Предыдущая публикация
Шуршали голуби на крыше.
Часть вторая. Город
Глава десятая. Мокрая курица
Дожди августовские наделали много беды. Полевые дороги развезло, речка стала выходить из берегов и слегка подтапливать приречные лужки и долинки, стала подбираться к ого-родным изгородям, к сараям и банькам на берегу.
Кудринка переполнилась водой и стала беспокойной. Она и раньше была торопливой, но теперь заторопилась еще сильнее. С огромной скоростью она несла мутные потоки воды, поднимала топляки со дна, ворочала стволами упавших в воду деревьев. Многочисленные островки на реке исчезли под разбушевавшейся водой.
О купании в ней не могло быть и речи, и не только потому, что вода стала холодной, но и потому, что сильный поток сбивал с ног, и нужно было много усилий, чтобы просто устоять в воде. Если в середине лета в жару можно было доверяться реке полностью, и разлечься на воде на спинке, и не шевеля ни руками, ни ногами, плыть по течению, торжествуя и блаженствуя, то теперь плаванье в реке было опасным.
Берег теперь был пустынным, мало кто приходил к реке, потому что вид её не радовал взгляда. А Зина пошла на берег, чтобы отыскать пропавшую козу, она выдернула колышек, к которому была привязана возле дома, и ушла с ним куда-то. Отправляясь на поиски козы, Зина «принарядилась». Хоть дождя уже и не было, но трава, кусты, деревья были такими мокрыми, что никакое солнце их высушить не могло. Особенно такое неласковое. Зина одела старые брюки, обула сапоги болотники, которые были на три размера больше её маленьких ног, и поэтому хлябали у неё при ходьбе, как большие калоши.
Она оделась в теплый свитер. Голову повязала старым выцветшим платком, а потом надела брезентовый плащ еще колхозных времен, точно такой же, в каком ходил почтальон Печкин из знаменитого мультфильма. Плащ был большим и непромокаемым, несмотря на преклонный возраст. В руки она взяла корявую палку, чтобы гнать козу домой, если она обнаружится на берегу. В таком виде и двинулась, совсем не думая о том, как она выглядит со стороны. Было бы ей удобно и хорошо, а до остальных ей дела нет!
Зина дошла до конца огорода, встала на перелазе, чтобы. видеть всю округу. Прямо у её ног плескалась и злобно шипела холодная и мутная вода. Козы нигде не было. Зина уже собралась повернуть назад, но тут увидела, что по реке мчится бревно, а на нем харохорится мокрехонький петух.
Он вымок, крылья его поникли, но он открывал клюв и не кричал свое призывное куку-реку, а издавал какой-то сиплый звук, похожий на стон. Видно, шальная Кудринка размыла где-то берег, смыла курятник, быть может куры и спаслись, а петух оказался на бревне, и теперь мчался одиноко к своей погибели. Птичку было жалко!
Зина всплеснула руками и хотела уже ринуться наперерез бревну, но делать это было очень опасно. Пока она доли секунды раздумывала, как ей поступить, незадачливый матрос на своем неустойчивом транспорте вдруг остановился. Низко опустившиеся ветки ивы стали преградой на пути его плавсредства. Но видно было, что остановка эта временная, и что вода поднатужится и своим напором преодолеет преграду и помчит бревно дальше.
Зина пробралась по краешку плетня, рискуя свалиться в воду, и попробовала причалить бревно с петухом с помощью палки, которая была у неё в руке. Она уже совсем было дотянулась до бревна, как вдруг подскользнулась, и с громким криком и страшным плеском слетела в реку и мгновенно промокла. Тогда она побрела по воде, провалилась в яму и ушла под воду с головой, вынырнула, сняла петуха с мокрого и скользкого бревна и, подгребая одной рукой, поплыла назад, а когда стало мелко, пошла. Дно у берега было топким, один сапог куда-то провалился. Зина попробовала вытащить его, но ей удалось освободить только ногу, сапог остался торчать в илистом дне.
Так и выползла Зина на берег мокрая и грязная с птицей в руках. Из карманов плаща лилась вода, одного сапога не было, платок унесло потоком, но Зина торопилась. Петушка нужно было немедленно согреть! Она по тропинке побежала прямо к старому сараю. В нем мастерил что-то Иван Захарович, Зина решила попросить его о помощи. Распахнула двери и замерла растерянно. В сарайчике дружно трудились Иван Захарович и Юрий Григорьевич. Ремонтировали утварь. Они оторопело уставились на Зиночку.
– Вот, петушка спасла из реки…
Она пыталась полой огромного плаща укрыть одну босую ногу, но у неё это плохо получалось. Она хотела поправить прическу, но только размазала грязь по лицу. Петушок повис у неё в руке бесформенным кульком. Иван Захарович всполошился первым.
– Петушка спасла. В реку полезла, значит.
– Я свалилась нечаянно, я хотела палкой достать бревно, а не вышло ничего, я нечаянно. – Давай сюда спасенную птичку, а сама марш домой переодеваться в сухое. Юра, чего
сидишь, как неродной. Быстро воды горячей ведро нагрей всеми средствами и помоги ей привести себя в порядок. Ведь простынет же, голова садовая! Петушка она спасала! Птицей я сам займусь. Вот здесь большая картонная коробка, сажай его сюда, я знаю способ, как его оживить. А вы действуйте, действуйте!
– Я сама! Я в душ. Куда я в таком виде?
– В душе холодная вода. Сбрасывай эту халабуду, и в дом. Юра принесет тебе теплой воды. И никаких возражений!
Зина плащ не сбросила, и в нем поплелась домой. Она сбросила плащ на крыльце, верхнюю одежду сняла на веранде, в доме укуталась в старенький байковый халат. Спутанные мокрые волосы стала вытирать полотенцем, на котором оставались грязноватые разводы. Зину стал бить озноб. Вода в реке была прохладной.
В дверь громко постучали, и в комнату вошел Юра с огромным тазом, с ведром теплой воды, в котором плавал ковш. Он молча посмотрел на Зину, вышел на минутку, принес ещё один таз, поставил его под ноги Зиночке, налил в него теплой воды, наклонился и стал мыть её ноги. Без единого слова. Она пыталась воспротивиться этому, но он так строго на неё посмотрел, что она притихла и присмирела. Он вытер ей ноги насухо.
