Если что – спасайте ребенка..

– Мой уже кроватку купил и коляску. Мы до рождения ничего не покупали, говорят, примета плохая, – сидя на кровати, без умолку говорила самая молоденькая в палате – Лиза. Её через день уже выписывали с новорожденной дочкой. – Димка сказал, хорошо, что первая девочка. Подрастет – помогать будет. Мы второго хотим обязательно. А вы уже всё купили? – А у меня свекровь всё купила – сыну не доверяет, – тихо сказала Таня, приложила палец к губам и взглядом показала на третью койку. – Не говори так громко. Пусть она поспит. Её с вечера из реанимации перевели. А то нам детей скоро кормить принесут. Они обязательно орать будут – точно ее разбудят. – А что у неё? Потеря

Что бывает, когда лучшая подруга уводит любимого..

У Вероники «увели» любимого… И кто?! Лучшая подруга!.. Да-да, та самая Ленка, которой Вероника доверяла больше, чем самой себе!.. Прошло несколько дней и разочарование сменилось жуткой депрессией. Лишиться одновременно подруги и жениха – это страшное испытание… Для одного человека это слишком много, поэтому девушке ничего не хотелось, даже вставать с постели. У неё было еще немного дней от отпуска, и она воспользовалась ими. Но когда они истекли, ради мамы ей пришлось заставить себя проснуться по будильнику. Не понимая, как жить дальше, Вероника машинально жевала бутерброд, приготовленный заботливой мамой, несмотря на то, что ей со

– Ой, сыночек, сыночек!.. Да кого же ты взял?! Да у неё же ни заду, ни переду… –

запричитала свекровь, едва молодые переступили порог. – Ты чего, мать? – робко произнес свёкор, укоризненно глянув на жену. – А ты молчи! – оборвала его «гостеприимная» хозяйка, и тот сразу потупил взор-. – Ну, проходите, коль приехали, – обняла сына мать, окинув невестку недружелюбным взглядом. Худенькая молодая женщина, девятнадцати лет, совсем девчонка, так и стояла у порога, с полными слез глазами, боясь пошевелиться. Она была на шестом месяце беременности и после долгой и утомительной дороги едва держалась на ногах. – Проходи, проходи, Галя, – наконец опомнился муж и провел её в отведённую им комнатку. –

Живи

Ольга, разбирая полки в комнате сына, нашла завалившуюся открытку, на которой было написано: «Мамочка, я тебя люблю!» Она прижала её к груди, облокотилась о стену и медленно сползла на пол. Слёзы вмиг заструились по щекам, и боль обожгла сердце. Вот уже пять лет, как она схоронила своего единственного сыночка, и только сейчас решилась разобрать в комнате его вещи. И вот эта открытка… Стало вновь невыносимо больно и ей захотелось закричать, выплеснуть наружу всю боль, которую она старалась глубоко спрятать. Ему тогда только исполнилось шестнадцать лет…. – Я так и не увижу тебя взрослым, и у меня никогда не будет внуков… – Ольга окинула взглядом комнату: вот его любимые книги, на столе

Мама, не уходи!

- Мама, не бросай меня! Ну, мамочка! Я рыдал, уткнувшись ей в живот. Вдыхал любимый вкусный запах своей родной матери. Горе было всепоглощающим. Оно вытекало со слезами из глаз, но не покидало меня. Не покидало пределы комнаты. Горе заполняло помещение и грозило свести с ума. - Я не бросаю тебя, солнышко, Петя, ну, что ты?! Я просто ненадолго уеду. А потом вернусь за тобой. Мама не вернулась. Мама сочеталась законным браком со своим американцем, который был её на десять лет моложе, и родила ему двоих детей: Джеймса и Линду. Я знал, что мать пишет письма. Бабушка Рита оставляла их на столе. Толстые конверты, в которые была вложена красочная заграничная жизнь, отпечатанна

Врачебная ошибка

Юля ждала ребёнка… В последнее время её семья была занята приятными хлопотами по подготовке к рождению малыша. Оставались считанные дни до родов. Будущий дедушка ворчал: – Все же нормально. Что вы, как к приёму министра готовитесь? – А почему бы и нет?.. И, между прочим, еще какого министра! – попыталась возразить Юля. – Вот увидишь, папа, скоро появится наш маленький громкоголосый министр и будет всеми нами лихо командовать. Жаль только, что мой Славик – будущий папка нашего министра – в дальней продолжительной командировке. Не скоро он начнет получать приказы нашего крошечного министерства. Вячеслав – муж Юли – на данный момент находился за границей, и вернуться должен

