетницы. Ей всё равно.
***
Тоня нежно погладила живот и поднялась со стула. Продолжила гладить бельё. За окном послышались быстрые шаги, и показалась всклокоченная голова Шурки, которая запыхалась от быстрой ходьбы. Через несколько минут девушка вошла в дом и уселась за столом, переводя дыхание.
- Ты чего такая? – Смеётся Тоня. – Гнались за тобой что ли?
- Твой приехал, - выдохнула Шурка, и схватив со стола яблоко, смачно его откусила, забив в рот половину.
- Кто? – не поняла Тоня и смущённо переспросила. – Ты про кого?
- А у тебя, что много парней было? – язвительно передразнивает её Шура, доедая яблоко и беря второе. – Сергей твой приехал нынче. Вечером гуляют Карповы. Я сама слышала от бабы Вари – соседки их. Её тоже пригласили…
- И что? – Перебивает, отворачиваясь Тоня и быстро елозит по простыни утюгом, изображая бурную деятельность. – Мне то, что за дело? Приехал и приехал!
- Вот, ты, мать и дура! – Качает головой подруга. – Почему не поговорить спокойно и не выяснить всё…
- Я уже однажды поговорила по твоему совету, - перебивает её Тоня и злится. – Знаешь, что он мне высказал. Нет! Больше не пойду!
- Ну, ну! – кивает Шура и встаёт из-за стола, забирая ещё пару яблок. – Какая ты упёртая! Жалко мне вас непутёвых, а как помирить не знаю. А, может, сходишь к нему, - снова просит она. – Увидит твой живот и размякнет. А?
Тоня мотает головой и продолжает гладить бельё. Шура ушла.
Вечер. Тоня всё ещё надеялась, что Сергей сам придёт и извинится. Зря надеялась. Она одела пальто, которое не сходится на животе и в сумерках поплелась к его дому.
«Хоть издали погляжу на него, - думает она, опустив голову, чтобы её не узнали соседи. – Как я соскучилась. А он, видать, забыл обо мне».
Дом Карповых. На почётном месте сидит сын Сергей. Отец и мать любуются на него и переглядываются между собой. Видно, что их что-то беспокоит, но не решаются спросить.
Неожиданно трудный разговор начала младшая сестра Варька.
- Серёж, а ты слыхал, как твоя Тонька Васю тракториста отшила? – спрашивает она, хихикая и не обращая на знаки, что подают ей родители. – Это была умора!
Сергей сделал вид, что совершенно не интересуется местными сплетнями, но прислушался. Он уже часа два, как пытался украдкой выйти из-за стола и сбегать к Тоне. Узнать, как она там. Но все взгляды устремлены к нему и такой возможности нет.
- Так вот! – Продолжила сестра рассказ. – Является наш Вася такой нарядный, как жених к Тоньке месяца два назад, - уточнила она, на мгновение задумавшись. – К Тоне с букетом цветов пришёл. Мы с девчонками в клуб собрались, но по такому поводу решили задержаться и досмотреть, что будет дальше. Стоим. Крики, шум. Вылетает Василий с крыльца. А Тонька, зараза, его ещё из помойного ведра облила. Представляете?! – девушка хохочет.
- Верно, Серёга, так и было, - подтвердил брат Мишка. – Она ему ещё что-то кричала, но мы с ребятами далеко были, я не расслышал.
- Да она ему цветами по морде била и приговаривала:
«Это тебе за клевету! Это тебе за то, что семью разбил! А это, чтобы ноги твоей здесь больше не было!» - процитировала Варька и переглянулась с родителями.
Те одобрительно кивнули. Сергей не проронил ни слова. Тогда мать, подавая на стол курицу, осторожно спрашивает у сына:
- Сынок, а что коли ребёночек у Тоньки твой? Не уж-то сиротой дитё расти будет? Не хорошо это.
- Ты как-то определись, - настаивает отец, наполняя стопки самогоном. – Твой или не твой. Нам тоже надо знать, чьё дитё по деревне бегать будет.
- Бать, давай выпьем за тебя, - неожиданно предлагает Сергей, уважив отца. – Правда. Я всегда гордился, что у меня такой отец.
Они выпили, и полилась новая песня: «На Муромской дорожке стояли три сосны. Прощался со мной миленький до будущей весны…»
Тоня стояла под окнами и смотрела, как веселится Сергей. Как ему безразлична она и ребёнок. Гнев всё вскипал и вскипал, поднимая крышку терпения. Её, как прорвало.
Она подобрала с дороги увесистый камень, хорошенько размахнувшись и запустила прямо в окно, где сидел Сергей. Звон битого стекла и крики.
Тоня спохватилась и бросилась бежать. Её заметили.
- Да это Тонька! – Кричит Варя, обращаясь к брату, которому мать вытирает кровь на рассечённом стеклом затылке. – Правильно сделала! Молодец!
- Хулиганство! – Возмущается Мать. – Таких за хулиганство в тюрьму надо.
Сергей вырвался из рук матери и выбежал на улицу.
- Так ей, сынок! – Кричит ему вслед мать.
- Сами разберутся, - успокаивает отец, обнимая разволновавшуюся жену. – Пошли отдыхать. Устала, небось за день-то, топтаться у стола…
***
Сергей догнал Тоню и схватил за руку.
- Ага! Окна людям бьёшь! – Кричит он строго, а сам на неё нежно смотрит.
- Да, я в тебя метила, - вырывается Тоня. – Жаль не попала. Нагулял ребёнка и сбежал. А сам жениться обещал. Ух, ненавижу!
Она замахнулась на него, но Сергей ловко перехватил руку пузатой, неуклюжей женщины.
- Ой! – закричала она, хватаясь за живот и приседая. – Ой, мамочки, рожаю! О-ой!
***
Тоня проснулась в больничной палате. Рядом сидят на кроватях ещё три мамаши.
- Тонька, к тебе уже пришли, - кивает одна. – Выгляни в окно. Давно стоит.
