Бойтесь данайцев.

Третий день Дарья находилась в дурном настроении. Сосало под ложечкой. Тяжелое, томительное чувство не давало покоя, выбивало из колеи, мешало дышать, работать, просто жить. Если бы давление беспокоило или какой-нибудь ревматизм – ерунда, это можно перетерпеть, плохо, больно, но можно. Но беспокойство было вовсе не хворью, а предчувствием чего-то дурного. Бывает так – одному человеку все нипочем, ничего не беспокоит и не мучает. Несчастье падает на него сверху неожиданно, как кирпич на голову. Человеку плохо и страшно. Но все плохое уже случилось и надо жить дальше, хорошо или не очень, но жить. А бывает, что перед горем или просто неприятностями сердце одолевает муки и томления. Человек ждет, гадает – с какой стороны обрушится гадость? Где соломки подстелить? Что его ждет? С сыном стрясется что-то? С самим человеком? С родителями? С супругом? На работе? А, может, с любимой собакой? Господи, да намекнул бы хоть как-нибудь! Когда? Где? А внутри сосет и сосет, ноет и ноет. Может, день проноет, а может, две недели. Тошнехонько! Под конец, мученик, измаявшись в конец, готов и на стенку лезть, лишь бы не ждать. Лишь бы не гадать. Случилось бы уже, Господи. Ну сколько можно? Провались пропадом эта интуиция, толку от нее – все равно не угадать! Предчувствия Дарью никогда не обманывали. Все сбывалось. И перед увольнением она так страдала. И перед болезнью матери. И перед смертью отца. И перед тем, как муж завел интрижку, обернувшуюся его громким разводом, с разделом имущества и женитьбой на Дарьиной подруге. И перед тем, как любимый пес под машину попал. И чем тяжелее горе, тем тяжелее его ожидание. Потому и сейчас Дарье ничего не оставалось, как укутаться в глухое одеяло и замереть в томительном ожидании. Но ведь не будешь медведем в берлоге лежать? Надо как-то подниматься, умываться, работать, оплачивать квартиру и кредиты, ходить в магазин, поливать цветы, действовать. Жить. Дарья вылезала из постельной норы, тащила себя за шиворот на улицу. Пялилась в монитор компьютера на работе. После шести ползла через снежные завалы к дому, мыла посуду и так же, как и в офисе, пялилась на стиральную машинку, крутившую белье. Вроде, отвлечется, и тоска откинется от души, забудется. Но наступит ночь, как она с новой силой привалится к груди, присосется и начинает по новой откачивать кровь из артерий, забирать оставшиеся силы и радости. Через десять дней в груди, будто тумблер отключился: снова можно было дышать и ничего не боятся. Или враги угомонились, или неприятности обошли несчастную Дарьину голову стороной. Она начала спокойно спать и даже шутить с коллегами. Она всегда любила посмеяться. Чувство юмора, казалось, родилось вместе с маленькой Дашей. Где она – там смех. Такие, как Дарья – незаменимы в местах, где тяжело. На войне или в хосписе, в тюрьме или еще в каком аду. Слава Богу, пронесло. Дарья не была нигде: ни на войне, ни в больнице, ни в тюрьме. От сумы и от тюрьмы не зарекайся, но Даше везло. Во всем, если сравнивать с другими людьми. Квартира у Даши от покойных родителей. Она в ней и прописалась после развода с мужем. Дима, бывший супруг ее, на пару с новой любимой остался в благоустроенной трешке. Даша ушла от Димы с ребенком на руках, плюнув на все благоустроенности. И не разу не пожалела о своем поступке. Даже вещи в шкафу оставила, не говоря уже о технике. Несколько раз при встрече с новой семейной парой - Димы и Люси - маленький Костик кричал, дергая Дашу за руку: - Мама, мама, смотри, тетя Люся в твоей шубе! Ну, мама, ну смотри! Дима утаскивал Люсю на другую сторону улицы. Дарья отворачивала лицо, чтобы не сгореть от испанского стыда. Потом, конечно, хохотала: интересно, Люська точно в Диму влюбилась или в ее шубу? Она вспоминала вытянутые лица самых близких людей, ставших предателями, и снова взрывалась от смеха пополам со слезами. Застеснялись, бедненькие, даже с Костиком, родной кровиночкой, сил не было поздороваться. Шипят теперь друг на друга от конфуза. У Димки характер отвратительный, он злопамятный. Всю плешь, наверное, Люське с этой шубой проел: - Я говорил тебе, не надевай шубу в люди! Я из-за тебя с сыном не поговорил! Дура! Люська, конечно, в слезы. - Я не знала, что ты такой жмот! Купи мне тогда новую! Ага. Как же, купит он. Димочка – редкостный жмот. Он всегда ратовал за отдельные кошельки и раздельные расходы. Дарья привыкла рассчитывать только на себя. Толку скандалить – Димочку так воспитала мамочка. Все для сыночки единственного. Он понятия не имел, что мужчина должен содержать семью, которую создал. Что это нормально. Если не можешь – живи у мамочки. Но маме с годами стало тяжело кормить свою «радость», и она сбагрила «кровинку» на Дашку, дуру безмозглую. Иначе так просто бы не отдала свой «цветочек» недостойной швабре, мизинца Димочкиного не стоющей. Какое разочарование, какой пассаж. Бедная Люся. Она-то думала… Или не думала совсем, отбивая чужого мужа, такого сильного, красивого и благополучного со стороны. Плакала, наверное, от обиды! Впрочем, Люся пожила с Димочкой недолго. Года хватило, чтобы потом без сожаления покинуть уютное гнездышко. Впрочем, это уже совсем другая история, Дарье совсем неинтересная. Даже шуба, которую Люся, в отличие от бывшей