— Ррр, — рычит Ромео, выходя из тени закулисья в окружении своих друзей, — Как неприятно встретить вас, граф, возле дома моей возлюбленной.
— Да? — радуется Парис, — И у меня тут знакомая собачка живёт.
Суфлёрская будка нервно постукивает, выражая недовольство отступлением от текста.
— Любимая живёт, — поправляется Парис, — она обещалась выйти. Вот я её стою и жду.
— И как же зовут вашу возлюбленную, граф? — напряженно спрашивает Ромео.
— Ждулета, — путает Парис буквы в имени главной героини.
— О! Какое облегчение! — радуется Ромео, — А я-то думал, что вы мой соперник, граф! Пойдёмте, обнимемся! Я покажу вам, где у меня зарыта дохлая мышь!
Соперники, обнявшись, вприпрыжку убегают со сцены. Из суфлерской будки им вслед летит скомканный листок сценария. Это Маняха выражает своё недовольство... Впрочем, теперь это уже не важно.
События на сцене развиваются динамично, эмоционально и почти по сценарию. И вот уже близится развязка! Ждулета... тьфу... Жульета уже в монастыре Зелёных Гамаков. Группа молодых йогов под руководством Белой Кошки старательно демонстрируют публике возможности аэройоги. Ляля-Джульета, правда, опять вывалилась кулём из гамака... но зрители поддержали её аплодисментами и она совсем не расстроилась.
Вот уже Ляля беседует с Белым Монахом и получает от него бутылку с ядом.
На этот раз на бутылке написано "Кефир 1%". Для Жульеты это была неожиданность. Она надеялась на кумыс, как в прошлый раз... После кумыса так хорошо поётся...
— Не бойся, дочь моя, — проговаривает свою роль Белый Монах, — Сей яд не навредит тебе, ты просто уснёшь, как будто умерла.
— А песни петь можно? — с тоской посмотрела Ляля на белую бутылку.
— Песни? — растерялся Монах, — Ну, если это приличные песни... то можно.
Вдруг из зала раздалось звонкое:
— Не пит! Throwing poison!!! Бросайт йат!!!
Головы всех зрителей повернулись к балкону, откуда свешивался красавец-колли с рыже-белой гривой.
— Зырь! Зырь! Иностранец! — зашумел зал, — Шпион, что ли?
— Йа вызывайт полИс! This monk is a poisoner! — надрывался шпион-красавчик, пробуя выпрыгнуть с балкона. Его соседи держали его за роскошный хвост и цеплялись за развевающуюся гриву.
— Чего это он? — оторопело спросила Жульета Монаха.
— Говорит, что я тебя отравить хочу, — ответил Белый Монах и крикнул в сторону балкона: — Это кефирчик!!! Однопроцентный!!!
И показал залу этикетку на бутылке.
Иностранец перестал махать лапами и, приложив одну из них к своей белоснежной груди, поклонился артистам.
— Айм сорри. Просто мой папА рассказивАль мне эту стори... Я ощень плакаль, ощень... Я не мочь не спасайт бьютифул Жульет! Я вас льюбит, май лаф! Приезжайт ту ми ин Канада! Быть хозьайкА в май хаус!
Из суфлерской будки показалась голова режиссёра. Маняха, зацепившись одной лапой за край будки, второй погрозила иностранному шпиону.
— Я те дам "приезжай"! Я те дам "май лаф"! Не мешай представлению, буржуйская морда!
Колли, колыхнув своей фантастической гривой, уселся в своё кресло. Зрители, повздыхав, тоже уселись-улеглись на свои места и спектакль продолжился.
Жульета в своей светлице уже выпила кефирчик, который также оказался просроченным.
"Теперь запор будет", — подумала Жульета. От старого кефира у неё и у Кубы всегда бывал запор. Подумала, и рухнула на лежачок, изображая беспробудный сон.
И вот к "отравленной" невесте приблизился Ромео (Куба). Заламывая лапы, он прочитал свой трагический монолог о беспросветной любви и уже взял в лапы бутылку с однопроцентным "ядом", как Жульета смачно всхрапнула и распласталась в позе цыплёнка табака.
Лялька, когда спит, лежит либо на спине, раскинув все лапы, даденные ей природой, либо растекается на животе в такой же позиции. Храпит она при этом нещадно. Мы с Эдиком даже просыпаемся, когда она так храпеть начинает.
Вот и сейчас Лялька завела свою песню: "Хррррр-пспспспспс, хрррр-пспспспспс, хрррр-пспспспспс..."
— Лялька, — осторожно потрепал её за плечо Ромео, — Лялька, ты храпишь... Ляг как-нибудь на бочок...
Но Лялька давала храпака, как старый кочегар. Устала девка от репетиций, от волнений, от платья своего средневекового...
— Во даёт Жулька! — радовались зрители, — Вот это сон! Богатырский!
Из суфлёрской будки вылетел ещё один смятый комок бумаги и попал Жульете прямо в лоб. Эффекта это не возымело.
— Пни её, что ли! — шипела Маняха Кубе, — Пусть заткнётся уже!