Тоня накинула халат и увидела внизу Сергея. Он машет ей рукой. Через несколько минут возле него появилось всё семейство: родители и брат с сестрой. Они все весело махали и поздравляли Тоню.
«Вот и сбылась моя мечта, - думает она, улыбаясь. – Моя семья такая большая и дружная».
- Мамочки, принимайте ваших деток. Кормите, - завезла каталку нянечка и подала Тоне сына–крепыша. - Разбирайте своих деток.
Днём пришла проведать подруга Шурка.
- Ну, Тонка ты молодец! Я даже не ожидала от тебя, - хвалит она. – Так расколотила им окно. Даже Серёге твоему досталось. Будет теперь знать, как обманывать и бросать тебя. Отомстила!
- Ага! – вздыхает Тоня и улыбается. – Меня уже всё семейство Карповых навещало утром. Вот!
- Да, ладно? – Удивилась Шура. – Неужели в суд на тебя подадут?
- Нет, - смеётся Тоня. – На внука приходили посмотреть. Я им в окно показала. Мне кажется, что все очень довольны остались. Его сестра с братом прыгали на месте, а отец пожал ему руку.
- Ага! – кивает Шура. – Так, значит, всё обошлось! Поздравляю.
***
Из роддома Сергей забрал Тоню и сына к себе домой.
Деревенские горожане
После рождения первого ребенка славяне замужнюю женщину называли либо «молодухой», либо «бабой» — в зависимости от пола малыша. Если родился мальчик, его мать автоматически становилась «молодухой», т.е. молодой матерью.
Женщина, родившая девочку, нарекалась «бабой». Это слово имело у славян совершенно иное, нежели сейчас, значение. Частица «ба» имела значение — «быть», «существовать», «быть здесь и сейчас», буквально «жить». Еще одно значение слова «ба» – более древнее — «врата жизни».
Тысячелетия назад божественный город Вавилон (Бабелон) назывался Бабель, что значило «Врата Бога»... Если женщина стала вратами для других врат (девочки, которая вырастет и тоже произведет на свет новую жизнь), то она дважды «ба-ба». В этом слове заключено некое таинство.
Баба — это женщина, дарующая жизнь еще одной женщине, которая в будущем тоже подарит жизнь еще одному человеку. Это короткое, но такое емкое слово символизирует некий непрерывный цикл рождений.
Баба — уважаемая женщина, благодаря которой род и вся жизнь на земле не прерывается.
Именно по этой причине пожилых родительниц называют «бабушками» — основательницами целого рода.
🌹🌹🌹Женская дуэль
Автор Евгений Шовунов
Однажды занесла нелегкая в не самый благополучный район города. Время было вечернее. Осень вовсю вступила в свои права. Дождь, грязь, лужи, тоска.
Вдруг где-то неподалеку послышались гневные женские крики. Поскольку местность даже днем считалась небезопасной, я сразу приготовился драпать. Но прошла минута, две, три, никто не пытался напасть либо потребовать: «Жизнь или кошелек».
Осмелев, я подошел к старой обшарпанной двухэтажке. В сумраке прочел ржавую вывеску: «Наркологический диспансер». Вокруг здания было несколько больших луж. Чуть поодаль стояло с полдюжины древних жилых бараков. Их обитатели выходили на улицу только ночью. Днем они мирно почивали в похмельном сне.
Наркодиспансер был открыт. В нем имелось несколько палат, в которых круглосуточно приходили в себя проигравшие борцы с алкоголем. Все лечение сводилось к паре капельниц и витаминам. Буйных выгоняли на волю. Одна палата была рассчитана на анонимных пьянчуг.
Возле диспансера разворачивался триллер.
Две трезвые девушки злобно штурмовали входную дверь. Дежуривший в здании полицейский умело и быстро заблокировал её изнутри. Попинав преграду, барышни начали кричать под окнами диспансера.
— Лёнька! Титька собачья, а ну, выйди, сволочь! – надрывалась одна, более крупная и могучая. При хорошем раскладе она могла стать чемпионом мира по толканию ядра.
— Леонид! Покажись в окно, мудозвон! – орала вторая, пониже и поплотнее. В параллельной вселенной мадам легко выигрывала бы турниры по становой тяге.
Наоравшись, дивчины перевели дух и тяжело посмотрели друг на друга. Затем, не сговариваясь, молча сошлись врукопашную. Драка Годзиллы и Конга или Хабиба и Конора меркнет рядом с той битвой.
Малорослая фрейлен, подпрыгнув, умело вцепилась в шевелюру своей высокой соперницы и всем весом резко дернула её вниз. Если бы этот бой показывали в UFC, такой прием точно вызвал громкое одобрение профессионалов. В обмене ударами у приземистой девки шансов было немного. Ее бы просто забили, как гвоздь по самую шляпку. Противник превосходил низкую сударыню в размахе рук, ширине плеч, обхвате шеи, весе, да вообще во всем, кроме злости.
Попавшись на подлый трюк, высокая барышня стала вырываться, как волк из капкана. Я бы точно ее не удержал. А низкорослая красотка продолжала тянуть волосы соперницы и еще умудрялась пинать ее грязными сапогами.
Спустя миг, обе панночки с шумом рухнули в лужу. Началась яростная возня. Никто не хотел уступать.
Я осторожно подошел к лежавшим в луже дамам и вежливо кашлянул. Невероятно, но обе фурии как-то смогли извернуться и презрительно на меня посмотреть. Никто ничего не сказал. Бой продолжался.
Любая из них легко могла устроить мне взбучку. Поэтому я не рискнул разнимать злых тигриц. Присев возле них на корточки, я закурил.
Картина была просто нереальной.
Как я понял, обе чудачки синхронно пришли в диспансер проведать одного и того же парня. Причем до сегодняшнего вечера девчата не знали, что избранник вел себя не эксклюзивно. Неприятное открытие привело их в ярость.
Прождав пять минут, я предложил милашкам сделать перекур. Меня дружно послали в зад.