– Носки шерстяные есть? – Есть.
– Где?
– В шкафу на нижней полке. – Надень!
Зиночка повиновалась.
– Теперь я займусь твоими волосами. Смоем эту грязь и тину с них.
И опять Зина хотела воспротивиться, и опять сердитый взгляд остановил её. Она опять повиновалась. Юра обернул плечи Зинаиды полотенцем, наклонил ей голову назад, на спинку дивана поставил таз и в него погрузил её роскошные волосы. С опытностью дамского парикмахера он их промыл, прополоскал и вытер. Потом обернул ей голову сухим полотенцем. Зина прилегла на подушки, укрылась пледом и… задремала. Сквозь дымку сна она слышала, как Юра гремел ведром. Он также молча навел порядок в комнате, подтер воду и вышел из избы, но так хлопнул дверью при этом, что стекла в окнах мелко-мелко зазвенели, а перегородки слегка зашатались, и только печка стояла, не шелохнувшись. От этого звука Зина проснулась. Ну, почему ей так не везет в жизни? Она же хотела предстать перед Юрой в лучшем виде своем, и вот… предстала.
Глядь – поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
В одном сапоге, в старом плаще, из карманов вода льется, в руках почти дохлый петух, волосы спутались, платок уплыл, голова в глине, песке. Ни в сказке сказать, ни пером описать! Красавица наша! Петуха пожалела она! Вот и предстала перед властелином её сердца. Мокрый петух и мокрая курица!
Она прогневала сильно Юру. Почему? Что она опять не так сделала? И какое ему до неё дело?
Опять пошел за окном дождь. Осторожный такой! Неторопливый. Застенчивый даже. Он издавал такие звуки, как будто просил прощение за свою назойливость.
Её раздумья прервал стук в дверь. Пришли дети. Зиночка и забыла совсем, что обещала Вере Васильевне помочь приготовить выступления детей на торжественной линейке, посвященной началу учебного года. Зиночка встала, извинилась за вид, вышла на минутку в спальню, переоделась в брюки и любимый черный свитерок. Полотенце с головы она сняла, а спутанные волосы скрутила в большой влажный узел и закрепила шпильками. С приходом детей в доме стало светлее.
Девочки сели поближе к Зинаиде Алексеевне, мальчики солидно устроились подальше, на топчане, а будущие первоклассники уселись по двое на стульях. Дом был полон гостей. Зинаида Алексеевна стала им рассказывать о спасении петуха. Дети слушали её историю, как сказку. Будущая первоклассница – Верочка дослушала и вздохнула с облегчением.
– Вот он, наверное, обрадовался! – Кто?
– Да петух этот, спасенный! Теперь где он жить будет? – У меня в курятнике.
– А можно на него посмотреть?
– Конечно! Пойдемте со мной. Он в сарае, в картонной коробке сидит.
Иван Захарович детям петуха показал, но в руки не дал, сказал, что петуху нужен покой и что птичка после пережитого плохо стоит на ногах, и ласково выпроводил детей из сарая. Только вечером Зина узнала, почему он так торопился, и почему птичка плохо на ногах стояла. Оказывается, спасая птицу, Иван Захарович решил, что петушку нужно согреться изнутри. Он и влил немного спиртного в его клюв. А после этого петух вел себя не очень хорошо. Он расправлял крылья и махал ими, забрызгивая все вокруг, так, как будто хотел взлететь. Наверное, он воображал себя горным орлом. Потом он широко открывал клюв и пытался петь. Но ничего, кроме хриплого бульканья, у него не получалось. И хоть смотреть на все его проделки было смешно, однако Иван Захарович справедливо решил, что пьяные выходки птицы – совсем не зрелище для детей.
Все вернулись в дом и опять удобно устроились на диване, стульях и топчане. Вошла Прасковья Терентьевна, заулыбалась.
– А ну-ка посмотрите, что у меня есть для вас!
Добрая старушка, как волшебница, подала детям глубокую тарелку с пирожками.
– Соскучились за моей стряпней. Я как чувствовала, что вы в гости явитесь. Пирожки горячие, с пылу с жару. Угощайтесь! А это что за новички у нас, а?
– Это – первоклассники.
– Давайте знакомиться, первоклассники!
Дети тихими голосами назвали свои имена. Они робели. – Веселей, ребята! В школу собрались уже?
Все наперебой стали рассказывать Зинаиде Алексеевне и Прасковье Терентьевне о покупках к началу учебного года. Какая форма им куплена, какие портфели и учебники, какие ручки и карандаши. Первоклассник Витя насмешил всех.
– А мне мама всё новое к школе купила. Даже майку новую, и носки, и ботинки, и куртку, и шапку купила. Я буду весь новый!
– Видишь, как мама любит тебя! А учиться ты как будешь?
– Наверное, хорошо. У меня все старшие братья и сестры хорошо учились, и в родне у нас все хорошо учились, мне не в кого двоечником быть.
Баба Паша опять улыбнулась.
– Какой хлопчик рассудительный! Поживем – увидим!
Зинаида Алексеевна достала папку, в которой был сценарий праздника, и стала распределять роли, потом она выписала каждому участнику праздника его слова на листок бумаги, велела выучить дома и завтра к двум часам прийти на репетицию в школу. С первоклассником Витей она решила позаниматься сама. Он оказался мальчиком смышленым, стихи запоминал быстро и уже через полчаса громко декламировал их.
У меня сегодня праздник,
Я сегодня – первоклассник.
В школу я пришел с утра,
Мне семь лет. Уже пора
Сесть за парту, заниматься!
Буду очень я стараться!
Научусь читать, писать,
Буду лучше всех считать!
Здравствуй, школа! Здравствуй, класс!
Принимай скорее нас!
Мальчик читал стихи так громко, что Зина не заметила, как хлопнула дверь. Она обернулась только на звук аплодисментов. Аплодировал мальчику Юра.
– Разрешите полюбопытствовать, почему именно Вы, Зинаида Алексеевна, готовите школьную линейку?
– Потому что я в прошлом году целую четверть подменяла заболевшую учительницу. А теперь она попросила меня помочь ей.
– Вот в чем дело! Какая Вы, однако, безотказная! Как солнышко, всех обогреть хотите! А хватит ли тепла?
