ДВЕ СЕСТРЫ (1)
(По просьбе читателей, публикуем все части сразу) ***
Когда они родились, повитуха себе что-то под нос недоброе пробормотала, но мать, которая в себя приходила, на бормотанье это внимания не обратила. Взяла она двух младенчиков в руки, что криком заходились, и прижала к себе, блаженно улыбаясь, да со лба мокрые волосы откидывая. Справилась!
Потом уже, когда немного в себя пришла, удивительно ей было – откуда две девчонки такие в роду взялись, как две капельки воды схожие? Разве что у одной на пяточке родимое пятнышко было, и пока совсем они малышками были, то так только мать их и различала. В детях находила она свою единственную радость, тяжко они ей дались. И пока малышки не капризничали, вспоминала она своё замужество, да начало семейной жизни…
Отец её замуж выдал, как только выдавалась возможность – детей полон дом был, а за дочку эту предложили целую козу! Вот он и воспользовался возможностью, да дочь отдал в чужую деревню, совсем она юной была.
Анна до сих пор помнила, как тряслась на телеге, и как отец стоял у двора, провожая её взглядом. Анна много слёз выплакала, молила отца её никуда не отдавать – ведь руки у неё хорошие, может она их семью поддержать! Но отец и слушать ничего не стал, да и куда ему – ещё семеро по лавкам сидят, и как птенцы рты разевают. Вот и врезалось Анне в память суровая фигура отца у двора её родного дома, да коза на верёвке, что рядом с ним стояла. После этого ни разу больше Анна отца не видела, только через несколько лет сказала ей одна из соседок, что встретилась на ярмарке, что отец после отъезда Анны утоп зимой, под лёд провалился. Анна только кивнула в ответ, и ничего больше спрашивать у соседки не стала – другой жизнью уже жила, совсем другие заботы в её голове хороводились, не до семьи ей было, из которой её выкинули, да на козу променяли.
Про мать она и не помнила почти ничего – не стало её после последних родов, и она никогда старшей дочерью не занималась. Вот и не осталось ничего в памяти Анны, как бы она не старалась вспомнить очертания матери, у неё ничего не получалось.
Так и начала Анна жить в чужой семье. Мужа звали Матвеем, и был он замкнутым, молчаливым мужчиной, со странным взглядом, от которого по коже пробегали мурашки. Анна мужа опасалась, как и свекровь, которая невестку сразу же невзлюбила, стоило ей только в доме появиться. Мигом на неё все домашние обязанности перевесила, да не стеснялась покрикивать, и носом тыкать в то, что по мнению свекрови она делала не так. А свёкор был тихим, спокойным мужчиной, который равнодушно взирал на собственную семью.
Да ещё и семейство это странное было, на самом деле. Жили хоть и в деревне, но с соседями почти не общались. Свекор кожевником был, и работал в сарае у дома, выделывая и подготавливая кожу и шкуры к продаже. Матвей охотился и занимался хозяйством для производства кож, а свекровь была у мужчин на подхвате. Но всё в этом доме было как-то… не так. Запах стоял тяжёлый и Анна, поначалу, много кашляла, да ещё и новая семья с ней сквозь зубы общалась, словно она сама им навязалась!
Сам дом был тёмным, мрачным, каким-то неухоженным, и как бы Анна не пыталась отмыть пол, он всё равно оставался грязным. Тяжёлая вонь от варёных шкур очень быстро въелась в её кожу и волосы, и от этого запаха было невозможно никак избавиться. Свекровь ещё постоянно жгла какие-то травы в печи, бормотала что-то себе под нас, а то и вовсе закрывалась в чулане и что-то там шептала. Анне казалось, что из-за этого случаются в этой деревеньке всякие несчастья и неприятности, причём у соседей, что жили вокруг, или у тех, кто мимо их двора ходил. Да и в деревне об их семье ходили самые нехорошие слухи, но никто с ними старался не связываться, явно побаивались свекрухи, у которой был очень крутой нрав.
Никаких тёплых отношений внутри семьи не было, ни ласковых слов, ни слов поддержки – вообще ничего не было. Пускай Анне сложно раньше жилось, но она помнила слова похвалы от отца, пусть и скудные. А тут вообще было муторно и тоскливо, словно провалилась она в омут какой-то, и теперь выбраться никак не может. А даже если и выберется, то куда ей идти?
Случалось и такое, что муж её кулаком учил, да и свекровь не гнушалась её веником отходить, если, по её мнению, невестка что-то не так сделала. А потом тоска и страх начали трансформироваться в злость.
Матвей в тот день был на охоте – наверняка довольный вернётся, с блестящим маслянистым взглядом, и потащит супругу свою на сеновал, что случалось редко, но Анне всё равно было противно. Но терпеливо она сносила это унижение, тут уже в радость было, что муж не особо часто любви от неё жаждет. Ну так вот, вновь свекровь решила невестку поучить, да веником замахнулась на неё. И тут Анна словно вспыхнула изнутри вся! Жар прокатился по её внутренностям, и выхватила она у свекрови веник, да заорала на неё, сама замахнувшись в ответ. Нисколько её не смутил то, что свекровь старше – так надоели её нравоучения! А ведь когда Анна в их доме появилась, она палец о палец не ударила, всё лежит на печи, да ест только! Свекровь знатно испугалась, и поспешила от невестки спрятаться, а то кто её знает – отходит ещё веником в ответ!
Анну после этого трясло и страшно ей было – к тому времени она уже уверилась в том, что свекровь у неё ведьма! Но, к удивлению Анны, свекровь немного утихла, только поглядывала недобро, но словно скользило в её взгляде уважение к невестке, что отпор ей сумела дать. И если со свекровью установился шаткий мир, то мужа Анна продолжала побаиваться, хотя и свекровь продолжала её ядом поливать конечно.
Матвей был часто действительно словно не в себе, и очень уж любил в лесу время проводить. Иногда довольный возвращался, приносил отцу тушки, а иногда приходил с пустыми руками и ужасно злой – в такие моменты не стоило ему на глаза попадаться, с удовольствием он на жене срывался. Иногда и другое настроение у него было, но очень редко, когда совсем иное Анне приходилось терпеть. Не было в ней любви к мужу, только сильно боялась она забеременеть от него, что она будет делать в этой семье с младенцем на руках?
Мать и сын часто шептались между собой, и иногда их глаза останавливались на Анне, которая делала вид, что не замечает этих взглядов. А чужие глаза её словно царапали, не давали мыслям в голове нормально устроиться, и из рук всё начинало валиться.
К колодцу за водой Анна всегда ходила в сопровождении свекрови.
Окружила Анну эта семья коконом, не позволяя ни с кем общаться, а если и заводил кто с Анной разговор, то рядом кто-то из семьи был, смотрел и прислушивался, чтобы лишнего она не сболтнула.
Но в тот день свекровь приболела, и пойти вместе с невесткой за водой не смогла, поэтому наказала ей ни с кем не разговаривать, туда и обратно быстро сходить. Может думала она, что Анна уже достаточно с ними прожила, и не ослушается её наказа?
Шла Анна с вёдрами к колодцу, и чувствовала, что дышит свободно впервые за очень долгое время! Странное это было ощущение, да ещё противный запах, что исходил от её тела чувствовался сильнее, чем обычно. Вроде в доме – привычно всё уже было, а как за ворота вышла, так чуть не вывернуло её от гадливости к самой себе. К колодцу пошагала весьма уверенно, не обращая внимания на соседские взгляды косые, да не слушая шепотки, что поползли по её следам, словно чудные змейки какие-то. Ну а что ей ещё делать оставалось?
У колодца женщины топтались – отличное место для болтовни и обсуждения всего и вся! Но, завидев Анну, притихли они, насторожились, словно куры, что кошку увидели, и совсем не знают, что от неё ожидать. Анна им улыбнулась, кивнула и поздоровалась, да принялась вёдра наполнять водой, а чужие взгляды елозили по ней, пытались в душу пролезть, да выведать всё. Но Анна, памятуя о наказе свекрови, плотно губы сжимала, не желая навлечь на себя гнев её.
- Девочка, что ж тебе так не повезло? – Неожиданно подала голос одна из женщин, и Анна невольно вздрогнула всем телом.
