17 глава
Автор: Шаира Баширова
Конец мая, в Ташкенте стояла солнечная, жаркая погода. В доме Сардора и Оли было не всё так просто. Бахтиёр никак не мог принять Сардора, как своего отца, он скучал по Гулому и Наиме. Да и Сабира не могла привыкнуть к новой семье, она не понимала Олю, которая могла при всех обнять её брата Сардора. Любовь Андреевна... почему она живёт с ними? Мама жены должна жить отдельно, Сардор с Олей и её мама не могут спать под одной крышей. И однажды, она сказала об этом Сардору.
- Здесь город, дорогая, это в селе нельзя, тут можно. И потом... у Любови Андреевны, кроме дочери и внука, никого нет. Не выгоним же мы её, в самом деле, - ответил тогда Сардор.
- Но у неё же в Москве, кажется, есть своя квартира, Оля с матерью как-то говорили об этом. Я русский уже хорошо понимаю и сама неплохо говорю, слышала, как они говорили об этом, - сказала Сабира.
- Ты, наверное, неправильно расслышала. Да, была квартира. Но после ареста Павла Матвеевича, отца Оли, квартиру отобрали и в ней, говорят, живут уже другие люди. Вот так. Даже имущество не дали забрать. И прошу тебя, не надо больше об этом говорить. Любовь Андреевна и живёт ради нас, хоть немного отошла от горя. Ведь она даже не знает, жив ли папа Оли, - говорил Сардор.
Услышав всё это, Сабира прониклась жалостью к женщине. Стала к ней внимательнее, попросила Любовь Андреевну заняться с ней русским языком. И через несколько дней, Сардор с радостью увидел, как подружилась его сестра с тёщей.
Начало июня, сдача экзаменов в школах, вокруг радостные и беспокойные лица.
- Фу! Жара! Завтра воскресенье, пойдём купаться на Комсомольское озеро. Отдохнём все вместе, давно не отдыхали, - предложил Сардор.
Этому предложению все были рады, правда купальников ни у кого из женщин не было, но это никого не остановило. Решили купаться в платьях, так делали многие, всё-таки не европейская страна. С собой взяли пару буханок хлеба, помидоры, огурцы и колбасу, на перекус в обед.
Вода за ночь нагрелась, они расположились в тени раскидистой ивы, постелили покрывало и целый день купались и загорали. Особенно радовался маленький Бакир, плескаясь в воде, на руках Любови Андреевны. Сабира плавать не умела, да что не умела, она вобще впервые полезла вот так, в воду и ей это безумно понравилось. В селе была речка, но она была холодная, быстротечная и мелкая, дно в камнях, да и купались в ней только мальчишки. Девушкам это делать не позволялось. Бахтиёр неплохо плавал, но далеко заплывать не решался, когда плавал, он должен был чувствовать дно. Зато Оля с Сардором уплыли на середину озера, плавали они просто здорово. Потом все весело сидели под тенью ивы и ели хлеб с колбасой, помидоры и огурцы, макая их в пиалку с солью. С озера ушли перед заходом солнца, усталые, но довольные.
- Как же здорово. Никогда не думала, что просто плескаться в воде, такая благодать, - сказала Сабира.
- А плавать, так вобще необъяснимое удовольствие. Хочешь, научу тебя плавать? - спросила Оля.
- А то? Конечно хочу! Можно всё лето каждое воскресенье приходить сюда. А давайте, это будет наше место? Ну там, где мы отдыхали, под ивой, а? - сказала Сабира заговорщическим тоном, от которого все рассмеялись.
- Почему бы и нет? Удовольствие надо продлевать. Всё. Решено. Будет каждое воскресенье приходить на Комсомольское озеро и наслаждаться отдыхом, - сказал Сардор.
Они приходили ещё два раза, в воскресные дни, от души отдыхали и Сабира даже немного научилась плавать, хотя в широком платье, это было непросто.
- Ой, скорей бы воскресенье, я уже точно научусь плавать, - радостно говорила Сабира.
Но прийти в следующее воскресенье, не получилось. Двадцать второго июня, тысяча девятьсот сорок первого года, в воскресный день, день летнего солнцестояния, в самую короткую ночь в году... началась война. Война, которая будто остановила ход времени.
Сначала жители города и не поняли, что случилось, когда по всей стране, из репродукторов, голос Левитана объявил, что несмотря на подписание пакта о ненападение, гитлеровские войска атаковали границы Советского Союза, начав бомбить Киев.