хозяйки, не забыла прихватить с собой. Песец! Не в шкафу же его оставлять! Сын Костик давно вырос. С отцом долго не общался. Зачем ему папа, ни разу за всю жизнь сына не навестивший. Это же так удобно: придумать байку о том, что Костика Даша «нагуляла» от чужого дяди. Даша даже оспаривать в суде эту подлую сплетню не стала. Мерзко. Пачкаться? Тьфу, пусть подавится. И квартирой пусть подавится. Жизнь Дашу давно научила – подальше от всяких мерзавцев держишься – подольше проживешь. Это еще она Люсе спасибо сказать должна – до сих пор бы перед муженьком на одной ножке скакала. Лет семь назад Дима приперся к ней с поклоном. И даже голова не отвалилась. Даша не хотела открывать дверь бывшему. Но тот караулил ее целый день. Ну не сидеть же целый день дома – дел полно. Даша разговаривала с Димой в скверике, на нейтральной территории, чтобы и духа Диминого не было в родном доме, чтобы видом своим не осквернил милое сердцу гнездо. Опустившийся, неухоженный, небритый, он сидел рядом на скамеечке и… вонял. Вонял отвратительно: немытым телом и перегаром. - Мама умерла. Мне плохо сейчас, Даша. - Сочувствую. Но денег на опохмелку нет. - Да не надо мне денег! – с разрывом в голосе, со скорбью, вскрикнул тогда Дима, - Даша даже прониклась. Потом, правда, прошло. Потому что, бывший закончил фразу, - от мамы квартира и наследство кое-какое осталось. - Чем могу помочь? С похоронами, - уточнила она. - Да уж полгода прошло, не утруждайся, - ответил Дима, - я по другому вопросу. Вопрос был прост. Диму гложет совесть, и он очень жалеет, что так обидел Костика. Злился на Дашу, вот и нес всякую околесицу. Что зла больше (вот как!) на нее не держит. О сыне скучает. И переживает – парень без жилья остался. Вот и хочет прописать сына на законных квадратных метрах. - Мне самому много не надо – в квартире мамы проживу. А Косте пусть трешка остается. Не спеши с отказом, Даша. Забудь про все обиды. О сыне подумай. Даше хотелось тогда закричать Диме, чтобы он засунул царские подарки себе куда-нибудь подальше. Чтобы он шел с советами подумать о сыне туда же. Что уж она как-нибудь разберется без соплей. Но… не стала. В бредовых речах Димы было осмысленное зерно. И она тогда сгоряча выписала ребенка, мало подумав о последствиях. Костя имел право на квартиру. Полное. И он взрослеет. И ему нужно будет где-то жить самостоятельно. И ютиться в сменных углах при законной жилплощади – высшая глупость. Он когда-нибудь заведет семью. Детей. Пусть у него все будет хорошо. *** Она прописала сына в злополучной трешке. Находиться в ней было противно – Дима каким-то образом умудрился загадить такое светлое, такое просторное когда-то жилище. Но… Стены есть, остальное приложится. Еще тогда мелькнула мысль: разделить квартиру на доли, чтобы долги бывшего не достались в наследство. Но Дарья, подумав, сколько хлопот прибавится с бесконечной бумажной волокитой, отказалась от дележа. Она плюнула: в конце-концов зарплата нее неплохая, коммунальные расходы она оплачивать в состоянии. Подзатянется, поднатужится, зато не надо будет думать о Диме: заплатил, не заплатил. Складывать квитки в коробку с документами и спать спокойно. На том и порешили, как говорится. Дима пропал из горизонта так же внезапно, как и появился. Дарья о нем и не вспоминала. Не та личность, чтобы вспоминать о нем. Есть у человека жилье, ну и хорошо. За трешкой Даша следила, платила и радовалась: у сына будет собственный дом. Так и случилось. Костя, ее хороший и замечательный Косточка, отслужив в армии, поступил на заочное отделение универа, работал и учился одновременно. Он встал взрослым незаметно, без подростковых проблем и возрастных бзиков. Он всегда был самостоятельным и самодостаточным. В жизни сына появилась девушка, хорошая девчушка, такая, как надо. Симпатичная, скромная, умненькая, из прекрасной семьи заводских работяг, положивших свою жизнь на воспитание прекрасного человека. Небалованная девочка, ко всему приучена, прекрасно образованная. Она ли не заслужила спокойного и надежного Костика? Ребята переехали в трешку. Занялись ремонтом, ни копейки не содрав с родителей. А главное – были благодарны. Понимали, что это такое – собственное жилье. Ровесники их, измученные ипотекой и съемными конурками, искренне паре завидовали! Поднапряглись, справили молодым хорошую свадьбу. Дети сопротивлялись всячески. Молодежь! Практичные люди, оказывается, новое поколение. Новых людей раздражают пупсы на машинах, длинные столы буквой «П», ломящиеся от кушаний, обилие гостей, больше половины которых - совершенно незнакомые люди. Новые люди лучше выпьют шампанского и съездят на море на пару дней. К чему пир на весь мир – пыжиться достатком с голой задницей? Зачем разорять себя и близких? Не лучше ли сэкономить лишнюю копейку на будущее? Уже через некоторое время Ксюша, невестка, пузатенькая, как шарик, семенила на тоненьких ножках в женскую консультацию. Хотела дочку, малюсенькую девчушку. Чтобы бантики и платьица. Ксюша показывала самосвязанные пинетки, розовые башмачки с помпончиками, прислушивалась к себе, смешно наклонив голову – за нее радовалось сердце. Дарья привязалась к невестке всем сердцем, с удивлением выслушивая жалобы свекровей на неблагодарных невесток. Как их не любить? Почему