(начало)
#РассеянныйХореограф_опусыИрассказы
Запыхавшись во двор вбежала Валентина, нараспашку махнув дверцей деревянной калитки. Отпрыгнув от злющего заливающегося лаем кобеля на цепи, взялась за ручку двери, перевела дыхание. Надо было отдышаться, нельзя так вот – с разбегу – в чужой дом.
Она постучала громко и решительно. Невероятно долго, шаркая ногами, к двери подходила Прохоровна. А когда открыла, Валентина шагнула в дом мимо нее, как мимо тени.
– Ольга! – крикнула она в глубину дома, – Ольга, выйди-ка!
Из-за штор, висевших на дверном проёме, показалась Ольга, а за ней и мать ее – Клавдия.
И у Валентины вдруг кончились силы. Как будто все их она потратила на этот забег.
Она бежала прямо по песку, не в силах была даже обойти песчаные натеки от реки, чтоб не запылить тапки. Но она не разулась, прошла к табурету и упала на него.
– Говори, давай. Что ли от моего Андрюхи понесла? Честно говори ...
Их станица лежала в низкой пойме между Доном и его притоками. Весной, в пору паводков, колхозные поля заливала донская вода, а когда воды Дона уходили в теплые моря, напоенная земля щедро одаривала силой. И вот тогда – только работай, только трудись – и год будешь сыт.
И сегодня был день как день. И беды ничто не предвещало. Весь день Валентина была в полях колхоза, а как пришла – в своих полях. Устала, как лошадь.
Но наконец-то весна послала теплые деньки, и вечером, несмотря на эту всепоглощающую усталость, бабы выползли на скамьи. Вышла и она.
Там и узнала Валентина, что Ольга беременная.
– Урожайным год будет – столько девок брюхатых ..., – вставил сидящий рядом дед Кузьмич.
Новость, конечно, по станичным меркам, знатная, да Валентина – не любительница о чужом рассуждать. Так – значит так. Захотела девка родить – так и пусть.
Ольге уже было за тридцать, а замуж она так и не вышла. Жила с бабкой и матерью в одной хате. Хозяйством обросли, коров держали, сепаратор имели и маслом торговали на рынке. Зажиточный у них дом.
Ольга – здоровая, крепкая. Немного грубоватая и резкая, но добрая девка, в помощи никому не отказывала, коль попросят. И в колхозе её уважали.
Только вот этим вечером, когда разошлись все, и на скамье остались лишь три кумушки, Валентине и поведали:
– А ведь поговаривают, Валь, что Ольга-то от твоего сына носит, от Андрюхи ребёночка ждёт ... Так вот. Осенью у них случилось. Говорят люди...
Андрей был женат, у Андрея росли двое мальчишек, любимые и единственные на пока внуки Валентины. И Любаша – невестка, до того славная. Работящая, красивая, образованная. Она приехала к ним по распределению и до декрета работала в местной школе учителем математики!
Валентина дома в тот вечер сидеть не смогла, рванула к Ольге, хоть и жили те на самом краю станицы, на берегу впадающей в Дон речушки.
– Говори, давай, что ли от моего Андрюхи понесла? Честно говори ...
Ольга потупила глаза и кивнула. Тут влезла её мать, дерзкая и смелая тетка Клава.
– А мы и не навязываемся! Сами вырастим, вам-то что? Претензий у нас никаких нету к вашему Андрюшеньке! Пусть себе и дальше живёт, своих детей ростит...
– Мам, прекрати, – вмешалась Ольга, – Уходите, тёть Валь. Нечего тут разборки устраивать. Нормально все.
Валентина тяжело встала и, видя, что Ольга идёт за ней, вышла из дома. Уже вечерело.
Она остановилась и обернулась к Ольге. Половина лица её были освещены светом окна.
– Грех какой, Ольга! Грех, бесстыдница ты. Разве можно чужую семью разбивать? Разве можно детей отца лишать?
– Так разве я претендую на их отца. Что Вы? Не собираюсь я с ним любовь крутить больше. И близко не подойду. И не подпущу.
Валентина замолчала, такого поворота и такой прямоты она никак не ожидала. Думала, там любовь...
– Так ты что, только ради ... Ради ...? – Валентина показала на живот Ольги, сейчас и слов не находилось.
Ольга вздохнула, подержала паузу, а потом вдруг четко сказала:
– Вот что, тёть Валь, не от Андрея я беременна, забудьте. Пошутила, считайте. Шутканула, а тут сплетни и разошлись, – Ольга развела руками, – От другого совсем беременна. Не волнуйтесь так. Живите спокойно.
Валентина вытаращила глаза. Она уже ничего не понимала. То – от Андрея, то – нет.
– А от кого тогда?
– Аа, – Ольга махнула в сторону Дона, – С реки надуло ...
– Так ведь кумушкам нашим разе докажешь теперь. Все шепчут – от Андрея. А если Любаша узнает? А ведь узнает! Что тогда? Развалишь семью! Ох, Ольга! Вот ты гадина! ... Хорошо бы, не от Андрея-то ...
– Не от него. А со станицей что-нибудь придумаю.
"Вот и ладненько, вот и хорошо, коли так" – успокаивала себя Валентина по обратной дороге.
На берегу стояли плетеные корзины и сушились рыбацкие сети с деревянными поплавками и каменными грузилами. Крепко пахло рыбой, рекой, и Валентину это успокоило.