Но Ромео не стал будить свою возлюбленную. Он так же, как она, приложился к бутылке просроченного кефира и разделил участь своей Жульеты. Упал рядом и, будучи таким же уставшим, захрапел с ней в два голоса.
Зал бухнул аплодисментами. Суфлёрская будка шипела и плевалась. Артисты всех сцен стекались на сцену для последнего поклона. Ромео и Жульета были разбужены и поставлены на лапы.
Зал выл, стонал и рыдал. Ложи аккредитованных СМИ взрывались вспышками фототехники. На сцену летели цветы и мягкие игрушки.
Артисты, взявшись за лапы, то подходили к краю сцены, то отдалялись вглубь неё. Снова подходили, кланялись, снова отдалялись.
— Режиссёра!!! Режиссёра!!! — вопил зал.
Маняха мрачнее ночи стояла в своей суфлёрской будке, скрестив лапы и сдвинув брови.
— Не пойду, — отказалась она выходить на сцену, — Вы меня опозорили! Вы всё сделали неправильно!
Зал скандировал:
— Ре-жы-сссё-ра! Ре-жы-сссё-ра!
И тут граф Парис, переглянувшись с Ромео, протянули свои лапы вглубь суфлерской будки. Вытащили оттуда упирающуюся кошку и поставили её в центр актёрской цепочки.
Все актёры стали хлопать в сторону Маняхи, чуть раздвинувшись по сцене и оставив её одну в центре. Зрители поддерживали их. К ногам режиссёра потоком сыпались цветы и резиновые мышки-пищалки.
— Они всё испортили... — мрачно бормотала кошка, — В пятой сцене должно быть не так... У меня там задумана драма... а они цирк устроили...
Но, чем больше Маняха оправдывалась, тем слабее становилась её обида на актёров. Вот она уже взяла за лапы Лялю и Кубу, восстановив всю актёрскую цепочку и стала кланяться зрителям.
Вдруг из зрительного зала раздался требовательный крик и как будто звуки драки. Это мелкий метис папийона с кавалером пробирался меж рядов к сцене, по ходу раздавая тумаки маленькой пластиковой зелёной табуреткой.
— Не замай! — ругался он на тех, кто пытался ему перекрыть дорогу, — Пусти! У меня стихи!
Те, кто сильно не хотел пускать нахала на сцену, получал по хребту зелёной табуреткой и расступался, осознав свою неправоту.
Вскарабкавшись на сцену, мелкий метис папийона с кавалером решительно поставил табуретку на сцену, так же решительно на неё взобрался и, набрав в мелкую грудь килограмм воздуха, рыкнул на весь зал:
— СТИХИ!!! Я НАПИСАЛ!!!
Обратившись к стоящим позади себя артистов, уже тихим голосом успокоил артистов и режиссёра:
— Не беспокойтесь, я со своей табуреткой...
Зал постепенно затих, с интересом поглядывая на сцену.
Дождавшись полной тишины, неожиданный гость сцены вздёрнул подбородок, взмахнул лапой и завладел вниманием всего зала:
Прикольнее историй в мире нет,
Чем та, что ты нам тут насочинила:
Средь тысячей Ромео и Жульет
Четверолапая двуногих победила!
Был вор и плагиатор ваш Шекспир,
И над его словами плакал мир.
Но нам важней тогда иметь успех,
Когда истории народу дарят смех,
Ржать над чужой трагедией грешно,
Но если с толком взяться за перо-
Трагедия исчезнет, и смешно
Тут станет даже грустному Пьеро!
Пусть жулики- Шекспиры жмут на жалость,
Из горьких слёз лабают свой успех-
Нам всем тут очевидным показалось,
Что настоящие таланты дарят смех!
Кажется, сегодня все зрители выйдут из зала Большого Кремлёвского Дворца с кровоточащими подушечками лап. Потому что ТАК ДОЛГО ещё в этом Зале никому не хлопали.
Закончив Стих, неожиданный гость сцены слез со своей табуретки и пошел жать лапы артистам:
— Лаки... очень приятно, Лаки... Лаки, очень приятно... Восхищен! Восхищен... Очень приятно, Лаки...
Артисты ещё раз двадцать выходили на поклон, разгребая задними лапами завалы из цветов, мышей и мягких игрушек.
Наконец в зале вспыхнул свет, что означало "шли бы вы до дому, гости дорогие". И зрители засобирались домой.
Занавес медленно и тяжело задвинулся. Артисты стояли на сцене до последнего проблеска света из зрительного зала и только после этого дали себе волю - обнимались, целовались, ездили друг у друга на закорках. Артисты радовались завершению премьеры.
— Мань, ты довольна? — спросила я свою кошку, когда она, уставшая, вернулась домой в сопровождении взлохмаченных собак.
— Отстань, — неласково послала меня Маняха, — Всё завтра. Сегодня у меня нет сил.
Я её понимаю. И Кубу с Лялей понимаю. Они даже ужинать не стали - так и повалились на деревянный пол досыпАть свой прерванный сон на сцене Кремлёвского Дворца.
Пусть отдыхают...
Спасибо, что были с нами на этой премьере!С вами была Александра и мой канал DogAngel. Подписывайтесь, мы любим дружить! ))) https://ok.ru/dogangel
Комментарии 10