– Хватит. Пока хватало, значит и дальше хватит. Нужно идти навстречу жизни, тогда и она откроет объятия. Меня папа так учил.
– Как высокопарно! И откуда в этой глуши такая, как ты, взялась? И швец, и жнец, и на дуде игрец!
– Приехала с родителями в бессознательном возрасте. А что, мои дела Вас раздражают? – Некоторые – да! Например, спасение петуха. Нужно думать, прежде чем что-то сделать.
А если бы ты утонула?
– Я хорошо плаваю. Но в другой раз обязательно подумаю!
Мальчик слушал разговор взрослых с большим интересом, потом решил вставить и свое словечко.
– Не расстраивайтесь, Зинаида Алексеевна, у меня папа тоже иногда маму ругает, а если она обижается, он говорит, что ругает её любя. Беспокоится за неё, значит. А мамка у меня шатоломная, как Вы!
– Какая?
– Шатоломная. Это папа так на неё говорит. Она как-бы шатается, что ли? Не совсем правильно все делает.
Взрослые онемели. Ни Зина, ни Юра никак на слова малыша не отозвались. Как всегда и везде, устами младенца глаголила истина. А против истины голос не возвысишь. Юра ругал Зину ЛЮБЯ! Малыш это чувствовал!
Наступил последний день августа. Погода установилась солнечная, и на улице так пригрело, что казалось, вернулось лето в самой жаркой своей поре. Но холодное утро напоминало всем, что завтра начинается осень.
Зина проснулась в этот день рано-рано, привела себя в порядок, оделась потеплее и вышла за калитку. Она торопилась на сельское кладбище. Теперь можно было пройти к нему через мостик и Варварин хуторок.
Зина прошла мимо варвариного подворья, и, не останавливаясь, пошла по тропинке, вышла на полевую дорогу, свернула в сторону и вошла под сень маньчжурских дубов, которые выросли на кладбище. #опусы Она шла к могилкам своих родителей. Зина всегда начинала свой День рождения с посещения их могилок. Она отчитывалась перед ними уже второй раз.
– Я жива, здорова. Я сильно скучаю, мне вас не хватает. На свете я одна. Мне Фленушка сказала, что ты мне, мама, не мама. Я ей не верю. Я же на тебя похожа! А папа мне всегда папой будет. Я уже делаю контрольные работы и занимаюсь самостоятельно. Соседки мне помогают… Я встретила человека, мама, и он околдовал меня. Я не справилась со своими чувствами и оступилась. Теперь я живу правильно, но я без него жить не могу. Что мне делать, я не знаю. Во всех книгах люди говорят о любви своим возлюбленным, а он мне не говорит. Он такой сильный, добрый, умный, надежный, честный. Он лучше всех! Только он меня не любит, потому что я – простушка деревенская, а у него мама – профессор. Она меня не примет! Я решила его забыть. Я буду самостоятельной!
Сзади хрустнула ветка валежника, Зина резко обернулась, но ничего не увидела. Наверное, ей послышалось. Она примолкла. Посидела в тишине несколько минут, а потом стала наводить порядок на могилках. Портреты родителей она протерла чистым полотенцем. Закончив уборку, она пошла домой. На душе у неё было светло. Она сделала очень важное дело, она поклонилась памяти своих родителей, и это придало ей силы.
– Доброе утро, ранняя птичка! – Здравствуйте, баба Варя!
– С Днем рождения тебя, дорогая! Это же тебе сколько сегодня? Так глядишь, ты годами и меня скоро догонишь! Да, шучу я! До моих семидесяти годков тебе еще идти и идти! А ты почему на кладбище не одна ходила? Смотрю утром, а вы идете один за другим. Ты впереди, а чуть подальше этот командировочный. Ну, этот, самый молодой у них, бравый такой, пригожий, забыла я, как его звать!
– Юрий Григорьевич?
– Ну, да! Он самый. Или ты не с ним ходила, а он просто вел за тобой наблюдение? – С ним, с ним, всё в порядке, баба Варя.
– Да я вижу, что все в порядке. Заневестилась ты. Раньше в таком возрасте девушка на выданье считалась. Годик, другой, смотришь, если не вышла замуж, уже в перестарки попала. Раньше в семнадцать, восемнадцать лет замуж выходили. Я за своего с первого погляду вышла.
Заехали к нам сваты из соседнего села, а с ними жених, значит. А его раньше видела на посиделках, но и словом не обмолвились мы, а приглянулись друг другу. Он явился свататься, а сам переживал, что ему от ворот поворот будет. А брат мой спрашивает, глянется ли мне жених. Я только головой кивнула. Вот так кивком и дала согласие.
Мы о любви с ним никогда не говорили, но когда он с войны пришел весь израненный, да обнял меня, у меня сердце зашлось. Я, веришь ли ты мне, потом с ним, как с младенцем, обходилась. Не давала ему надсадиться, всю тяжелую работу сама делала, сон его берегла, кормила получше, а все равно, недолго в счастье пребывала. Они, войной тронутые, особенные люди.
Говорят и этот, Юрий Григорьевич, тоже на войне был. Все громыхает и громыхает на свете. Когда уймутся? Что-то я разговорилась нынче. Я тебе подарок приготовила. Вот тебе гребень старинный в волоса. Дома посмотришь внимательно на него. Радости тебе в жизни побольше!
– Спасибо, спасибо! Мы еще встретимся! Сегодня доставка. Я побегу.
Зина действительно побежала, потому что дел у неё сегодня было много. Нужно было почту принять, отправить. Принятую почту рассортировать, разнести по селу. Нужно было заглянуть в школу и посмотреть, все ли там готово к учебному году? Еще раз проверить ребят. Все ли хорошо выучили слова? Нужно было пригласить музыканта на линейку. Да и домашние дела не ждали. И нужно было спросить Юру, зачем он за ней шел. И слышал ли он её слова на кладбище. И никто ей не был нужен больше на всем белом свете! Теперь он отрастил волосы, которые сделали его еще привлекательнее! И так хотелось запустить свою ладонь в его шевелюру и попробовать их на ощупь, и погладить, и поиграть с завитками на их кончиках.
Во дворе под навесом стояло большое ведро, наполненное опятами. Баба Маша – дежурная повариха, уже хлопотала на кухне.
– Откуда грибы?
