Стихия

Марина Цветаева Быть как стебель и быть как сталь, В мире, где мы так мало можем. Шоколадом лечить печаль И смеяться в лицо прохожим!

Очарованья ранние прекрасны. Очарованья ранами опасны... Но что с того — ведь мы над суетой к познанью наивысшему причастны, спасённые счастливой слепотой. И мы, не опасаясь оступиться, со зрячей точки зрения глупы, проносим очарованные лица среди разочарованной толпы. От быта, от житейского расчёта, от бледных скептиков и розовых проныр нас тянет вдаль мерцающее что-то, преображая отсветами мир. Но неизбежность разочарований даёт прозренье. Всё по сторонам приобретает разом очертанья, до этого неведомые нам. Мир предстаёт не брезжа, не туманясь, особенным ничем не осиян, но чудится, что эта безобманность — обман, а то, что было, — не обман. Ведь не способность быть премудрым змием, не опыта сомнительная честь, а свойство очаровываться миром нам открывает мир, какой он есть. Вдруг некто с очарованным лицом мелькнёт, спеша на дальнее мерцанье, и вовсе нам не кажется слепцом — самим себе мы кажемся слепцами... Евгений Евтушенко

Только утро любви хорошо: хороши Только первые, робкие речи, Трепет девственно-чистой, стыдливой души, Недомолвки и беглые встречи, Перекрестных намеков и взглядов игра, То надежда, то ревность слепая; Незабвенная, полная счастья пора, На земле — наслаждение рая!.. Поцелуй — первый шаг к охлаждению: мечта И возможной, и близкою стала; С поцелуем роняет венок чистота, И кумир низведен с пьедестала; Голос сердца чуть слышен, зато говорит Голос крови и мысль опьяняет: Любит тот, кто безумней желаньем кипит, Любит тот, кто безумней лобзает... Светлый храм в сладострастный гарем обращен. Смокли звуки священных молений, И греховно-пылающий жрец распален Знойной жаждой земных наслаждений. Взгляд, прикованный прежде к прекрасным очам И горевший стыдливой мольбою, Нагло бродит теперь по открытым плечам, Обнаженным бесстыдной рукою... Дальше - миг наслаждения, и пышный цветок Смят и дерзостно сорван, и снова Не отдаст его жизни кипучий поток, Беспощадные волны былого... Праздник чувства окончен... погасли огни, Сняты маски и смыты румяна; И томительно тянутся скучные дни Пошлой прозы, тоски и обмана!.. Семен Надсон

Зинаида Гиппиус Не разлучайся, пока ты жив, Ни ради горя, ни для игры. Любовь не стерпит, не отомстив, Любовь отнимает свои дары. Не разлучайся, пока живешь, Храни ревниво заветный круг. В разлуке вольной таится ложь. Любовь не терпит земных разлук. Печально гасит свои огни, Под паутиной пустые дни. А в паутине — сидит паук. Живые, бойтесь земных разлук!

Андрей Дементьев Когда любовь навек уходит, Будь на прощанье добрым с ней. Ты от минувшего свободен, Но не от памяти своей. Прошу тебя, Будь благороден. Оставь и хитрость, и вранье. Когда любовь навек уходит, Достойно проводи ее. Достоин будь былого счастья, Признаний прошлых и обид. Мы за былое в настоящем Должны оплачивать кредит. Так будь своей любви достоин. Пришла или ушла она. Для счастья Все мы равно стоим. У горя — Разная цена.

Ещё бы раз влюбиться до удушья, до взрыва сердца. И окостенеть. Душа пуста, как высохшая лужа. Не лезет в рот изысканная снедь: ни рябчики, ни пенье менестрелей... Ещё бы раз — щемящий лёт крыла! Чтоб от восторга перья обгорели, чтоб с тела кожа старая сползла. А если нет...Тогда надеть галоши, найти в саду холодную скамью... Какой мечтой, какою сладкой ложью сманили годы молодость мою? Глеб Горбовский