Кажется, в один миг, лица людей посуровели, на улицах не смеялись и не шутили, как было до этого и почему-то говорили, что эта война долго не продлится.
- Ну месяц, максимум два месяца и немцы поймут, что мы им не по зубам, - говорили одни.
- На что немцы надеются? Всё равно победа будет за нами, - говорили другие.
Только почти в первый же день, молодые люди длинными вереницами стояли у дверей комитета комсомола, райкома, парткома, военкомата и даже просто в школах, где были организованы призывные пункты и оставляли свои заявления с одним только текстом: "Прошу зачислить в ряды Советской армии, чтобы бороться с фашистами". Рассматривались сотни, тысячи заявлений и молодых людей отправляли на обучение. Ведь чтобы бороться, нужно было хотя бы научиться стрелять. Сабира записалась на курсы медсестёр, она тоже рвалась на фронт. Несмотря на то, что она выросла в селе, в ней тоже было чувство патриотизма. Бахтиёр и Сардор тоже написали заявление, только Бахтиёру сразу отказали, ведь ему исполнилось только семнадцать лет. Сардору дали бронь.
- На заводе начнут выпускать оружие для фронта, в тылу тоже рабочие руки нужны, - сказали ему.
- Но работать на заводе могут и женщины, прошу Вас, не позорьте. Отправьте и меня на фронт, - почти молил Сардор.
Бахтиёр хотел было хитростью уйти на фронт, подделав дату в паспорте и написав год рождения, на год раньше. Но... парень сделал ошибку, которую тут же заметили. Решено было, что он вместе с отцом будет работать на заводе, куда добровольно пришли совсем ещё мальчишки. А потом, когда требовалось больше орудий и оружия, работать на заводе, который в считанные сроки переоборудовали для изготовления мин, бомб и даже пушек, было обязательным и за малейшее опоздание, по закону военного времени, применялось наказание, вплоть до расстрела. Оправданием отсутствия на работе, могла быть только смерть. Работали и старики, и совсем дети, условия были тяжёлые, люди падали от истощения и усталости прямо возле станков.
Из села приехали Гулом и Наима.
- Я на фронт ухожу, пусть до моего возвращения Наима поживёт у вас. Не хочу оставлять её одну в селе. Зять уже ушёл на фронт, дочь с внуком остались с родителями зятя. За них мы более-менее спокойны. А вот Наима... - после недолгих объятий и приветствий, сказал Гулом.
- Ну что Вы, Гулом акя. О чём разговор? Конечно кеное может остаться столько, сколько нужно. Я тоже опять написал заявление, просился на фронт. Может быть и разрешат. Вы когда отправляетесь? - спросил Сардор.
- Завтра утром сбор на вокзале, отправляют пока на учёбу. Мы же, кроме кетменя, в руках ничего не держали, - стараясь шутить, ответил Гулом.
Но никто не улыбался, на душе было тревожно, Наима всё время плакала и что-то шептала, не отпуская руку мужа. Любовь Андреевна хоть как-то пыталась успокоить её. Но никто не знал, вернётся ли Гулом с войны...
Сардор не переставая писал заявления и просил отправить его на фронт. Почти все его знакомые уже ушли, ему было стыдно смотреть людям в глаза, хотя и работал он от зари до зари, не покладая рук. Но ему казалось, что все смотрят на него с осуждением. Мол, здоровый мужик и в тылу отсиживается, когда страна в опасности. И наконец он добился того, что ему пообещали походатайствовать за него и помочь с отправкой на фронт. Сардор с нетерпением ждал ответа.
Сабира, закончив курсы медсестёр, тут же устроилась работать в госпиталь, она ухаживала за ранеными, которые прибывали каждый день. Ведь было начало войны и жертв было очень много. Наима ждала вестей от мужа и Гулом писал почти каждый месяц. Надо было видеть радость на лице женщины, когда она узнавала его корявый почерк, роднее которого и не было.
- Жив... - ещё не начиная читать, со слезами говорила она.
Наима тоже не сидела сиднем, вместе с Сабирой она устроилась в госпиталь, где мыла полы, стирала бинты, ухаживала за ранеными солдатами. Сабира же делала уколы, перевязки и даже помогала хирургу при операциях.
Любовь Андреевна сидела с Бакиром, а Оля пошла на завод и наравне с мужчинами работала на станке, научившись этому за месяц. Без дела никто не оставался.