Из диспансера несмело вышел страж порядка. Подойдя к луже, он вытащил папиросу и закурил.
— Давно лежат?
Я посмотрел на часы.
— Да уже почти семь минут. Не хотят вставать. Это личное.
Фараон покачал головой.
— Замерзнут же, дуры. Из-за какого-то говнюка так страдать. Любовь зла.
Возня многократно усилилась. Видимо, каждая хотела забрать себе драгоценного Леонида.
— Наверно, мачо какой-то у вас с бодуна лечится, раз из-за него такая дуэль, – уважительно сказал я стражу порядка. Девчонки засопели.
Полицейский затянулся и недоуменно ответил:
— Да ничего подобного! Обычный плюгавенький мужичок с ноготок. Говорит еле слышно. Тощий, лысый. Ходит в дырявых подштанниках. В них и приехал. А к нему каждый день вот такие дурехи приходят и под окнами плачут. Еду приносят, лекарства, деньги. Чего они в нем находят? Он сейчас под капельницей лежит. А эти шаболды тут друг друга убивают.
Боевые действия немного стихли. Амазонки переваривали полученную информацию. Я загодя отошел от их лужи. Коп тоже тихо исчез и закрыл изнутри дверь диспансера.
В вечерней тишине из наркобарака послышались крики:
— Рыбка! Пышка! Я вам потом все объясню. Идите домой.
Видимо, подал голос альфа-самец.
Услышав рев главы прайда, львицы решили прекратить схватку.
Высокая барышня, Пышка, поднявшись из лужи, начала приводить прическу в порядок. Малорослая, но не менее опасная, Рыбка, отряхивала куртку. Вид у красоток был отпадный.
Поняв, что больше ничего интересного не предвидится, я потихоньку двинулся своим путем.
Через несколько дней, в пятницу, мы собрались с приятелями за кружкой пива. Я рассказал о битве в луже. Парни загрустили.
— Вот так живешь, работаешь, занимаешься спортом, читаешь книги. А на тебя не клюют. И тут какой-то дохлый мачо в дырявых кальсонах, еле ходит, весь чешется, а на него целая очередь. И что в голове у этих баб?! Потом жалуются, что все мужики – сволочи.
Я отметил, что самого Леонида тогда не видел и о его достоинствах судить не могу. На пацанов довод не подействовал. По итогам бурных дебатов пришли к единому мнению, что понять женское поведение нереально.
Спустя время я узнал, кто был тем Бельмондо, из-за которого дамочки так рьяно дрались в грязи под дождем. Но это уже совсем другая история.
- Что волком смотришь? Мало тебе? Бей его еще, ребята!
Дашин нежный голосок сорвался на визг и Денис втянул голову в плечи, выставив перед собой кулаки.
Толку-то? Кого напугаешь его видом? Тощий, маленький, руки-ноги – палочки, а гоялова болтается на тонкой шейке так, что кажется вот-вот и оторвется. Одним словом – Цыпа!
Эту кличку ему дали сразу, как только он появился в приемной семье.
- Смотри, мам, он как цыпленок ест! Как-будто клюет с тарелки!
Миловидная белокурая девочка, больше похожая на фарфоровую хрупкую куклу, чем на человека, смешно сморщила нос и протянула ему свою булочку.
- На! Ешь! Не кормили тебя в твоем детдоме, что ли?
Денис булочку не взял, мотнув головой так, что приемная мать, Раиса, испуганно ахнула. Тоже, наверное, испугалась, что у Дениса голова отвалится.
А он просто не хотел им объяснять, что вовсе не голоден. И, что в детдоме его хорошо кормили. Он просто вообще мало ел. До поры до времени. Это уже потом, в этом доме, он привык и к большим порциям, которые Рая щедрой рукой раскладывала по тарелкам, и к тому, что на столе всегда стояла корзинки с конфетами и печеньем, а еще тарелка с фруктами. Привык, не спрашивая позволения, брать то, что хотелось.
Рая поначалу чуть не плакала, когда Денис подходил к ней и спрашивал:
- Можно мне взять яблоко? Только одно. Пожалуйста…
- Конечно, мой хороший! Зачем ты спрашиваешь? Просто бери и ешь на здоровье!
А он так не мог. Ему обязательно нужно было получить это разрешение. Чтобы никто потом не посмотрел косо и не сказал, что он взял без спроса.
Даша, та самая фарфоровая девочка, посмеивалась над ним, но другим до поры до времени не давала. Это сейчас Денис понимал, что она играла с ним. Как кошка с мышкой. Могла казнить, а могла помиловать. И все, кто жил в Раисином доме, вольно или невольно становились для Даши игрушками. Она забавлялась, глядя, как братья и сестры выясняют отношения.
- Мариночка, у тебя такие косы красивые! И мама их так хорошо заплела сегодня! И почему это Павлик сказал, что у тебя овин на голове? Что это такое – овин?
Четырнадцатилетняя Маринка, наивная и добрая, как мама Рая, в том, что касалось ее внешности становилась просто тигрицей. Ее брат, Павлик, которого Рая забрала из детдома вслед за сестрой, как только узнала, что они родственники, обиженно ревел, получив от сестры затрещину, а Дашенька мило улыбалась. А что такого она сказала? Да ничего! Просто повторила выражение, которое услышала в школе. А то, что Пашка ничего подобного не говорил – так это мелочи! Просто Даша запамятовала. Так бывает. Перепутала, где слышала, вот и все.
Или Павлик, готовясь к очередному конкурсу чтецов, в которых неизменно занимал призовые места, спотыкаясь на новом стихотворении, встанет перед зеркалом, чтобы прорепетировать и тут как тут Дашуня:
- Молодец, Павлик, отлично просто! И почему это Денис говорит, что ты глупый и ничего не умеешь?
И Денис, корпя над упражнением по русскому, от усердия высунув язык, вдруг сам не понимает, как оказывается на полу детской. И Павлик, чуть не со слезами лупит его, не обращая внимания на то, что брат прикусил язык, когда падал.