Она разулась, зашла в реку и умылась. Холодная вода резанула ноги. Вот и хорошо, отойдут от дневного бега, скинут гири. Вот и хорошо.
Надо было успокоиться. Надо дома не подать виду, чтоб Любушка её волнения не учуяла. Теперь надо было поговорить с Андреем потихоньку. Ох, надо. #опусы Что ж это, совсем сдурел, оболтус! Ведь это надо – от такой жены на сторону побежал ... Или не побежал? Да поди их разбери!
Говорили этим же вечером, уж почти ночью за сараем. Валентина шептала, рассказывала о своем визите. Андрей рассеянно смотрел по сторонам, курил, молчал.
– Короче, не твой это ребенок. Не твой! И стой на этом ...
Через неделю зареванная Любушка собирала чемодан. Слух дошел и до нее. Собралась уезжать, забирать мальчишек.
Сколько сил положила Валентина на то, чтоб ее удержать, и ревела, и на колени падала.
Андрей тоже молодец. Увел её куда-то к реке, целый вечер там гуляли, беседовали. А Валентина тем временем блины пекла. На нервной почве переборщила – высоченная гора блинов возвышалась на столе. Внуки баловались, проделывали в блинах глаза, лепили их на лица.
Когда уж искупала и уложила их, вернулись дети. Любаша уже спокойная.
А Андрей махнул на мать рукой, мол, молчи, мать, ... нормально все.
А вскоре на поле Валентина услышала очередные сплетни. Мол, у Ольги мужичок появился, правда, постарше её будет.
Бабы смеялись – ходил-ходил Федор на ферме за Ольгиной матерью, за Клавдией, да на дочь переключился.
– Старый солдат на двоих стараться рад, – зубоскалили станичницы.
Валентина ликовала. Вот и ладно, вот и об Андрее её позабудут, вот и у Ольги жизнь сложится, и у ребёночка – отец ...
Как только думала она о будущем ребёнке, нападала на неё тоска. А коль и правда Андреев? Но мысли эти гнала ... Ни к чему они.
Осенью Ольга родила дочку. Говорят – на себя только записала, без отца ...
А чего так? Отговаривалась, что выгоднее, хоть и есть отец – Федор. Федор не отрицал, кивал, но при этом опускал глаза, сердился и уходил от разговора.
Казалось, об истории с Андреем все уж и забыли, но Валентина никак не могла забыть. Она сама себя убедила, что девочка у Ольги от Федора, но вновь и вновь перебирала в памяти тот разговор с Ольгой, вспоминала её первоначальное признание.
Шли зимние дни. Высвистывала ветрами снежная пурга. На ферме пришлось дежурить, поддерживать печь. И однажды утром на дежурстве услышала она, как подъехали сани. Впереди – утренняя дойка. Ночью мело, и Валентина переживала – пройдет ли лошадь. Она вышла на крыльцо фермы и вдруг, в отблеске лунного света случайно увидела, как Федор, сидя на санях, крепко обнял одной рукой и трижды поцеловал в закутанную шалью щеку ... мать Ольги, Клаву.
Ошарашенная Валентина, вошла внутрь. Нет, зятья так не целуют. Нет.
И как-то быстро, как будто, кто-то случайно переставил мысли в голове неверно, или сама их запутала специально, но неумело, а теперь они вернулись на свои законные места, пришло осознание: подговорили они Федора, чтоб обелить Андрюху, чтоб не губить его семью, чтоб слухи станичные размести. Подговорили, и взял он грех на душу – с Клавой подживает, а всем говорят, что с Ольгой – дочерью.
Об этом своем открытии Валентина умолчала. Хоть бы не прознал никто, не узнал то, что случайно узнала она.
А весной возвращались они с Андреем вдвоем с базара. Много осталось у них картошки, решили продать. Да ещё кое-что. Настроение было бодрым, несмотря на усталость. Сегодня удалось продать почти все.
Андрей сидел на переднем сиденье телеги и лихо махал кнутом. Рыжие вислозадые кобылы резво шагали вдоль поля.
"Статная фигура у сына, дородная. Такими же и внуки будут, – подумала Валентина, – А может и внучка..." – и это думалось уже не впервой.
Она давно хотела с Андреем поговорить об этом, но какое-то непонятное чувство останавливало её: в этом чувстве были и жалость к сыну, и обида на него, и стыд, и горечь...
Но сейчас она решилась. Говорила только она, Андрей дёргал вожжи и молчал.
– И вот я все думаю: расти будет рядом родная внучка, а мы вроде как в стороне ... Али нет, Андрей? Али и не наша она вовсе? – закончила Валентина.
Андрей помолчал. А потом вдруг глухо, так что Валентина еле расслышала, спросил:
– Ну и что ты предлагаешь делать?
И по этому глухому голосу, по опавшим плечам сына, Валентина поняла: не одна она мучается в своих думах, сын тоже весь извелся. Тоже, поди, не сладко осознавать, что дел натворил, ребёночка целого, а признаться – не смей ...
– Так ведь и не знаю, – ответила мать.
– Вот и я, – Андрей снял фуражку, вытер ей лицо и надел опять, – Уехать уж думал, так ведь от себя не убежишь. И дочка никуда не денется.
Валентина промолчала. И что тут скажешь?
Наталья Павлинова в группе #опусыИрассказы
Блог на дзене: Рассеянный хореограф
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 12