***
Голос у женщины был спокойный, с непривычными для Анны нотками, и та короткий взгляд на говорящий бросила – одета чистенько, во всё светлое, а во взгляде непривычное, для Анны, участие горит!
Внутри Анны всё сжалось в тугой комок, и если бы не вёдра с водой, то побежала она бы домой!
Так неудобно ей было чувствовать чужое участие, что почти физическую боль она чувствовала!
Остальные женщины от колодца расходиться начали, только та, что осмелилась с Анной заговорить осталась, наблюдая за тем, как та в вёдра воду набирает:
- Ты прости, что обращаюсь к тебе, жалко тебя. В такую семью попала… - женщина словно сама немного своей смелости стеснялась, но и молчать сил не было. – Я хотела тебя просто предупредить о том, что ни к чему хорошему это не приведёт.
- А зачем вы мне это говорите? Бежать, может, хотите предложить? Так некуда мне бежать. И вряд ли здесь кто руку помощи протянет. – Анна скривила губы в усмешке и спокойно взглянула на женщину: - Прекрасно я всё понимаю, вот только выхода у меня иного нет.
- Тогда не беременей. Могу тебе сказать – вся эта семья за собственные грехи расплачивается, и семя от них дурное будет. А так, может переживешь их всех.
Женщина, наверное, и сама понимала, что глупость какую-то сморозила. Но вот удержаться от того, чтобы свой нос не сунуть уже не могла. Все в деревне эту семью сильно недолюбливали, но никто открыто конфликтовать не решался. Матвей так вообще мог накинуться на кого угодно с кулаками, и дрался он с лютой злобой, а потом и мамаша его прибежать могла, осыпая всех проклятиями, за сыночку любимого вступиться. Опасное семейство, что там уж говорить, вот и предпочитали не трогать это осиное гнездо.
Анна в ответ только усмехнулась женщине, и подняла вёдра с водой, направляясь обратно к дому, который родным ей так и не стал. И у ворот увидела свекровь, которая зорко наблюдала за ней – одна ли идёт, не болтает ли с кем? Анна натянула на лицо безразличное выражение. Словно на деревенской ярмарке прикупила маску, за которой прятаться теперь могла, так проще было, и хоть какое-то чувство защищенности появлялось.
- Ты где так долго ходила? – прищурилась свекровь грозно.
- Так воду набирала. – Анна с таким недоумением посмотрела на женщину, что та не стала больше ничего говорить, только злобно что-то себе под нос буркнула.
Наблюдала за Матвеем и свекровью Анна и видела – что-то в них зреет, зреет, а потом раз – и выплёскивается вспышками гнева и злобы на всех вокруг! Свекровь так и вовсе, кажется, промышляла чем-то недобрым, иногда, в ночных сумерках, проскальзывали внутрь дома женщины, в платки все замотанные. В том самом чулане шептались со свекровью, и так же быстро и максимально незаметно уходили. А потом – Анна краем уха слышала сплетни деревенские – какая-то семья разбивалась и уводила любовница мужа, будто козла на верёвочке. Но Анна сама старалась не думать об этом, не давать этому дому и этой семье слишком крепко спеленать себя, но чувствовала – ещё немного и совсем увязнет она в этом болоте. Ведь день ото дня, месяц от месяца всё больше черноты и чужой злости заползали в Анну, и она, постепенно, пропитывалась всем этим.
К счастью, в первый год с детьми не получилось.
Анна кое-какие травки втихаря пила, уж сильно в голове засели слова той женщины у колодца, а вот свекровь начинала злиться. И орала на сына и на невестку – мол, где внуки? Пустую что ли, себе нашёл?
Тут уже Анна удивилась, ведь была уверена в том, что свекровь сама их свадьбу подстроила!
Тут она и узнала, что Матвей её приметил ещё давно, когда она совсем девчушкой была, да пришлось ждать, пока она подрастёт. А уж с учётом того, какая большая, и нищая семья у Анны была, то труда не составила её за козу забрать. Удивилась Анна такой циничности – говорил о ней Матвей даже менее тепло, чем о той козе, что пришлось отцу за неё отдать.
Так начался новый виток злобы свекрови – чувствовала, наверное, что Анна сама ребёнка не хочет, и в уши сыну постоянно дула, что не правильную жену он выбрал. А однажды и вовсе услышала Анна, что от неё избавиться хотят. Она сразу покрылась мурашками ужаса от такой новости и почувствовала, как ужас сковывает горло. А свекровь Матвею уже и способы предлагала, и самый простой из них был в том, чтобы Анну вывести в лес, да волкам оставить. Много чего ещё тогда услышала Анна, и у неё уши пылали от ужаса и гнева, что неожиданно начал клокотать внутри неё.
Поганая семейка! Все гнилые насквозь, и ничего с этим не сделать!
Значит, нужно бежать, да подальше отсюда, но как это сделать?
Мозги у Анны с трудом заворочались, но сразу она понимала – нужны хоть какие-то деньги! Благодаря свекру семья зарабатывала, но никаких денег Анна и в глаза не видала, значит прячет где-то свекровь.
Тут ей повезло – через несколько дней свекровь с Матвеем собрались на ярмарку, оставив Анну на хозяйстве, а свёкор в своём сарае привычно сидел. Честно говоря, редко его Анна в доме видела, и даже иногда забывала о том, что он существует. Но лучшего времени не было для того, чтобы пошарить по чулану, в котором так любила свекровка время проводить не было.
Было в том чулане тесно, и всё какими-то банками заставлено, и в банки эти Анна не заглядывала – так противно было. А ещё пучки трав, нитки какие-то, перья, косточки маленьких зверьков и много ещё подобного хлама. Всё внутри Анны застывало от страха, и она старалась ни к чему не прикасаться. Зато быстро нашла она мешочек, туго монетками набитый, всякими разными. Женщина губы облизнула, глубоко вдохнула, да мешочек этот схватила, отметив, что весьма увесистый он. Быстро сообразила и монеты пересыпала в платок, а в мешочек мелких камешков натолкала под завязку, да на место его положила.
Потом платок завязала и положила её на дно котомки, в которую собрала свои несколько платьев, да кое-что ещё по мелочи и вышла во двор, котомку на плечо закинув. Она прекрасно понимала – нельзя через ворота идти – сразу соседи увидят, и наверняка свекрови всё расскажут. Страшно было, конечно, от того что свекровь может чего ей вслед навести нехорошего, но уж больше страшно было от возможной расправы над собой!
Анна дом отошла и направилась к забору на заднем дворе. Там одна доска прогнила, так что вылезет без проблем. А дальше по тропе и в лес, а там и до деревни какой доберётся!
Пролезая в дыру, она всё-таки оглянулась на дом. От одного его вида тошнота подкатила к горлу, а ещё она увидела, что дверь в сарай открыта, и на пороге стоит свекор и внимательно на неё смотрит. Замерла Анна, и сердце её куда-то вниз ухнуло, испугалась она знатно. А мужчина постоял на пороге, смотря на неё. После чего отвернулся и вновь ушёл в сарай. Дверь за собой закрыв.
Анна больше искушать судьбу не стала, и бросилась вон, не чувствуя ног под собой от страха. Ослушалась, нарушила наказ дома сидеть, и обед варить. Но и мочи не было больше всё это терпеть, а если они действительно исполнят то, что задумали…
Не страшил Анну тёмный лес – наоборот, намного милее он ей был, чем дом, в котором она жила.
Так и сбежала Анна от мужа и его семьи, и лишь намного позже она узнала, что с ними произошло. Ну а пока она бежала по лесу, отчаянно надеясь, что Матвей за ней не последует, чтобы наказать за непослушание.
***
Анна себя диким зверем в тот момент чувствовала. Пряталась и передвигалась вдоль лесной дороги, стараясь никому на глаза не попадаться. Шла так, чтобы минимум следов оставлять, и всё время ей казалось, что за ней кто-то идёт, и в спину, буквально, дышит. Но Анна старалась не позволять страху захватывать её полностью – нужно было уходить от семейки этой проклятой как можно дальше, а потом искать место, где она сможет жизнь новую начать. При этом никому не говоря откуда она, и чьего она роду, и как жила до этого. Но ведь люди не любят вот таких, неизвестных, людей. Без роду и племени, значит нужно было придумать достойную историю себе.