А Даша уже летит на кухню, к матери:
- Мамочка! Там мальчики дерутся! И, кажется, Павлик Дениса сильно поранил!
И Раиса бежит в детскую, где Марина уже растащила мальчишек в разные стороны, а потом ахает испуганно и хватает ключи от машины с тумбочки в прихожей. В больницу! Мало ли что!
Конечно, Дарья свои интриги плетет не каждый день. Зачем? Такого эффекта не будет, да и догадается кто-нибудь из-за чего весь сыр-бор.
Нет! Она действует осторожно, с выдумкой, с умом. И Денису иногда кажется, что у Даши длинный рыжий хвост, который победно пушится щеточкой каждый раз, когда этой девчонке удается кого-то поссорить.
Из всех Раисиных детей, а их всего пятеро, только Никита не обращает никакого внимания на Дашины выходки. Ему вообще мало дело до того, что происходит вокруг. Никита – компьютерный гений. У него своя комната, которую ему отдал во владение старший сын Раи – Семен. Там царство, в которое другим смертным входа нет. И не потому, что Никита вредный. Вовсе это не так! И поиграть дает на компьютере, и рассказывает, как работать на нем надо. Только времени у Никиты для этого почти нет. Ему всего шестнадцать, а он уже очень хороший программист и «завален работой по самую маковку». Поэтому, с младшими повозиться он бы и рад, да где бы взять еще пару часов в сутки? Любимое дело не отпускает, а впереди еще столько всего интересного.
Денис знает, что у Никиты уже есть девушка. Для остальных это пока секрет. Знает только мама Рая. А Денису Никита сам рассказал. И даже дал поговорить немного с Настей, когда она по скайпу болтала с Никитой. Это ничего, что они в разных городах живут и друг друга видели только один раз, когда ездили в лагерь на Черном море. Скоро окончат школу и будут учиться в одном университете. Никита очень этого ждет. И Денис его понимает.
Уж он-то знает, что такое ждать.
Когда сидишь на холодном подоконнике, поджав под себя ноги и скрестив на удачу пальцы, и тихо шепчешь: «Пусть так и будет! Пожалуйста! Ты же все можешь!». Кто этот таинственный «Ты», которому так отчаянно хочется поведать обо всех своих бедах и радостях, Денис и сам не знает. Но, почему-то твердо уверен, что его слышат. А потому Денис, когда Никита позволяет посидеть у себя в комнате, тихонько приткнувшись в уголке, беззвучно шевелит губами: «Пусть у них все будет хорошо! Сделай так, пожалуйста!».
Такие посиделки у Никиты Денис очень любит. Здесь ему спокойно. Когда он устраивается в углу дивана, прижав к себе толстого рыжего кота Гиппократа, Денис точно знает – тут его не достанут. Никто не обидит и не скажет ничего плохого. Можно просто сидеть, думать о своем, пытаясь поймать за хвост юркие рифмы, что складывались сами собой всегда, сколько Денис себя помнит, чесать уши коту, который будет смешно помуркивать, и ничего не бояться. И Никита будет тихо разговаривать то ли с ним, то ли с котом, то ли сам с собой. Немножко ругаясь, но чаще удовлетворенно хмыкая в процессе написания какой-то хитрой программы. А потом встанет, выпрямившись во весь свой почти двухметровый рост, потянется, присядет пару раз, выбросит вверх ногу, издав боевой клич, а потом, сложив перед собой руки, поклонится и скажет:
- Рад приветствовать! Надо бы подкрепиться!
И Денис с радостью помчится на кухню, пытаясь не споткнуться о крутящегося под ногами Гиппократа, чтобы заварить чай так, как учила его Раиса, а потом будет долго сидеть рядом с братом и слушать истории. Про лагерь, про школу, про Семена, который для Никиты и наставник, и старший брат, и самый лучший человек на свете, не считая, конечно, Раисы.
Семен – это единственный родной сын Раисы. Все остальные дети, которые формально теперь считаются братьями и сестрами – приемные.
Сема, как ласково зовет его мать, давно уже вырос и живет теперь очень далеко, аж в Новосибирске. Он работает там в университете и приезжает проведать мать два раза в год. И, когда он приезжает, в доме царит покой и радость. Денис пока видел это только дважды, но оба раза готов был умолять Семена остаться, понимая, что пока старший брат здесь – никто никого обижать не посмеет. Но, это, увы, невозможно. Там у Семена семья, друзья, работа… Маленькая дочка. Такая смешная и ласковая, что Денис опешил сперва, когда она впервые забралась к нему на колени. Он замер тогда, боясь даже пошевелиться. Ведь девочка была такой маленькой, хрупкой. Но, жена Семена, Катя, успокоила его.
- Не бойся! Она просто хочет с тобой познакомиться. Ты же ей теперь дядя. Большой и сильный. А она – твоя племянница.
И малышка погладила его тогда по щеке, а потом обняла за шею. И Денис не выдержал. Он разревелся. Да так громко и безутешно, что перепугал всех в доме.
К счастью, мама Рая сразу поняла, что с ним происходит. Она сгребла его в охапку, усадила к себе на колени, и долго-долго качала него на руках, как он сам до этого кроху Семена.
И никто над ним тогда не смеялся. Даже Даша. Она подошла к Рае, встала рядом и гладила Дениса по плечу, успокаивая.
- Не плачь, Цыпа! Ой, прости, Денис! Все будет хорошо!
Почему она так сделала? Денис не понимал. То гоняет его, то жалеет. Эта девчонка была очень странной, но ему и не такие раньше попадались. А тут все-таки есть кроме нее и другие. Никита, например. Да и Маринка с Павликом тоже неплохие. Только не умеют пока разбираться, кто есть кто.
