Предыдущая публикация
ПОТЕРЯЛСЯ ПАПА Я долго думала, стоит ли рассказывать эту историю – вдруг не поверят или, того хуже, будут смеяться.
Но потом всё-таки решилась. Через много лет. Может, кому-нибудь она пригодится. У меня потерялся папа. Я вообще-то всё постоянно теряла: носки, ключи, дневники с домашним заданием, сдачу. Но папа потерялся сам. Давно. Настолько давно, что я о нём ничего не помнила. Восемь лет я жила без него, с мамой. С ней, конечно, было здорово, если бы не её характер. Она очень упрямая. И страшно занятая: ведь у неё и работа, и диссертация, и даже ужасная «халтура», которая пожирала время. Днём «халтура» отлёживалась в стопках бумаг и каких-то отчётах, а по ночам, когда я уже спала, вылезала и оттяпывала от времени здоровенные куски. Время ведь глупое - нет, чтобы спрятаться получше: под диван или за холодильник, - оно продолжало сидеть в больших настенных часах. Каждую ночь «халтура» откусывала от времени ровно столько, сколько требовалось маме на меня, и с этим ничего нельзя было поделать. Впрочем, маминого времени не хватало не только мне. По воскресеньям и праздникам звонил какой-то Горшков и приглашал маму то в кино, то в кафе, но она всякий раз отказывалась: – Некогда. Работа, Майка… Нет, и на следующей неделе не смогу… Нет, не объявлялся, и не напоминай мне о нём. Ну, пока. – Опять Горшков? – интересовалась я. – Опять, – вздыхала она. – А почему не пошла? – Ни к чему всё это. И вообще, хватит подслушивать. – Да я и не подслушиваю, больно надо! И это было чистой правдой, потому что в те годы меня занимало только два вопроса: когда мама перестанет тащить домой «халтуру», и куда делся отец, а неизвестный, но настойчивый человек по фамилии Горшков меня не волновал. Дело в том, что у всех были папы: у одноклассников, у ребят со двора, у девчонок из танцевального. У всех. Такие разные: красивые и так себе, в военной форме и в майках, строгие, весёлые… Но, главное, были. А у меня нет. И я считала это совершенно несправедливым. Я часто спрашивала у матери: – Где мой папка? Она или просила не путаться под ногами, или отвлекала какой-нибудь ерундой типа «почисть картошку», или хмурилась и отвечала: – Потерялся. – А ты искать пробовала? – не унималась я. – Бесполезно, – махала рукой мама. – Плохо искала, – предполагала я. – Хватит молоть чепуху, у меня ещё дел по горло! – злилась она и переходила в наступление. – Покажи-ка лучше дневник, давно я туда не заглядывала. – И совсем не давно, а два дня назад. Ничего там нового нет, – и спешно ретировалась на улицу, потому что в дневнике была масса нового, но ни черта хорошего. Во дворе было дрянно, там ближе к вечеру появлялись папы, к которым бежали навстречу мои друзья по салкам и «штандеру». Они брали отцов за руку и просили на булочку или на мороженое, а потом возвращались с такими глазами, что мне хотелось непременно выиграть, чтобы хоть немного омрачить их настроение. Но это удавалось нечасто, поэтому я приходила домой не в духе, насупившаяся и наотрез отказывалась есть. – Вся в отца! – качала головой в таких случаях мать. – Вечно без аппетита и такой же скверный характер. – Правда, похожа?! – радостно спрашивала я. – И глаза, как у папы? Такие же голубые? – Вылитая! – заверяла она и насильно кормила ужином. А потом, ночью, когда «халтура» занималась временем, он мне снился. Сидел за столом на нашей маленькой кухне, вяло ковырял вилкой рыбную котлету и смотрел на меня голубыми глазами. Точно такими же, как у меня. И так бы, скорее всего, он и остался только в моём воображении и никогда не шагнул из сна, чтобы взять меня за руку, если бы не