Анна, вырвавшись из плена этой семьи чувствовала, что к ней возвращаются силы.
Да и лес, который казался непролазным и грозным поначалу, неожиданно начал раскрываться с другой стороны.
Деревья теперь шумели спокойно и умиротворённо, а не угрожающе, как казалось Анне раньше. Птицы перекликались между собой и порхали, а буреломов на своём пути женщина не встречала, а вот благодаря удобным кустам, быстро пряталась, когда на лесной дороге, вдоль которой она шла, кто-то появлялся. Однажды ей показалось, что она видела Матвея, и сердце тревожно забилось в её груди, но всё обошлось.
Ночевала она так же в лесу. Находя сухое место и используя ветви и мох, чтобы устроится удобнее. Питалась тоже лесными дарами, ведь та еда, что она прихватила с собой быстро закончилась. Лес, вскоре, стал совсем незнакомым, и она поняла – ушла она далеко уже от знакомой её деревни.
Приведя себя в кой-какой порядок у лесного ручья, она осмелилась выйти на дорогу, которая петляла среди высоких сосен. Солнечные лучи нагревали кору, и вокруг стоял волшебный запах хвои сосновый смолы. Анна расправила плечи, бодро вышагивая по дороге, и иногда жмурясь от удовольствия – как же было хорошо!
Через некоторое время её нагнал мужчина, что ехал на повозке, гружёный поленьями:
- Здравствуй красавица! А ты откуда и куда? – поинтересовался он, с любопытством разглядывая незнакомку. Да, выглядела она как бродяжка, но спина была прямой, а взгляд смелым – так бродяжки себя не ведут.
- Здравствуйте. Да вот… иду куда глаза глядят, на самом деле. А что, тут деревня есть неподалеку? – Анна шла рядом с повозкой, с любопытством разглядывая мужчину.
А ведь она впервые за несколько дней к человеку вышла! Была внутри неё какая-то настороженность, но её она не выказывала. В чём виноват этот мужик, что дрова из леса везёт? Наверняка тут есть тогда и какая-то лесозаготовка, только, видимо, Анна далеко от неё прошла, не слышала ничего. Да и дорог здесь было великое множество – разбегались в разные стороны от основной – видно совсем близко она подошла к какой-то деревне.
- Ага, Соколовка наша. – Мужчина аж просиял от упоминания собственной деревни, после чего внимательно взглянул на Анну. – Вижу, девица, тебе порядком пришлось прогуляться. Запрыгивай, подвезу тебя, а там уже и разберёшься, чего тебе делать дальше.
Анна сама не знала почему, но решила воспользоваться чужим приглашением, а может сама уже устала по лесу бродить. Хотелось не на сырой земле спать, да и поесть бы, помыться нормально… Смыть с себя окончательно воспоминания, банным веником прогнать дурь, что засела внутри, забыть прикосновения мужа, если так можно было его назвать. Конечно, не было у Анны достойного примера перед глазами, но умом она понимала, что в семье так себя не ведут. А вот какой она должна быть, эта семья?
Или, быть может, она не права, и всё-таки так, как они жили с Матвеем – это нормально?
У неё было много времени над этим подумать, но решила – раз ей такое не по нутру, то и подчиняться она не будет чужим правилам и указам. Лучше так, чем как-то иначе!
Соколовка оказалась средней, по размеру, деревней, но бурлящей кипучей энергией и очень шумной. Мужичок же отвёз Анну к одному из домов и крикнул:
- Баба Люба!
Из дома на зов показалась женщина, совсем не похожая на бабушку и улыбнулась, внимательно глядя на незнакомку:
- Слушаю тебя, Степан. Неужто привёз мне кого?
- Да вот, встретил по дороге эту красавицу. Ей бы кров ненадолго дать, а там уж разберёмся. Чт ос ней дальше делать.
Анна даже удивилась – что, так просто? Её просто привезли к дому, в котором она сможет привести себя в порядок, и переночевать? Но никаких вопросов пока не задавала:
- Меня Анна зовут.
- Ну что ж, тогда проходи ко мне, гостьей будешь. Вижу, намоталась ты, передохнуть надо.
Что-то шевельнулось в душе Анны, откликаясь на чужую доброту, но шевельнулась не ответная доброта. Анна улыбнулась бабе Любе, спрыгивая с телеги и поблагодарив Степана, после чего пошла следом за женщиной, сжимая руками свою котомку. В душе затихло, но… что это было? Неужели гниль чужой семьи успела укорениться, корни своей в ней пустить? И что же теперь будет? Как ей с этим бороться?
Любовь никаких вопросов пока не задавала, видела, что путешественница вымотана. Накормила, напоила, дала ей возможность отмыться. А после спать уложила, и Анна уснула мгновенно. Снился ей ночной лес, который шуршал своими ветвями, так напоминающими руки, и что-то вкрадчиво ей нашёптывал, но что именно Анна всё никак разобрать не могла. Просыпалась она несколько раз, выдираясь и липкого сна, пила воду, что в ковшике была рядом, да потом вновь в сон проваливаясь, закутываясь в тёплый, шерстяной плед. Всё-таки не диким зверем была, а человеком, и спать привыкла она в нормальных условиях, вот, видимо, и отсыпалась.
А когда проснулась, Люба улыбнулась ей, и только теперь Анна разглядела, что женщина действительно в возрасте – морщинки пролегали в уголках губ и глаз, показывая, что любила Любушка улыбаться очень:
- Ну ты и спать девица! Ну, надеюсь хоть отоспалась. Вещи твои я все перестирала, в порядок привела. – Видно было, что у хозяйки вопросы так и просятся наружу, но пока сдерживается она.
- Спасибо вам большое. Я правда долго сюда шла.
Повинуясь приглашению, Анна села за стол, где стоял горшочек с кашей и с аппетитом умяла угощение, а потом Люба поставила на стол свежий морс:
- Аня, можешь меня просто Любой звать. И так же хотелось бы мне про тебя чуть больше узнать, зачем пришла, откуда пришла? Дальше пойдёшь, или у нас захочешь остаться? Сама понимаешь, что без этого никак. Единственное могу обещать тебе – никому не разболтаю то, о чём ты мне расскажешь. Народ у нас тут, конечно, любопытный, но в душу без разрешения не лезут.
Анна, немного подумав, рассказала Любе свою немудрённую историю, изрядно поубавив подробностей. Люба внимательно слушала гостью, и качала головой, а после того, как Аня замолкла, некоторое время молчала, а после проговорила:
- Плохо, конечно, что от мужа ты сбежала, но коль не жилось тебе там, то значит так нужно было. Ежели идти некуда – останешься у меня тогда, будешь мне по хозяйству помогать. Совсем не против я помощницы по хозяйству. Ну, что скажешь?
Конечно, от такого предложения Анна отказываться не стала.
Так и стала она жить у Любы в доме.
***
Жила Анна у Любови уже недели две, как начала замечать странности за собой. Тошнило её часто по утрам теперь, прямо выворачивало, приходилось ей из дома бегать, как ошпаренной. Люба тоже заприметила поведение своей жилички, хотя до этого и пожаловаться было не на что – Анна помогала Любе, никакой работы не чуралась, но и стоит отдать должное, и сама Люба её особо не нагружала.
Ну тут уж не стоило и думать, особенно глядя на зелёную Аню, которую тошнило всё чаще.
Заварив особые травы, что помогут облегчить такое состояние Анино, Люба осторожно её на разговор вывела:
- Вижу, что дурно тебе, как ты себя чувствуешь?
- Не слишком. Наверное, отравилась чем...
- Не отравилась ты. А скорее всего ребёночка ждёшь.
Анна закаменела, мысли словно испуганная стая птиц взметнулись и разлетелись по разным углам сознания.
- Ты чего, Аннушка? – Люба встревожилась, совершенно не ожидая такой реакции от женщины.
