Стихия

Ещё он не сшит, твой наряд подвенечный, и хор в нашу честь не споёт... А время торопит — возница беспечный, - и просятся кони в полёт. Ах, только бы тройка не сбилась бы с круга, не смолк бубенец под дугой... Две вечных подруги — любовь и разлука — не ходят одна без другой. Мы сами раскрыли ворота, мы сами счастливую тройку впрягли, и вот уже что-то сияет пред нами, но что-то погасло вдали. Святая наука — расслышать друг друга сквозь ветер, на все времена... Две странницы вечных — любовь и разлука — поделятся с нами сполна. Чем дольше живём мы, тем годы короче, тем слаще друзей голоса. Ах, только б не смолк под дугой колокольчик, глаза бы глядели в глаза. То берег — то море, то солнце — то вьюга, то ангелы — то воронье... Две верных дороги — любовь и разлука — проходят сквозь сердце моё. Булат Окуджава

Федор Сологуб Не трогай в темноте Того, что незнакомо, Быть может, это — те, Кому привольно дома. Кто с ними был хоть раз, Тот их не станет трогать. Сверкнет зеленый глаз, Царапнет быстрый ноготь, — Прикинется котом Испуганная нежить. А что она потом Затеет? мучить? нежить? Куда ты ни пойдешь, Возникнут пусторосли. Измаешься, заснешь. Но что же будет после? Прозрачною щекой Прильнет к тебе сожитель. Он серою тоской Твою затмит обитель. И будет жуткий страх — Так близко, так знакомо — Стоять во всех углах Тоскующего дома.

Было время глупейших ошибок и вечной любви, и мозаика жизни казалась подвижной, как ртуть. Ночь стояла в окне, как скупой на слова визави, и надежда, живущая в пульсе, мешала уснуть. На промашках своих никогда ничему не учась, я не спас утопавших, а также гонимых не спас... Так и сталь закалялась, и так познавалась матчасть, убавляя незрелой романтики хрупкий запас. Это было смешно: я играл в саркастичный прикид в мире радостных флагов и детских реакций Пирке. Я был словно учитель из старой «Республики ШКИД», кто хотел говорить с гопотой на ее языке. Опыт крохотный свой не успев зарубить на носу, на дорогах своих не найдя путеводную нить, я всё слушал, как «лапы у елей дрожат на весу» и мечтал научиться с любимою так говорить. Всё прошло и пройдёт: звуки плохо настроенных лир, ожиданье чудес да июльский удушливый зной... Репетиции нет. Есть прямой беспощадный эфир. То, что было со мной — то уже не случится со мной. Александр Габриэль

Я тебя ни к кому не ревную, Ни к грядущему, ни к прошедшему, Ибо каждый любит иную — Так вот кажется мне, сумасшедшему. Так мерещится мне, сумасшедшему, Сумасшедшее счастье нашедшему... Ты ее ведь не знаешь сама — Ту, что сводит меня с ума. Борис Заходер

Откуда ни возьмись — как резкий взмах — Божественная высь в твоих словах — как отповедь, верней, как зов: "за мной!" — над нежностью моей, моей, земной. Куда же мне? На звук! За речь. За взгляд. За жизнь. За пальцы рук. За рай. За ад. И, тень свою губя (не так ли?), хоть за самого себя. Верней, за плоть. За сдержанность, запал, всю боль — верней, всю лестницу из шпал, стремянку дней восставив — поднимусь! (Не тело — пуст!) Как эхо, я коснусь и стоп, и уст. Звучи же! Меж ветвей, в глуши, в лесу, здесь, в памяти твоей, в любви, внизу постичь — на самом дне! не по плечу: нисходишь ли ко мне, иль я лечу. Иосиф Бродский

Помнишь, в юности преходящей Чувства путаный разворот: «Неужели я настоящий, И действительно смерть придет?» Но в последней ночи ледащей Опыт взращивает ответ: «Неужели я настоящий? Это значит, что смерти нет». Евгений Кольчужкин

спрашиваю: ты дух? — отвечает: дождь, спрашиваю: ты дождь? — отвечает: камень, — в белом саду, обещает, меня найдешь у голубятни синей за облаками, видишь, с семи холмов над равниной свет, там и сойдемся мы на последней тризне... что остается от жизни? — ответа нет, что остается от смерти? — спроси у жизни... Сергей Шестаков

Евгений Евтушенко Любимая, и это мы с тобой, измученные, будто бы недугом, такою долголетнею борьбой не с кем-то третьим лишним, а друг с другом? Но прежде, чем... Наш сын кричит во сне! расстаться... Ветер дом вот-вот развалит! Приди хотя бы раз в глаза ко мне, приди твоими прежними глазами. Но прежде, чем расстаться, как ты просишь, туда искать совета не ходи, где пустота, прикидываясь рощей, луну притворно нянчит на груди. Но прежде, чем расстаться, как ты просишь, услышь в ночи, как всхлипывает лёд, и обернётся прозеленью просинь, и прозелень в прозренье перейдёт. Но прежде, чем... Как мы жестоко жили! Нас бы с тобой вдвоём по горло врыть! Когда мы научились быть чужими? Когда мы разучились говорить? В ответ: «Не называй меня любимой...» Мне поделом. Я заслужил. Я нем. Но всею нашей жизнью, гнутой, битой, тебя я заклинаю: прежде, чем... Ты смотришь на меня, как неживая, но я прошу, колени преклоня, уже любимой и не называя: «Мой старый друг, не покидай меня...»

Извини, мой хороший, но селя ви. У меня не найдется в сердце большой любви, Мир меня изрядно выпил и измотал, страсть моя избита, душа пуста. Я могу лишь малое предложить – но быть может, это и будет жизнь? Сонный кот на скомканной простыне, шепот, замирающий в тишине, Кружка кофе утром – не горячо? Прядь волос, щекочущая плечо. На ресницах спящий земной покой, кожа шелковистая под рукой… Вот мой мир из тысячи мелочей, безмятежный, маленький и ничей. …И когда я тихо зимой уйду, я тебе оставлю два дня в году, Из мгновений, каждое – словно вздох. Мы с тобой дышали, и слышал Бог, Как звенел мой голос, ласкал и льнул, и поверь, ни разу не обманул. Ты богатым будешь – два полных дня! У других поменьше в горсти меня. Я ведь много сеяла в пустоту…Что ж, надеюсь, памятью прорасту. …И, когда я тихо уйду зимой, ты по хлебным крошкам пойдешь за мной. Но найти не сможешь. Прости. Живи. Это все, что знаю я о любви. Мария Хамзина

Ты имени не знаешь моего, Поэтому надень на безымянный Колечко. Все проходит. Ничего Не сохранится. Привкус оловянный Сотрется. Люди новые придут, Но ты меня уже не встретишь больше, Поймешь, что безымянные живут Всех, именами наделенных, дольше. Дмитрий Теткин