их не хочется любить? Семья, близкие люди, мамы твоих внуков. Хорошо! Слишком все хорошо. Слишком… Первым неприятным звоночком было «явление» Димы. В один прекрасный день он пришел к ребятам в «гости». Те накрыли стол, Ксюшка, дурешка, напекла блинов – папа мужа! Блины Диму интересовали мало. Он мялся, тужился, и его синий кадык шевелился, будто там, внутри горла свинцовый шарик перекатывался туда-сюда. Костик все правильно понял. Достал из холодильника бутылку, налил в рюмку отцу. Тот, правда, выпил всего одну только эту рюмку. - Костик, меня обманули с бабушкиной квартирой. Мне жить негде. Что делать было Костику? Отец имел право на жилье – владелец. Так и поселился папа в спальне. Ребята обосновались в гостиной, а светлая детская ждала своего часа. Никто никому не мешал. Дима оказался на удивление тихим жильцом. Порой, он целыми днями не выходил из комнаты, и Костик всерьез волновался за его здоровье. Что он там делал? У Димы был очень хороший компьютер – купил на деньги, оставшиеся от материнского наследства. И целый день он зависал в интернете. Костик, приходя к Дарье в гости, смеялся: - Как тинейджер, мама! В танчики, что ли, рубится? - Убоище! Свалился на голову. У него за долги квартиру отобрали? – волновалась Дарья. - Не знаю, говорит, обманули. Я уже предлагал юриста найти, так тот – ни в какую, - Костя беспечно грыз сушки, запивая чаем, - а Ксюшка рада. «Дедушка у Насти будет» - говорит. - Девочка, все-таки? – улыбнулась Дарья. - Девочка, - отвечал Костя. *** Да. Родилась девочка, Анастасия, маленькая царевна-несмеяна. Серьезное личико, сдвинутые бровки и ротик точечкой. «Сердитая какая. Чистый генерал!» - подумала Дарья, взглянув на внучку. - Академик! – в унисон Дашиным мыслям протянула сватья Галина, - вся в прадеда! - А прадед – академик? – лукаво повела бровью Дарья. - Слесарь высшего разряда! – горделиво ответил Егор Петрович, сват, - это, считай, почище всяких академиков! Такой же серьезный был! У детей началась хлопотливая, неспокойная пора – академик-Настя требовала внимания и днем, и ночью. Ксюшка не могла нарадоваться на дедушку Диму. - Он мне помогает. И в магазин, если надо, сбегает. И коляску спустит вниз. И сам любит с Настюшкой гулять. Неужели исправился? Неужели нормальным человеком стал? – думала-гадала Даша. Дима старался не попадаться ей на глаза. Да и Бог с ним. Лишь бы не путался у ребят под ногами. Может быть, сама Даша такая ущербная? Ну чего привязалась к мужику? Может, это и есть – нормальные семейные взаимоотношения? Ну бывает – люди совершают ошибки. Бывает, что осознают свои грехи и исправляются. Ну бывает же… А? Кто же Димочку «обманул», отобрав квартиру матери? Почему он не обращается в милицию? Что-то тут нечисто… И вот, предчувствие, томительное, тягучее, настырное – не давало покоя Даше. Психоз? Бог его знает… С утра дедушка Митя (как стала величать Дмитрия Ксюша), заглянув на кухню, сообщил, что «погодка сегодня такая прекрасная и замечательная, что дома сидеть нет никакого смысла» - Собирай Настену, дочка, погуляем пару-тройку часиков в парке, - сказал он. Ксюша обрадовалась: дел невпроворот, стирка, уборка, ужин, да еще пару шкафов надо перебрать, зимнюю одежду почистить и отправить в недра шкафа на лето. Через полчаса дед с внучкой отправились на улицу. Ксюша принялась за нескончаемые женские дела. Хотелось управиться до прихода Костика, провести вечер в тихой, уютной обстановке. Пока она копошилась с бельем, не заметила, как прошел час. Зазвонил дверной звонок. Неужели дед Митяй нагулялся? Открыла. В дверях возвышался здоровенный амбал, по виду – застрявший где-то во временах родителей: черная кожаная куртка, светлый ежик стриженых волос, каменное лицо. - Белов здесь живет? – коротко спросил он. - А… Да. А вам какой нужен? – растерялась Ксюша. - А че, их много тут? – спросил амбал, - и не дождавшись ответа, сказал, - все! Передай им: часики тикают, долг растет. Срок – неделя. Если через неделю не отдадут деньги, приду не один. Больно будет всем. Поняла? Он даже голоса не повышал, этот амбал. Он просто констатировал факт. Бездушно и без эмоций. Как машина. Или терминатор, которому совершенно наплевать на страх и смятение человека, застывшего перед ним. Ксения металась по дому. В голове черти что творилось. Откуда-то извне мутной волной поднималась паника: за всех. В первую очередь, за дочь. Ксения никак не могла набрать номер мужа, как в дурном сне, дрожащие пальцы не могли нащупать кнопку вызова. Наконец, смогла. - Какие долги? Кому вы должны? За вами приходил-и-и-и! – сквозь истерические рыдания Костик не мог ничего разобрать. - Кто должен? Кому? – едва пробившись сквозь крики, спросил Костя. - Бе-ло-вы! Бе-ловы! Вы – Беловы! – всхлипнула Ксюша и бросила трубку. Она звонила «дедушке Мите». Звонила, звонила, звонила… И бессердечная тетка-автомат равнодушно отвечала ей, что телефон вызываемого абонента отключен или… И снова – звонок мужу: - Он украл ребенка! Костя! Он! Украл! Нашего! Ребенка! Или убил! Господи, Костя! Растерянность и страх, помноженные на материнский инстинкт и чувство потери рождают страшную, гремучую смесь. Ксюша уже ничего не могла соображать. Откуда ей научится умению соображать в критической обстановке, домашнему