ПОРТРЕТЫ ЗАГОВОРИЛИ… или В зеркалах Памяти нашей

"Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне льстит" - разбуди ночью, без запинки произнесем эти пушкинские строчки, потому как еще в детстве их выучили, ну, или, может, чуть позже. И картина художника Кипренского, по поводу которой поэт высказался, не чужая - все школьные годы чудесные Александр Сергеевич со стены класса в нас вглядывался..
Или это был не тот его портрет ? Который другой художник написал - Тропинин? Он ведь тоже то ли из учебника, то ли из кабинета литературы...
Вот так «пошутил» наш Поэт, объединив собой двух разных по творческой манере живописцев – Ореста Кипренского и Василия Тропинина. А если серьезно, ведь именно эти, написанные почти одновременно (с разницей в полгода) работы художников, являясь главными прижизненными изображениями Пушкина, и сформировали представление у нас, потомков, о том, как выглядел главный российский «пиит». И не заслуживает ли уже само это обстоятельство более пристального внимания к каждому из отдельно взятых произведений?
Портрет Оресту Кипренскому заказал ближайший друг Пушкина - поэт Антон Дельвиг, и сделал он это всего за три года до собственной безвременной кончины. 28-летний Александр позировал Кипренскому летом 1827 года в доме графа Д.Н.Шереметева на Фонтанке, где у художника была мастерская и где он жил в качестве личного живописца графа. В тот же год на выставке Академии художеств работу могли увидеть все желающие.
В 1831-ом Пушкин через критика и поэта П.А.Плетнева приобрел свой портрет у вдовы друга. До роковой дуэли картина висела в его кабинете дома на Мойке,12. После гибели Пушкина портрет хранился у Василия Андреевича Жуковского. Впоследствии его унаследовал старший сын поэта – Александр Пушкин, затем внук Григорий Александрович, у которого в 1916-ом его приобрел Совет Третьяковской галереи.
Но прежде чем обратиться к куда более затейливой следующей истории, кинем напоследок взгляд на картину Кипренского. Каким щеголем выглядит на полотне Александр Сергеевич! Великолепная, запоминающаяся деталь — плащ с красивой яркой подкладкой в шотландскую клетку, небрежно наброшенный на плечо.
А теперь всмотримся в первое изображение поэта – кисти Тропинина, сделанное в начале того же года в Москве. На этом портрете Александр Сергеевич в домашней одежде – в халате! Однако, не стоит удивляться такой «причуде» заказчика этой работы Сергея Соболевского (о нем чуть позже). Сначала – о халате. С ним далеко не так просто. Поэт Николай Языков в 1821-ом посвятил ему целый панегирик:
Как я люблю тебя халат!
Одежда праздности и лени,
Товарищ тайных наслаждений
И поэтических отрад.
Халат у поэтов-романтиков того времени – модный атрибут, своего рода символ свободы людей творчества, выделяющий их среди всех прочих. И на полотнах Василия Тропинина его современники так часто появлялись именно в этом одеянии (иногда выглядевшем как императорская тога), что самому художнику присвоили титул «мастера халатного жанра».
Поэт позировал Тропинину в московском доме Сергея Соболевского, в котором жил полгода после возвращения из ссылки. Поэт свел дружбу с однокашником брата Льва уже давно, ценил его преданность, участие в издательских делах. Библиофилам это имя – Сергей Александрович Соболевский хорошо известно.
Что же касается судьбы «пушкинской» картины, этого заказа, выполненного Тропининым и переданного из рук в руки, то можно смело утверждать: вообще чудо – что этот портрет дошел до нас…
Не вдаваясь в подробности весьма запутанной и даже загадочной истории, изложим самую суть. Покидая пределы Отечества на пять лет, в 1828-ом Соболевский оставил портрет и свою библиотеку знакомому семейству. Вернувшись же, обнаружил, как он вспоминал, «в великолепной рамке скверную копию». Негодование и возмущение Сергея Александровича было такого накала, что он выбросил подделку в окно…
И что вы думаете – настоящий портрет все же объявился почти двадцать лет спустя! Его обнаружил в московской торговой лавке и купил князь М.А. Оболенский, тогдашний директор архива Министерства иностранных дел. Чтобы удостовериться, что перед ним подлинник, обратился к автору. И Василий Андреевич его опознал. Вот как Тропинин об этом рассказывал: «И тут-то я в первый раз увидел собственной моей кисти портрет Пушкина после пропажи, и увидел не без сильного волнения: он мне напомнил часы, которые я провел с глазу на глаз с великим нашим поэтом, напомнил мое молодое время. Я чуть не плакал, видя, как портрет испорчен, как растрескался и как пострадал, вероятно, валяясь где-нибудь в сыром чулане или сарае. Князь Оболенский просил меня подновить его, но я не согласился на это, говоря, что я не смею трогать черты, положенные с натуры и притом молодой рукой. Я только почистил портрет и покрыл его лаком».
Представьте, что «скверная копия», выброшенная Соболевским в окно, тоже не пропала! Ее подобрали, сохранили и на Пушкинской выставке в Петербурге, посвященной 100-летию со дня рождения поэта, она наделала много шума. Но в конце концов специалисты разобрались, что перед ними фальшивка.
И напоследок еще одна «шутка». Портреты ухитрились поменяться адресами: тропининский – московский – сейчас находится во Всероссийском музее А.С.Пушкина в Санкт-Петербурге, а тот, что родился в бывшей столице, можно увидеть в столице нынешней – в Третьяковской галерее.