А Анна вспоминала сеновал, на который её затащил муж, хотя она идти не хотела. Вырваться пыталась, а он до синяка руку её сжимал и тащил молча, блестя безумными глазами. И от этого взгляда Анна словно изнутри цепенела, и старалась ни о чём не думать, пока муж своё дело делал. И это гадливое ощущение, что растекалось по жилам, после того как Матвей встал и натянул штаны и ушёл, даже не глядя на жену! А ведь травки тогда Аня не пила, пропустила… Быть может поэтому и случилось так?
Люба сунула Анне в руке кружку с водой и заставила её выпить, чтобы немного в себя прийти. Люба в толк взять не могла – ведь радоваться нужно, малыш будет! Нехорошо, что не мужняя жена, но тут уже деваться некуда. А недовольным сплетницам языки и подрезать можно будет. Вдвоём точно с ребятёнком справятся! Или можно посватать всё-таки Анну, холостых мужчин в деревне хватает.
- Не переживай ты так. Ребёночек - это ведь счастье! – Люба испуганно замолкла, увидев безумный взгляд Анны. Ужас и страх плескались в этом взгляде, того и гляди – вскочит и убежит куда глаза глядят!
- Так, ты дурного тут не выдумывай! Объясни в чём дело, будем вместе думать.
Анна Любе всё и рассказала. Хозяйка дома качала головой, и с сочувствием на Анну смотрела, и как та вздрагивает, рассказывая о редкой связи с собственным мужем, о том, как руку он не стеснялся поднимать. Жалко было Любе Анну – ведь другой жизни она не знала, но твёрдо сказала:
- Ты дурь из головы выбрось. Было и прошло, теперь у тебя иная жизнь началась, а ему возвернётся всё сторицей, не сомневайся. Если действительно у тебя малыш будет, то нет нужды его губить и самой погибать.
- Но… такой отец…
- Ничего это не значит. Ведь у него будешь ты! И будет твой малыш на тебя смотреть. – Люба аккуратно положила руку на плечо Анны. – Но и заставлять или неволить тебя я не хочу. Коль другое решение примешь, я тебя отведу к кому надо. Просто не хочется, чтобы ты потом мучилась от собственного решения. Я в любом случае помогу чем смогу. Нравишься ты мне.
- А если я мучится в любом случае буду? При любом исходе? – Анна нервно кусала губы.
Но Люба понимала – это выбор только Анин, и больше никто не сможет ей в этом помочь.
Хозяйка дома заварила успокаивающие травы, а вот мысли Анны унеслись очень далеко. Она не понимала, что ей теперь делать и как жить.
На самом деле ей было страшно рожать ребёнка от такого человека, да ещё и его семья… Мучили её эти мысли. Ведь хотела сбежать она от семьи этой, от воспоминаний, а, в итоге, получилось, что не сбежала она. Мучительны были мысли Анны, но и избавляться от ребёнка она не хотела – всё-таки это её кровиночка! Ведь она его выносит и родит, а, значит и дурная кровь в нём не взыграет! Три дня мучила себя Анна всяческими мыслями, не забывая помощь оказывать всю необходимую хозяйке дома. Ещё её страшило то, что Люба может её из дома попросить – ну а кому нужна баба с ребёнком на руках, да ещё и пришлая? Бродяжка, фактически. Деньги, у Анны были, конечно, но надолго ли их хватит?
На четвёртый день решилась она поговорить с Любой – ну а с кем ещё?
Хозяйка дома её внимательно выслушала, и довольно кивнула, в её глазах светилось одобрение:
- Я поддерживаю твоё решение. А по поводу жилье – не бойся, никуда я тебя не выгоню, да и с малышом помогу, в случае чего.
Люба была рада, что Анна приняла такое решение. Пусть Анна и была немного замкнутой и редко улыбалась, но Люба нутром чувствовала – неплохой она человек. Просто жить её пришлось в таких условиях, что даже самое доброе и чистое запятнается и превратиться в нечто иное. Но, вроде как, Анна смогла избежать грязи, не нахватала душой своей негатива.
Так и продолжили две женщины жить дальше.
Пробовала Анна Любу про семью её спрашивать, но хозяйка дома только рукой отмахивалась, мол, разлетелись – разъехались её сыновья, редко от них весточки приходят. У каждого своя тропа в жизни, и коль так происходит, то и пусть так и будет. А ведь Любино сердце большое никак успокоиться не могло, вот и приветило оно Анну, успокоило и обогреть в лучах материнской любви попыталось. Анна потихоньку оттаивала, хотя, конечно, оставалось молчаливой и вздрагивала от громкого или резкого звука рядом, но все же плечи расправила, голову подняла и уже смелее на окружающих смотрела.
Конечно, шушукались в деревне.
Анна почти ни с кем не общалась, хотя и здоровалась с соседями, но близко ни с кем знакомства не заводила. Вот и казалось странным это людям, стращали они Любу, что пригрела она у себя в доме странную женщину, а ну как она замышляет плохое?
А когда узнали деревенские о том, что Анна беременная, да ещё незнамо от кого, то языки сплетниц заработали с удвоенной силой. Чего только людская молва не придумывала, и жены на некоторых мужей даже поглядывать начали косо – мало ли что? А вдруг таки спутались? Хотя и не общалась ни с кем Анна, да и со двора своего старалась не выходить, но женская ревность всегда сможет придумать пусть и фантастические, но оправдания чужому блуду!
Люба, конечно, как могла, пыталась сплетниц осадить – совсем ополоумели бабы? Делать нечего? Девчонка то нормальная, ну и что, что без мужа живёт, так ведь с любой произойти может!
Одна женщина так и вовсе окрестила Анну ведьмой, и что она явно от нечистого носит.
Тут уж и Анна сама не выдержала, услышав эту сплетню – начала громко и заливисто смеяться, да так смеялась, что и Люба невольно разулыбалась.
До чего ведь додуматься можно!
***
Сплетни сплетнями, а время шло.
Не взирая на тошноту и головную боль, Анна вставала с рассветом, и наслаждалась малиновым заревом, если была ясная погода. Утренняя свежесть словно проникала в неё, очищала мысли и душу от тёмного налёта, что успевал угнездиться внутри за прошедшую ночь. Странное это было ощущение, но Анна знала – налёт этот подцепила она от мужа, и ни за что она от него не отмоется, только лучами первыми, солнечными можно было облегчить себе жизнь.
Беременность давалась ей тяжело, и она не понимала, отчего ей плохо. Люба жалела свою жиличку, и вскоре перестала её работой по дому грузить, но Анна сама тут всё равно старалась управляться. Ну не больна же она на самом деле!
А ещё внутри неё, словно полноводная река эмоций вышла из берегов. То ей было смешно, то хотелось плакать; то вдруг накатывала злость на всё окружающее, то ей хотелось обнять весь мир. С такой силой накатывали на неё эмоции, что иногда тяжело ей было удержаться. Обнимать-то Любу она могла, но ведь не кричать на неё, когда злость накатывает? А ещё хотелось ей кому-то причинить боль, и это её сильно пугало. Люба пробовала объяснить, что нормально это, и ничего страшного – пережить просто надо, успокоиться всё.
А ещё хотелось Анне мяса, да сырого, а ещё мёда дикого, прямо из леса.
С мясом проще было – однажды принесла Люба несколько кусков – как раз свинку забили у соседей, вот и договорилась она, да оставила в погребе. Анна, которая это видела, дождалась, когда уйдёт Люба по своим делам, да в погреб залезла. Немного взяла, но жажда сразу поутихла, а о том, что мясо совсем сырое старалась не думать. С мёдом было посложнее, в лес ей пришлось идти, но и эту свою жажду Анна удовлетворила. Конечно, о таких странных желаниях Анна осторожно рассказывала Любе, но та только отмахивалась:
- Дитя твоё хочет, что уж тут поделаешь! А если мясо – то, наверное, мальчишка у тебя будет.
Когда живот уже совсем заметный стал, то Люба пригласила повитуху деревенскую, чтобы осмотрела она Анну, убедилась, что с дитёнком всё в порядке. Хотя и пинался он уже очень активно! Страсти уже к тому времени внутри Анны улеглись, ходила она и словно светилась изнутри. Очень украшало её будущее материнство, любовалась Люба своей постоялицей и радовалась за неё.
