Предыдущая публикация
Куда приводят мечты
Старый дом одиноко стоял в поле. Со стороны он напоминал почтамт.
И он был всем, что осталось у Гены в память о былых временах. Той поре, когда любой почтальон был почётным гостем в каждом доме. Рыцарей коробки и скотча называли разносчиками счастья, особенно если это касалось пенсии. А теперь...
А теперь почтальоны оказались не у дел: пенсию стало некому получать, да и коробки теперь никому не нужны: люди перестали дарить друг другу счастье, предпочтя ему короткие моменты радости.
Когда-то у них была одна мечта на четверых. Или даже пятерых. Гена и его друзья хотели приносить людям счастье, исполнять самые сокровенные желания. Но что они могли предложить? Разве что крепкую дружбу...
На этой ноте их оркестр затрещал по швам.
Первой ушла старуха Шапокляк и ее хвостатая помощница. Говорят, старая теперь работает на трамвайном транспорте в должности ревизора. Изо дня в день она ездит на одном и том же, единственном в городе N, трамвае и прогоняет молодых девушек с их теплых насиженных мест, дабы проверить своей пятой точкой, насколько эти места удобны для пятых точек вышеупомянутых барышень.
Странная работка, конечно. Но и девушки тоже не промах. Едва завидев престарелую даму, они встают со своих мест, мило улыбаются и приветственно кивают головами, уступая их мудрой и когда-то шаловливой, даме.
Лариска подалась в волонтеры. Записалась подопытной в одну лабораторию, которая занимается разработкой новейшего средства от старения. И с тех пор о хвостатой ничего не слышно.
А вот у Волшебника жизнь пошла в гору. После того, как он передознулся мороженым, его пригласили за границу. И теперь он работает дрессировщиком для очень непослушных детей. А его вертолет реквизировали на телевидение для съёмок новой части фильма о восстании машин. Короче говоря, Волшебник живет припеваючи.
Про Чебурашку вообще забыли. Ходят слухи, что тот вернулся на Кубу. А кто-то говорит, что после того, как его оштрафовали за езду с непристегнутым ремнем и на руле, он стал охотником на инспекторов, и теперь его зовут АнтиРадар.
Но, опять же, это только слухи — реальность могла оказаться куда прозаичней...
Гена сидел в старом кресле, укрывшись таким же старым пледом, и рассматривал старые фотокарточки. В углу комнаты трещал камин. Странные тени плясали на стенах и ковре.
Когда-то его называли Крокодилом. Но не потому, что он был представителем древней рептилоидной расы. Нет. Гена был мужчиной средних лет, который отчаянно искал друзей, но волей судьбы и картонной коробки, оказался на почте в отделе доставки. И к тому же он очень любил зеленый цвет.
— Чебурашка... — едва слышно прошептал Крокодил.
Гена смотрел на карточку. На ней был запечатлен яркий кадр: гирлянда и гора мандаринов, зеленая лесная гостья и разноцветные кубы подарков у ее ног.
— Гена? — так же тихо позвал Чебурашка.
— Да, друг мой? — отозвался Гена.
— Давай я тебе помогу?
— Но как? Ты же еще маленький, — искренне удивился Гена.
— Давай я возьму этот чемодан, — пролепетал Чебурашка, — а ты возьмешь меня?
По щекам Гены потекли слезы. Одна из них сорвалась и плюхнулась прямо на снимок. Под ее линзой старый кадр обрел цвет. Ожил.
Осторожным движением Гена вытер солёную влагу с карточки. Но яркое пятно никуда не делось.
Он присмотрелся к снимку: зеленая лесная гостья переминалась с ноги на ногу, откуда-то слышались звуки гармошки и старого патефона, а за одним из подарочных кубов кто-то с большими ушами и коричневой шерстью.
Крокодил быстро моргнул и снова посмотрел на снимок — на то место, где разбилась слеза. Наваждение никуда не делось. Ему по-прежнему виделось, как за одним из подарочных кубов кто-то прятался. Ушастый и с коричневой шерстью!
Гена моргнул. Потом еще. Протер слезящиеся глаза и снова посмотрел на снимок. Цветного пятна на нем не было.
«Странно, — подумал Гена. — Не могло же мне это привидеться?»
Он убрал снимок. Достал следующий. На нем был запечатлен кто-то зеленый в красном берете. Этот зеленый стоял у кровати, большой и дубовой, широко открыв то ли рот, то ли пасть, и собирался на кого-то напасть. А этот кто-то был весь серый от страха. Поджав хвост, он пытался спрятаться от зеленого монстра под одеялом, но оно было слишком мало, и едва доставало серому до подбородка.
«Надо же, — думал Гена, — это тот самый спектакль, в котором я сыграл главную роль. Как же звали ту девочку, которую я заменил? Кажется, Галя? Точно. Ее звали Галя».
Он снова погрузился в воспоминания, и по его щекам снова покатились слезы. Одна из них сорвалась вниз и разбилась о карточку. Снимок обрел цвет. Откуда-то запахло нафталином. Послышался детский смех и крики «Браво!».
Гена посмотрел на карточку. Кто-то ушастый и с коричневой шерстью только что спрятался под кровать. Участники кадра с ужасом таращились вниз, а не друг на друга.
— Что происходит? — недоумевал Гена и пристально всматривался в кадр. Туда, под кровать. В какой-то момент Гене почудилось, будто он видел клыки (или это были когти?), а в глазах актеров прибавилось ужаса.
