В ожидании счастья.
1943 год
- Поженимся, коли вернусь, - прошептал Михаил, обнимая плачущую Лушу.
Девушка пришла прямо к поезду, чтобы проводить любимого. И, несмотря на страшную тоску, что охватила ее сердце, прощальные слова Миши согрели ее. Два года Лукерья тихонько страдала по красивому парню, что жил по соседству. Если он и обращал на нее внимание, то как на малышку – то за косу подергает, то легонько по носу щелкнет. А тут жениться пообещал. Только вот едва возраст подошел его, так тут же призвали..
- Вернешься, - улыбаясь сквозь слезы, ответила Луша. Она взяла руку любимого в свою ладонь, тихонько поцеловала и прикрыла на мгновение глаза.
Прощаться с Мишкой пришли все Астафьевы – мать и младшие братья да сестры. Скромно опустив голову, Луша отошла от любимого, давая ему возможность матери поговорить с сыном. Алевтина Афанасьевна завыла протяжно кинулась на шею к Мишке и стала причитать что-то там про смерть.
«Зачем она так говорит», - нахмурившись думала Луша. Не стоит призывать смерть, говоря о ней. А ведь материнское слово – оно сильное. Вот как ее, Лушкина мамка, ежели чего скажет – точно так и будет. Посетовала Наталья как-то давно, что девчонка больно мелкой уродилась и, наверное, больше не вырастет. Так и вышло. В свои шестнадцать лет Лукерья была ростом с десятилетнюю Глашу.
При маленьком росте хрупкая Луша была на удивление ладной.
Не ходила с девчатами на танцы Лукерья, всё больше по дому возилась. Любимицей была в семье, никто её не заставлял упахиваться по хозяйству. Но Луша любила и уважала мать свою и отца, все усилия прикладывала, чтобы им помочь. Где грядки прополет, где с ребятушками малыми займется. И дом в чистоте держала.
*****
Шел второй год вой.ны. В сибирской деревеньке Алтыново не было такого голода, как в других местах. Разрухи не было, люди по подвалам не прятались, и немцев здесь никто в глаза не видел.
И всё-таки нужда ощущалась и здесь. Мужских рук особо не хватало. Василий Петров, отец Лукерьи, был тяжело ранен еще в первую финскую. Он был слеп на один глаз и прихрамывал – это не мешало ему быть хорошо управляться с хозяйством, но биться с немцами Василия не взяли.
Дела у Петровых шли относительно неплохо, а вот у большинства соседей к тому времени запасы совсем закончились.
Вот и у Астафьевых дело худо было.
- Как отец семейства ушел на фро.нт, так и обнищали совсем, - вздохнула Наталья, - теперь и Мишка ушел, совсем худо Алевтине с ребятишками придется.
- Мало толку от Мишки было. Ему бы все с девками хороводы водить, - проворчал Василий, - так что, считай, от лишнего рта Астафьевы избавились.
- Ты чего, пап, плохо про Михаила говоришь? – воскликнула Луша, вмешавшись в родительский разговор. Обычно она никогда себе такого не позволяла. Однако, услышав нелестные слова о возлюбленном, встрепенулась.
Василий ласково посмотрел на дочь. Видел он, как девчонка страдает по шебутному и неразумному Мишке, да всё надеялся, что пройдет эта блажь. Мало ли парней хороших на деревне? Однако теперь он с горечью признавал, что уже и не осталось этих самых, хороших…
- Полно тебе дочка, - произнес отец и погладил дочку по голове, — это я так ворчу, по-стариковски. Неплохой Мишка парень, только шебутной очень. А в молодости они все такие. Я вот в его годы…
И пустился Василий в воспоминания о своей юности. Даже привирал кое-где для красного словца, чтобы жену подразнить да дочкам молодцом показаться. И как девчонки за ним хороводы водили, и как вдовушку красивую от свиньи взбесившейся спас, а она его потом к себе заманивала.
Девчонки слушали, раскрыв рты, а жена прятала усмешку. Знала она, что все рассказы Василия в конце концов завершаются сказочным событием – свадьбой с ней, Натальей.
1945 год
Луша места себе не находила от тревоги. В село возвращались выжившие, а Мишка Астафьев все не приходил. От него приходили редкие письма. Не всегда Лукерья могла разобрать корявый почерк и неграмотную речь Михаила, но она понимала главное – он жив.
В сорок пятом писем от любимого больше не было, и девушка была вне себя от волнения. Пришел он лишь в начале сорок шестого года. Сказал, что пролежал в госпитале с ранением.