дитю, выросшему в покое и ласке немолодых родителей? Она фильмы про бандитов воспринимала как сказки про Кощея или Бабу Ягу. Она вообще ничего не знала про реальное зло. Не научили… Вот в таком состоянии Дарья и обнаружила свою невестку. Она решила заглянуть к детям в гости по случаю выходного дня на работе, повидать малышку, попить кофейку, погреться около семейного счастья… Погрелась. Безумные глаза Ксюшки, осевшей среди разбросанной зимней одежды с зажатым в пальцах смартфоном – вот что увидела Дарья. - Что случилось? – одними губами спросила она у Ксении. - Беловы должны деньги. Дед не берет трубку. Настя у него, - паника накрыла невестку, утопила ее. Та уже не металась, отупев от страха. - Костик где? - Едет, - ответила Ксюша. Едет. Хорошо. Пусть едет. Не будем отвлекать его истериками. Дарья набрала номер бывшего: абонент находится вне… Открыла аптечку, накапала валерьянки. Силой влила девушке в рот. Четким голосом, стараясь не особенно нажимать, сказала ей: - А теперь успокойся. У деда просто сел телефон. У него всегда что-нибудь случается с этим чертовым телефоном. Он вернется. - Уже прошло три часа. Он не возвращается, - Ксюша равнодушно как-то ответила. Не хорошо ответила. - Мы сейчас позвоним в полицию. Одевайся. Костя вот-вот придет. Все выясним. Все будет нормально, слышишь? Она обняла Ксюшу, маленько встряхнула: - Одевайся. Нужно будет давать показания. Соберись! Время тянулось томительно долго. Томительно долго ехал Костя (хотя он летел домой стремительной птицей), томительно долго собиралась невестка (хотя она просто накинула на себя куртку), и очень, очень долго Дарья осматривала комнату, где проживал бывший муж. Скромно. Аскетично. Компьютер, стол, кружка с вековым чайным налетом. Не заправленная, смятая в кучу постель. Дарья включила компьютер. Она не понимала, зачем вообще это делает – откуда ей знать пароль? Но паролей никаких не было. Диме, наверное, лень было ставить защиту. Он всегда таким был: ленивым и бестолковым. На экране всего две иконки: одна из них – сайт знакомств. Другая… Если бы у Дарьи спина была бы покрыта волчьей шерстью – она обязательно встала дыбом. Предчувствия не изменили ей, гребаная интуиция, ну конечно! Танчики, ха-ха! Танчики, паровозики, самолетики – как бы не так! Самые обыкновенные «спины», рулетка, так его растак! Рулетка, и еще куча всякого цифрового г*вна, обирающего азартных дебилов до нитки! Как она не могла догадаться? Как не мог догадаться Костя? Как они пропустили самое главное зло в их жизни: им повезло! Рядом с ними пригрелся игрок! Вот они, нечаянные подарочки Ксюшке (так приятно, мама, так мило), вот она «украденное мамино наследство» (меня обманули с квартирой, можно я у вас поживу). - Тебе кто-то звонил, Ксюша? Или приходил кто-то? – спросила она. - Приходил. Мужчина в черной куртке. Большой. Сказал, что Беловы должны деньги. Срок неделя. А потом… - Ксюшу опять выдергивало мутной волной истерики. - Тихо! Тихо! Теперь нам всем нужно быть исключительно тихими и максимально спокойными, Ксюша, - сказала Дарья. *** Костя влетел в дом тайфуном. - Быстро одевайся! Едем в полицию! Настю нашли! Секундная пауза, и… Телефоны всех троих буквально взорвались от звонков и сообщений. Звонили друзья, звонили знакомые, знакомые знакомых, незнакомые – Дарье показалось, что весь город обрушил на них волну негодования, возмущения, сочувствия и гаденького любопытства. Это потом, в участке, выяснилась гадкая правда: Пожилой мужчина оставил коляску с ребенком у магазина, зашел в универмаг и вышел через некоторое время, «забыв» коляску на улице. Молодые мамаши, увидев, что малышка одна, моментально проявили бдительность: такое время, собаку никто не оставит у супермаркета, если даже просто мелочь какую-то на кассе приобрести надо, а тут… Это как? Это что? Неравнодушные женщины бегали по магазину, подключили охрану, работников, сообщали о брошенном ребенке по громкоговорителю – никого! Через некоторое время подъехала ДПС. Состояние ребенка удовлетворительное. Девочка здоровенькая и крепкая. Кто-то узнал коляску Беловых, кто-то видел деда Митю, кто-то указал полицейским адрес и телефон – в один миг неповоротливая с виду машина закрутила маховик, и через считанные секунды о Беловых не знали только слепо-глухо-немые. Не важно. Не важно. Не важно. Пусть ругают, пусть любопытничают, пусть обсуждают! Настя была живой и здоровой. Ксения сбивчиво рассказывала, в чем дело. Объясняла, что Дима приходился родным дедушкой Насте, что до этого ничего такого… Это же нормально – отдавать дедушке ребенка, правда? Правда? - Ну, конечно, правда! – поддакивал следак Ксении, внимательно ощупывавший лицо девушки острым и недобрым взглядом, - ничего такого. Но вы несете ответственность, девушка! Это – человеческая жизнь! – и пошло, и поехало… Он – страж закона, ему позволено, профессия такая – подозревать всех и каждого. Ксения, бедняга, покорно кивала и не вникала в речь стража – Настю нужно покормить, уложить спать и самой прикорнуть рядом, вцепившись в кроватку. И, упав в дрему, вновь встрепенуться от тяжкого сна, увидеть личико ребенка, понять, что все хорошо, и опять уснуть, чтобы вновь увидеть жуткий сон, в котором Настя пропадает, ускользает куда-то… - Легко отделались, - Дарья