И еще тут была мама Рая… Денис так пока ее называл только про себя, да и то не всегда. Страшно было. Он все время боялся, что его не так поймут или, что еще хуже, поймут, примут, а потом снова вернут в детдом, как было с прежней приемной семьей. Там родился свой ребенок и Денис просто стал больше не нужен. Его забрали какие-то женщины, одна из которых была в красивой форме, а потом привезли обратно в детдом. И там ему быстро объяснили, почему таких, как он нельзя любить… Конечно, это сделали не воспитатели. Им вообще мало дела было до того, что происходит на сердце у пятилетнего пацана. Работы у них хватало и без него. Это Денис тоже начал понимать довольно рано.
И от этих мыслей становилось сразу странно холодно и липко. Как будто кто-то закрашивал тебя черной краской, лениво возя кисточкой по щекам как по бумаге.
Про свои страхи Денис не рассказывал никому из людей. Даже Никите. Обо всем, что творилось в его голове, знал только Гиппократ. Он всегда был очень внимателен и слушал так, словно Денис рассказывал о чем-то очень важном. А ведь так оно и было. Только коту Денис мог доверить то, что боялся произнести вслух.
- Как думаешь, они позволят мне остаться?
Гиппократ дергал ухом в ответ, а потом, смешно кувыркнувшись, подставлял пузо. Ему ли было не знать, что найденышей в этой семье любят, жалеют и никогда никуда не отдают больше, принимая как своих сразу и насовсем. Так случилось с ним и у кота не было причин сомневаться в том, что этому лопоухому смешному мальчишке Рая способна отказать в заботе и ласке.
Гиппократом кота нарекла Раиса, работавшая медсестрой. Она нашла его на обочине дороги, когда возвращалась домой после смены. Домашний, красивый и ухоженный кот был похож на грязную измочаленную тряпку. От пышного хвоста, которым так восхищались все гости прежней хозяйки, остался тощий хлыстик, мокрый и грязный.
Машина, которая сбила его, давно уехала, а кот все лежал, глядя мутнеющими от боли глазами на противоположную сторону улицы.
Там был дом… И окно, которое не закрыла домработница, когда делала уборку. И было то самое дерево, на ветках которого нагло скакали перед его носом синицы прежде, чем он прыгнул… А потом ему стало страшно. И он заметался по дороге, ища, куда же бежать, чтобы снова очутиться в тепле. Там, где была мягкая лежанка и миски с вкусной едой и водой. Пить хотелось так, что даже вода из грязной лужи показалась ему тогда лучшим, что он пробовал в своей короткой жизни.
А потом был яркий свет и удар. И было очень больно.
Он пробовал встать на лапы, но они почему-то не слушались. И тогда кот закричал. Отчаянно, как делал это, когда был котенком.
Но вместо холодного носа матери, его коснулась теплая рука Раисы.
Пальто, к которому Рая прижимала кота, отстирать до конца у нее потом так и не получилось. Весенняя слякоть, смешанная с непонятной темной жижей, которая всегда была на дорогах в городе, въелась в ткань намертво и Раиса, вздохнув, оставила попытки реанимировать свою любимую «тряпочку». Она вообще всю свою одежду называла тряпочками. Была к обновкам равнодушна и вместо того, чтобы купить что-то себе, ходила по магазинам и скупала вещи в детских отделах:
- А вот это платье Маринке подойдет! Как раз к глазам. Такое же серебристое и очень нежное. А это – Даше. Голубое как небо. Будут у меня девочки самыми красивыми! Так, девочки – это хорошо, но надо же и мальчишкам что-то… О! Футболки! Красота!
- Мама, а тебе? – Маринка крутилась перед зеркалом, примеряя новое платье.
- Обойдусь! У меня и так полный шкаф. Нравится? Берем!
Пальто, которому так досталось после спасения кота, Раиса отправила на дачу, а себе купила немаркую недорогую куртку, мотивируя это тем, что с ее беготней и проблемами – это самая удобная одежда.
Кот, которого она принесла домой, лежал тихо все то время, пока Раиса кормила детей, а потом пыталась дозвониться хозяйке Гиппократа. Тогда его звали еще иначе. Имя было длинным и заковыристым, но прежняя хозяйка тщательно выговаривала его каждый раз и картинно делала ручкой:
- Вы бы знали, из какого он питомника!
Вот только ни его родословная, ни красота не сыграли ни малейшей роли, когда, примчавшись в клинику, тогда еще его хозяйка, подошла и к столу, на котором он лежал, и, сморщив прелестный носик, молвила:
- А он что, ходить больше не будет? Нет-нет, мне не нужен такой кот. Можете усыпить его или делать с ним что угодно. Я не буду платить за его лечение! Вы с ума сошли! Дешевле нового купить!
Раиса, которая стояла рядом, возмущенно фыркнула, но молодой врач, осматривающий кота, тут же подмигнул ей и произнес:
- Хорошо! Тогда пишите согласие на то, чтобы мы его усыпили.
- Какое согласие?
- Обычное. Чтобы мы могли усыпить его и сдать куда следует. Их утилизируют особым образом. Это вообще-то платно, но для вас, так уж и быть, мы пойдем навстречу и сделаем это за свой счет. Такая красивая девушка не должна огорчаться!
Томный взмах ресницами, легкий вздох, и кот остался без имени и без дома. Рая тихонько гладила его по лобастой рыжей башке, когда врач вернулся к столу и уже серьезно спросил:
- Я же правильно понял? Вы его точно не бросите?
- Правильно. – Раиса кивнула и легонько сжала в кулаке теплое ухо.
А потом была операция и кот уже не боялся.
Он почему-то очень хорошо понял, что самое плохое с ним уже случилось, а это значит, что дальше будет только хорошее. Ведь, если это не так, то почему он остался жив? Почему та машина, которая сбила его, все-таки вильнула в сторону в последний момент? И почему эта странная невысокая женщина с ласковым голосом, так непохожая на его прежнюю хозяйку, не дает его обижать детям и кормит с ладони, уговаривая как маленького съесть еще кусочек?
Он до сих пор прихрамывал на переднюю левую, но это вовсе не мешало ему быть счастливым. Да, в этом доме было полно детей, проблем и забот, но хватало и кое-чего еще… Радости, счастья, тепла, которое волнами шло от Раисы и ее мужа, Григория.