- Что же ты не писал, Мишенька? – шептала Лукерья, покрывая лицо любимого поцелуями.
- Не хотел тревожить, родная, - ответил Михаил, слегка морщась от боли. Он прикоснулся к перевязанной руке.
- Ранение было давно, а ты до сих пор перевязан, - сочувственно произнесла девушка, - наверное, очень серьёзно...
- Серьезно, - согласился молодой человек, - но ты не тревожься, все пройдет. У меня ведь еще и ожог.
Луша не могла удержаться от возгласа. Еще и ожог! Ах бедный-бедный её Мишенька, так тяжело ему было. Ещё и волновать не хотел, лежать в госпитале. Гордый он у нее такой.
***
Неизвестно, что думал о выборе дочери Василий, но возражать не стал, когда Луша сообщила о свадьбе. Наталья тоже смирилась с решением девушки. Взрослая она уже. Посему пусть сама жизнью своей распоряжается.
- Жить будете в доме покойной бабы Лиды, - распорядился отец, - померла она прошлой весной. Думаю, рада была бы, знай, что там Луша с супругом обоснуется.
Свадьбу сыграли молодые скромную, не до роскоши в послевоенное время было. Отделилась от родителей семья сразу – не так уж часто подобное случалось в те годы. Михаил пошел по стопам своего покойного отца – тот печником был.
Вот только старший Астафьев знал свое дело, на хорошем счету был в своей деревне. Его и в соседние села приглашали. А Михаил, тот тяп-ляп дело делал.
- Рука у меня, Луша, болит – жаловался он супруге, - старые раны о себе напоминают.
Следы на руке и спине еще оставались, затягиваясь в рубцы. Каких-то других травм Лукерья у мужа не наблюдала. Если спрашивала, отмахивался он от нее, говорил, что болит рука. Болит и точка.
Видимых причин отлынивать от работы по хозяйству у Михаила не было. Однако частенько он схватывался то за одну, то за другую руку и говорил, что ему нужен отдых. Лукерья не возражала. Мужа она любила и по возможности освобождала от бытовых хлопот. Да и гордилась им – он защищал Родину, потому и потерял здоровье.
*****
Вскоре Лукерья забеременела. Вот только счастье будущего материнства омрачал Михаил. Узнав радостную весть, он ушел в загул. Явился только наутро.
- Мишенька, я глаз сомкнуть не могла, воскликнула жена вся в слезах, - где же ты был?
- Выпил немножко с друзьями, - с вызовом ответил Михаил, снимая грязную рубаху.
- Зачем же ты испортил новую рубаху? – с отчаянием спросила Луша. Её она дарила мужу, это была единственная новая, нарядная вещь в доме. А он позволил себе отправиться в ней на попойку. Извозил в грязи, порвал.
Луша зарыдала, а Михаил еды потребовал.
Все еще плача, Лукерья отправилась к печи.
Впервые в жизни Луша почувствовала к любимому мужу отвращение. Миша и раньше бывал неласков, отлынивал от работы, порой грубил. И всё же она любила его, безмерно уважала. Возможно, беременность так сказывалась на молодой женщине. Повадки мужа, запах, слова, жесты – все это вызывало у неё тошноту.
****
Луша легко носила ребенка. Вот только дома было не все ладно. Радовали её лишь часы, что проводила она в родительской семье. Не жаловалась Лукерья ни матери, ни отцу. Всё улыбалась, да самое лучшее о муже рассказывала.
А вот с Глашей, младшей сестрой, которой было уже шестнадцать, делилась своими горестями. Та слушала и только головой качала.
А сама Глаша о женихах не думала, в город мечтала уехать, на инженера выучиться.
Во все глаза глядела на Глафиру Луша. Она и помыслить не могла, что её малышка-сестренка может покинуть родителей и в город уехать. Еще и учиться на инженера. Поделилась она своими сомнениями с отцом, а тот еще больше удивил Лукерью.
- Голова у нее светлая, пусть учится, - сказал Василий, - каждому свое.
Как всегда, отправляя дочь в тот дом, где жила она с мужем, Василий снаряжал ее гостинцами. Тут и яйца, и молоко, и хлеб. Чувствовал он, что туговато ей с Мишкой-то. Не торопится он трудиться по хозяйству. Все свои раны да ожоги, полученные на вой.не, лелеет.
Частенько Михаил стал нетрезвым приходить. Являлся и скандалы закатывал.
