ПРАВОСЛАВИЕ

🌿 Главным врагом молитвы утренней является спешка, а молитвы вечерней – усталость Если случится, что вы проспите и не успеете прочесть утреннего правила, то можно делать так: начните читать его дома, а окончите – в дороге. Если ещё не знаете его наизусть, то творите в дороге молитву Иисусову. Не откладывайте вечернюю молитву на пик усталости, отдавая Богу отбросы своего внимания. Если очень устали и не можете молиться, так и скажите Господу: «Господи, я устала, иду на покой, бесконечно согрешила я пред Тобой, пред Божией Матерью, святым ангелом-хранителем и всеми святыми. Господи! Даруй всех грехов прощение, телу сон, душе покой». Положите поклоны и отдохните. Но так делать можно, когда действительно устанете, без потворства и саможаления». ☦️ Схиигумен Савва Остапенко

Колдунобоязнь Батюшка, что мне делать? – спросила как-то одна прихожанка. – Мне кажется, что мои близкие колдуют на меня– Кто-то из ваших близких умеет летать?– Как это – летать? – обескуражена женщина. – Ну, по воздуху, – поясняю я, – как некогда святой Киприан Антиохийский в его бытность чародеем. Вот уж кто колдун так колдун. Так не умеют, наверное? – Нет, – озадаченно протянула прихожанка. – Да какие они тогда колдуны? Так, смех один, даже если бы они читали заговоры и тыкали иглами в куклу. Помнится, архимандрит Иоанн (Крестьянкин) на подобный вопрос заявил, что за всю жизнь не встретил ни одного плохого человека, кроме себя самого, и недоумевал по поводу существования каких-либо чародеев. Женщина улыбнулась и успокоилась. Если ты христианин, бояться следует лишь одного – потерять Бога Нет, я не отрицаю, что есть на свете те, кто тратит своё время на магию, надеясь получить для себя нечто. Но я против страха перед волшебством. Если ты христианин, бояться следует лишь одного – потерять Бога. Уж если колдун Киприан, достигший вершин в своём ремесле, не смог приворожить девушку только потому, что она была христианкой, стоило бы тему колдунобоязни закрыть раз и навсегда. Но не тему вреда занятий волшебством и, само собой, обращения за магической помощью. Не должен находиться у тебя… прори­цатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок перед Господом всякий, делающий это (Втор. 18: 10–12). Даже не державших в руках Ветхого Завета апостол Павел уверяет, что подобные занятия лишают христианина наследования Царствия Божия (ср. Гал. 5, 19–21). Казалось бы, что может быть страшнее? Однако до сих пор вижу в храме людей, которые пытаются проделать те или иные магические ритуалы. До сих пор слышу на исповеди покаянные рассказы о том, как предпринимались попытки присушить того или иного молодого священника для своей дочери. Не стану вдаваться в технические подробности метода, но после того, как я просветил знакомых мне клириков, они перестали брать с панихидного стола не запечатанные фабричным способом конфеты. Не из боязни быть заколдованными, конечно, но в связи с брезгливостью. Впрочем, я погорячился со словом «конечно». Лично знаком с двумя священниками, которые верят в силу колдунов: – Бывает, служишь литургию, а молитва не идёт, всё валится из рук. Понимаешь, что стоит определённый человек в храме, видимо, слово какое-то знает. Второй вообще уверен, что чародей способен «испортить» Святые Дары, посмотрев на них и сказав колдовское слово. – Батюшка, да как же так может быть? Идёт Христос в Капернаум, а тут в толпе колдун посмотрел на Него особым образом, прошептал какое-нибудь «Пирцхгшл» – и вуаля: порча на Богочеловеке! Ну, бред же? – возражаю я, молодой священник. – Ты ещё молод и неопытен, потом поймёшь всё, – сказал тот батюшка. Прошли годы. Сегодня я лет на десять старше, чем мой оппонент в тот день. Слава Богу, я так и не понял страха перед теми несчастными, кто не боится огорчить Бога своей привязанностью к магии. Почему я говорю «огорчить»? Христос исцеляет всего человека (Ин. 7, 23), делая целостными и тело его и душу, ведьрана его велика, как море (Плач. 2–13). Кто