Его ребёнок

Маша забеременела рано – ей не было ещё и 18 лет. Серёжка ходил по округе - грудь колесом: «Я отец!..» В 18 - какой там отец?! Родители новоиспечённого мужа не были довольны ни городской невестой, которая забеременела, приехав сразу после выпускного к бабушке, ни скорой женитьбой. Свадьбу сыграли уже осенью в присутствии, скорее, соседей, чем родственников. С Машиной стороны бабка из деревни неподалёку приехала да родители, да городская подружка. С Серёжкиной стороны – родители и дядя с тётей. Да еще куча дружков и ближайшие соседи. Вот и вся свадьба. Под яблоней накрыли столы. Просто… по-деревенски. Орали до утра и пили свою настойку, закусывая яблоками, которые срывали п

Солдатская вдова

Женщина сидела у стола, низко опустив голову и сложив перед собой руки. На голубой скатерти выделялись фотография и белый листок. Сидевшая застыла в оцепенении, словно окаменела. Поза выражала безысходность и обречённость. Она, будто очутилась в другом мире, в котором не было никого и ничего, кроме глубоко сидящей внутри щемящей тупой боли. Казалось, пошевелись – и сердце разорвётся на тысячу жгучих кусочков. А тот привычный мир, который она так любила, стал теперь чужим, даже враждебным для неё. В нём не стало того единственного и любимого, без которого жизнь теряла всякий смысл. Похоронку на мужа принесли Марии под вечер, когда все разошлись после работы по домам.

Папа, я буду с тобой...

Коля смотрел на дочь. Он старался не плакать, но получалось плохо. - Папа, не переживай. Все хорошо, я справлюсь. Ну, правда. Иди уже. Нам очень нужна эта работа. - Валя, доченька, знаю. Ты, если будет что-то не получаться, постучи в стенку Зинаиде Алексеевне. - Папа, мне же не шесть лет, и в инвалидном кресле я не первый год. Все будет хорошо. Иди уже! Коля поцеловал Валю и выскочил за дверь. Через пять минут он должен был попасть на автобус. Они с Валей вот уже три года жили одни. Катя, его жена, просто сбежала. Он не винил ее за то, что она устала, но винил за то, что она оставила родную дочь. Коля страшно переживал, когда нашел на столе письмо. Дочка тихо плакала

Почувствуйте разницу

– Говорят у тебя новый поклонник? – с легкой завистью спросила Инна, встретив одноклассницу Леру. – Кто говорит? – загадочно улыбнулась та. – Да все наши. Каждый день с кем-нибудь сталкиваюсь и сразу слышу эту так называемую новость. – Почему «так называемую»? – Ой, Лерка, у тебя же кавалеры меняются с завидным постоянством. Я уже не помню, сколько их было. – А зачем тебе это помнить? – глаза Леры смеялись, – я – и то задумаюсь, чтобы всех перечислить. – Ну вот скажи, как ты это делаешь? – вырвалось у Инны, – я за год ни с одним мужчиной не познакомилась. А ты – раз в неделю успеваешь. Ладно бы свободной женщиной была… – Так я и есть – свободная женщина. – У тебя

Барская дочка.

1908 год.
- Тяжелая я, барин, - Наталья стояла перед Петром Каминским и была бледной от страха и своего состояния.
А он вдруг вздрогнул и поднял на неё глаза, посмотрев на прислугу растерянно.
- Что ты сказала?
- Ребенок у нас будет, Петр Андреевич, - губы её задрожали.
Петр Андреевич опустил голову и устало провёл рукой по лицу. Вот уж наворотил он делов!
Наталья - дочь бывших крепостных крестьян, которые были во владении его отца. После отмены крепостного права немногие покинули усадьбу Каминских. Мать Натальи была дочерью кухарки, потом и сама на кухню пришла работать. Вышла замуж за конюха, родила Наталью, а когда девица подросла, она стала мыть полы и прибирать в барск

Артистка

Анна вошла в вагон поезда метро и плюхнулась на сиденье. И зачем она надела сапоги на каблуках? Да потому что в любом возрасте женщина должна выглядеть женщиной.

«Через петельку для пуговицы…»

Инна Левкевич – 10 лет. В первые же дни… С самого утра… Над нами рвались бомбы… На земле лежали столбы и провода. Люди испуганные, все бежали из домов. Из своих домов все бежали на улицу, но все равно предупреждали друг друга: «Осторожно – провод! Осторожно – провод!», чтобы никто не зацепился, не упал. Еще утром двадцать шестого июня мама выдавала зарплату, она работала бухгалтером на заводе, а вечером мы уже были беженцами. И когда уходили из Минска, то видели, как горела наша школа. Пламя бушевало в каждом окне… Так ярко… Так… Так сильно, до самого неба… Мы рыдали, что горит наша школа. Нас было четверо у мамы, трое шли пешком, а младшая «ехала» у мамы на