- Мне баба еще указывать будет пить или не пить? – возмущался он. – По-твоему, уже и пропустить пару стопок не могу?
Это не прекратилось и после рождения маленькой Сашки. Родилась девочка, хотя Михаил сына ждал. Даже имя придумал Александр. А поскольку девчушка на свет появилась, то ее и назвали Александрой.
****
Еще тяжелее стало Лукерье после рождения Александры. Михаил проявлял интерес к малютке, но быстро уставал от нее. Он мог подержать её на руках несколько минут, но почти сразу же передавал матери, которая пыталась хоть что-то делать по хозяйству.
А за огрехи в быту супруг стыдил Лукерью. То чашку не так поставила, то похлебку не досолила.
- И мяса в супе кот наплакал, - сердито ворчал муж, хлебая щи, что подала ему жена.
- Так кончились петухи, что батюшка мой давал, - оправдывалась Луша, - а ты не можешь ни купить мясо, ни свое хозяйство завести.
- Еще и попрекать начала, - так отвечал обычно Михаил, изобразив на лице печаль. После этого он обычно уходил в ночь, а возвращался под утро, еле держась на ногах.
Когда Санька приболела, Лукерья не знала, за что хвататься. Малышка совсем не спала и постоянно плакала. Луша падала с ног от усталости, но не имела возможности ни поспать, ни делами домашними заняться.
Хорошо хоть матушка забежала дочку навестить. Взяла на руки кричащую Саньку, а Луше велела спать ложиться. Хотела возразить матери Лукерья, да сил не было. Лишь коснулась голова ее подушки, так глаза сразу и закрылись.
А Наталья утихомирила малютку, уложила в кроватку, а сама принялась по хозяйству в дочкином доме хлопотать. Вернулся Михаил в это время, от увиденной картины просто рассвирепел. При тёще ещё спокойно держался, а когда ушла Наталья, сорвался на жене.
- Что ты за мать такая, если не можешь ребенка успокоить? – кричал он на весь дом. - Ещё маму свою сюда посели!
Обидно было Луше от грубости такой и несправедливости, но понимала она, что лучше помалкивать. Она же Мишке слово скажет, а он десять в ответ.
***
Хотя и не кричал Михаил на жену при теще, а всё же поняла Наталья, что неладно все в семье у дочки. Видела она, как смотрит Лукерья на мужа. Не было уже в этом взгляде ни любви, ни уважения.
- Страх и усталость в её глазах, вот ведь как, - рассказывала Наталья супругу, - ты же, Вася всегда мне в помощь был, даже когда уставал очень. И слова никогда грубого не говорил. А Мишка, чую, обижает Лушку нашу.
- Не лезь в молодую семью, сами разберутся, - ответил строго Василий, - худо будет – прибежит. Ежели попросит помощи дочка, так помогу. А ежели не идет сама, то не стану вмешиваться.
****
Не жаловалась Луша, когда приходила. Но отец видел, что погас огонек в глазках ее ясных.
А когда Сашке три годика было, наступила та самая ночь, когда попросила Лукерья помощи у родителей. Явилась с одной сумкой, где детские вещички были, да с малышкой за ручку.
А всё, потому что муж все грани перешел. С девушками сельскими начал таскаться. Плакала Лукерья, умоляла мужа не позорить ее на все село, а тот все насмехался.
- В голове у тебя помет куриный, раз видится тебе невесть что, - заявил он супруге, - домом лучше занимайся, да ребенком, а то совсем обленилась.
А однажды Мишка взял, да и ушел. Даже попрощался. Сказал, что уходит к Надьке Половинкиной, которой ещё в сорок четвертом на мужа похоронка пришла.
- Она на восемь лет старше тебя, а лицом краше .
Напоследок муж окинул глазами маленькую фигурку жены и хохотнул. Уходит он к настоящей женщине. Вот теперь жизнь-то начнется.
Горевала и убивалась Лукерья ровно одну ночь. А утром проснулась и поняла, что нет беды-то. И солнышко-то ярче в оконце светит. И Сашка улыбается. Вон ручонки тянет, гулять с мамкой хочет.
Покормила она дочку и взяла с собой в огород. Мать морковку полет, а та рядышком бегает, на бабочек смотрит и ручонкой им машет. Даже сама удивилась Лукерья, что лучше ей без мужа живется. Казалось, счастливее стала. А ведь она столько времени потратила в ожидании семейного счастья, да вот только мужа не того выбрала...
Нет комментариев