читала это в каждом взгляде, брошенном на членов ее маленькой семьи. Костя составлял заявление о похищении. Потом, передумав, переписывал его – «Об угрозе жизни и здоровью». Сбившись, снова пересказывал о визите человека, шантажировавшего Ксению. Дарья дополняла показания сына. - Это коллектор был. Вы же знаете «их» методы: запугать, унизить, растоптать. Долги? Дедушкины. Дедушки Мити долги! Он игроман, как выяснилось. НЕ грубить! Не реагировать на вопросы, типа «А вы что, не знали об этом?» Не знала. В разводе. Давно. Знала, что дедушка – подлец. Да, извините. Да, личное дело. Не знала, что он хуже – тварь. Прошу прощения. Да, к делу не относится… *** Коллекторов решили не дожидаться. Костик ерепенился, рвался «на разговор», обзванивал друзей. С великим трудом удалось его угомонить. Это не кино. Геройствовать не стоит. Коллекторские агентства – не прилизанные инспекторы. Это бандиты, наконец-то нашедшие применение своей силе и талантам. Этих мелких лавчонок по выдаче кредитов – пруд пруди. Государство снимает жирные сливки с налогов, развязав руки сволочам самого подлого пошиба. - Ребята, поживете у меня. Спокойнее всем будет, - распорядилась Дарья и тут же подхватила Настю на руки. Ребята не особо сопротивлялись. Костик был просто раздавлен. Вот тебе подарочек от мамы. Самому надо было жить! Са-мо-му! Винить мать – низко! Он – мужчина! Он должен думать, что делать дальше. Хотя бы узнать, сколько долгов унаследовал от достопочтимого папаши. А потом решать, как быть со всем этим! Дарья не находила себе места. Вот, получи и распишись, идиотка! Добренькая, да? Независимая? Альтруистка? Ничего от мужа тебе не надо? А если так, зачем вообще связалась с ним? Помогла сыну? Сваты категорически настояли: держать свою дочку подальше от чумы. Дочке и внучке спокойнее в родном доме, без свекровок и мужа. И милого дедушки Мити. - Ужас какой, слов не нахожу, - лепетала Галина, - как же так, Дашенька? Егор, сват, помалкивал, насупив брови. Осуждал, наверное: почему это их ненаглядная принцессочка таким варнакам досталась. Позорище! Срам! От тюрьмы, да от сумы не зарекайся. Дарья тысячу раз хотела им повторить мудрую пословицу, чтобы не сдвигали бровки-то, не пыжились особо, не шарахались от Дарьи и Кости, как от прокаженных. Но слова застряли где-то в горле, не было сил их произнести. Чувство страха, тревоги за будущее, паника, толкавшая на шальные мысли: что бы такого продать? Где найти деньги? Сколько денег? До визита «гостей» оставалось пять дней. Выяснилось, что квартира, доставшаяся Дмитрию, была продана за долги еще в прошлом году. Выяснилось, что у него десятки долгов в микрофинансовых организациях. Название такое смешное: микрофинансы. Ага. Долги только миллионные. Под двести процентов. И проценты крутятся, крутятся, крутятся ежедневно, ежеминутно, наматывая на счетчик все больше и больше. Где же ты болтался все это время, господин Белов, благодетель ты наш? Где же у тебя припрятана норка? – Дарья напряженно думала. Хотелось бы послушать историю главного героя. В глаза взглянуть. Да и вообще – чтобы оградить детей от беды, необходимо найти бывшего муженька. Чтобы продавал или разменивал свою трешку к чертям собачьим! И пусть валит лесом! А лучше – в тюрьму. Дарья вдруг споткнулась о страшную мысль: а лучше бы сдох! Как бы не звучало это чудовищно – издох и исчез с лица земли. Сама дура. Столько проблем создала. И из-за чего? Стоп. Не нервничать. Долги папаши с сына никто взымать не имеет права. Никак. Даже бандиты. Пусть хоть как запугивают, пусть даже на стенку лезут. Пока он не вступит в наследство после папиной печальной кончины. Пусть живет скотина, подстраховался. Такие долго не умирают. Что ж, дети – молодые, наживут себе. С дитем, с ипотекой… С потерянными расходами за ремонт… И все-таки, где же загорал дедушка Митя после того, как сбагрил квартирку кредиторам, а? Не болтался же он по улицам? Не спал на скамеечке… У друзей? У подружки? Даша прошлась по комнате. Напрягла память. Помнится, когда-то очень, очень давно покойная свекровь хвасталась своей дачей. Говорила, что прекрасная у нее дача, да к тому же, бесплатная. Говорила, что умеет жить: сдружилась с одной парой по лестничной площадке. А у них дача была. Оттуда свекрови привозили чудные яблоки, зелень и хрен. Больше ничего хозяева не сажали – интеллигенция. А потом они укатили в Израиль. А дача осталась. Документами и продажей заниматься паре было некогда. Вручили ключи: пользуйтесь, дорогая наша соседка. Свекровь и пользовалась: такое счастье на голову упало! Приехав по нужному адресу, она немного расстроилась: думала, что у врачей ДАЧА! А там – дачка… Небольшой домик-скворечник, крошечный яблоневый сад, заросшие по брови цветочные клумбы и крапива вместо огорода. Она, женщина боевая, быстренько все в порядок привела. А потом, когда сыночек Дашку притащил, свекровь эту сикалявку мигом в оборот взяла: три пота с невестки сошло на тех грядках. Вокруг – ни души. Планировалось тут раньше садоводство, да так и затухло – люди лепились ближе к городу, в старых садах. Свекровь чувствовала себя королевной. Забыла, наверное, оформить свою дачу, потому и не втюхал наследничек ее кому пошустрее. А и кому, собственно, нужна она? Там и