Хозяина Гиппократ видел редко. Тот работал дальнобойщиком и дома бывал хорошо если пару дней в неделю. Но, когда он приезжал, кот сам подходил к нему, трогал лапой за штанину и просился на руки. В теплых больших ладонях этого молчаливого мужчины было столько силы и тепла, что отступала ноющая боль, которая то появлялась накануне дождя, то исчезала, когда день выдавался солнечным. И кот понимал, что эти ладони могут дарить тепло не только ему. Он пытался объяснить это маленькому лопоухому мальчишке, который появился в доме Раисы не так давно, но тот кота не понимал. Зато хорошо понимала Рая.
- Гриша, ты бы поговорил с Дениской. Что-то не ладится у него с ребятами. Я присматриваю, конечно, но разобраться в чем причина не могу пока.
- Молчит?
- Молчит. Ты же знаешь, какие они приходят к нам. Время нужно, чтобы заговорил.
- А дети что?
- Тоже молчат. Спрашиваю – почему подрались, а они – глаза в пол и тишина. Только Дашуня плачет и просит не наказывать Дениса. Цыпой его зовет, представляешь!
- И ты позволила?
- Так она же ласково? – Раиса хмурилась.
- Не прозвище это для парня. Не разрешай. Не дело это. Если ее по имени зовут, пусть и она тоже к ребятам так же относится. А то взяла моду – Цыпа! Как она Маринку-то называла, когда мы ее взяли?
- Принцесса без горошинки.
- Вот-вот. Вроде и обидного ничего, а вспомни, как Маринка плакала.
- Ты прав! Не доглядела я.
- А остальные как с Денисом?
- Серединка на половинку. Никита – ничего. К себе позовет и что-то там ему рассказывает, показывает. Говорит, что голова у Дениса светлая очень, только заниматься с ним надо.
- А Марина с Павликом?
- Тут сложнее. Уж не знаю, какая кошка там между ними пробежала, а только не ладят они. И я это вижу. Может, Катюше позвонить? Пусть приедет погостить на недельку. Заодно с ребятами разберется.
- Катерина, конечно, хоть и психолог, но у нее сейчас своих забот полон рот. Семен в командировке, да и малая болеет. Куда ее везти сейчас? Не дело это. А вот позвонить, посоветоваться – можно.
Поговорить-то Рая поговорила, но жизнь штука странная и иногда свои коррективы вносит еще до того, как люди придумают, как решить ту или иную проблему.
Драка, которую Даша готовила долго и тщательно, все-таки состоялась. Но результат ее Дашу совершенно не обрадовал.
- Что вы стоите! Он такие гадости про маму говорил, а вы на него смотрите! – Даша хмурила темные бровки, глядя, как Денис вжимается в стену.
Нет, не крикнет. Не позовет на помощь. Это Даша знала теперь совершенно точно. Долго выясняла, как реагирует новый братец на обиды. Присматривалась, провоцировала на мелкие скандалы и поняла, что жаловаться Денис не умеет. Да и кому ему было плакаться раньше? Вот и не научился на помощь звать. То ли дело она – Дарья! Слезинку по щеке, следом тут же другую, губы дрожат и голос такой тихий, будто говорить сил уже нет.
- Мамочка…
Всегда срабатывает! И никогда никто ее в обмане не заподозрил. Как удивительно легко люди верят в то, во что хотят верить…
Денис зажмурился и Даше вдруг стало его жаль. Такой он нелепый с этими своими кулаками! Что он сделает против Маринки и Павлика? Их мало того, что двое, так еще и Павлик выше Цыпы почти на голову. И кулаки у него точно покрепче будут. Мама Рая его сразу в секцию дзюдо отвела, как только из детдома забрала. Сказала, что энергию его нужно направить в мирное русло. А сейчас энергия Павла из этого русла вышла и очень далеко разлилась. Размажет он Цыпу! Как пить дать! И даже помощь Маринки ему не понадобится. Ведь за маму Раю любой из них готов в огонь и воду. Где были бы все они, если бы не она?
Даша на мгновение закрыла глаза. Она мало что помнила из своего детства.
Так, обрывки.
Вот она сидит под столом на грязном полу и, сунув палец в рот, потому, что отчаянно голодна, слушает, как кричат взрослые где-то над ее головой. Крик этот грубый, злой и она точно знает, что ничем хорошим это не закончится. Но, выползти из-под стола Даша не может. Людей много. И их ноги, которые ей только и видно с того места, где она устроилась, похожи на странный лес. Что это такое, Даша пока не знает, но ей страшно. В этом лесу мрачно и жутко и маленьким девочкам там точно не место.
Картинка сменяется и вот уже Даша во дворе того дома, где жила когда-то с мамой. Она сидит на холодной земле возле сарая и, запустив обе руки в миску собаки, набивает рот прокисшей кашей. А что делать, если мамы нет второй день? Она куда-то ушла и не возвращается. Хорошо еще, что забыла дверь закрыть, и Даша смогла выбраться во двор. Каша в собачьей миске невкусная, но Даше все равно. Она точно знает, что кормила собаку не мама, а соседка – баба Валя. И девочка, подумав немного, встает на ножки и топает в сторону забора. Где живет соседка, трехлетняя Даша уже знает. Та все время сует ей через дырки в хлипком заборе то кусок хлеба, то пирожок.
Инстинкты Дашу не подводят, и баба Валя, охнув в замешательстве, зовет мужа, требуя вызвать участкового.
А потом Даша помнит только большую спальню, где она спала вместе с другими детьми, и запахи. Чистого белья и хорошей еды. Ей все, чем кормили в детском доме, казалось вкусным. Она ела с удовольствием, давала себя мыть и расчесывать без всяких капризов. И ею восхищались. Нежными льняными кудряшками и голубыми, почти небесной синевы, глазами. Послушанием и готовностью помочь, если попросят. А еще тем, что она никогда не была навязчивой, как другие дети. Никого и никогда она не звала в детском доме «мамой». Ни разу не подбежала к чужим, которые хоть и изредка, но появлялись здесь, с криком:
- Мамочка, ты за мной приехала?