Повитуху Люба предупредила – коль та будет языком молоть, то она ей быстро его укоротит. Повитуха-то сплетницей той ещё была, хотя толк в своём деле и знала.
Осмотрев Анну, женщина поджала губы, с неудовольствием глядя на неё, но мысли свои при себе держала, с опаской поглядывая на Любу.
- Двоих слышу, двое будет. – Сказала повитуха. – Как срок придёт – сразу зовите.
И ушла, чтобы потом своим товаркам на ухо шипеть про то, что станет скоро в деревне на чужой приплод аж в два раза больше! Своих вон хватает, а тут ещё баба непонятная в подоле неизвестно откуда принесла! Шептались сплетницкие языки, косточки Анне перемывали, Любу жалели – посадила себе на шею беременную ведьму!
Хотя, если углубляться и начинать мыслить, то ничего такого Анна не делала, от слова вообще. Помогала Любе в доме и на участке, вот и всё. Две женщины вполне справлялись с немудрённым хозяйством, да Люба ещё любила плести из рогоза циновки и корзинки; а из коры плела она лапти – вещи эти были незаменимые. И Анну тоже научила этому немудрённому искусству, ведь в четыре руки всегда работать сподручнее! И зачастую меняли они свои изделия на продукты, что нужны были, так и жили. Небогато, но и не надо было никакого богатства! Но ведь всё равно Анну считали ведьмой, и всё тут, и никак уже людскую молву было не переубедить. А уж вкупе с бурной фантазией женушек, что мужей своих ревновали, то и говорить о том, чтобы отношение к Анне изменилось хоть как-то было нечего.
Но жили они с Любой, справлялись, хотя и были потрясены обе тем, что двойня будет. Но тут Люба опять в руки всё свои крепкие взяла:
- Значит, по одному малышу на каждую из нас будет! Закажу я колыбельку у Фёдора, как раз и вырежет её к родам.
Анна не уставала благодарить судьбу за то, что свела её с Любой, и старалась ей сторицей воздать за доброту.
А накануне родов приснился Анне странный сон.
Снилась её деревня, в которой она раньше жила, и была вокруг глубокая ночь. Ни в одном дворе света не было, дома высились вокруг тёмными валунами, и от того Анне было неприятно здесь находиться. Словно вымерла вся деревня враз и всё тут. Стояла она на деревенской дороге. Да оглядываясь, не понимая, что глубоко заснула. Трудно ей было с большим животом на ногах стоять, хотелось присесть и вытянуть отёкшие ноги. А затем увидела она какое-то зарево, что на другом конце, от неё, деревни начало медленно разгораться. Словно пожар там был, но огня она не видела – только зарево, что осветило дома вокруг и дорогу. И на этой дороге вдруг появился человек, который, пошатываясь, брёл в её сторону, размахивая руками, будто слепой был.
И такой страх Анну взял, что она развернулась и побрела прочь от этого человека, в очертаниях которого видела своего бывшего мужа. Быть может, просто виделось ей так, а быть может и в самом деле он был, кто же сможет разобрать тонкое кружево, что сплетает сознание человеческое, отдыхая от тяжкого дневного труда?
Но убежать от этого мужчины Анна всё никак не могла, во сне она словно на одном месте стояла, а один из детей в её животе начал пинаться, словно пытаясь остановить мать, вынудить её развернуться к мужчине. Анне казалось, что она слышит его дыхание уже над самом своим ухом – хриплое и сорванное, отдающее гнилью и жутким смрадом.
Она крепко зажмурилась, чувствуя, как крик рвётся из груди и… Проснулась!
Люба трясла её, и щеки Анны горели – видимо для того, чтобы разбудить её, женщина нахлестала Анну по щекам. В свете свечи лицо Любы было испуганным, но увидев, что Анна открыла глаза, и схватилась за живот свой, испытала облегчения.
Люба ничего Анне не рассказала о том, что слышала в ту ночь. Но она чувствовала, что впервые испугалась Анну, и за Анну одновременно. Те слова, то рвались во сне с губ женщины, трудно было назвать приличными, словно кто-то внутри Анны ругался грязно и требовал его выпустить.
У Любы даже мысль мелькнула – а вдруг что-то из слухов было правдой? Но она тут же начала от этих мыслей отмахиваться, ну какое там! Она ведь с Анной живёт, и точно знает – никаким ведьмовством Анна не занимается! А вот то, что оставила та гадкая семья неизгладимый отпечаток на Анне – было совершенно точно. И что делать с этим Люба совершенно не представляла, да и скоро совсем не до того стало.
Рожать Анна начала на следующий день, хорошо, что ждали они этого момента, и баню всегда наготове держали. Проводила туда Анну Люба, да сама за повитухой побежала.
***
Для Анны всё как в тумане было. Уж неизвестно ей было, сколько она металась, срывая голос от крика, да только через боль пробивался к ней голос Любы – чтобы тужилась она, чтобы старалась получше!
И вот, когда, казалось бы, сил совсем не осталось, услышала она одновременный крик детей. И такое тепло у неё в груди разлилось, словно волной смывая и боль, и тревоги со страхами, и все переживания!
А взяв малышей на руки, с радостью услышала, что обе девочки! Заулыбалась блаженно, осторожно баюкая малышек, и совершенно не обращая внимания на повитуху, которая себе под нос что-то бормотала, за что довольно быстро её Люба из бани и выперла. Нечего тут всякие гадости говорить, когда детки только мир увидели! Итак сплетен по деревне хватает!
А вот Анне было странно видеть собственных детей. Девочки были словно две капли воды – совсем не отличить одну от другой было! Не слыхивала Анна, чтобы у неё в роду такие детки рождались, быть может со стороны мужа что-то подобное было? Но ехать и спрашивать, а тем более ставить его в известность о том, что дети родились у неё и мысли не возникало. Больше всего её пугало то, что он узнает, приедет вместе с матерью и отберёт девчонок у неё, с них станется. Она не позволяла страху возобладать над разумом, и полностью погрузилась в материнство.
Она не уставала радоваться тому, что у неё была Люба, которая помогала ей справиться с двумя детками одновременно. Конечно, сильно усложнилась жизнь двух женщин, но пускай и сложно было, помощи они не просили.
После рождения дочек у Анны, кое-кто из деревенских сменили гнев на милость, и даже приносили что-то в помощь. Кто продукты, а кто одежонку или ткани, чтобы Анна сама сшила для детей нужное. Анна каждого из соседей искренне благодарила – ведь все помогали от всей души! И маломальская помощь ей на руку только была.
Труднее всего оказалось им в первую зиму. Особенно когда снег чуть ли не под самую крышу дом замёл, и засыпал все тропинки. Ну куда двум бабам, да ещё с детьми с этим справиться? Но тут им на помощь, совершенно неожиданно, пришёл на помощь сосед Григорий. Всё время до зимы жил он в лесу, где валил и пилил лес на нужды деревни, а на зимовку возвращался в свой дом. Ну вот он и приметил, что соседки совсем не справляются и, взяв лопату, отправился им помогать. Конечно, слыхивал он, что по деревне болтали о Анне, и о детишках её, но не особо верил он в эту болтовню. Да и когда начал соседкам помогать, ничего такого не заметил, кроме того, что Анна очень уж симпатичная женщина была. Расцвела от материнства, стряхнула с плеч тяжёлый груз прошлой семейной жизни. Но пока Григорий просто помогал, да приглядывался. Любаша, конечно, все эти взгляды замечала. Про него она ничего дурного сказать не могла, да и как что-то говорить, когда человек только зимой в доме собственном появляется, всё время в лесу проводит?
Но хлопот было предостаточно, чтобы обращать внимание на окружающих.
Девчонки, которых Анна назвала Варей и Верой, росли как на дрожжах. Время летело совершенно незаметно! И ведь действительно с трудом их можно было отличить, только у Веры было маленькое пятнышко, родимое, на пяточке. Но потом как детей различить? Не заставлять же их пятки показывать каждый раз?
Ну и, конечно, в деревне целое событие было от рождения двух детей, да ещё настолько похожих! Сплетни поползли с новой силой, но Анне не было дела до чужих разговоров. С одним ребёнком сложно сладить, если опыта нет, а тут сразу с двумя! Но справлялась, с помощью Любы конечно, а время неуловимо бежало вперёд.