тосковал Димушка, бедовал лето. А на зиму к сыну попросился. Натворил дел и смылся снова. Весна, тепло, переживет. А потом… Потом видно будет. Прохвост. Забыл, что Даша все про него знает. Все ведает. И если бандиты не найдут теплое местечко, то она – точно найдет. Даша еле-еле отсидела положенные рабочие часы. Она действительно их отсиживала: ничего в голову не приходило, но коллеги, знающие ситуацию, не донимали. Да и начальница отпустила домой пораньше. Даже советов никто не давал – зона отчуждения. Хуже только – смерть ребенка. Дарья сменила городские ботиночки на резиновые сапожки. Весна – грязь. Села на «четверку» и через двадцать минут озиралась на разворотном кольце. Дорожка, ведущая к даче, совсем заросла, но ее очертания все-таки угадывались. Вокруг напирал молодой лес, прямо Берендеево царство. Все в нем пело, чирикало, голосило, славило весну. Дарья внимательно смотрела под ноги – не наступить бы на какую корягу. Не хватало сломать чего-нибудь. Заброшенное садоводство потерялось среди ветвей и прошлогодней пожухлой травы. Летом, наверное, искать будешь – не найдешь. Однако, еле заметная тропка упрямо вела Дарью в нужном направлении, и вскоре едва уловимо запахло дымком. Где-то топили печку. Дачка буквально выпрыгнула из кустов. Посеревшая, заросшая, угрюмая – пропал лоск, так старательно наводимый матушкой Димы. И самой бы дачке пропасть, да, видишь, теплилась в ней пока жизнь, хоть и подлая, и лживая, но… дом живет, пока в нем живут. Ему, бедному, выбирать не приходится – хороший хозяин или плохой. Кто есть. Дарья толкнула дверь, и та жалобно скрипнула. Аккуратная, на летнюю погоду рассчитанная печурка пыхтела и отплевывалась искрами, летевшими от сырых дров. Хозяи-и-н… Даже не соизволил сухих поленьев с осени заготовить – надеялся, что больше сюда не вернется. И печку, и домик этот Дима тоже предал, как и всё, окружавшее его, предавал с лёгкостью и без печали. Сам лежал на узенькой оттоманке, свернувшись клубочком. Дарья толкнула его брезгливо, с ненавистью: - Ну, здравствуй, что ли, дедушка Митя! Тот не реагировал – то ли спал, то ли прикидывался мёртвым. - Вставай! Трус! От меня-то не прячься, я – не амбал! Эй! Чего такой скромный? Она толкнула Митю ёще раз, и ёще, но Митя не подавал признаков жизни. Дарья похолодела и прижала ладони к губам. Неужели умер? Тоскливое, жуткое чувство охватило все ее существо – одна, в старой домике, наедине с мертвецом, в предзакатный час… Горло охватил спазм, и она отшатнулась. *** - Бел-о-в! – хотела вскрикнуть Дарья, но подавила крик. Вновь приблизилась, с отвращением прикоснулась к запястью «мертвого». Пульс ощупывался слабо. Кожа была теплая, а лоб – мокрый от пота. Живой! Но что с ним? Сердце? Банальная простуда? Воспаление легких? Черт! Уйти бы отсюда вообще, да как? Он нужен живым! Больно ценный кадр! Так, перебираем в голове все, чему учили умные люди! Да толку перебирать: кадра нужно волочить к дороге. На себе – другого гужевого транспорта не наблюдается! Дарья поискала в доме какое-нибудь покрывало, чтобы средней жесткости было, чтобы не ободрать бока пострадавшему. Судя по дровам в печке, потерял сознание он совсем недавно. Может быть, от страха, заслышав чьи-то шаги в тростнике. Можно было бы побежать к дороге, вызвать полицию, указать, где лежит мужчина, которому плохо, но… Полицейские, задерганные вызовами, добрая половина из которых – пустяшные, долго будут раскачиваться. Поймать частника? Вряд ли. Народ недоверчивый, тертый. Вдруг Даша – маньячка? Или наводчица? Не прокатит. Медлить нельзя – похоже на инсульт – левая половина рта странно перекошена. Счёт идет на минуты, может быть – на секунды. - Скорая? Человеку плохо! Где я? Где она? - Заброшенное садоводство, около разворотного кольца на выезде из города. Что? Это… Это муж мой! Мы на даче, мы на автобусе приехали! Я одна, и донести его не… Хорошо, хорошо! Хо-ро-шо! Ох, Дарья кожей чуяла недовольство дежурной: опять какой-нибудь бомж! Опять волочить его на себе замученным врачам, опять без документов… - Костик, слушай и запоминай! – она объясняла сыну, как найти ее среди леса, и делать это надо быстро. Очень быстро. Иначе… - Иначе ваш дед Митяй откинет копыта, Костик! Когда подъехала скорая, сын и мать уже волокли больного к главной дороге. Костик был сильным парнем: куда до него хрупкой девочке-врачу и пожилому одышливому водителю. Санитаров не хватает. Бригад не хватает. Можно понять – о них, врачах скорой, вспоминают, когда полный трындец. А разве может быть полный трындец у сильных мира сего? Их болезни холят и лелеют элитные врачи и вышколенные санитары, не эти, из зачуханной городской больнички. Диму выдернули из бездны в самый последний момент, в самую последнюю секунду. Хрупкая девочка оказалась настоящим волчарой, профессиональным, дерзким, жёстким и бесстрашным медиком. Дед Митяй покатил в реанимацию на всех парах – сочувствующий ровеснику водитель включил сирену и жал на газ, не жалея старенькую газельку-скорую. Костя злился на мать: почему ничего не сказала, почему вечно умничает и делает все тайком? - Мы же – семья, мама? Я – не кисейная барышня, нечего меня оберегать. Я уже взрослый человек! Отчего-то Дарье не хотелось объяснять, что Костик – совсем еще не взрослый, что