Эти фокусы были ей не нужны. Она почему-то знала, что придет время и ее отсюда заберут. Об этом твердили все вокруг.
- Такую красоту да не выбрать? Не может такого быть! Девочка – чудо! Найдутся родители.
И они нашлись.
Рая и Григорий.
Даша, внимательно посмотрев на них, повернулась к воспитательнице и очень серьезно спросила:
- Моя мама не придет?
Переглянувшись с Раей, воспитательница так же серьезно ответила Даше:
- Нет. Она не придет за тобой.
- Хорошо.
Даша подошла к Раисе, взяла ее за руку и не отпускала до самого дома.
А что? Раз той маме она больше не нужна, значит, нужна новая. И Раиса на эту роль вполне подходила.
Была только одна проблема. Точнее, две. Семен и Никита. Но с ним Даша управилась быстро. С Семеном и вовсе не пришлось ничего делать, ведь он к тому времени, как в доме появилась Даша, собрался уезжать на учебу. А вот с Никитой было сложнее. Даша пробовала отвадить его от Раисы, но ее «фокусы» не укрылись от бдительного глаза Григория. В тот момент он сидел дома после того как сломал ногу и все свое время уделял детям. Поэтому Дашины выходки заметил сразу, оценил правильно и строго-настрого запретил ей обижать Никиту.
- Он тебе брат. Если ума у тебя хватит. И не соперник тебе вовсе. Ты – девочка. Мы всегда хотели дочку. Вот и подумай, надо ли тебе с Никитой отношения выяснять или лучше дружить?
Дружбы у них особой с Никитой не вышло, но и ругаться с ним Даша перестала. Они жили рядом и терпели друг друга ради родителей. Иногда Никита даже помогал Даше с уроками, когда та уже пошла в школу и девочка стала даже ценить тот хрупкий мир, который царил в семье. Ее любили, а разве не этого она хотела?
Но мир Даши, такой пока призрачный и неустойчивый, пошатнулся снова, когда в доме появилась сначала Маринка, а следом за нею и Павлик.
- Зачем? – широко раскрытые глаза наполнились слезами, и Даша стиснула руками подоконник в комнате Никиты. Отсюда, со второго этажа их дома, была хорошо видна подъездная дорожка и «новая дочка», которой Рая помогала выбраться из машины.
- Может быть потому, что кому-то еще нужна семья? – Никита, не отрываясь от компьютера, бросил в сестру пачкой бумажных платков. – Вытри слезы.
- Это – моя семья! – голос Даши был настолько тих, что Никита даже не расслышал ее ответа.
Больше Даша в тот день ничего не сказала. Она только мило улыбалась, когда Рая знакомила ее с Маринкой, а потом показала той комнату, которая перестала быть теперь только ее царством, и даже подарила пару своих заколок, чем вызвала улыбку на лице матери.
- Умница моя!
Даша, стиснув зубы, молчала. Да, она умница. Она – молодец! И сумеет! Сделает так, чтобы этой девочки здесь не было.
У Даши ничего не вышло. Спустя время в доме появился младший брат Маринки, которого Раиса забрала из детского дома вслед за сестрой, и Даше пришлось смириться с тем, что перемены неизбежны.
Она тихо пакостила, пытаясь поссорить брата и сестру и ждала. Чего? И сама не знала. Может быть того, чтобы мама Рая опомнилась?
Но та и не думала этого делать. В доме появился еще и Денис, и терпение Даши лопнуло.
Почему она должна все это терпеть? Разве родителям мало троих детей?! Семен в расчет не идет - он взрослый. Разве мало Даша любит родителей? Всегда готова помочь и сделать все, чтобы они ею гордились. В школе – только отличные оценки, дома – любая помощь. Так зачем тащить в дом всех подряд, как когда-то Гиппократа. Они же не коты, эти дети! Они люди! И Раиса будет их любить так же, как и Дашу. А разве это правильно?
Синие сейчас, темные, как вода в омуте, глаза Даши распахнулись. Такими они становились только тогда, когда девочка сильно злилась, а сейчас был как раз такой момент. Если все получится, то Раиса поймет, что Денису в их доме не место. И тогда все станет так как прежде. Ну, или почти так. Пусть и маленькая, но это будет победа.
Даша шагнула вперед, стиснула запястья Дениса и прошипела:
- Тебе тут не рады!
Денис смотрел ей в глаза. Но что-то было не так. Он больше не боялся ее. Даша поняла это сразу, как только за спиной раздался тихий смешок. Смеялись Марина и Павлик.
- Ох, Дарья, беда с тобой! Это же надо быть такой ревнивой!
Спокойный голос отца пригвоздил Дашу к месту.
Она боялась повернуться, понимая, что вот теперь точно – все. Ее снова отвезут в детский дом, а все эти Маринки, Дениски и Павлики останутся здесь. С ее мамой Раей, в ее доме…
Денис легонько дернулся, и Даша отпустила его, бессильно уронив руки и глядя прямо перед собой. Она совершенно не удивилась, когда Павел встал рядом с Денисом и тронул за плечо:
- Не сильно я тебя?
- Нет. Нормально.
- Так надо было.
- Я знаю.
Маринка, которая стояла рядом с только что вернувшимся из рейса Григорием, покачала головой и вопросительно глянула на отца:
- Пап, маме надо об этом знать?
- Вообще-то, да, но, думаю, дальше вы и сами разберетесь. Так?
Маринка кивнула и, подойдя к мальчишкам, обняла Дениса.
- Никакой он не Цыпа, поняла? Он нам такой же брат, как и ты – сестра, Дашка. И обижать его тебе больше никто не даст. Мы долго были глупыми и велись на твои фокусы.
- А сейчас что? Поумнели? – Даша говорила шепотом, боясь обернуться. Отец-то ушел, это она поняла, но вдруг услышит Рая?
