Предыдущая публикация
Женщина
Двенадцать лет прошло с тех пор, как они сказали «да» под звуки марша Мендельсона. 4380 дней для иных целая жизнь, а в масштабе вселенной — капля.
И все двенадцать лет он варит ей кофе. Варит каждое утро, не привязываясь к дням недели и погоде за окном.
Те дни, когда он не приносил ей дымящуюся чашку в постель, и жалкой сотни не наберётся. И всегда была причина: она в роддоме, его командировка, бессонная ночь, у деток режутся зубки.
Когда близнецы только родились, жена переживала: а можно ли ей кофе? Он уверял, что от одной чашки ничего не случится. Но всё же заказал через знакомых кофе без кофеина. Тогда его не так-то просто было найти, тем более в провинции. Она расслабилась, и кофе вновь стал для них магическим ритуалом.
— Неужели ты несёшь ей кофе в постель, после того, что было? — вопрошал друг, когда он ещё по молодости и глупости пускал кого-то в таинство семейной жизни.
Он пожимал плечами. Да, варю. Да, несу.
— Но это же как будто белый флаг, дружище!
Он вновь пожимал плечами и уводил беседу в другое русло.
Невозможно объяснить другому что ты чувствуешь и почему это так важно. Человеческий язык слишком беден для этого. Как сказать что именно в тот момент, когда он несёт ей дымящуюся чашку и видит её заспанное лицо, он ощущает всей своей сущностью — она его Женщина. Именно в этот миг, а не в момент супружеской близости, она принадлежит ему сильнее всего. И ему важно каждый день, каждое утро убеждаться в этом вновь и вновь.
Дальше будет день. Возможно, непростой и длинный. Возможно, суетной и яркий. Но двадцать минут утра принадлежит только им двоим. И это гораздо важнее ссоры накануне. Важнее, чем доказать свою правоту. И как ни странно, это учит диалогу.
Как объяснить другому, что спустя почти тысячу дней кофейных утр их ссоры практически сошли на нет. Ведь не бодрящий напиток тому причина? Того быть не может... Это же просто кофе. Не стоит приписывать ему магических свойств.
Иногда ему хотелось удивить её, и он добавлял в напиток приправы. Щепотку лимонной цедры, что она высушила для пирога. Кардамон на кончике ножа. Пылинки чёрного перца и мускатного ореха. В такие дни она всегда трепала его по волосам и неизменно шутила:
— Если ты останешься без работы, то пойдёшь работать бариста. Вот увидишь, за тобой будет стоять очередь из, желающих заполучить тебя, рестораторов.
Такой маленький и такой большой ритуал. Чашка кофе. Ароматный дымок. Растрёпанные волосы и не заправленная постель.
Но именно это маленькое действие — якорь. Эта 4381-я чашка кофе — лучшее признание в любви. Этот, казалось бы, незначительный ритуал — признак стабильности. Признак того, что хотя бы здесь не штормит.
И он боится того дня, когда кофе варить будет некому. И делает всё, чтобы это не произошло.
Мужчина зашёл в дом, громко потопав ногами на пороге. Надо будет позже протереть стёкший с ботинок снег. Можно было и оттряхнуть обувь веником, но у топота был смысл — чтобы бабушка услышала. Вот скрипнул диван — бабуля поднимается ему навстречу. Слышны медленные, шаркающие шаги.
— Сынок, ты?
— Я, бабуль. А ты чего вскочила?
— Так, тебя тебя встретить.
— А то я сам не зайду. Сиди уж, тяжело тебе ходить.
Мужчина повесил куртку на крючок, подошёл к маленькой сгорбленной старушке и легонько приобнял.
— Слушай, а ты молодеешь с каждым днём. Ещё чуть-чуть и ждать сватов. Ну погляди, какая красотка, — заправляя седой локон под цветастый платок, пошутил он.
— А то! Давеча Митрофан приходил, говорит, пойдёшь за меня, Аксюта?
— А ты чего? — мягко уводя её обратно в комнату, спросил внук.
— Ну чего, чего? Отказала, конечно. На кой он мне сдался, голодранец эдакий.
— Вот и правильно, ба. В деревне таких, как ты не сыскать больше. А Митрофан пусть себе ровню ищет.
Он усадил её на диван, укутал ноги мягким пледом.
— А шерстяные носки чего не надела? Ноги вон какие ледяные! Давай-ка мы с тобой чулки наденем, а?
— Наклоняться тяжело было. Как встала в этих носках, так и хожу. Они же тоже тёплые.