– Юра принес. С утра встал пораньше и нарвал. В лесу их нынче так много! Не помню, чтобы такой год когда был. Опята – грибы осенние. Они обычно попозже бывают, в сентябре рвем. Хотя, что я говорю? Сентябрь-то уже завтра. С Днем рождения, Зиночка. Дай-ка я тебя обниму и пожелаю счастья. Расти большой, слушайся…
Повариха замолчала на полуслове. Зина вздрогнула, опустила плечи и пошла в дом. На диване сидел большой плюшевый мишка. В лапах у него была коробка шоколадных конфет, над головой плакатик, на котором было написано крупными буквами «С Днем рождения!», а в вазе стоял роскошный букет цветов из махровых гладиолусов и георгинов. Цветы в Кудринке росли в каждом дворе и обилием сортов радовали глаз.
– Уже увидела подарок? Это наши столовальщики побеспокоились. Медведя за тридевять земель нашли. В городе Юрий Григорьевич купил, когда он туда за запчастями ездил. Говорят, и награды свои военные привез.
– Вот уж от него мне подарок меньше всего нужен.
Зина произнесла эти слова так тихо, что Мария не услышала.
Когда Зина увидела ведро с грибами, Юра был реабилитирован. Он за грибами ходил. А то, что шел вслед за ней, – случайное совпадение. Зина целый день вертелась, как белка в колесе.
А когда последний день лета догорел, и солнце стало клониться к закату, на подворье Зинаиды начался праздник. Поздравить её с Днем Рождения пришли Матвей Иванович с женой и сыном. Они поделились радостной новостью: Петя шел первого сентября в школу, потому что в районе разрешили заниматься ему по индивидуальной программе. Вера Васильевна брала Петю во второй класс, потому что писать она его в прошлом году научила. Теперь Петя был грамотным человеком. Он умел читать, писать и считать.
– Если бы не ты, Зина, он бы так и остался неучем. Ты поверила в него. У Ани выступили слезы на глазах.
– Мы с Матвеем решились родить второго ребенка. Надеюсь, будет девочка. Только ты об этом пока никому не говори. Уже половина срока.
Зиночка обрадованно пожала руку Анечке.
Петя подарил Зинаиде Алексеевне удивительный рисунок. Красками на листе ватмана была нарисована речка, берега которой поросли ивой, на берегу речки – домик. К домику ведет дорога. Над домиком светит большое солнце, плывут легкие облака в небе, а прямо к дому летит невиданная голубая птица счастья. А чтобы Зиночка догадалась, что это птица счастья, она была подписана. Внизу значилось маленькими буковками, что это – птица счастья. Внешне она почему-то была похожа на ворону, но надпись под ней говорила иное.
Гости принесли шикарное угощение. Одна Анечка умела делать торты. Она для Зиночки сделала такой торт, что все ахнули. Застолье устроили под навесом и выставили на стол и соленые грузди и моченые груши и салаты, и фаршированную рыбу. Дымилась в тарелках молодая картошечка с укропом, стояла в глубоких мисках крутая деревенская сметана. Шофера приезжали, ужинали за праздничным столом, искренне желали Зиночке всего самого хорошего на этом свете и уезжали опять. Им предстояло до глубокой ночи вывозить хлеб на элеватор. Каждому из них женщины давали бутылку молока и булочки, чтобы было чем перекусить в дороге.
Зина вынесла старенький магнитофон, и все слушали записи песен Владимира Высоцкого, которые так любил отец Зины, а потом Зина поставила кассету, на которой были записаны любимые песни мамы. В начале звучали романсы, которым Зина подпевала, а потом зазвучали вальсы.
Вальс устарел, – говорит кое-кто смеясь!
Век усмотрел в нем отсталость и старость!
Но затаен, он всегда и везде со мной,
И несет он меня, и качает меня,
Как туманной волной!
Пела неповторимая Клавдия Шульженко. Мелодия зачаровывала. Зина прикрыла глаза и мысленно танцевала с невидимым партнером.
– Разрешите?
Перед ней в позе галантного кавалера стоял Юра. – Потанцуй, Зина, потанцуй!
Зине некуда было деться, она подала Юре руку и они вышли на середину освещенного двора. Звуки вальса чуть качнули партнеров, сблизили их, и вот они закружились, подхваченные волнами музыки. Они танцевали так хорошо, что когда музыка закончилась, все им зааплодировали. Аня подошла поближе к Зине.
– Какая вы пара! Вы созданы друг для друга! Это прямо в глаза бросается! Как жаль, что жизнь вас разводит! Юрий Григорьевич уезжает завтра после школьной линейки. Его прямо в райцентр повезет Матвей. Он на самолете полетит из районного центра и даже домой не зайдет. Мама ему привезет чемодан к самолету. Он пересядет на большой самолет и дальше полетит. Ему какой-то вызов пришел.
– Какой? Куда? – Я не знаю!
– Неужели опять на войну?
– Не знаю я, он никому ничего не говорит!
Музыка продолжала звучать, гости продолжали говорить Зиночке комплименты, но она уже ничего не слышала. Любимый уезжает завтра неизвестно куда, так и не объяснившись с ней.
Зиночке хотелось подойти к нему, припасть к его груди и заплакать навзрыд. И пусть он её утешает, пусть гладит по голове и целует, как маленькую, пусть отчитывает за необдуманные поступки, пусть сердится неизвестно за что, но пусть он будет рядом! Рядом! Всегда рядом с ней!
До полночи во дворе было так людно и так шумно, что уединиться с Юрой не было никакой возможности. А ночью Зина уснула, как будто провалилась в бездну. Утром она проснулась рано. Нужно было идти на линейку. Она умылась парным козьим молоком, чтобы лицо имело свежий вид, оделась в модный костюм, подаренный подругой, обула новые туфли—лодочки на полушпильке, сделала праздничную прическу.
Когда она вышла во двор, некоторые водители её даже не узнали. Иван Захарович удивился.
– На тебе! Девчонка, девчонкой, а тут приоделась, и в даму превратилась. Неужели одежда способна изменить даже взгляд? Ты, Зиночка, куда так собралась?
