Посвящается всем братьям!
Это был разговор двух уставших солдат, возвращающихся поздно ночью с передовой.
Все задачи были выполнены, и находиться еще неделю в укрытии не хотелось. Постоянные прилеты и звуки стрельбы монотонно вбивали клин в изрядно подуставшую от военных будней психику.
Мешковатая и неуклюжая форма, тяжеленная каска и бронник добивали физически. Позвонки в области шеи и поясницы сигнализировали о смещении, всякий раз намекая на возраст и "техобслуживание"...
Состояние минора пожирало изнутри, выпивая остатки боевого духа. Ощущение, что ты стоишь на месте, буксуешь, прочно увязший в фронтовой рутине.
Усугубляло монотонное стояние на одном месте, то боеприпасов нет, то пороха лажовые... На нашем участке как-будто бы все остановилось.
Оно и понятно - зима.
Однако по ящику отечественные светила раз за разом заявляли о наших успехах там и сям. Что у них, что у нас - все одно и тоже.
Эволюция информационной в-ны - неустанное искажение действительности.
А реальность выливалась в тонны ежедневных благотворительных грузов со всей страны.
В реальности без тех средств, которые ежедневно вкидывает простой люд нашей необъятной Родины, мы бы двигались еще медленней.
Это было одно из тех состояний, когда любимые треки в наушниках не давали нужного импульса, а участившиеся воспоминания и мысли о доме, о родных и близких наслаивались поверх скупых разговоров с товарищами.
Вроде как вместе, но каждый на своей волне.
Всем хотелось отдыха. Ну и простого человеческого уюта и тепла. Да и помыться бы не мешало — почти месяц без мыла и мочалки...
Решено было зайти в штаб, выпросить несколько деньков на ППД (пункт постоянной дислокации).
Спешно выбираюсь из спальника, по дороге в штаб смотрю в мобильник — на часах 12 ночи. Захожу в штаб.
Атмосфера спокойная.
Каждый занят своим делом, связисты залипли на мониторах, начальник артиллерии и разведки уткнулись в огромную карту на столе.
Командир с воспаленными глазами пялится в телефон.
Подхожу к нему и без лишних прелюдий докладываю о своих чистых намерениях немного отдохнуть.
Я знал, что он не любил длинные хороводы, потому избрал метод прямого вопроса, без лишних «привет, как дела, как сам»...
Он посмотрел на меня как-то по-отечески и указал пальцем на стоящего ко мне спиной широкоплечего парня.
«Поезжай с Ломом, он как раз через минут пять выезжает!»
Лом при упоминании своего позывного обернулся. Оценив ситуацию, быстро смекнул:
«Брат, у тебя много вещей?» — вежливо спросил Лом.
«Нет, рюкзак и вещмешок, спальник, ствол, каска да бронник, ну и мое бренное немытое тельце», — перечислил я едва улыбнувшись.
«Хорошо, тогда жду у выхода. Поторопись!» — бодро ответил Лом, обнажив неровные, но белые зубы.
Я ушел собираться, а про себя подумал, что хорошо, что Лом улыбнулся. Значит, не сухарь, можно будет о чем-нибудь поговорить. Ведь нам плестись четыре часа... В лучшем случае...
По-армейски на гиперфорсаже упаковываюсь и, нагроможденный солдатским скарбом, походкой пингвина из-за мешковатой и абсолютно безразмерной формы, вываливаюсь к выходу.
Лом оценил обстановку и тотчас перехватил из моих обвисших рук рюкзак и спальник. Подходим к выходу, забираем стволы у коменданта «Тора», и, слегка покачиваясь, поднимаемся наверх.
Прежде, чем выйти на улицу, мы на мгновение остановились и прислушались. Всё было спокойно — только звук завывающего за дверью зимнего ветра.
Затем выходим на улицу. В лёгкие медленно проникает освежающий поток чистого воздуха. Лом идет первым, а я держусь следом, ступая исключительно по следам, оставленным его обувью в снегу, на расстоянии примерно 5-7 метров от него.
Кто знает сколько еще кассет лежало под покровом снега.