- Да, — просто ответила Маринка и глянула на братьев. – Нас больше, Даш. И тебе с нами теперь не справиться, понимаешь? Ты можешь упереться сейчас и попытаться все переиграть в свою пользу. И, может быть, мама Рая даже тебя пожалеет. Но, тогда ты все равно будешь одна. И всем нам будет плохо. Маме – потому, что она будет переживать, что мы в ссоре. Папе – потому, что он должен быть спокоен, когда сидит за рулем, а не думать о том, как там дома дела. И всем нам тоже. Что хорошего, когда все на всех дуются?
- Они меня не вернут! – пошипела Даша, и сжав кулаки, подняла глаза.
Маринка удивленно глянула на нее, потом на мальчишек и засмеялась так громко, что наверху, в комнате Никиты, что-то упало, а потом на лестнице появился и она сам.
- Что тут у вас?
- Дашка думает, что ее вернут в детдом!
- Логики в этой девице я никогда не замечал. – Никита пожал плечами и погрозил пальцем детям. – А теперь – цыц! Мне работу сдавать вечером, а в таком бедламе я чего-нибудь странного там наработаю. Сделайте так, чтобы я вас вообще не слышал. Это реально?
Все четверо молча кивнули, и Никита ушел к себе, а остальные отправились на кухню, чтобы, наконец, пообедать. Не пошла с ними только Даша. Она присела на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж, и вдруг поняла, что ей очень хочется плакать. Разреветься в голос, как когда-то у того забора, за которым была баба Валя и ее теплый, уютный дом, где столько всего вкусного, но куда никак нельзя, потому, что ее, Дашкино, место не там. А в холодной и неуютной пустоте, где до нее никому нет дела. Где странным стеклянным бутылкам, которыми она играла, сидя под столом, были рады гораздо больше, чем ей. Где тумаки, которыми одаривала ее родная мать, были способом показать, что ее, Дашу, все-таки воспитывают.
Денис сел рядом с ней, и вытащив из кармана немного потрепанный платок, спросил:
- Совсем плохо?
И Даше почему-то впервые не захотелось кричать на него или сделать что-то плохое. Она молча кивнула и, протянув руку, просто взяла то, что он готов был ей дать.
- Спасибо, Цыпа… Ой, прости, Денис!
- Да ладно, я не обижаюсь. Это прозвище не хуже других. Нос вытри! И пойдем.
- Куда?
- Как куда? Обедать. Там Маринка уже борщ подогрела. Сейчас мама с работы вернется, да и отец голодный. А ты ревешь сидишь. Эгоистка ты, Дашка!
Даша сидела, теребя платок и не решаясь поднять глаза на Дениса, а потом все-таки спросила:
- А тебе бывает страшно? Так, чтобы внутри все в точку и дышать тяжело?
- Да. Раньше было очень часто.
- А сейчас?
- А сейчас у меня есть дом… Я надеюсь. Есть родители. Есть Никита и Гиппократ. И мне уже не так страшно. А тебе?
- А я все время боюсь.
- Чего? Ты же здесь уже давно. – Денис присел на корточки и заглянул в глаза Даше. – Что не так?
- Если меня не любили, когда я была одна, то, почему меня будут любить, когда вокруг столько всех? Маринка, Павлик, ты… Никита не в счет. Он уже почти взрослый.
- Дашка, ты такая глупая!
- Почему?
- Потому, что если у человека хватает сил любить кого-то, то и на других его точно хватит. Понимаешь? Если мама Рая любит Никиту, а с этим ты спорить не станешь, потому, что так и есть, то почему она меньше должна любить тебя или Маринку? Она когда-нибудь вас делила? Ты знаешь ответ на этот вопрос, ведь я здесь не так долго живу.
- Нет. Не делила.
- Так чего ты тогда трясешься?
- Сама не знаю. Мне просто страшно. – Даша всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. – Будешь теперь смеяться надо мной?
- Нет. – Денис встал на ноги и попрыгал на месте, чтобы размять онемевшие ноги. – Не буду. Надо мной слишком часто смеялись те, кого я об этом не просил. Обязывали меня всяко-разно, старались сделать побольнее. Поэтому я очень хорошо знаю, что это такое, когда над тобой смеются. Я таким быть не хочу.
- И я… - голос Даши прошелестел тихо, но Денис ее ответ услышал.
- Ну так и не будь. В чем проблема? Это только от тебя зависит. А теперь пойдем уже поедим, а? – Денис шагнул в сторону кухни и махнул рукой. – Пойдем! У нас борщ сегодня на обед, а не Дашка. Не съедят тебя. Ты ж вредная, а, значит, невкусная. Так что бояться тебе нечего.
И Даша пойдет вслед за Денисом.
А спустя несколько лет молодая симпатичная девушка сбежит по ступенькам старинного здания, где расположен юридический факультет одного из старейших в стране университетов, повиснет на шее у высокого кареглазого парня, и завопит так, что обернутся все, кто будет рядом в этот момент:
- Цыпа! Я сдала! Все! Диплом у меня в кармане! Идем праздновать!
И парень обнимет ее в ответ, растрепав аккуратную прическу:
- Погоди, торопыга, сейчас Пашка подъедет. И Никита с Настей на подходе.
- А Маринка?
- Она дежурит сегодня. Маму подменила.
- Ага! Я знала! Мама торт печет?
- Хитрюга! Печет. И салат твой любимый уже сделала. Я домой заезжал. О, а вот и наши. Побежали?
Даша кивнет и обернется. И глаза ее снова станут голубыми, как спокойное море. А такими они у нее бывают только, когда она совершенно счастлива. И она возьмет за руку брата, которого так и будет называть смешным прозвищем, придуманным когда-то в их общем детстве - Цыпа. И в этом прозвище не будет уже больше никакой обиды, а будет что-то совершенно иное. То, что движет людьми гораздо лучше, чем зависть и злость. То, что зовут таким простым и правильным словом - любовь.©️
Автор
канал Lara's Stories
Следующая публикация
Нет комментариев