Мне хочется назвать тебя женой За то, что так другие не назвали, Что в старый дом мой, сломанный войной, Ты снова гостьей явишься едва ли. За то, что я желал тебе и зла, За то, что редко ты меня жалела, За то, что, просьб не ждя моих, пришла Ко мне в ту ночь, когда сама хотела. Мне хочется назвать тебя женой Не для того, чтоб всем сказать об этом, Не потому, что ты давно со мной, По всем досужим сплетням и приметам. Твоей я не тщеславлюсь красотой, Ни громким именем, что ты носила, С меня довольно нежной, тайной, той, Что в дом ко мне неслышно приходила. Сравнятся в славе смертью имена, И красота, как станция, минует, И, постарев, владелица одна Себя к своим портретам приревнует. Мне хочется назвать тебя женой За то, что бесконечны дни разлуки, Что слишком многим, кто сейчас со мной, Должны глаза закрыть чужие руки. За то, что ты правдивою была, Любить мне не давала обещанья И в первый раз, что любишь,— солгала В последний час солдатского прощанья. Кем стала ты? Моей или чужой? Отсюда сердцем мне не дотянуться... Прости, что я зову тебя женой По праву тех, кто может не вернуться. Константин Симонов

Дженни Джозеф Если твое детство прошло за чтением сказок, как у меня, Ты, конечно, знаешь, к кому направлялся принц, зачем торопил коня. Но так как живем мы в мире, который не признаёт чудес, Ты знаешь и то, что принц не доехал до замка. Не там свернул. И исчез. Но на этот раз испытание пусть окажется ему по плечу. И давай придумаем, чтоб эта сказка закончилась, как я хочу, И будет «Доброе утро» в звуках оркестра и блеске фонтанных струй, И сотню, нет, даже тысячу лет молчания прервет поцелуй. И раз уж мы очутились в замке, где давно висит табличка «На слом», Давай считать, что все это просто чары — а сказка идет своим чередом.

Марина Цветаева Вечерний дым над городом возник, Куда-то вдаль покорно шли вагоны, Вдруг промелькнул, прозрачней анемоны, В одном из окон полудетский лик. На веках тень. Подобием короны Лежали кудри... Я сдержала крик: Мне стало ясно в этот краткий миг, Что пробуждают мертвых наши стоны. С той девушкой у темного окна — Виденьем рая в сутолке вокзальной — Не раз встречалась я в долинах сна. Но почему была она печальной? Чего искал прозрачный силуэт? Быть может ей — и в небе счастья нет?

Не будет тебе ни слова, ни пустыря, Ни старых друзей, ни нового словаря, Не будет тебе ни элоя, ни дикаря, По-честному говоря. Не будет тебе ни котлов, ни колоколов, Ни ангельских крыльев, ни на колу голов, Ведь ты — обычный рутинный дневной улов, Который не стоит слов. Не будет ничего, чего нет вокруг, Ни жгучего горя, ни боли, ни теплых рук, Когда ты откроешь окно — вот нехитрый трюк, Когда приготовишь крюк. Поскольку все то, что ты — это лишь сейчас, Сквозняк в переходе, слеза, на ветру свеча, Условный стук, которым в окно стучат, Остывший под утро чай. Когда ты был мал, казалось, что ты велик, И сделаешь все, но мать тебе не велит, А вырос — и понял, что кажется, крепко влип, И в камень подножный влит. Казалось, что детство страшнее иной тюрьмы, Что станешь постарше — и выберешься из тьмы, Кривы зеркала, умирают, увы, умы. А взрослые — это мы. И нужно готовить ужин, потом обед, Ходить в сбербанк, платить за тепло и свет, Стирать со стола полночный кофейный след, И ты не велик, о нет. И ты не велик, и все тебе велико, Зарплата, постель, квартира под чердаком, И те, кто был знаком или не знаком, Тоска не поймешь о ком. Идешь на службу, когда вся округа спит, Ты все это знаешь, ты накрепко сбит и свит, Но если ты о смерти, то поживи, Ведь я тебе о любви. Ведь я о любви средь всех этих скорбных троп, Свеча на ветру. Она тебя ждет в метро, Ее обходят толпы и лохотрон, И сотни других ветров. Она тебя ждет, сжимает в руках ключи, Ищи ее молча, лови ее, не кричи, Ее лицо, ее огонек свечи, Среди неживых личин. Не будет ни бога, ни ангелов, ни чертей, Ни гурий, ни викингов, ни изможденных тел, А будешь лишь ты, кто здесь, вопреки черте Увидел то, что хотел. И черт с ней с судьбой, теорией половин, С дрожащим светом, магией тонких вин, Ну, просто смерть — ее зови-не зови, А я тебе о любви. Аля Кудряшева