Одинокие и искалеченные палки (бывшие деревья) замерли в тёмных неподвижных изгибах, будто заколдованные. На мрачном небе мерцали звёзды, словно миллионы сверкающих бриллиантов.
Однако все внимание было сосредоточено на безопасности, необходимо в первую очередь быть начеку и, не теряя бдительности, внимательно смотреть по сторонам и в небо, в поисках красных огоньков от вездесущих «птичек».
Помню, я тогда подумал, что если нас в этот момент "атакует" «птица», то я даже не успею среагировать из-за дополнительного веса на теле и в руках.
Когда такие мысли приходили в голову, мне хотелось, чтобы оператор не промахнулся и чтобы наверняка.
Образ жалкой обузы для родных и близких мне ни разу не подходил. Потому хотелось бы только одного: если суждено жить — хорошо, если суждено укатить в иные миры — хорошо.
Но без драмкружков. Никаких полумер, золотых середин и как-бы...
Вскоре мы оказались возле неприлично повреждённой пятиэтажки. У одной из стен разрушенного здания была припаркована благопристойная «Нива», полностью покрытая белыми маскировочными сетями.
Как я позже выяснил, это была собственная машина Лома.
Он отдал за нее почти пол ляма своих кровных. И такое на фронте — не редкость.
Лом торопливо освобождает железного коня из плена масксетей, а я как-то небрежно раскидываю свое барахло на заднем сиденье. Затем мы забираемся внутрь, заглушив звук ночного ветра гулом заведенного, холодного мотора.
Немного поерзав на холодном сидении, Лом опускает свое стекло, жадно вслушиваясь в звуки, расщепляя их и классифицируя на подозрительные и не очень.
В радейке внезапно заскрипел голос «Звонкого», монотонно повторяя несколько раз:
«Внимание, в районе храма зависла Баба-Яга (ну, тот, кто в теме, знает — «птица» такая, большая и крайне неприятная)».
Храм был в 3 минутах ходьбы от нас. Совсем рядом.
Я озабоченно смотрю на Лома. Но он как-будто бы ничего и не слышал, молча уставившись в любовое стекло.
Затем, не отрывая взгляда от стекла, он совершенно спокойным голосом поинтересовался:
«Ну что, двигаемся или вернемся обратно, переждем?»
«Вот жучара, — подумал я, — хитрый лис, на слабо меня берет, прощупывает. Моими же методами, на прогиб».
Метод, к слову, рабочий.
Необходимо понимать, кто рядом с тобой. С бесстрашным напарником спокойней. С тем, кто жадно вгрызается в жизнь, каши не сваришь.
Недолго думая, я извлекаю из себя то, что он хотел услышать.
«Думаю, возвращаться неприлично и нелогично. Надо ехать. Сомневаюсь, что Господь избрал для нас такой глупый финал, заманив нас в этот неотесанный венец эволюции отечественного автопрома...»
Лом одобрительно улыбается. Но взгляд его по-прежнему был прикован к одной точке в стекле.
«Господь, говоришь? Верующий, что ли?»
«Так, без фанатизма. Без религиозных страстей...» - ответил я.
«Это как?» - настойчиво продолжал Лом.
Я немного замялся, поскольку данные разговоры мне не очень нравились. Слишком много кривотолков и намеренных искажений. Да и в отряде у нас большое количество глубоко набожных, и мои убеждения могли бы спровоцировать ненужные дебаты...
«У меня свой разговор с ним, брат. Специфический. Глубоко интимный», — ответил я, деликатно намекая своим тоном, что не время еще говорить со мной на эту тему.
Дистанция первостепенна. Никогда не знаешь, с тобою искренни или так, для сбора информации.
Таких, к слову, на передовой очень много...
Лом уважительно переключился, как-то быстро ожил, отлепив взгляд от стекла. И через мгновение, на ближнем свете, мы медленно выкатили на раздолбанную и замершую дорогу. Ну то, что от нее осталось.
«Ты, кстати, дорогу знаешь, а то я как месяца три уже не выезжал отсюда? Ничего там не поменялось?» - поинтересовался Лом.