ещё может сделать это, как не Тот, Кто сотворил весь мир и законы его? Приверженность к волшебству нарушает эту самую неразделимость, полноту, которая бывает лишь в союзе человека со своим Творцом. Вспомните, что произошло с человеком в саду при Эдеме, когда он, соблазнившись магией змия, решил обойтись без Бога ради вожделенного результата. Премудрый Адам, нарекавший имена животным, видевший суть вещей, прячется от Господа под кустом. Свидетельствовавший некогда о Еве, что она плоть от плоти его, Адам после грехопадения начинает стыдиться своей наготы. Вот и конец целомудрия. Что приобрёл человек, согласившись на волшебство? Смерть – как результат нецелостности своего тела. Можно ли отдать Богу не всё сердце, а кусочек отдать волшебству? Сын мой! отдай сердце твое мне, и глаза твои, да наблюдают пути мои, – говорит Господь (Прит. 23, 26). Можно ли отдать Богу не всё сердце, а кусочек отдать волшебству? Молиться, исповедоваться, причащаться и одновременно читать гороскопы, практиковать заговоры, обращаться к экстрасенсам? Немножко послужить Господу и чуть-чуть – золотому тельцу? С утра быть верным жене, а вечером любовнице? А ведь именно любодейством именует Священное Писание любые оккультные практики. Не стану говорить ни о каких наказаниях от Бога за увлечение магией, ведь мы же новозаветные люди. Потерять Бога – вот чего мы должны бояться. Отойти от Него хоть на шаг. Не этого ли страшится влюблённый – потерять из виду дорогого сердцу человека? Не единения ли мы ищем со своими любимыми? – Батюшка, а вот экстрасенсов же показывают по телевизору, они там всё угадывают! – спорит со мной православная христианка. – Будь я экстрасенсом, мне не пришлось бы давать объявлений. Купил бы себе выигрышный лотерейный билет и купался в деньгах. Много вы знаете таких? То-то же! – ставлю я точку в скучном споре. Давайте утверждаться в своей верности Богу, подражая святой Иустинии Бок обок с доверием к магии идут вера в сон, всякий чох и прочий вороний грай. Как же душно должно быть в таком мире, где человек оказывается в иллюзии беззащитности перед тёмными силами, а судьба его якобы зависит от чисел и движения звёзд! Не дай Бог никому окунуться в атмосферу страха и почтения перед тем, что в Священном Писании названо мерзостью, ибо на сей раз строг Апостол любви, говоря: Боязливых же и неверных… и чародеев… участь в озере, горящем огнём и серою (Откр. 21, 8). Блаженный же Павел уверяет нас, говоря: Если Бог за нас, кто против нас? (Рим. 8, 31–32). Давайте, дорогие православные, утверждаться в своей верности Богу, подражая святой Иустинии, и тогда сможем, подобно боголюбивому архимандриту Иоанну, жить в мире без колдунов и прочей мерзости. Протоиерей Сергий Адодин

Давайте внимательно посмотрим, откуда берутся силы на борьбу с грехом, с соблазном. Они берутся у Бога, точнее от Бога, а кто сильнее чем Он? Правильно, никто. Надо только научиться замечать Его в вашей жизни. Те минуты мира и покоя в вашем сердце гораздо слаще и радостнее всех мыслимых и немыслимых удовольствий. Всмотритесь повнимательнее. Есть такое выражение - душа поет. Поет она от того, что знает радость и чистоту Неба, тогда ей хочется петь, и нам всем хочется петь вместе с душой. Как бы не пытался испачкать человек душу, она внутри всегда ждет и ищет чистоты. А слезы покаяния отмывают самую грязную грязь. Нужно только подружится с молитвой, тихой, кроткой, покаянной, но самое главное, постоянной. Пусть два слова - Господи, помилуй! А сколько в них отрады и радости. Опираясь на них, как на два посоха, не упадешь, и даже не споткнешься. А если и упадешь, от всегда будут силы встать и пойти дальше... К Небу! Иеромонах Стефан Игнатьев