С возрастом стало понятно – характеры у девчонок совершенно разные, и обе очень начали походить на их настоящего отца внешне, да так сильно, что Анна сначала даже немного… пугалась, что ли? Сложно воспринимать нормально, когда глаза мужа, от которого сбежала, на неё смотрят! И словно в самую душу заглядывают, царапают там что-то, бередят воспоминания.
Варя была более капризной, требовательной. Она нечасто улыбалась, и чаще всего недовольная складка гнездилась промеж нахмуренных детских бровок. Требовательная она была с младенчества, и всё требовала к себе больше внимания, нежели к сестре. Ревность что ли это была детская? А вот Вера была спокойнее сестры, улыбчивая, мягкая, добрая. Были они полной противоположностью друг другу, но не взирая на это крепко держались за руки, поддерживая не только духовную, но и физическую связь.
И чем старше становились девочки. Тем сильнее их характеры разнились между собой.
Анна в поведении дочерей ничего такого не видела – одна более горячая, что ли, сердится часто, а вторая всем помочь стремиться – так и что в этом такого? Дети ведь все разные?
Слепо материнское сердце в своей любви, Люба пыталась указать Анне на то, что с Варей не так что-то, повнимательнее нужно быть, да разве Анна прислушивалась к этом?
Бабушки Любы, к сожалению, не стало, когда девчонкам было по семь лет. Была она бодрой совсем накануне, а утром просто не проснулась – не выдержало её большое сердце, видимо, не смогло оно больше себя раздавать окружающим.
Конечно, горе для Анны было страшным, да и девчонки к матери жались, плакали жалея бабушку. А вот мать их совершенно не представляла, как жить-то теперь дальше? Нужно ли из дома уходить?
Конечно, сообщила она кумушкам о том, что случилось, попросила у них помощи. Как бы бабы её имя не трепали, но Любу любили и уважали, поэтому помощь всё нужную оказали и помогли с организацией похорон. Хоть и шипения слышались – мол, сжила Анька Любу со свету, и подкинула своих девок странных ей, вот и не выдержала старушка такого обращения! Шипели то шипели, но в последний путь проводили достойно.
Староста же сказал, что Люба задолго до своей кончины выразила желание, чтобы дом её Анне достался. Мол, у женщины ни кола ни двора, да ещё и детки, пускай дом за ней будет, в случае чего.
В бабские сплетни староста не вслушивался – видел, что Анна женщина работящая. Пусть и замкнутая немного, так и что с того? Люди ведь разные живут! Так что то, что по деревне судачат – это от безделья, о чём староста помнил и пытался как-то решить – например работы побольше задавал. Но ведь на каждый роток не накинешь платок, верно?
Горе от потери Любы было сильным, но маленькая семья с этим справилась. Да ещё и Григорий не забывал про них – захаживал, помогал по хозяйству. Все семь лет он смотрел на Анну, которая не обращала совершенно никакого внимания на него, и хотелось ему стать частью этой маленькой семьи.
Выждав положенное время после похорон, и когда Анна немного в себя пришла после утраты, решил он прийти свататься к ней.
***
Анна, конечно, такого совершенно не ожидала. Григорий, который пришёл к ней в начале осени, немного прихорошился и принёс в подарок дикий мёд, и всё мялся, словно не знал, как разговор начать.
Женщина, которая как раз угомонила дочек и оставила их играть с соломенными куколками, вопросительно на него глянула:
- Что-то хотел? За мёд спасибо большое, вечера уже промозглые стоят, а девочки любят во дворе до темноты играть. Вдруг просквозит?
- Я по другому поводу к тебе пришёл.
Григорий мялся, смотря на Анну. Вот никогда не сватался, и вроде даже речь заготовил, а теперь словно все слова куда-то от него сбежали, и чувствует он себя ужасно неловко! Но быстро он сообразил, что лучше время не тянуть, а то Анна уже с недовольством поглядывает, не понимая, чего от неё мужчина хочет. Григорий решился:
- Хотел предложить я тебе поженится. Нравишься ты мне.
Нужные слова с трудом нашлись. А ведь в его голове звучала всё более красиво. Анна в изумлении уставилась на Григория, не веря в услышанное, и только собралась что-то сказать, как раздался недовольный голос дочери:
- Зачем ты нам нужен? У нас родной папа есть!
Взрослые обернулись к двери, в проёме которой замерла Варя, сурово хмуря тонкие брови на Григория. Она топнула ногой:
- Скоро к нам придёт наш папа! Он тут порядок наведёт! – Выкрикнула девочка и бросилась во двор.
Анна, почувствовала, как в душе у неё шевельнулось что-то гаденькое, тщательно запрятанное в самую глубину. Она сглотнула и встряхнула головой, обращаясь к Григорию:
- Тебе лучшей уйти, Гриш.
Разговора промеж ними больше не вышло, и мужчина ушёл, огорчённый таким отказом. Конечно, и раньше Варя не слишком хорошо на это реагировала, а теперь и вовсе на него с лютой злобой смотрела. Вера с тревогой смотрела на сестру, держась кончиками пальцев за её ладошку. Сестричка знала – внутри Вари кто-то живёт, большой и чёрный, он там у неё ворочается и злые слова наружу выталкивает, а хорошие все себе оставляет. Отчего так происходит Вера не знала, но сестричку пыталась спасать. Да и как по-другому? Они ведь родные, кровь в них одна!
Вера пыталась объяснить маме, что с сестрой не так, но не могла – не было у неё пока слов, которые могли бы описать того, кто внутри Вари жил, да и вряд ли такие слова подобрать можно, на самом деле. А ещё Вере казалось, что мама знает, что с Варей не так, но по какой-то причине списывала это всё на детские капризы и ревность. Варя смирилась с присутствием сестры, но никак не хотела делить мать и сестру ещё с кем-то.
Анны же, когда Григорий ушёл, насилу успокоилась и позвала девочек перекусить, пытаясь придумать, как начать разговор с Варей по поводу её слов.
Внутри живота сжимался какой-то ледяной комок, из смеси страха и брезгливости, ведь воспоминания уже за столько лет подёрнулись дымкой, размылись и приобрели совсем призрачные очертания. Но Анна, вдруг, с дрожью вспомнила сон, что снился ей накануне родов, она ещё тогда думала о том, что это ей муж снился, который искал и найти не мог, а теперь, когда Варя сказала про отца, страхи и подозрения вновь зашевелились в её душе невнятным клубком змей. Откуда ребёнок мог такое взять?
- Варь, зачем ты Григорию про отца сказала? – Осторожно спросила Анна, замешивая тесто. Когда руки работают, думается намного легче, да и эмоции проще скрыть.
- А что я не так сказала? – Варя непонимающе посмотрела на мать. И девочка была искренне удивлена вопросу матери: - папа сказал, что скоро придёт к нам, и он почти на тебя не злится.
- Не злится? – Анна почувствовала, как голос дрогнул.
Она уже так привыкла к своей спокойно и размеренно жизни! Пусть и было сложно временами, но она со всем справлялась! Даже появился призрачный шанс найти своё женское счастье, но слова дочери заставляли внутри всё переворачиваться!
- Малышка, твоего папы давно нет. – Анна постаралась говорить как можно мягче, смотря на Варю, которая сосредоточенно ковыряла в тарелке ложкой. Услышав слова матери, девочка вскинула голову, упираясь в неё взглядом, в которым горела злость. Нет, не на мать, но точно на её слова. И смотрела она на Анну отцовскими глазами, которые словно лесные омуты грозились, того и гляди, затянуть в ледяную пучину:
- Почему? Он ведь со мной разговаривает!
- А когда он с тобой разговаривает?
- Когда все спят.
- Я тоже слышала. – Вера подала голос, умоляюще глянув на сестру.
На самом деле они обе слышали отцовский голос, но Вера не хотела с ним разговаривать, понимала откуда-то, что это может расстроить мать. Да и как отец может с ними разговаривать, если его в доме нет?