«Вроде помню, правда, я всегда приезжал и уезжал только ночью, но кое-какие ориентиры в голове остались, думаю, не заплутаем» - поспешил его утешить.
Хотя мне просто хотелось уже как можно быстрей покинуть наши уязвимые позиции.
Кстати - отсутствие навигаторов неплохо тренирует визуальную память...
«Ладно, тогда с Богом. Поехали», — уверенно скомандовал сам себе Лом.
И то, с каким тоном Лом это произнес, я понял, что сижу в машине с глубоко набожным человеком... Не верующим, не религиозным, а набожным! И мне стало спокойно. И, кстати да, я различаю эти понятия!
Мы медленно едем и молчим. Время разговоров впереди, ибо необходимо слушать, что за окном. Иногда доли секунды могут спасти тебе жизнь.
По законам жестокой иронии, все, кто зимой перемещался по этим «дорогам», превращался в «открытую мишень». Поскольку на белоснежном полотне передвигающуюся маленькую черную точку видно хорошо.
А качество «дороги» не позволяло ехать больше 10 км в час. Да и РЭБов у нас, естественно, не было. Дорогое удовольствие.
Но мы двигались вперед, разрезая свои мысли пополам — на позитивные и негативные. В конечном счете они сливались в единую формулу — смиренное принятие твоего пути, написанный давным-давно, еще когда тебя не было в утробе матери...
Мы подъезжаем к первому посту, потом ко второму, и только через минут сорок выкатываемся на «дорогу», где можно разогнаться до 40-50 км в час.
На душе стало спокойней. Напряжение постепенно ослабевало.
Самый опасный участок был пройден. Лом пришпорил нашего железного монстра и прикрыл окно. А я избавился от железного котелка на голове, чтобы хоть как-то облегчить изнывающую от спазмов шею.
Тогда и начался наш диалог
Не могу точно вспомнить, в какой последовательности мы обсуждали наши темы, но хорошо помню всё, о чём мы говорили. Тем более, что большую часть мне удалось под утро записать...
Старина Лом оказался замечательным человеком, лишенный напыщенности и заносчивости, высокомерия и пафоса, без дешевых понтов, которыми нередко обрастает за время службы наш брат.
А самое главное, что было абсолютно несвойственно нашему брату, он не сквернословил.
Как это обычно бывает, в большинстве своем такие разговоры начинаются с классической прелюдии:
«Откуда ты, брат?» — начал я.
«Из Новгорода, старина, из Новгорода».
«Тот, что Великий?» — уточнил я.
«Так точно, брат, он самый!» — не скрывая гордости, ответил Лом.
«Давно служишь?» — поинтересовался я.
«Год и три месяца», — ответил Лом.
«Ого. Прилично. Это третий контракт, получается?»
«Да, третий. Дай бог, не последний».
«До конца?»
«Да, брат, до конца, до победного» - решительно ответил Лом.
«Как здесь оказался?» - продолжаю изучать собеседника.
«Как большинство, брат, одно нахлестнуло другое. Но по большей части от безысходности. Врать не буду. Всё слишком банально — детей кормить надо, а здесь хоть как-то этот вопрос закрываю».
«А там кем работал?»
«Огнетушителем», — смеется Лом.
«Пожарный, что ли?» — глупо переспросил я.
«Угу... 10 лет отмотал. А за этот срок 3 жены сменил и 5 детей родил. А за спиной — ни своей квартиры, ни дома, ни дачи. Только опыт! — сделал паузу Лом. Как бы вспоминая что-то важное. А потом уверенно добавил: — И дети! Ну и алименты». — грустно добивал Лом.
«Как так?» — удивился я.
Сразу скажу, что внешне Лом напоминал мне былинных русских богатырей, правда, совсем без типичной шевелюры, совсем как Стетхем) Такой же поджарый и необычайно харизматичный.
За внешней красотой почти всегда глупость
Тут Лом и излил всю душу, и оттого, с какой болью он это говорил, я понимал, что он глубоко одинокий человек.