он слишком много геройствует, и вообще… Нет, он не стал корчить из себя супермена. Тесть и теща, приютив свою дочечку и внучку, не отпускали родных и единственных к мужу – боялись. Костя решил повременить недельку и не дергать жену понапрасну, зачем ее пугать и трепать нервы родителям? Но потом он все равно заберет Ксюшку домой. Туда, где ей место! Он отвечает за свою семью! - Но ведь там бандиты? – Галина, как всегда, робко выглядывая из-за плеча грозного супруга, несмело задавала волнующие ее вопросы. - Не будет там никаких бандитов. Прекратите глупую панику, Галина Сергеевна! - Ты не ори на мать! – зарычал тесть, - молод еще! Понаделали дел с папенькой своим, а теперь мне и дочки, и внучки лишиться? -Папа! Прекрати! – вдруг Ксения, такая послушная доченька, посмела подать голос, - он мой муж! Он будет решать, где мне жить, и с кем! И мне стыдно за вас, папа и мама – пока все хорошо было, так и Костик – распрекрасный зять! А как на него свалились проблемы, так вы – от ворот поворот ему даёте? Щеткой топорщившиеся усы Егора Петровича как-то сразу обмякли, обвисли. Он растерялся: - Так ведь мы добра тебе желаем! Вон что случилось! А если бы… - Все будет нормально, - ответил Костя, - Ксюша побудет пока у вас. Я разберусь со всем этим, матери помогу: ей теперь еще и отца выхаживать. Надо самому расчищать все это го*но… Я справлюсь и заберу жену. - Смотри, Костик, не надорвись! – предупредил зятя Егор Петрович, не железный! Не боись – я рядом, если что! Он хотел добавить: «В отличие от вашего деда Мити», но не стал. Нечего усугублять… *** Они пришли, как обещали. Костя открыл им дверь. Глаза Кости находились вровень с глазами пришедших, и потому не боялся он их взгляда – смотрел прямо и смело. - Где деньги? – в лоб, как говорится, не отрываясь от кассы, спросил «амбал с ежиком» Второй, чернявый, с прямыми бровями вразлет, скуластый, покачиваясь с пятки на носок, молча стоял рядом, засунув руки в карманы. - Полиция в курсе вашего визита, - просто ответил Костик. - А нам п…., в курсе она или не в курсе! – чернявый, в отличие от амбала, был ужасно нервный, - гони бабки, а то закопаем нах! - Бабки вам отдаст должник, а я к нему не имею никакого отношения, - Костя сохранял дипломатию. - Когда отдаст? Ты попутал, что ли, мальчик? – чернявый начинал закипать. - Когда вылечится. Тогда и отдаст. Будете быковать – не отдаст ничего. - Тогда отдадите вы, - у «ежика» прорезался голос, спокойный, вежливый, ледяной голос. - Я не подписывался ни в каких бумагах. Вы это знаете. Не был созаемщиком – и это вы тоже знаете. И главное – я не владею этой квартирой. Если вы этого не знаете, то – знайте. Владелец в больнице. - Сердце? – спросил амбал. - Сердце. - А вы ухаживаете? - Ухаживаю. - Но ведь у вас жена, ребенок маленький, работа… - Жена. Ребенок. Работа. - Им ведь внимание нужно? Сейчас время такое… А они одни. И, я слышал, ваше начальство очень щепетильно относится к репутации подчиненных. Опоздания, звонки от кредиторов… Им будет неинтересно держать такого ненадежного человека… Костик понимал, что сейчас его будут искусно выводить на переживания за близких родственников, нащупывать основные страхи, нажимать на них, выворачивать нервы, пить кровь… - Господа, вам нужны деньги? Нужны. Я делаю все, чтобы реанимировать вашего должника. Он обязательно поправится. Обязательно. В противном случае, я к вашим услугам. Как вступлю в наследство, сами понимаете! – Костя приятно улыбнулся, - адрес вы знаете. Бегать я не собираюсь. Амбал смерил взглядом Костика. - А вы очень понятливый молодой человек. Не будем вам мешать. Сердце – вещь серьезная. Кстати, два миллиона рублей – тоже очень серьезная вещь. Можете спокойно заниматься лечением вашего папы, но помните – проценты капают чрезвычайно быстро. Не усложняйте себе жизнь. Будьте мужчиной: проще расплатиться сейчас, чем через полгода. Можете посоветоваться с супругой, с мамой поговорить, с тестем, - амбал едва заметно улыбнулся, - они тоже не очень здоровые люди. Потянете срок – сумма может их шокировать. Вам нужна команда инвалидов? - Всего доброго! – ответил Костя. - И вам! Ничего, что мы вам будем позванивать? Для тонуса, так сказать. Работа! – амбал снова ядовито улыбнулся и отправился восвояси. Чернявый, спустившись с одного лестничного пролета, сплюнул на пол и хмыкнул, вонзив при этом в Костика уничтожающий взор. Костик брякнулся на банкетку в прихожей. Ур-роды! Два миллиона, как же! Восемьсот тысяч вместе с процентами! Он узнавал. Решили на понт взять, с толку сбить, ага… *** На Дарью свалился тяжкий груз – больной, переживший инсульт. Дмитрий выкарабкивался тяжело, туго. Через девять месяцев только руки и ноги начали с трудом функционировать, но речь все не удавалось наладить. К тому же, Дмитрий путал одушевлённые и неодушевлённые предметы, понятия, не понимал Дарью. Просто смотрел на нее глазами испуганного ребенка – чувствовал раздражение по отношению к себе и реагировал соответственно. Костик помогал, как мог и чем мог. - Иди домой, сынок, - говорила уставшая до смерти Дарья. Не мечи бисер свиньям! Я с ним только потому, что хочу узнать – почему этот подлец бросил ребенка на улице! Бросил и сбежал! - Хорош, мама, травить себе душу! – отвечал ей такой же