Жили две монашки. Одна, по своей лености, клала только три поклона в день. И, когда она эти поклоны клала, говорила: "Господи, прости меня, нерадивую!" Раз, два, три, аминь, и все. А вторая монашка была упертая. Она после вечернего правила еще Евангелие и Псалтирь читала, акафисты пела. И пришли они к одному человеку, который имел способность видеть состояние человеческих душ. Он говорит первой, ленивой: "Ты, лентяйка, всего лишь три поклона кладешь в день. Что это за молитва такая?" А второй говорит: "А ты вообще не молишься!" Такое тоже может быть: ты язык о зубы стер на молитве, а Господь скажет: "Я не знаю вас!" Это будет сказано людям, которые Христу ответят: "Мы же именем Твоим творили знамения и чудеса!" Но вот какая хитрая задача получается: не брать Бога за горло количеством своих прошений, что я до посинения буду молиться и буду этим брать Бога за горло: Он же обязан мне дать! Я же такой благочестивый, настырный молитвенник. Но бывает и по-другому. Бывает, что одно слово, сказанное шепотом и со слезой, меняет вселенную. Бывает, что и не нужно говорить много. На кресте благоразумный разбойник смог выдавить из себя совсем немного слов: "Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!" (Лк. 23: 42). Бывает, нужно и много говорить, но не когда тонешь. Петр, когда тонул, одно только успел сказать: "Господи, спаси, я погибаю!" Или когда совесть болит. Мытарю, когда он был в храме, пяти слов хватило. Можно много говорить, когда ты здоровый и у тебя все в порядке. Но если тонешь, висишь на кресте или у тебя болит все внутри, ты много говорить не будешь. Скажи мало! Такой человек, может быть, пришел домой или даже не дошел до дома, сел в парке на лавку, где не было никого, и заплакал, и сказал Богу самые главные в жизни слова – о себе, о жизни своей заплеванной, о том, что уже времени мало осталось, а он жить еще не начал. Это, может быть, самая большая молитва была в его жизни. И в этот день ты уже не читал молитв, но потом лег спать с чувством, что Бог услышал тебя. Но потом тот же самый человек, который вечером в парке на лавочке плакал, потом будет каяться на исповеди, что не прочитал полностью вечернее правило. И это и есть то самое наше фарисейство, глупость, мелочность: всех верблюдов проглотить, комаров всех выцедить. Он чувствует, что он в тот день по-настоящему помолился, но вот вечернее правило не прочитал, понимаете? Или сел человек в ресторане за стол и заказал себе хороший обед. А за окном стоит бедный человек и просит этим обедом поделиться. Ты возьмешь, дай Бог, и поделишься. Это, может быть, главный день в твоей жизни. На Страшном суде Господь тебе скажет: "Я помню тот гуляш, которым ты Меня угостил". Ты же Ему его отдаешь. Он скажет: что ты сделал ближнему, то ты сделал Мне. Одел ты нищего в свой свитер, в этом свитере Господь будет тебя встречать на том свете. Он скажет: "О, это ты Мне сделал, Я помню. Ты Мне свой свитер отдал, заходи!" И этот же человек, который сделал самое большое дело в своей жизни, потом будет каяться в какой-то мелочи. Это болезнь или не болезнь? Мне кажется, что болезнь. Мы так много тратим времени на мелочи, что потом на большие дела у нас времени и сил просто нет. Всё это требует даже не мудрости, потому что мудрость – это такое большое слово, откуда у нас мудрость? Мудрость – это нечто свыше, с Небес. Скорее тут требуется просто рассудительность, какой-то совет – поменьше формализма, побольше живости. В той же молитве побольше живости. Вот приходит человек на исповедь и говорит: "Батюшка, скажу вам искренне: я неделю назад причащался. Конечно, у меня есть грехи, но вот в чем мне сейчас исповедоваться, не поймите меня неправильно, я просто не знаю". Есть такие блаженные носители священного сана, которые скажут: "Ну и хорошо, ну и молодец. Чем меньше грехов, тем легче жить. Поцелуй крест и иди причащаться". А есть и такие, которые говорят: "Что-о-о?! У тебя нет грехов?!" И начнут полоскать человека на предмет выковыривания у него грехов. И засуживают его, и требуют от него ангельской чистоты, заведомо зная, что ее у него нет и не будет! А требуют! Зачем? Чтобы жизнь осложнить на ровном месте? Чтобы мы носили дрова в противогазе, стоя на лыжах? Так ведь тяжелее! Протоиерей Андрей Ткачев