– Сегодня – Первое сентября. Я на линейку пошла. Мы её рано проводим. Вначале все школьники собираются возле школы, и им деревня напутствие дает, а Матвей Иванович дарит подарки тем, кто летом работал в поле, на зерновом дворе, на ферме. Потом старшеклассники уезжают в среднюю школу на школьном автобусе. Там обычно в девять часов начинается праздник – День знаний. А у нас Вера Васильевна проводит праздничные уроки. Она устраивает конкурсы, викторины, маленькие спектакли дети вспоминают, которые в прошлом году устраивали, потом чаепитие проводит. Сценарий известен. В школу может сегодня прийти каждый. День открытых дверей. Побегу я, а то опаздывать нехорошо.
– Тебе бы на конкурс красоты попасть. Первое место обеспечено! Удачи тебе! И солнышко сегодня ясное, и природа для ребятишек подарок сделала.
Зинаида Алексеевна вела школьную линейку, когда вдруг ей протянули записку с просьбой предоставить слово для поздравления Черепанову Юрию Григорьевичу, участнику боевых действий в горячей точке. Она предоставила. Народ расступился, и вперед вышел Юра. Он был не в джинсах и свитере, на нем был строгий костюм темно-синего цвета, белоснежная рубашка, обувь была начищена так, что сияла. На груди у него красовались боевые ордена.
– Я прожил в этой деревне два месяца. Я полюбил вашу деревню и её жителей.
Юра выделил слово «полюбил», замолчал и посмотрел на Зину. И ей показалось, что эти слова предназначены ей одной, что не всех он имеет в виду, а одну её. Площадь опустела, на ней остались только Юра и Зина, и Юра говорил ей о своей любви.
– В эту красоту нельзя не влюбиться. В эти перелески, озера, как распахнутые в мир глаза любимой девушки, в эти распадки, поля! В эту причудливую речку Кудринку! В её журчание, которое так напоминает звуки любимого голоса! В эту простоту и мудрость, в эту доверчивость и искренность чувств!
Зина стояла замерев. Сердце её учащенно билось!
– Но самое главное украшение этих мест – это вы, жители Кудринки. Самоотверженные, трудолюбивые, гостеприимные, мы с вами – один народ. Мы пришли вам на помощь в уборке урожая, вы нам помогаете решить продовольственную проблему в стране. Честь вам и хвала! Сегодня – особенный день. Первого сентября дети идут в школу, а второго сентября мы будем праздновать день окончания второй мировой войны. Давайте же сегодня все вместе почтим память тех, кто остался на полях сражений всех войн. Мы принесли венок, чтобы возложить его к памятнику в вашем селе.
Все замолчали, а старшеклассники, с которыми Юрий Григорьевич позанимался накануне, вышли вперед, и, ступая торжественным шагом, возложили венок к подножию сельского памятника.
– Для меня мир на земле – это дети, идущие в школу. Когда наша часть выходила из района боевых действий, мы никак не могли почувствовать, что война – позади. Но в одном из селений мы утром увидели, как дети идут в школу, и поняли, что мы едем по мирной земле! Детям я желаю успешной учебы, и напоминаю им, что дорога в школу – это дорога к свету, к добру, к миру!
Все присутствовавшие на линейке откликались на каждое слово оратора, а когда он закончил, все захлопали. Давно никто здесь не произносил такие красивые и умные речи. Вера Васильевна прервала Зиночку, которая хотела предоставить слово родителям для поздравления.
– А мы больше слов говорить не будем. Лучше, чем наш гость Юрий Григорьевич, и не скажешь! Пусть его замечательные слова запомнятся вам, ребята! А самого Юрия Григорьевича мы попросим проводить первоклассников через школьный порог. У нас их в этом году двенадцать человек!
– Просим, просим, просим! На удачу! Просим!
И бравый военный, повидавший так много в свои молодые годы вдруг растерялся. А дети не растерялись. Они поломали строй, они гурьбой подбежали к нему и облепили со всех сторон. Кто держал его за руки, а кто и за полы пиджака. И все ему улыбались.
– Вы меня, прямо в окружение взяли. Давайте построимся! Разобьемся на пары мальчик – девочка. Ах, да! Девочек больше, чем мальчиков! Для вас двоих, мальчиком буду я!
Юрий Григорьевич взял первую пару девочек за руки и повел к школьному порогу. Милые девочки в новых школьных формах, в белых фартуках, с огромными белыми бантами прямо сияли от гордости! Они шли за руку с таким человеком, который был особенным: нарядным и с орденами и медалями на груди. Все остальные дети чинно пошли за ними. Дед Черемисин заиграл «Прощание славянки». Мамочки первоклассников всплакнули умиленно, а бабушка Фленушка перекрестила всех. И никто не заметил, что боевой офицер тоже еле сдерживает слезы.
Подошел школьный автобус, старшеклассники стали занимать в нем места. Все смотрели на них, а в это время Юра, проводив детей, спустился с крыльца, пристально издалека посмотрел на Зину и одними губами без звука произнес слова, которые поняла она.
– Люблю.
Он сделал движение, как будто собирался здесь и при всех открыто обнять Зину и прижать её крепко к себе, но она остановила его взглядом. Просила пощадить её. Не открывать тайну никому. Сейчас были только догадки, а если они обнимутся – от тайны не останется и следа.
Юра постоял молча, потом резко, по-военному развернулся и пошел к машине Матвея Ивановича. Минут через десять площадь опустела. Старшеклассники уехали, младшие школьники сели за парты и Вера Васильевна начала уроки. Родители разошлись по домам. Зина осталась одна с большим букетом цветов в руках. Она пошла домой. Дом примет, дом укроет, дом спрячет её слезы от всего мира. Во дворе было пусто. Полкан лизнул ей руку, приблудный кот мяукнул с крыши, спасенный петух прокукарекал. В доме на письменном столе белел листок. «Прости! Не могу всего объяснить, но люблю и буду любить только тебя одну! Не разглядел я тебя сразу! Цены тебе нет! Вернусь живым – встретимся! Юра».
– А если нет? А если —нет? Не пустил меня в свою жизнь, не пустил!
Зина заплакала безутешно. Не дал право быть рядом и в горести, и в радости. Уехал одинокий и гордый. Значит вот оно что! Значит вон как все сложно! Сразу не разглядел, а когда разглядел, не приблизился. Страшно стало? Стыдно стало? Почувствовал ответственность? Значит, Зиночку-простушку можно было бросить? Значит, с Зиночкой—почтальоном можно было поиграть, позабавиться, поучить жизни и расстаться легко. Почему бы не воспользоваться тем, что само в руки идет? При первом взгляде она не годилась в невестки мамочке-профессору, а при ближайшем рассмотрении выяснилось, что подходит. Что это за фраза «вернусь живым». Куда он отправился?