С массой житейских проблем, впрочем, наверное, как и у всех. Если немного потереть провинциального мужика, обнажится масса типичных историй, что потом неоднократно подтверждалось за все то время, пока я находился на службе....
«По молодости, старина... Хотел красивых баб, а как оно бывает, красота внешняя — почти всегда глупость.
Тогда я еще бизнесом пробовал заниматься, но после дружественного кидка со стороны партнеров ушел в пожарные.
Там хоть гнилья меньше, да монета стабильная была. Все надеялся, что вместе со службой как-то квартирой обзаведусь, казенной, так сказать... Но не срослось.
А мои красивые бабы-жены ждать особо не хотели. Им же как — всё сразу нужно.
А за моей красивой физиономией и тестостероном ничего не было... Пошли ссоры, скандалы, ревность тупая.
Легче было развестись.
А как итог — я везде плохой, как отец, как мужик. Пошли запреты на детей, мол, хочешь видеться, плати алименты... Сначала пробовал достучаться, что этот глупый шаг только оттолкнет меня от детей, но потом тупо смирился».
«Сурово, брат, сурово... Дети хоть как — признают тебя. Видишься?»
«Старшие уже взрослые — общаемся помаленьку. А младшие еще ничего не понимают, да и папы у них уже есть, не родные.
Вроде как даже адекватные, с баблом. Да и с квартирами. Всё у них хорошо, если так рассудить. А это главное, чтобы у них всё было хорошо», — совсем как-то загрустил Лом.
Я решил сменить тему...
«А в разведке как оказался?»
«А я когда контрактовался, никем себя не видел, да и в разведке больше романтики, больше правды. У нас тогда отряд только формировался, меня отчего-то сразу заприметили, после учений дали пацанов, в основном все кашники (заключенные).
Более 30 человек в подчинении. Ну я с ними и сроднился. Они меня не сразу признали, но после того, как они поняли, что я не тыловой, что вместе с ними пойду до конца, полюбили.
И ты знаешь, это были лучшие пацаны».
«Почему были?» — осторожно спросил я, хотя понимал, почему он говорит о них в прошедшем времени.
«А потому что сейчас вместе со мной нас осталось всего 7 человек. Двое из них дожили... Дослужили до амнистии, 12 человек — тяжелые 300 (раненные), остальные... В земле...» — по сжатым скулам Лома я понимал, насколько ему больно.
Я взял паузу, уставившись на дорогу... Через мгновение Лом продолжил:
«А у меня ни одной царапины, всё как-то мимо. Вот и пытаюсь понять, отчего так. Ведь все вместе были... Одной командой двигались».
«Видимо, ты еще должен многое сделать, брат. Не прошел ты еще свой путь», — как-то философски обронил я.
«Может и так. Только жалко пацанов... На всё воля Божья... Может, они искупили всё то, что они натворили в прошлом, а мне еще предстоит. Мне кажется, всё так работает...»
«Мудро! — поддержал я его. А почему Лом?»
«А мы с ним очень похожи — стойкие и не ломаемся... Не гнемся вопреки всему. Хоть ты тресни», — улыбнулся Лом.
Затем мы остановились у местной заправки, "спустили баки" за заправкой, пока никто не видел. Избавились от тяжеленных бронников и двинулись дальше.
Это всё, что останется после меня
Тут Лом подключил мобилу к маленькой блютусной колонке, так как у нашего «Буцефала», кажется, и места для магнитолы отроду никогда не было.
«Не знаю, как ты, брат, но что за трек я сейчас включу, закачаешься», — воодушевлённо затараторил будто воскресший Лом.
Из колонки полились до боли знакомые звуки гитары. Это была композиция Юры Шевчука «Это всё», только исполнял ее не Юра, а чеченский музыкант Зелимхан Темирсултанов.
И я в буквальном смысле, мягко говоря, офигел от этого редкого тембра. В таком исполнении я еще эту композицию не слышал.
И надо признать, этот трек, именно в его исполнении, я часто переслушиваю...
Сами зацените:
Комментарии 4