Ночью, когда Анна уже спала, темнота в дальнем углу их дома вдруг уплотнялась, словно вытягивая ночь из окружающего пространства. Мир вокруг немного блёк, и Вера натягивала одеяло до самого носа, не желая общаться с ночным гостем, которого невозможно было разглядеть. Гость медленно и тяжело ступал по полу, но ни одна доска не скрипела под его ногой, коль она у него была. Сначала он садился на лавку к Вере, гладил её по голове, но прикосновений она не ощущала. Спрашивал, гость ночной, как у неё дела, но она упрямо сжимала губы – ну не чувствовала она ничего к этому гостю! Просто непонятно кто пришёл и что-то от неё хочет!
А потом ночной гость пересаживался к Варе, которая радостно улыбалась ему и пыталась обнять, но руки проходили сквозь гостя, словно сквозь густой кисель.
А потом начинал шептать. Вера старалась его не слушать, натягивала одеяло на голову, да к стенке отворачивалась и даже засыпала под этот шёпот, стараясь особо в него не вслушиваться. Да, чувствовала она родство с этим ночным гостем, но ей не хотелось следовать пути, который он им предрекал. А вот Варя… Варя была совершенно другого мнения, и очень хотела, чтобы отец, наконец вернулся к ним и забрал их с мамой туда, где им будет привольно жить. А ещё ночной гость учил девчонок древним словам, которые могут дать им власть над окружающим миром и рассказывал о ритуалах, которые надобно проводить в глухой чаще.
К счастью, приходил он не так часто и сил у него было немного, все слабее и слабее он раз от раза становился.
А в последнее время говорил, что жена должна помочь ему вернуться, и Варя с Верой должны помочь матери осуществить это. Вера всеми силами этому противилась, сестре запрещала матери об этом говорить, ведь понимала – ни к чему хорошему это не приведёт!
- Он хочет к тебе вернуться, но ты ему должна помочь. – Нарушив повисшее молчание сказала Варя, и вновь вперилась на мать серьёзным, совсем недетским взглядом, от которого у женщины всё ещё больше заледенело внутри.
- Откуда вернуться?
- Оттуда. Так ты поможешь? Нам отец настоящий нужен, а не кто-то посторонний.
Не было сейчас в ней ничего детского, словно кто-то другой за Варю говорил, и это очень сильно пугало Анну. Вера растерянно глядела то на сестру, то на мать, а потом решительно положила ладонь на плечо сестре:
- Варя, он к нам не вернётся. Не нужен он нам.
***
Какая же истерика у Вари была после слов матери! Такого Анна ещё не видывала – Варя чуть ли не выла, катаясь по полу и стуча маленькими кулачками по нему. Матери было страшно на такое смотреть, но что ей делать она не знала, а когда стало понятно, что истерика заканчиваться не собирается, неожиданно почувствовала злость внутри. Варя ещё ей про отца что-то рассказывать будет и диктовать то, что она хочет!
Встала Анна, сделала два шага до кадки с водой, зачерпнула полный ковшик – тёплая она была, в доме ведь стоит, да вылила на дочку, строго на неё глянув:
- Что за истерика? Или совсем слов нет говорить?
Анна грохнула ковш на стол и скрестила руки на груди. Варя, постепенно, успокоилась, вытерла воду с лица, насупившись на мать:
- Я хочу, чтобы с нами был папа! Он так много интересного рассказывает! Только ты должна ему помочь вернуться! Почему ты не хочешь? – Варя говорила хрипло, надсадив голос в требовательном крике.
Анна, понимая, что дочки ещё совсем маленькие, умыла их обоих, а потом у печи усадила и сама вместе с ними присела, постаравшись как можно мягче им объяснить, что родной отец к ним не вернётся. И даже если он навещает их, то его словам верить нельзя. Варя тут вскинулась, вопросительно на мать уставилась – как так? Почему нельзя? А Анна попыталась ей объяснить, что отец родной им ничем не помогал, зато сейчас ей нашёптывает, да учит их всякому… а что из этого выйдет в итоге? Раз девочки себя взрослыми уже считают и диктовать свои правила собираются. То пускай своей головой учатся думать!
Долго Анна с дочерями разговаривала. Никаких запретов не озвучивала, понимала, что дурно это обернуться может. Так же понимала она, что и Варя и Вера – совершенно разные и подход к каждый нужен свой. И Если Варя тянется в одну сторону, то Вера в совершенно противоположную, при этом сёстры друг от друга неразлучимы были.
Быть может, и помог разговор тот, но Варя перестала с того дня требовать, чтобы отец к ним вернулся, и мать всё для этого сделала. Но, ещё сыграло и то, что Вера, в очередное посещение ночного гостя, вопрос ему задала – а какие отношения у них с матерью были? Почему она, роняя лапти, теперь должна бежать и помогать ему вернуться оттуда, куда он попал? Варя настороженно взглянула на сестру, а потом перевела взгляд на ночного гостя, который всё медлил и медлил с ответом, а потом и вовсе исчез, будто его не было.
Девочки переглянулись – странно это было! Но обе сделали для себя выводы.
Не по годам они взрослые были, конечно, но и ничего детское им чуждо не было.
Ночной гость приходил к ним, пока не исполнилось девчонкам по шестнадцать лет. Взрослые уже девицы были, и обе красавицы. Анна, конечно, за время своей жизни в предыдущей деревне всю красоту свою растеряла, поседела раньше времени, морщинами её лицо и руки покрылись, но девчонки внешностью в мать пошли, что безмерно радовало Анну. А к их глазам она давно привыкла.
Не взирая на слухи и сплетни, что плотным коконом обвивали саму Анну, к её дочерям в деревне относились попроще, особенно к Вере, которая с радостью помогала соседям, была улыбчивой и смешливой девушкой. С людьми она быстро сходилась, всегда готова была выслушать, да доброе слово сказать. Варя, глядя на сестру, её поведение копировала, но по нутру совершенно иной была, конечно же. Рано она поняла, что лучше скрывать то, что из неё наружу рвётся, в доверие втереться, да пригреться рядом с другими людьми. Часто сестёр путали, что было для них только лишним поводом для шуток над деревенскими жителями. Но шутки эти всегда были довольно безобидные, поэтому никто всерьёз не сердился на них.
А потом Вера влюбилась.
Первая любовь была трепетной и нежной, словно хрупкая бабочка, что только начинала расправлять свои крылышки. Полюбила она парня из их компании, и вот странно так – вроде раньше на него внимания не обращала, а тут вдруг глянула в глаза его, и застучало сердечко быстрее. Смешливый парень был, обычный самый, звали его Антоном, но сердечко Верочки он завоевал одним лишь взглядом. Начали молодые люди гулять вместе, ворковать друг другу нежности, постепенно отделяясь от компании, что всегда бывает, когда влюблённые никак не могут насладиться друг другом.
Несложно было догадаться, что Варя испытывала ревность. Это жуткое чувство собиралась комом у неё в груди, ведь сестра теперь намного меньше времени проводила с ней!
Анна ведь так и не вышла замуж за Григория, хотя тот и предлагал ей, но не захотела она приводить мужчину в дом, или к нему уходить, да и девочкам Григорий не нравился, причём обеим. А в чём там дело было – не стала Анна разбираться. Честно говоря, не хотелось ей мужчину рядом, нажилась она с мужем предостаточно, чтобы отвернуло её от всего мужского рода всерьёз. А если положено ей по судьбе так жить – то пускай всё идёт, как идёт. Растила она дочерей. Стараясь заложить в них всё хорошее, но иногда на Варю с болью поглядывала – чувствовала, что та гнусь, что прилипла у неё самой к душе, у Вари совсем вольготно себя чувствует. И именно из-за этого рвутся злые слова иногда с губ Вари, и любит она мелко пакостить, но, вроде как, работает материнское воспитание и наука – старается себя в узде держать.
Вот только когда сестра начала с Антоном встречаться, Варя почувствовала – сложнее ей сдерживаться стало.
И вроде умом Варя понимала – зачем промеж возлюбленными влезать, но с другой, отчаянно ей хотелось тоже самое почувствовать, что и Вера!