Все прояснил Иван Захарович. Юра отправился в военный госпиталь, на операцию. Его врачи обещали вернуть в строй. Если операция будет успешной, он вернется к боевым товарищам. У него, как он сам говорил, кое-какие должки есть.
– Они ведь если возвращаются оттуда по ранению, всеми силами стараются в строй встать. У них чувство товарищества разрастается, они не хотят бросать друзей боевых и не хотят проигрывать. Потому что, если проигрывать, то лучше и не начинать дело. Вот почему твой Юра туда стремится.
Час от часу не легче! Вот откуда эти слухи о том, что он траур по кому-то носит, что он обет какой-то дал. Значит, во всяких слухах есть доля правды? Слухам нужно верить? Значит, он вернется, если будет жив.
Зина поднялась, подошла к книжной полке и взяла в руки книгу «Русские песни и романсы». Любимый сборник мамы, который она всегда читала, а некоторые романсы пела, и Зина с восторгом слушала её пение. #опусы Хотя все эти рыдания и вздохи казались ей даже в юности чуть наивными и смешными. Страсти на показ не выставляются! Мама с ней спорила и доказывала обратное. Если муку душевную не излить в слове, она может затопить сердце. Излитая в слове, она меньше обжигает.
Зина открыла тексты романсов Германа. Некоторые из них были широко известны. Ну, кто не слышал, про то, что только раз бывает в жизни встреча? А вот текст романса «Не надо встреч» написан как будто про Зину.
Узор судьбы чертит неслышный след:
Твое лицо я вижу вновь так близко;
И веет вновь дыханьем прошлых лет
Передо мной лежащая записка.
Что же получается? На память об их встрече останется только эта записка? И будет она дряхлой старушкой сидеть в этом доме, на старом диване. А в руках у неё будет эта записка, пожелтевшая от времени, и будет от неё веять дыханием прошлых лет? Ну, уж нет, такому не бывать!
Зина закрыла сборник и поставила томик с романсами на свое место. Чтение их не принесло утешения. Записку она бережно сложила пополам и положила в мамину шкатулку, в которой хранилось все самое ценное в доме.
Целый день у Зиночки было странное ощущение пустоты. Все было в мире по-прежнему: легкие белые облака плыли по небу, ветерок чуть гнул и раскачивал веточки, летали птички над головами, мчалась куда-то быстрая вода в Кудринке, чуть скрипел колодезный журавль, которым доставали воду, шумели моторы автомобилей, вывозившие хлеб, где-то звенел колокольчик, которым тетя Паша созывала детей после перемены на урок, из репродуктора доносились звуки музыки, но Юра не придет во двор, не сядет за стол, не спросит, чем сегодня кормят. Ради чего жить, чего ждать?
Вечером посумерничать к Зине пришла Прасковья Терентьевна.
– Грустишь? Сидишь в темноте и свет не зажигаешь. Телевизор тоже выключен, радио тоже отключила. Прямо не дом, а темница, а в темнице девица сидит и горюет. Пришла и я с тобой погоревать. Вот сегодня линейка была, к памятнику венок дети положили, а я этот памятник видеть не могу!
– По-че-му?
– Потому что вся история про него – неправда!
– Разве на этом месте не было расстрела? Разве на кладбище в братской могиле никто не лежит?
– И расстрел был, и в братской могиле безвинно погибшие лежат, только никакие они не революционеры. Батраки они. Пришли в село заработать в страдную пору. Кто побогаче в Кудринке жил, тот батраков нанимал, работников. А у нас богатеев всего и было три двора. Вот на этих богатеев они и работали. А тут вокруг неразбериха эта, война эта, будь она неладна. Пришел карательный отряд в деревню, собрали мужиков кудринских, чтобы они партизан выдали. А какие у нас партизаны? Мужики в один голос, мол нету таких! А каратели говорят, что пойдут по домам, и у кого найдут ружья и патроны, значит того на месте расстреливать будут. А у нас в каждом доме и ружьё и патроны. Охотники все! Мужики и струхнули. И додумался кто-то показать на этих бедолаг. Пришлые они в деревне люди. Вот они партизаны и есть. Вывели их каратели и расстреляли. Один-то совсем молоденький был. Плакал, да мамку звал. Не пришла, не защитила.
Зина слушала, замерев.
– Потом, значит, похоронили их, честь по чести, в братской могиле, надгробие поставили, имена их записали, а один неизвестным так и остался. Никто его фамилии не знал. Так и написали на памятнике в конце: «И один неизвестный».
Откупились кудринцы от карателей чужими жизнями и в грехе дальше жить стали. Колхоз образовался, голод начался, потом стали предателей искать в деревне. Раз революционеры погибли, значит, их кто-то выдал. Кто? Нашлась какая-то черная душа, стал кто-то доносы строчить. И стали наших мужиков, как врагов народа, один за другим уводить под конвоем неизвестно куда. Кто поумнее был, тот уехал, скрылся, и адреса не оставил и весточки никому не давал. Затаился народ. А теперь вот душа болит у некоторых. Слышишь, какие песни жалостливые про деревню поют. «К тебе моё сердце по-прежнему просится, а я всё не еду, дела и дела». А наших совесть зазрила, в глаза стыдно смотреть стало друг другу, вот и разъехались кто куда. Я на этот памятник смотреть не могу. Он нужен, конечно, но к нему нужно приходить и каяться в грехе нашем общем. Хотя, кто пойдет-то? Я как-то сидела, считала, сколько старых семей в селе проживает, так и двух десятков не насчитала, все разъехались. Остальные – народ пришлый. А пришлые люди догадываются, что у места, в котором они живут, есть прошлое, а какое оно, они не имеют понятия. Грешники мы. Великие грешники.
– Что-то вы страшное такое мне говорите! Неужели все так и было?