Мужчина, натягивая на худые ноги чулки-лапшу, замечал, как сильно кость обтянута кожей. Как узелками завязались нити вен. Поправив чулки на бедре, спустил подол халата и надел на ноги шерстяные носки.
— Ну вот другое дело! — довольно воскликнул. — Почаёвничаем?
— Почаёвничаем, милый. У тебя обед-то не кончается?
— Да ещё полно времени, — ответил он, зная, что опаздывает, но начальство в городе, никто не заметит.
«Почаёвничаем» было их условным сигналом. Когда разговор не шёл, когда нужно было сказать что-то важное, когда беда и когда радость. Всегда это слово сближало их и будто бы предупреждало: «Я скажу что-то очень важное, ты не упрекай и не сердись. Попробуй понять».
А сейчас это было в десять раз важнее. Сейчас, когда бабуля почти не видит и еле передвигает ноги. Когда каждый день может оказаться последним. Это простое «почаёвничаем» было главным.
— Ну я пойду на работу, бабуль. Ты себя береги, всяким Митрофанам глазки не строй, в дом никого не пускай, — целуя морщинистые руки, сказал мужчина. — Ночевать у тебя буду.
— Наталья не засердится?
— Не засердится, она у меня мудрая, ты же сама говорила.
— Да, Наталья умница у тебя. Хорошая жена.
Он ещё раз прижался губами к потемневшим от времени рукам с белыми старческими пятнами. Посмотрел на выцветшие глаза, поправил платочек на голове.
Бабушка вырастила его, рано осиротевшего. За мать и за отца была ему. И всему тому, что у него есть, он обязан бабуле. А то ни много ни мало: честность, справедливость, умение принять чужое мнение и умение прощать и просить прощенье. И если не бабуля, то может, и не разглядел бы он в скромной Наталье великую силу Женщины. И не было бы в его жизни такой опоры. Именно Наталья помогла ему самому возмужать и стать настоящим Мужем. А ведь если бы не бабушка...
Теперь, когда дни уже не сложишь в года — месяц бы протянуть — пришёл его черёд ухаживать за ней, каждый день благодаря за жизнь, которую она ему подарила.
*****
Мужчина стоял в небольшом душном помещении, и смотрел как она доедает запеканку. Она увидела его и помахала ручкой.
— Не торопись, я тебя подожду, — сказал он тихонько и сел на низкую скамейку, достал телефон.
Ему нравилось приходить за ней в детский садик. Благо тот находится рядом и он всегда успевает прийти до того, как разберут всех деток. Нравилось, как они неспешно идут домой и она делится с ним детсадовскими новостями. Иногда они бегали наперегонки. И она пока не догадывалась, что это маленькая хитрость — прийти домой до того, как она начнёт проситься на ручки.
Смотрел на её раскачивающиеся в разные стороны косички, и думал, что вероятно она самая красивая девочка в детском саду. Иначе и быть не может. И, конечно, понимал, что так думает каждый родитель.
«Как же мало отмерено времени на нежное родительство» — думал он. Ещё два года и она пойдёт в школу. И они не заметят, как их девочка вырастет и станет подростком, вечно ершистым и капризным.
А вдруг она покрасит волосы в зелёный? Таких сейчас пруд пруди. А вдруг вовсе побреется налысо? Начнёт тайком покуривать и целоваться с мальчиками в подъезде. А потом вдруг поумнеет, остепенится и устроится на работу со словами: я сама!
Он знал, что всё это неизбежно. Нет, не зелёные волосы и сигареты, а взросление. И наверное, в этом и есть один из главных уроков родительства — вовремя отпустить. Дать воздух, напитать силой и дать жить своей жизнью.
Как бы он ни грозился, что разобьёт коленные чашечки тому, кто осмелится её обидеть, он знал — такого не будет. Сколько бы раз он ни обещал, что всегда будет баловать и носить на руках через лужи, понимал, что через несколько лет она сама этого не захочет.
И, взращивая её как драгоценный цветок, он растёт сам. Растёт в своём отцовстве, растёт в своей житейской мудрости. Уметь отпускать — это тоже искусство. И ему не учат, этот экзамен не все сдают. Но он очень постарается. И в первую очередь ради дочери.
Женщина. Как это много! Женщина — это океан. Берегите женщин. Всех, не разбирая: сестёр, матерей, дочерей, жён. Берегите, даже если вы сами женщина.
С праздником дорогие мои, читательницы. С 8 Марта!
Спасибо, что вы есть.
#кофером_опусы
Следующая публикация
Комментарии 10