Осенью, Сардору наконец пришла повестка. Он давно ждал этого, поэтому параллельно учился стрельбе и другим навыкам борьбы с врагом. Следом, пришло разрешение пойти на фронт и Бахтиёру, которому, наконец, исполнилось восемнадцать лет. И женщины остались одни.
Любовь Андреевна каждые три меяца добровольно сдавала кровь для раненых, женщина выглядела совсем постаревший и усталой. Свой паёк, который она получала по карточке, женщина непременно делила с внуком, ребёнок рос, ему надо было сытно есть.
Шёл второй год войны, поздними вечерами, когда все собирались дома, говорили мало, только о сводках с фронта, а ещё читали и перечитывали письма, которые они по одному адресу получали от Гулома, Сардора и Бахтиёра. Гулом воевал под Курском, в пехотно-стрелковых войсках. Сардор был направлен под Сталинград, Бахтиёр воевал в мотострелковой дивизии. Разбросала мужчин война в разные стороны, а женщины ждали от них хоть полстрочки, лишь бы знать, что они живы.
В Ташкент каждый день прибывали эвакуированные, в основном из Украины, Белоруссии, Москвы, потом и из Ленинграда. Жители Ташкента стояли в очередях, чтобы забрать в свой дом на жительство семью или отдельных лиц. Делились кровом и хлебом. Это были тяжелые дни, но не было слышно ни жалоб, ни стонов.
А поздней весной тысяча девятьсот сорок третьего года, внезапно умерла Любовь Андреевна, видимо, держала она в себе все тяготы жизни, вот сердце и не выдержало. Женщина так и не узнала, жив ли её муж, Павел Матвеевич. Она никогда не получала от него вестей и лишь благодарила судьбу, что ни её, ни Олю не заставили от него отказаться. Любовь Андреевна никогда ни на минуту не сомневалась в том, что её мужа оговорили, он ни в чём не виноват и всегда был верен делу партии, страну свою не предавал, как его обвинили.
Умерла Любовь Андреевна, лёжа с внуком на кровати, она только покормила его и уложила спать. Ей вдруг стало плохо, не стало хватать воздуха и закололо сердце. Чтобы не напугать Бакира, Любовь Андреевна сползла с кровати на пол. Так Оля её и нашла, мать будто спала на полу, только синяки за ухом, на плечах и груди и то, как она лежала, очень испугало Олю. Бакир игрался на кровати, правда, успел справить нужду прямо на одеяло, хотя ему было уже четыре года. Но малыш звал свою бабу, а она ему не ответила.
Отчаянный крик Оли, при виде бездыханного тела матери, собрал соседей, что жили с ними на одной площадке. Это были пожилые женщины, сыновья которых воевали. Одна из них была еврейкой, Софья Борисовна, другая русская, Вера Николаевна. Войдя в квартиру, женщины сразу поняли, что тут случилось. Оля сидела возле матери и уткнувшись ей в грудь, плакала. Бакир, спустившись с кровати, сидел рядом с ней и с усердием лазил в Олиной сумке, вытаскивая оттуда расчёстку, ложку и завёрнутые кусочки хлеба и сахара. Малыш знал, что это вкусно и уже посасывал твёрдый кусок сахара.
- Оленька, дочка... ну что же ты сидишь? Бери сына и иди звонить в больницу. Пусть доктор приедет и констатирует смерть. Похоронить надо... бедная женщина, победы не дождалась. Всё говорила, вот Пашенька вернётся, вот папа Олюшки вернётся... эх, жизнь, - сокрушалась Софья Борисовна, картавя с еврейским акцентом.
- Софочка, не трогай Олю, видишь, в каком она состоянии, а до больницы я сама сбегаю, - сказала Вера Николаевна, быстро выходя из квартиры.
- Вера! Ну куда ты побежала? Надо Любочку хотя бы на кровать положить. Не будет же мёртвое тело на полу лежать, - остановила её Софья Борисовна.
- А ты права, Софочка. Оля, посади сына на стул, помоги нам, мы сами не справимся. И перестань плакать. Слезами не поможешь, отмучилась, бедная. Бери мать за ноги, а мы с Софой за плечи поднимем. Давай, детка, посади сына, - успокаивая и упрашивая молодую женщину, говорила Вера Николаевна.
Слёзы не переставали литься из глаз Оли, дрожащими руками, она посадила сына на стул и приблизилась к ногам матери. Ей было тяжело сделать то, о чём попросили её женщины. Оля никогда ещё не видела мёртвых, а это была её мама.
- Боже мой. Ладно, позови соседа, Эркин акя, он поможет. Да иди ж ты уже! - прикрикнула на Олю Вера Николаевна.