– Было, милая, было! А то Юра твой все умилялся – «тихий уголок России, тихий уголок России», а у нас, как и у всех, свои погремушки. Горько тебе слушать? Понимаю я тебя! Да ведь и не скажешь никому, правду не откроешь. Мне мама все рассказала, когда уж век свой стала доживать, чтобы я покаяние несла. Сама я ребенком была, когда эта беда случилась, смутно всё помню. Расстрел не видела, но плачь в деревне стоял, это я помню. Мама моя каждый год братскую могилку в порядок приводила и плакала при этом. Видишь, совесть у неё какая была! И мне завещала за ней ухаживать. Как ты думаешь, Бог простил кудринцев?
– Я не знаю!
– Думаю, что простил. Видишь, сколько народу нового понаехало. Да народ хороший какой! Земля людей кормит, в школе звонок звенит! Жизнь продолжается! А тайны кудринские пусть тайнами и останутся! Кому она нужна, эта правда про памятник?
– Про такой стыд лучше молчать. Пусть все остается так, как есть. Но зачем вы это мне рассказали? Как я теперь старожилам села в глаза смотреть буду?
– Хорошо будешь смотреть, прямо. Тебя—то они не выдали. Когда этот иуда донос на тебя сделал, участковый приехал твои документы проверять, но ничего не нашел, мы потом всей деревней ходили к доносчику и так с ним поговорили, что он больше не кляузничал ни на кого. Бабушка Фленушка так прямо в глаза его спросила, когда он насытится горем людским? Так что тебя мы спасли. Все равно в твоем рождении есть какая-то тайна. Разберись, ты ведь уже выросла. Пусть горькая, но правда.
– Я запрос написала в те места, где я родилась. Быть может, мне что ответят? – Правильно! Вот и узнаешь все!
Пожилая женщина помолчала.
– Зина! Я тут вина принесла бутылку. Давай выпьем за помин души безвинно убиенных. Ведь сегодня ровно шестьдесят лет со дня их гибели. На памятнике стоит год и число, когда они погибли: 1.09, 1922.
– А Марию Ивановну позовем?
– Давай позовем, но причину ей не скажем. Она не в курсе. У неё язык длинный. Я тебе доверилась, как себе. Ты не проговоришься!
Мария Ивановна идти отказалась, но пригласила соседок к себе домой. Все уселись на веранде за столом, застеленным белой вышитой скатертью, поставили граненые рюмочки, нехитрую закуску.
– Давайте первую выпьем молча, каждый за свое.
Выпили и помолчали. Зиночка разлила по второй и произнесла тост. – Давайте за мир на Земле выпьем. Пусть войны уйдут в прошлое. Выпили и за это.
– Теперь выпьем за начало учебного года и пожелаем всем, кто учится, успехов, особенно первоклассникам!
Выпили и за это. Бутылка хорошего вина наполовину опустела. Обычно после трех рюмок выпивка заканчивалась, остатки вина оставались до лучших времен, начинались душевные разговоры. Однако это застолье было каким-то тягостным.
– Я просто так выпью, без всякого тоста.
Соседки удивленно посмотрели на Зину. Бутылку отняли.
– Вином горе не зальешь, а новое наживешь. Давай споем про несчастную любовь, свое вспомним. С тобой, Зина, погорюем. Я слышала, что Юрий Григорьевич в госпиталь отправился. Хочет прооперироваться и опять встать в строй. Он так решил. А его любовь к тебе помехой стала. Вот он и наступил на свое сердце. Ишь, как на линейке сегодня он говорил, что полюбил всех жителей деревни. А он тебя полюбил. Матвей Иванович говорит, что он вначале все оглядывался и оглядывался, а потом, когда деревня скрылась из виду, ударил кулаком по сиденью с такой силой, что едва не порвал его. Что люди с собой делают!
– А ты, Мария, как сорока междворная! Уже откуда-то знаешь все. Откуда? Вроде и из двора не выходила?
– Так мне Полина рассказала. Она ко мне за молоком приходила, у неё коровка в запуске! – А Полина откуда узнала?
– Не докладывалась она мне.
– Ох, и любительница ты языком чесать. Как бы в прежние времена, так несдобровать тебе было бы! Если бы не твоя болтливость, цены бы тебе не было!
– Так у меня ведь глаза есть. Я видела, как Юрий Григорьевич на Зиночку смотрел. Он в лице менялся.
– Менялся-то менялся, а уехал. А теперь горюй, не горюй – не вернешь! Давай, запевай, Зина! Развеем в песне горе-тоску.
Зина запела жалостливо и горестно.
– Никто меня не любит, никто не приголубит, пойду я на болото, наемся жабонят! – Не балуйся, перестань! Давай настоящие песни споем!
И женщины потихоньку запели про калину, про вербу, про тихие вечера. Разошлись по домам поздним вечером. Зина успокоилась немного, но долго-долго не могла уснуть. Все ворочалась и ворочалась с боку на бок и все думала и думала о прошедшем дне. Почему некоторые из них так проходят, что не оставляют никакого следа ни в памяти, ни в душе, а такие, как сегодняшний, переполнены событиями через край! И эта история с памятником не шла у неё из головы. Страшная история. Как мало мы знаем о своем прошлом! Мало правды знаем. Сами не жили в то время, а как рассказали нам о нем, так и приняли, не усомнившись ни в чем. Потом Зина стала вспоминать текст письма-запроса администрации того места, откуда она была родом. Может быть, она получит ответ, и тогда хоть на одну загадку в её жизни станет меньше?
Она написала о том, что в паспорте у неё стоит это место рождения, что она с родителями уехала на новое место жительство. Прошло много лет, родителей уже нет в живых, но может быть в её родных местах у неё есть родственники?
В письмо Зина вложила конверт, на котором написала свой адрес. Чтобы не вводить в растрату доброго человека, который отзовется на её письмо.
Потом она вспомнила, как соседка сказала так просто, как само собой разумеющееся дело и давно всем известное. «Твой Юра!»
На другой день рано утром во дворе послышался какой-то шум, зазвучали детские голоса. Кто бы это мог быть? В гости пожаловали внуки бабы Маши.