уставший Костя, - какая теперь разница? Не выбрасывать же человека на улицу? - Конечно, не выбрасывать. Нам он здоровенький нужен. С деньгами. Коллекторы не достают? - Нет, не сильно. Мы на них и внимания не обращаем, - улыбнулся Костя. - Я так соскучилась по девочкам. Ты подменишь меня с… этим, дедом Митей, хочу повидать их. - Не вопрос, мама! – Костя обнял измотанную мать. В носу его щипало, и глаза чесались – мама очень похудела за все это время. Ксения не стала дожидаться прихода свекрови. На следующий день возникла сама. Вручила Настю бабушке, скинула с себя пальтишко и повела шустрым носиком. - Пахнет, да? – расстроилась Дарья. - Не очень, - Ксения прошмыгнула в малюсенькую комнатушку, в которой лежал дед Митяй. Тот, увидев невестку, весь как-то просиял глазами, потянулся навстречу к ней. - Кы-ы-ы-ы! Гы-гы! – мычал он, - Ны-ы-ы-ы! Н-ны-а! Ксюша поманила к себе Дарью, аккуратно взяла дочь из ее рук в свои руки. Подошла к постели больного. Тот заулыбался и заплакал одновременно: - Ныа! Ныа! - Да, это Настенька! А, Настенька, это дедушка, видишь, дедушка Митя! Ми-и-т-я! - Мы! – четко и громко повторила мамины слова годовалая Настя, - Мы! Дарья ушла на кухню. Смотреть, как старый и малый, находящиеся на одной черте развития, (один, правда – стремится вверх, а второй – летит, цепляясь, вниз), пытаются говорить, у нее не было сил. Ксения не помнила зла. Она была на одной волне с Митей. Ей как-то удавалось забыть про кошмар, в который ввернул ее семью этот никчемный, жестокий человечишко. За обедом она следила, чтобы дед правильно держал ложку. А сообразительная Настя внимательно следила за дедом и тоже старалась держать ложку правильно. Ксения смеялась, поила старого и малого компотом и разговаривала с ними на одной ей понятном, птичьем языке. Дарье казалось, что она попала в детский сад, где рулила придурковатая, восторженная выпускница педколледжа. Или в дурдом. А потом, когда были уложены и внучка, и ее блудный дед, Дарья не выдержала: - Ксюша, перестань. Не надо его любить, девочка. Он не оценит твою любовь. Если Бог даст ему здоровье, в чем я сомневаюсь, он быстро забудет любую доброту. Он втопчет в грязь и тебя, и Костика. Ты – хорошая, чистая, светлая. Оставайся такой. Дари свое сердце Настюшке, Костику, родителям, достойным людям. Собаку полюби какую-нибудь – они будут благодарно принимать твой свет. Но не ЭТОТ, нет. Не он! Ксения, наклонив голову, упрямо сжав хорошенькие губки, вдруг встряхнула шевелюрой. - Нет, мама. Нет. Это не правильно. Просто вы устали. Просто у вас ужасно тесное помещение. Просто это несправедливо: жить одной и тащить на себе человека, которого вы не можете простить! И себе не можете простить своей ненависти – я вижу. Тяжко жить в ненависти. Она подошла к окну и посмотрела на хмурый двор. - Мы с Костиком решили забрать дедушку к себе. Дарью будто кипятком ошпарили. Она металась по крошечной материнской кухоньке и сверкала молниями. Как Перун. - Ты с ума сошла? Вы там чокнулись? У вас мало проблем? – Дарья с трудом сдерживала себя, чтобы не зареветь. - Почему вы никого не слышите? Почему вы так не любите себя? – вдруг тихо спросила Ксения. - Он украл твоего ребенка! И бросил его! - Он увидел коллекторов во дворе и испугался. И унес Настю подальше! А потом оставил в людном месте и позвонил в полицию. Первый позвонил. Чтобы забрали. Чтобы спрятали. - Кто тебе сказал такую чушь? - Полицейский… - Дурочка! Он игрок! Он родную мать продаст, не подавится! Он вас коллекторам продал, предал, бросил! Без всего вас оставил! Голыми! - Он просто растерялся! Он за это уже ответил своим здоровьем! – Ксения была упряма, как ослица. - А долги? - А нет никаких долгов. - Как – нет? У Дарьи что-то сдулось внутри, она бухнулась на табурет. - Костя взял кредит и заплатил все долги банку. «За все надо платить и не надеяться на халяву» - так и сказал. И поэтому дед Митя будет жить у нас. Где ему положено. Он так сказал. И я так сказала. И не переживайте – мы взрослые люди. Мой муж – мужчина. Он – глава семьи и сам решает, что нужно делать, а что – нет. - О, Господи, - Дарья тяжело поднялась, Облокотилась на подоконник. Детская площадка была завалена грязной снежной кашей. Тяжелое, набрякшее снегом небо, провисло над землей, как худой брезентовый тент. Да. Дети стали взрослыми. С этим ничего не поделаешь. Сын – мужчина, и все решает сам. И ей остаётся только любить его. Вот и все. И Ксюшка – нежный зайчик – не такой уж и нежный на самом деле. Крепкая опора и надежа для своего мужчины. С такой – хоть куда, хоть в рай, хоть в самую преисподнюю. На душе легко, нет никакой каменной плиты и тяжелых предчувствий. Улетучились. Теперь каменные плиты – удел Дарьиного сына, как сильного. Это – право сильного и его проклятье. Теперь он будет главным, и это его душа заболит по каждому члену семьи, даже такому ничтожеству, как «дед Митя», который будет вкусно жрать, сладко спать и отрывать кусок от ребят. И умрет в чистой, теплой постели, не совершив ни одного доброго поступка, ни одного благого дела. Просто ему повезло – быть биологическим отцом своего сына, Божьего подарка, спасения и благословления. Бог часто благословляет сирых, убогих, бедных душой. Кому-то надо ведь… Конец Автор Анна Лебедева