- Нет, я сама... я смогу... Эркин акя старый, может уронить, - вдруг перестав плакать, с каменным лицом произнесла Оля.
С большим трудом, они положили покойную на кровать и Вера Николаевна вышла из дома, чтобы позвонить из здания поликлиники в больницу и вызвать карету скорой помощи. Приехавший врач констатировал смерть Любови Андреевны и вручил сигнальный лист Оле.
- По этой бумаге, Вы сможете получить свидетельство о смерти и похоронить мать. Мои соболезнования... Но каждый день умирают люди и в большинстве своём, молодые. Вашей маме почти шестьдесят лет, это не так мало, поверьте, - сказала доктор.
- Хотя, очень мало... очень, - тихо пробормотала доктор, выходя из квартиры.
Оля была растеряна, она совсем не знала, что делают в таких случаях, но Вера Николаевна и Софья Борисовна взяли все хлопоты на себя.
- Ничего, Оленька, завтра и похороним. Конечно, надо бы денька два-три придержать тело дома, но очень жарко, может начаться разложение трупа, - рассуждала Вера Николаевна.
- Ну что ты девочку пугаешь, Вера. Ей и так тяжело и ты тут ещё... Беги- ка лучше к Данилычу, может у него готовый гроб есть. Так мы её, сердешную, сразу в гроб и положим. Новая одежда наверное есть... или чистая... - сказала Софья Борисовна, говоря тише последнюю фразу.
Вера Николаевна молча ушла и к позднему вечеру, Данилыч, плотник, живший по соседству с махаллёй, принёс гроб, вернее, привёз на арбе.
- Крышку оставь внизу, а сам гроб надо в квартиру занести, - сказала практичная Вера Николаевна.
- Я вот и с арбой договорился, завтра с утра и придёт. Закир обещался отвезти покойную на Боткина, - сказал Данилыч, подняв гроб и войдя в подъезд.
- До третьего этажа дотащишь или помочь? - спросила Вера Николаевна.
- Да ты, Николаевна, сама еле ходишь, куда тебе гроб поднимать? - кряхтя от тяжести, ответил Данилыч.
- Чего это я еле хожу? Нормально я... это... нормально я хожу, - тяжело дыша от подъёма по лестнице, ответила Вера Николаевна.
Данилыч занёс в квартиру гроб, Софья Борисовна поставила в середине комнаты три табуретки, на которые установили гроб.
- Может я помогу положить покойницу в гроб? Ведь одни не справитесь, - предложил Данилыч.
- Поможешь, а то как же? Только дай нам с Софьей омыть и переодеть тело, пока на балконе посиди, что ли, - сказала Вера Николаевна.
Данилыч послушно вышел на балкон.
- Оля, иди к нам, малыш сам посидит. Одним нам не справиться, - сказала Софья Борисовна.
Оля понимала, что она должна это сделать, она поцеловала сына, посадила на балконе возле Данилыча и попросила его приглядывать за Бакиром, а сама вышла к женщинам. Купать Любовь Андреевну решили прямо в комнате, поставив на пол оцинкованное корыто. Включив плиту, Вера Николаевна согрела воду в кастрюле, потом налила в ведро и занесла в комнату, где уже раздели покойницу и положили в корыто.
Это требовало огромных усилий, казалось, Любовь Андреевна стала ещё тяжелее, чем была живой. В общем, её омыли и переодели.
- Мамочка... Какая она исхудавшая. А в платье и видно не было, - заплакав, произнесла Оля.
- Данилыч, можешь зайти, - крикнула Вера Николаевна.
Данилыч помог положить тело в гроб и вынес корыто с водой, чтобы вылить в туалете. Прибравшись везде, Вера Николаевна и Софья Борисовна сели на стулья возле гроба.
- Красивая была женщина... - вглядываясь в лицо покойной, произнесла Софья Борисовна.
Оля покормила сына и уложила его спать. Поздним вечером, с работы пришли Наима и Сабира. Увидев в середине комнаты гроб и тело, лежавшее в нём, Сабира очень испугалась и вскрикнув, села прямо на пол. Наима, прижав руки к губам, заплакала.
#ШаираБаширова_опусыИрассказы
В день будут выходить по 3 главы.
..........
Автор Шаира Баширова для группы "Опусы и Рассказы"
#опусыИрассказы
Копирование и дальнейшее распространение рассказа -защищено авторскими правами и Запрещено ! ! !
Читайте больше рассказов на нашем Телеграм канале
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 43