стечение обстоятельств. Вот какое. В октябре у нас заболела классная. На замену ей пришла Вера Константиновна – злющая, абсолютно не понимающая шуток, и, естественно, не подозревавшая, что мой папа потерялся ещё давным-давно. А шутка, между прочим, была что надо: если хорошенько натереть доску хозяйственным мылом, то пока не отмоешь, ничего не напишешь. С минуту она извлекала из мела вместо букв противный скрип, а после безошибочно угадала зачинщика. Меня. Потому, что я громче всех смеялась. – Я желаю побеседовать с твоим отцом. Если до пятницы он не появится, зайду к вам домой, – пообещала Вера Константиновна, выводя красной пастой послание в дневнике. Оставалась надежда, что со дня на день выздоровеет классная, и тогда позорную запись «безобразное поведение… не успевает по нескольким предметам … мыло, наверное, принесла с собой…» можно будет просто ликвидировать, выдрав страницу из уже и без того отощавшего дневника. Но она, видимо, прочитала мои мысли: – Алла Николаевна вернётся к концу месяца, надеюсь это первая и последняя попытка сорвать урок. Садись. Итак, продолжим… Я очень-очень старалась исправить положение: тянула руку и делала умное лицо, но учительница не обращала внимания, и, когда прозвенел звонок, напомнила: – Майя, до пятницы! Это было ужасно! Я представила Веру Константиновну у нас дома, а потом маму, откладывающую в сторону «халтуру» и говорящую: «Ну, что ты за ребенок?! Тут бьёшься как рыба об лёд, а ты – доску мылом!», и у меня покатились слёзы. «И в танцевальный больше не позволит ходить» – почему-то решила я, пока брела из школы. – «А в четверг у меня как раз первое выступление. «Берлинская полька». И костюм уже сшит». В общем, до конца света оставалось три дня. Выход виделся один – найти папу. Другого не дано. А искать его я могла лишь единственным способом – написать объявление. Я видела множество таких объявлений на столбах и на подъездах: «потерялся щенок…», «утеряна дамская сумочка…», «ушёл из дома и не вернулся…». Поначалу хотела так: «Ушёл из дома и пока не вернулся папа…», но потом вспомнила, что мама говорила «потерялся» и написала правду. Часа через два у меня было несколько десятков одинаковых листков со следующим содержанием: «Потерялся папа. Очень похож на меня. Глаза голубые. Аппетит плохой. Характер скверный. Срочно. Тел. 6-34-57». Дело оставалось за малым – расклеить объявления и ждать звонка. В том, что он найдётся, я ни секунды не сомневалась. «Вот прочтёт и сразу же поймёт, как мне нужен. Главное, чтобы до пятницы успел» – подбадривала я себя, щедро поливая бумагу клеем и изо всех сил прижимая заветные листы рядом с другими. Домой вернулась затемно – хотелось охватить как можно большую территорию. – Где ты шляешься?! – ругалась мама. – Где, где! В танцевальном! У нас же в четверг концерт. Придешь? – ловко выкрутилась я. – Постараюсь. Во сколько? – В пять. – У меня как раз консультация… – У тебя вечно что-нибудь! – я сделала вид, что обиделась и прошмыгнула в комнату. А через несколько минут позвонил телефон. – Возьми, если Горшков – меня нет, – крикнула мама. – Слушаю, – сняла я трубку. – Это Майя? – спросил простуженный мужской голос. – Да, – у меня затряслись руки. – Это папа. Прочитал, вот, твоё объявление и решил позвонить. Ты писала «срочно». Что-то случилось? Как там мама? Я отчаянно жестикулировала и прыгала на месте, но от счастья не могла вымолвить ни словечка. – Что-то случилось? – повторил он. – Да, – еле выдохнула я. – Что? Я снова замолчала. – Кто это? – поинтересовалась мама. – Меня? – Нет, нет, – торопливо ответила я. – Это Витька, спрашивает, что задали. – Тебе