И как-то так сложилось, что втихушку начала Варя в лес бегать, пока Вера с кавалером по деревне гуляла, или у костра сидела в обнимку. Мать знала, про влюблённость Веры, но про то, какие мысли в голове у Вари бродит, даже и не догадывалась. Хотя и видела, что Варя мрачноватой стала, меньше с сестрой старается общаться, хотя так и держит её за руку.
Тут ещё одно событие произошло – слух по деревне прошёл, что будут у них мельницу строить! Да не простую, а особую, на которую зерно со всех окрестностей будут на помол свозить! Да и не кто-нибудь, а кто-то из большого Града! Уж как ему их деревенька приглянулась было совсем неясно, но народ не знал, радоваться этому, или огорчаться. Возьмут ли кого из местных на работу? А ну как цены на муку взвинтит, или ещё каким-нибудь налогом обложит этот, из Града? А ежели наоборот – принесёт эта мельница в деревню богатство и зажиточность? Народ роптал конечно, но никто и не думал сопротивляться постройке – а то точно хуже им будет!
Анна тоже волновалась – ведь староста сказал, что строить будут недалеко от её дома! А вдруг как-то и её домик заденут? Или, что ещё хуже, сад молодой яблоневый заставят вырубить? Вот и переживала женщина ,и за собственными переживаниями совершенно не видела, что с дочерями родными твориться.
***
Вера никого вокруг себя не видывала, и даже сестрица родная на задний план отошла. Погрузилась Вера в пламя любви своей к парню, ничего больше вокруг не видела. Варя из-за этого переживала и чувствовала себя так, словно её все бросили.
Мать своими переживаниями занята, Вера вся в мечтах и глупо улыбается, ну вот как так можно!
И разливалась внутри Вари тоска какая-то, от которой в полный голос выть хотелось. Но ведь дома не повоешь, вот и бегала она в лес, по которому бродила. Был бы отец… но, с другой стороны, отец мать не любил, на кой он им нужен? И их бы не любил, а то ещё и что похуже! А так он хоть какие-то знания передать смог. Так что только к лучшему то, что его у них нет, хотя Варя всё равно думала иногда о том, что изменилось бы, коль отец с ними был. К слову, они так и не знали, что произошло, и почему он только в таком виде мог являться. Было ясно только то, что среди живых он теперь не ходит, а, быть может уже там его нет.
В общем, расстроенная Варя, которой казалось, что нет ей жизни внутри собственной семьи, начала в лес ходить. Бродила по самым тенистым тропкам, глядела на себя в чёрных лесных озерцах и чувствовала, как в душе у неё злости всё больше поднимается. И не было рядом человека, который бы успокоил её, по голове погладил, и сказал бы о том, что всё пройдёт и наладится.
И вот как-то так вышло, что пустила Вера злость эту к себе в душу, раньше как-то справлялась, отгораживалась внутренне, а сейчас, видимо, душевные терзания и горечь с тоской сделали своё дело, проели дыру, куда злость эта и начала сочиться. И задумала Варя сестре отомстить, рассорить эту парочку влюбленную, особенно подгоняло её то, что начали поговаривать о свадьбе, и готовился женишок сватов уже засылать. Смотря на то, как радуется мать, Варя всё в толк взять не могла – а чему тут радоваться? Дочь родную в чужой дом собирается отдать! Внутри Вари такое бушевало, что словами было не описать, и хотелось ей эту бурю внутри на кого-то излить.
Но также хотелось ей сестре отомстить за равнодушие её, за то, что теперь не ходит с ней гулять, за руку её не держит!
Не понимала Варя простых истин, так ей мозги застлало злостью и ревностью.
Но как вбить клин промеж двумя влюблёнными?
На свидание вместо Веры пойти не вариант – парень её как-то умудряется сестёр различать, говорит, что у них взгляд разный. Мать не может, а вот как у него получается, совершенно непонятно!
Варя долго думала над своим планом, бродя по тенистым лесным тропам. Словно давал ей силу мрачный лес, который жил по собственным законам, и в чьей тени укрывалась всякая нечисть, кою не каждый человек разглядеть может. Варя же замечала неясные тени, но внимания на них никакого не обращала. Отец её сызмальства объяснил, что если их внимания не привлекать, то и они ничего сделать не могут.
Варя решила влюблённую пару развести. А это значит, что нужно сделать так, чтобы Вера поверила в то, что любимый ей неверен. Конечно, над деталями следовало ещё подумать, но Варя чувствовала – она на правильном пути!
И медлить она не стала, сразу принялась за осуществление своего плана.
Отцовская наука сразу выплыла из глубин памяти, и Варя потратила несколько дней, чтобы собрать нужные травы. Дома готовить отвар она побоялась – вдруг сестра или мать поинтересуется, что она делает? Вот и утащила она котелок, найдя в лесу полянку подходящую, там и решила заняться готовкой. Немного страшновато было – ведь впервые она это делала! Даже мелькнула мысль – а не обидеться ли на неё сестра? Не почует ли, не догадается о проделках Вари? Но, с другой стороны, ей явно будет не до этого! А как нужно будет утешить – Варя будет тут как тут! С такими мыслями, зло улыбаясь, принялась она за готовку, совершенно не боясь быть обнаруженной – редкие грибники и охотники заходили в такую чащу, но никогда не задерживались. Ну, не нравилось людям это место, в деревне даже говаривали, что проклято оно, но Варя этим россказням не верила, только радовалась тому, что есть у неё укромное местечко появилось.
Вера же не подозревала о помыслах сестры моей. С трепетом она ожидала сватов от любимого. Конечно, его родители сначала не очень жаловали её семью, но когда познакомились с самой Верой – оттаяли, понравилась им добрая, и такая светлая девушка. А семья… Анна ничего ведь предосудительного не делала, как ни крути, а то, что болтают по деревне… Ну, пускай и болтают! Варя с будущими родственниками не стала общаться, только кивнула, когда они в гости пришли, да поспешила с глаз их скрыться. Так ей противно было, видеть как они за одном столом сидят и весело обсуждают будущее сватовство! Но сдерживала она свои эмоции, и ждала подходящего момент.
И момент этот ей скоро предоставился.
Гуляли они в компании друзей, отмечали чей-то праздник, столы сдвинули в одном дворе. Варя тоже была, незаметно за сестрой и её парнем наблюдала и сердце у неё радостно ёкнуло, когда она увидела, что сестру подружки куда-то утащили. Взяла она тогда кружку, налила туда свой отвар, да сдобрила медовухой, после чего шустрой змейкой возле парня оказалась. Дала ему выпить из своей кружки – у того даже и мыслей никаких не возникло, да и после плясок был он разгорячён и хотел пить.
А после Варя подтолкнула его к одной из хмельных девиц, и та сразу ему на шею повесилась, а парень и не против вовсе! Мозги словно заплыли, казалось, что видит он любимую Верочку, ну а девица не растерялась и быстро парня в сторону сеновала утащила. Варя наблюдала за этим со злобной ухмылкой, а потом и вовсе ушла, чтобы сестре на глаза не попадаться, сказав, что голова разболелась.
Скандал был знатным, конечно.
Вера домой пришла вся в слезах, ничего никому не объясняя, даже от сестры отгородилась.
Кто-то из девчонок заглянул на сеновал и парочку увидал, ну и сразу по всем разошлось конечно. Такое ведь не скроешь, тем более парень в себя пришёл и шоры, как говориться, с глаз упало. Но было уже поздно. Девица хмельная словно довольная кошка лежала, прелестями своими светила, а Вера, которая тоже заглянула, увидала эту сцену и замерла, закаменела всё. Не могла поверить она своим глазам! Парень к ней рванул было, в штанах путаясь, но Вера просто развернулась и ушла, не желая слушать его оправданий. Да и как тут оправдаться можно?
Сама не помнила, как домой дошла – такое ощущение было, что сердце на части рвалось. Ну не могла она поверить в то, что он такое способен! А, видимо, способен, раз затащил на сеновал какую-то девицу…
На расспросы Анны Вера ничего не отвечала, а когда к ней Варя подошла – так и вовсе как-то зло зыркнула, после чего села за печку, где отгородиться от всех можно было, и погрузилась в своё горе, переживая крах своей первой любви.
Продолжение в следующем посте(ссылку на продолжение оставим в комментариях) Автор Тёмные Глубины
Нет комментариев