– Здравствуйте, дорогие! А вы когда приехали? Сегодня? А родители ваши? Уже уехали? Оставили у бабушки погостить на недельку? Очень хорошо! Я вам рада! Покажитесь мне во всей красе. А где это ты, Вика, успела колготки порвать? На забор лазила? Ты у нас прямо атаман какой-то! Тебе уже шесть лет недавно исполнилось? Через год в школу пойдешь. А Никитке скоро пять будет? Он через два года в школу пойдет. Поиграйте у меня во дворе, пока бабушка ваша обед приезжим шоферам готовит, а я тоже работой займусь своей почтовой. Месяц кончился. Сделаю ревизию небольшую, отчет составлю в почтовое управление, посмотрю, как подписка поменялась. Проверю по доставочным квитанциям. Хотя я всегда оформляю подписку на год, чтобы ежемесячно сверку не делать. Однако мало ли что?
– А ты с нами поиграй немного! – А во что?
– В магазин, в магазин! Будешь нашим покупателем? – Буду! Стройте магазин, раскладывайте товары.
Зина села за столом на улице и стала заниматься почтовыми делами, а дети принялись строить магазин. Скамейка в глубине двора превратилась в прилавок. Никитка принес кирпич, положил его на бок, сверху пристроил дощечку. Сооружение называлась весами, на нем дети взвешивали товар. На один край дощечки они клали помидоры или огурцы или груши, которые в качестве товара дала им бабушка, а на другой край – камешки. Это было взвешивание. Товар в магазине был не только натуральным. Вика разложила листочки черемухи, травинки, листки подорожника, кусочки битого кирпича, фантики от конфет. Никита принес оставленную кем-то коробку сигарет, пластиковый стакан, гаечный ключ, крышку от кастрюли.
– Готово, Зина, иди покупать! Зина подошла к прилавку.
– Товарищ продавец, чем торгуете?
– У меня сигареты, пиво, руль и ключи. У меня все для мужиков. Я для мужиков торгую, но могу и тебе что-нибудь продать. Что хочешь?
– Пива я не пью, сигареты не курю, а вот руль я у вас куплю. А то бабушка его хватится, и вам влетит, товарищ продавец. Сколько стоит?
– Двадцать пять!
Зина рассчиталась понарошечными деньгами – листочками черемухи. Взяла крышку от кастрюли, отнесла на кухню. Теперь она подошла к Вике.
– А Вы чем торгуете?
– Мы торгуем абрикосами, персиками, виноградом, грушами, помидорами, огурцами! – Я куплю виноград. Сколько стоит?
– Один миллион.
– Дорого. Никита руль мне за двадцать пять рублей продал.
– Дорого не продашь, не разбогатеешь. Берите за миллион. Виноград вкусный.
Зина засмеялась, и ей стало немного легче. Она нашла успокоение рядом с детьми. Вика и Никита торговали бойко, и Зина скупила у них весь товар за понарошечные деньги. Потом дети стали рассказывать разные истории из своей городской жизни. Никита говорил очень громко.
– Мы в театр ходили с мамой и с Викой. Там был такой злодей, он даже гранаты нам предлагал. Чтоб мы не брали хорошие подарки от Деда Мороза, а играли с гранатами и с пистолетами. Я так орал на него, а он всё равно говорил, что гранаты и пистолеты лучше яблок и апельсинов. Я даже кинул в него конфетой, что у меня в кармане была. Чуть-чуть только не попал. Но злодейца все равно схватили и в клетку посадили. Замок большой и крепкий на клетку повесили. Потом, когда все кончилось, мы пошли одеваться, чтобы домой идти. А этот злодей из-под замка сбежал, и в ейвонном буфете стоит и пирожки ест. Только умылся и причесался. Но я его сразу узнал!
Сестра поправила брата.
– Не в ейвонном буфете, а в ихненском! Ты неправильно говоришь! Зина засмеялась.
– Оба вы говорите неправильно. Нужно говорить «в их буфете». Никита промолчал всего минутку.
– Хорошо, что девочка одна из нашего двора на второй день в театр ходила. Она нам сказала, что его опять под замок посадили.
Зине хотелось рассмеяться, но она сдержалась и с осуждением подумала об актере, который не мог дождаться, когда дети уйдут из театра, пошел в буфет за пирожками и чуть не разрушил детскую веру в чудо. Зачем так делать?
На следующий день Никита опять заставил всех посмеяться.
Вечером дети устроили праздничный концерт для всех желающих. Вика взяла какие-то накидки, шали и танцевала какой-то танец. Она явно кому-то подражала. Её танец был странным соединением балетных движений и русской народной пляски. Танцовщица то делала плавные, грациозные и неторопливые движения, то переходила к приседаниям и дробушечкам. Смотреть на её танец было очень приятно, потому что девочка была в мире своего воображения, и этот мир был прекрасен.
Никита танцевать не стал. Он читал стихи. Смешно округляя глаза, он зловеще шептал слова.
В темном зале, на вокзале
Вдруг убитого нашли.
Пока голову искали,
Ноги встали и пошли.
– Какие стихи страшные. А почему бы тебе не выучить что-нибудь классическое.
Под голубыми небесами,
Великолепными коврами
Блестя на солнце снег лежит.
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит!
Понравилось тебе стихотворение? – Очень!
– А знаешь, кто его написал? – Нет.
– Ко мне в дом зайдешь, посмотри внимательно. Его статуэтка у меня на полочке стоит. – У тебя статуй стихи пишет?
Мальчишка закричал удивленно, а Зина и её соседки не выдержали и засмеялись.
– Какой статуй, ты что, Никита? Это не статуй, а статуэтка молодого Пушкина, когда он был подростком и учился в лицее. Он уже тогда писал стихи.
Баба Паша с укором посмотрела на соседку.
– Грех тебе, Мария, не рассказать внукам о Пушкине. Им уже пора его знать.
Ветер на морю гуляет
И кораблик подгоняет.
– У нас такая книжка есть. В ней сказки, но мне её никто не читает. Маме некогда, папа тоже не хочет. Она у нас с собой.
– А мы сейчас это исправим. Бабушка вам почитает сказки Пушкина. Почитаешь, Мария?
– Почитаю, куда деваться?
– Нужно восполнить пробел в их воспитании.
Внуки Марии Ивановны уехали через неделю. Теперь они знали, кто такой Пушкин, и удивили родителей чтением стихов про белку ручную, про кораблик, плывущий по морю, про прекрасных рыцарей, которые выходят из воды.
Продолжение следует… #ШуршалиГолуби_опусы
Валентина Телухова
#опусыИрассказы
Следующая публикация
Комментарии 10