неудобно разговаривать? – догадался отец. – Давай завтра встретимся у «Гастронома», часика в два. Тогда всё и расскажешь. – Хорошо, – шепнула я. – А ты точно мой папа? – Безусловно. Ну так что, в два? Придешь? – Да. А ты меня узнаешь? – Конечно. Мы ведь очень похожи, – успокоил он. – Значит, до завтра. – До завтра… – Трубку-то повесь, заснула что ли? – через пару минут отозвалась мать. Весь остаток вечера я думала о человеке с хриплым голосом и о том, что надо бы признаться маме, но так и не решилась, потому что непременно всплыло бы и школьное недоразумение, а это в мои планы не входило. На следующий день я умудрилась получить сразу три пары. Суммы получались неверные, буквы заваливались в разные стороны, недавно выученный стих наотрез отказался вспоминаться. Зато за окном происходили настоящие чудеса: у голубя отвалились крылья, и появилась человеческая голова – папина, он сидел на ветке и весело напевал: «В два – у «Гастронома»». Какая уж тут учеба?! Стоит ли говорить, что на встречу я пришла за час до назначенного? Ходила туда-сюда, делала вид, что пинаю мокрые листья, а сама потихоньку вглядывалась в лица прохожих. От волнения сердце моё билось не в груди, а где-то в горле, приходилось судорожно сглатывать, чтобы вернуть его на место. Он пришёл ровно в два и оказался очень даже ничего, в смысле высокий и симпатичный, но ни капельки не похожий на меня. – Привет, Майя – и протянул сладкую вату. – Это тебе. – Спасибо, – ответила я. – У тебя глаза не голубые. Ты точно мой папа, не ошибаешься? – Они раньше были голубые, а потом стали серые, совсем недавно. Не сомневайся, я точно твой папа. – А характер у тебя скверный? – чтобы отмести все сомнения, спросила я. – Наисквернейший! – заверил он. – Ну, куда пойдём? – Давай в парк, – предложила я. Мы гуляли по дорожкам, смотрели на фонтан, в котором уже не было воды, на застывшие до следующего лета карусели и разговаривали. Я рассказала ему всё-всё: про двойки, про доску, про мамину «халтуру», про своё первое выступление, на которое никто не придёт, и про то, как тяжело последнее время играть во дворе. – Во сколько у тебя концерт? – спросил папа. – В пять. – В пять я совершенно свободен, если пригласишь, приду. – Правда?! – не поверила я. – Конечно, приглашаю. И в школу сможешь? – Да. Говоришь, она очень злющая, эта Вера Константиновна? – Очень. Я боюсь ей маму показывать, она потом наверняка будет плакать, – не моргнув глазом, выдала я. – Это совершенно недопустимо, маму нельзя расстраивать. Я сам поговорю с твоей злюкой. Тем более ты не специально… – Вообще-то, специально, – призналась я. – Ну, с кем не бывает. Разберёмся, – подмигнул он. – Хочешь мороженое? На самом деле, я не любила мороженое, как и сладкую вату, но сказала «хочу». – А себе почему не взял? – набив рот пломбиром, спросила я. – Горло болит. Да и вообще, я мороженое не очень. «Мама права: я – вылитая отец. Вот вырасту, и у меня будут серые глаза» – размышляла я, вкладывая ладошку в горячую папину руку. – А почему ты потерялся? – решила выяснить я, уже стоя у своего подъезда. – Понимаешь, мама… – Я так и думала! – выпалила я, прекрасно зная мамин характер. – В четверг, после пятого урока. Не забудь, – и побежала домой. Матери я опять же ничего не рассказала. «После концерта придём с папой вместе, тогда и поговорим» – заключила договор я сама с собой. – «А то поругаются сейчас, и он снова потеряется, или будет звонить, как Горшков, и предлагать куда-нибудь сходить, а она ни за что не согласится. Она же упрямая». Кто бы мог подумать, что в самый обычный четверг выдаётся столько счастья. И было