Гена сморгнул, как и в прошлый раз. Потом еще. Протер глаза. Вытер слезы. Снова посмотрел на снимок. Тот был выцветшим, и никакого пятна на нем не было.
И в этот момент... В старом доме, похожем на почтамт, что-то изменилось.
В камине все так же трещало поддельными поленьями поддельное пламя. Гена, укрывшись пледом, сидел в кресле и рассматривал старые снимки.
А на стенах и ковре танцевали... Теперь ужасные тени.
Вдруг Гене почудилось, будто за ним кто-то следит.
Возможно, этот кто-то не желал ему зла, но Гена точно знал, что у этого кого-то есть клыки, когти... И большие уши, как и все тело, покрытые коричневой шерстью.
Гена бросил взгляд через плечо. Никого, только тени от огня на стенах и ковре.
— Причудится же, — облегченно вздохнул Гена и продолжил рассматривать снимки, странным образом выволокшие все, что имелось в катакомбах его памяти.
Тут его голову посетила мысль: «Что же может быть хуже, чем доживать свой век в полном одиночестве? Всеми забытому и никому не нужному... Тешить свое разбитое сердце воспоминаниями, сюжеты которых никогда не повторятся... Только мечты. Несбывшиеся и недобитые в срок. Мечты, заведшие не туда... Вот что может быть хуже одиночества».
И вслед за этой мыслью, слезами, за треском поддельных поленьев в поддельном огне, на Гену как из рога изобилия посыпались воспоминания.
Слезы. Цветные картинки. Слезы. Картинки. Опять слезы...
А из снимка, лежавшего у него на коленях и доселе не рассмотренного, к нему поднялась чья-то рука. Или лапа, отдаленно напоминающая часть тела некогда забытого и потерянного друга.
Огонь, поленья, тени. Все смешалось и размылось в сплошном радужном потоке. Прошлое и настоящее смешалось воедино. Гена потерял счёт времени.
И все заверте...
— Гена? — тихо позвал голос.
— Чебурашка? — сглотнув, шепнул Гена. — Это ты?
— Я, Гена, — торчавшая из снимка лапа сжалась в кулак. — Я.
— Где же ты был, — голос Крокодила дрожал, — все это время?
— Здесь, — тихо ответил голос. Торчавшая из снимка лапа медленно потянулась к подбородку Гены.
— А почему ты никак не давал о себе знать? — по щекам Гены потекли слезы.
— Как? — лапа растопырила когтистые пальцы.
— Весточку бы... Написал. — Гена заплакал.
— Но я же твое воспоминание, — тихо ответил голос.
— Но...
— Что но? — лапа замерла.
— Ты ведь, — Гена подбирал слова. — Страшный сон любого инспектора. Разве нет?
— Разве да, — сказал голос, и лапа снова начала высовываться из снимка.
— Но, — Гена слегка успокоился, — при чем здесь я?
— Инспекторы кончились, — ответил голос, — это во-первых.
— А во-вторых? — Гена дрожал.
— А во-вторых, — снова ответил голос, — это твоя версия реальности.
— Но...
— Что но? — рявкнул голос, и лапа теперь гладила Крокодила по подбородку. — Кем ты мечтал стать?
— Волшебником, — всхлипнул Гена. — Дарить людям счастье и исполнять мечты.
— А теперь?
— А теперь — инспектором.
— Вот видишь? — воскликнул голос. — В этой версии я по адресу.
— Но...
— Что «но»? — передразнил его голос. — Это твоя страшная реальность. Сюда тебя привела мечта. Пришло время платить по счетам.
Когтистыми пальцами лапа вцепилась в подбородок Крокодила и резко потянула его вниз, к снимку, в котором разверзлась дыра. Слишком яркая. С неровными краями.
И прежде чем его нос окунулся в эту дыру, Гена успел рассмотреть снимок. На крыше непонятно как отцепившегося от состава вагона сидели четверо: Чебурашка, Гена и старуха Шапокляк со своей верной помощницей.
Из последних сил он уперся руками в колени, лапа же сильнее вцепилась в его подбородок и неумолимо тянула за собой.
— А-а-а, — взвыл Гена. — Больно! Пусти!
— А ты думаешь, — прозвучал голос, — что мне не больно? Мне не больно смотреть, во что ты превратился?! А?
— Больно, — прошипел Крокодил. — Конечно, больно...
— И мне не больно быть твоим воспоминанием?!
— Больно, — отозвался Гена. И оставил попытки сопротивления.
— Хочешь так же? — спросил голос.
— Нет, — прошипел Гена.
— То-то же, — голос прозвучал мягче, в лапа, тянувшая его в омут воспоминания, ослабила хватку, а потом и вовсе отпустила подбородок, исчезнув в том же омуте.
Трещал камин. На ковре и стенах танцевали причудливые тени. Старый дом, одиноко стоявший в поле, все так же напоминал почтамт.
Часы били полночь. Гена сидел в старом кресле, смотрел старые снимки и думал о том, куда приводят мечты и что бывает, если пойти за той мечтой, которая в конце концов станет не той...
Мы ведь не волшебники...
К слову, возможно, Волшебнику больше всех повезло. Ему под силу что угодно.
Мечта. То единственное и немногое, что мы можем выудить из катакомб своей памяти, когда сидим в одиночестве и смотрим на звезды. Или разглядываем старые снимки..
#ВикторАльтман
Следующая публикация
Нет комментариев