совершенно неважно, что про меня поведала отцу Вера Константиновна, наверняка одни гадости. Важно то, что папа вышел из кабинета улыбающийся и не стал кричать, не стал называть меня «бестолочью», а просто сказал: – Ну, ты даешь! Мама, действительно, расстроилась бы. Обещай, что больше не будешь так делать. Я пообещала. И больше так не поступала, по крайней мере, доску мылом не натирала. А вечером он был на концерте. Я танцевала свою первую в жизни польку и улыбалась только ему. От нахлынувших чувств ноги несколько раз выдали двойное количество «берлинских» кренделей, а руки вместо того, чтобы спокойно держаться за талию, размахивали в разные стороны. – Да что с тобой такое? – спросила хореограф за кулисами. – На кого ты всё время смотрела в зале? – На папу. Вон тот, видите, в коричневом костюме,– показала я. – У тебя же нет отца, – удивилась она. – Просто он потерялся, а на днях нашелся, – объяснила я. После концерта папа ждал меня в фойе. – Ну как?! – Здорово. Только, по-моему, немного торопилась, – заметил он. – Было дело, – согласилась я. – В следующий раз постараюсь не спешить. А через минуту прибежала очень взволнованная мама. Оказывается, ей позвонила хореограф и сообщила, что я пришла с каким-то мужчиной, которого называю отцом, а в наше время, мол, всякое случается. – А, Горшков, это ты. Что ты тут делаешь? – спросила она. – Да вот смотрел, как Майя танцевала. – Почему я об этом не знаю? – А ты вообще многого не знаешь. Всё сидишь, сидишь за своей работой, и не видишь, что с дочерью происходит. – Ты меня ещё поучи, как жить! Посмотрела б, как ты один ребёнка растишь! – разозлилась мама. – Да кто тебе в голову вбил, что ты должна её одна растить?! Я ещё не совсем поняла, почему Горшков оказался моим папой, но решила вмешаться: – Почему бы вам меня вдвоём не растить? – Ты думаешь это так просто? И потом, чего тебе не хватает? У тебя всё есть, – ответила она за меня. Папа достал из кармана моё объявление и протянул маме: – Вот, чего ей не хватает. Она прочла и спросила: – Ты что, сумасшедшая, такое написать?! – Я просто хотела… – хлюпнула я носом и уткнулась папе в руку. – Она хотела найти отца. И нашла. Не мог я пройти мимо, когда увидел, как твоя… моя дочь это расклеивает, – и прижал меня к себе. – Вы оба сумасшедшие, – сказала мама. – Что мне с вами делать? А потом мы пошли домой, втроём. Я держала их за руки и, наконец, сообразила, отчего не узнала Горшкова по голосу, он ведь был простужен. – Почему раньше не сказал? Ты же каждое воскресенье звонил, – спросила я папу, уже лёжа в кровати. – Да вот, не знал, нужен я тебе или нет. – Нужен. Очень-очень. Сквозь сон я слышала, как они разговаривали на кухне, и как мама обещала «попробовать». Конечно, надо было ещё вышвырнуть прочь «халтуру», но теперь, когда нашёлся папа, это казалось таким лёгким. Елена Маючая
Следующая публикация
Комментарии 17
Что не хватает ребёнку ????
ПАПЫ + МАМЫ -
СЕМЬИ!!!!
У папы и мамы будет выходной.
С утра и до вечера будет веселье,
Мне надоело все дни быть одной.
Но вот настаёт воскресенье и что же?
Папа уходит - у него дела,
Мама от дел оторваться не может,
И я остаюсь на целый день одна.
Дети другие по воскресеньям
За город едут с лыжами в руках,
С горок несутся, а настроенье
Вверх поднимается к самым облакам.
Я бы хотела быть в зоопарке,
Я бы на детские фильмы пошла.
Лишь бы со мной были папа и мама,
И лишь бы я с ними целый день была.
Ну, неужели, в самом деле
Не хватило им недели,
Им недели не хватило,
Чтоб хоть день побыть со мной?
Ведь и детям нужно всё же
Выходной устроить тоже..
А без папы и без мамы
Это что за выходной???