Предыдущая публикация
ЧАСТЬ 2
Правление Абдул-Хамида, при всей неоднозначности этой фигуры, было достаточно благотворным для черкесской махаджирской общины. Переселенцы, не только черкесы, но и все кавказцы, успешно адаптировались в новых условиях. Как правило, они занимали самые лучшие земли на Балканах, в Анатолии и Сирии. В советской историографии махаджиры изображались как мальчики для битья. Но факты свидетельствуют об иных тенденциях: тяжкие испытания не сломили дух и волю махаджиров. Более того, все те земли, на которых ныне живут их потомки, были завоеваны первым и вторым поколением махаджиров. Формально, эти земли были выделены им османским правительством, но на деле черкесам пришлось силой брать их у местных племен: болгар, сербов, армян, курдов, друзов, бедуинов и самих турок. Разбои махаджиров напомнили всем времена мамлюков. Согласно Берлинскому трактату от 1878 года османское правительство обязывалось переселить балканских черкесов в азиатские провинции и не расселять их при этом вблизи от российского Закавказья36. В свою очередь, Греция обратилась к османскому правительству с требованием не размещать черкесов вблизи ее границ. В европейской прессе была развернута, не без участия российских посольств, античеркесская кампания, когда малейшие столкновения «раздувались до уровня международного конфликта». Статья 61 Берлинского трактата обязывала османское правительство оградить армянское население от черкесских погромов. Даже фанатичные и воинственные курды уступили черкесам свои земли между Кайсери и Сивасом. Черкесы основали вкупе с чеченцами свои поселения от Мардина до Хилла и Кербелы на территории иракского Курдистана40. У курдов, вытесненных с района Узун Яйла (между Кайсери и Сивасом) до сих пор имеется печальная песня о том, как их предкам в результате жестокой войны с белокурым и голубоглазым народом в высоких бараньих папахах пришлось оставить свои селенья и уйти на восток41. На фоне курдов абадзехи, темиргоевцы и кабардинцы, занявшие земли Токата, Сиваса и Кайсери действительно выглядят как блондины. Российский военный историк В.А. Потто уже в 1840 году писал: «Самому курду, так славному на Востоке удальством, закубанский горец не доверил бы даже почистить свою винтовку или шашку».
О черкесах, поселившихся в районе Токата (фактически, это уже район Узун Яйла) в 1887 году писал А.В. Елисеев: «Округ Токата интересен для нас русских тем, что заполнен поселками черкесов. Эти отчаянные джигиты и головорезы, которые наводят страх на всех в Малой Азии своею жестокостью и разбоями, приняли небогатого русского странника так радушно и тепло, что не знали чем угостить». Тот колоссальный военный опыт, которым обладали черкесы — натухайцы, шапсуги, абадзехи, убыхи, темиргоевцы, бесленеи и кубанские кабардинцы, — делал их адаптацию весьма скорой. Уже через несколько месяцев или, по крайней мере, через год после переселения им уже сопутствовало материальное изобилие. С другой стороны, черкесам было нечего терять: они должны были либо победить, либо умереть. Грабеж, воинская служба и высокий уровень культуры жизнеобеспечения - вот, что позволило черкесам устроиться на новом месте. Среди махаджиров были такие лидеры как натухайский тлекотлеш Шурухуко Тугуз, которого в европейской печати сравнивали с Ричардом I Львиное Сердце и который в качестве кавалерийского военачальника без малого 60 лет воевал с русскими. Вместе со своим народом он в 1864 году оставил пределы Черкесии; и в Турции, как писал Султан Крым-Гирей, «он наводил страх на турок»44. Подобных сведений в источниках содержится очень много. Гертруда Бэлл, путешествовавшая по Сирии в 1918 году в сопровождении черкесского заптия (жандарма), приводит в своем отчете весьма характерный эпизод: «В сопровождении черкесского заптия я ехала из Мадебы в Мшитту. Равнина была покрыта черными палатками Сухуров (бедуинское племя — С.Х.) и, когда мы проезжали через их лагерь, три всадника двинулись наперерез нам; они были одеты в черное, вооружены до зубов и были настроены явно недружелюбно. Они встретили нас выстрелами в воздух, но подъехав ближе и увидев солдата они развернулись и медленно поехали обратно. Черкес улыбался: «Это был шейх Фаиз, — сказал он, — сын Талала. Как баран, уаллахи! Они все становятся как бараны, когда встречают одного из нас». Лоуренс Олифант, побывавший как в Черкесии, так и позднее среди черкесских поселенцев Кунейтры, писал: «Черкесы имеют настолько устрашающую репутацию, что любое посягательство на их безопасность, даже со стороны турок, имело крайне неприятные последствия; но я знаю не много народов, которые обладают столь благородными качествами»46. Н.П. Кондаков, путешествовавший по Ближнему Востоку в начале XX века, сообщал о военном и политическом доминировании черкесских махаджиров в Заиорданье в районе Аммана и Джераша: «Из Арак Эль Эмира мы пошли в Раббат Амман или, как обыкновенно его называют, Амман. Сначала путь идет по уади Сир, против течения обильного ручья, которого ложе местами совершенно закрыто цветущими олеандрами. Около Муаллаха ущелье сдвигается, и в отвесных стенах гор видны пещеры; одна из них имеет два этажа, ее окна закрыты решетчатыми ставнями и в ней живут бедуины. Но вся долина находится во владении (юридическом или фактическом) черкесов, и в конце уади находится большой кабардинский аул, выселки главного аула в Аммане, поражающий своим хозяйственным видом и достаточностью после туземных поселений и бедуинских кочевьев. От этого выселка до Аммана черкесы провели для своих арб прекрасную широкую дорогу по обширному плоскогорью, которое из конца в конец, насколько глаз наш мог видеть, ими обрабатывается и засевается пшеницею».
Сообщения европейских и русских авторов, знакомых с жизнью махаджиров, опровергают уже устоявшийся в советской и постсоветской историографии миф об угнетенном состоянии кавказских общин в Турции и на Ближнем Востоке. Отзывы, подобные вышеприведенным, могут составить отдельную библиотеку. Конечно же, не всем махаджирам, не всем общинам, сопутствовал успех. Его достижение всякий раз требовало от людей крайнего напряжения; невозможно подсчитать тех, кто погиб в бесчисленных войнах и вооруженных конфликтах на Балканах, в Анатолии, на Ближнем Востоке, в Египте. Но несомненно одно: черкесский этнос не перестал существовать после 1864 года. Можно утверждать, что махаджирство лишь усилило позиции черкесской элиты Османской империи. Османский истэблишмент и военно-полицейский аппарат в арабских провинциях комплектовался, в большинстве своем, черкесами. Последние воспринимались арабами не иначе как представители стамбульского правительства.
В период французского мандата черкес Ахмад Нами, один из зятьев султана Абдул-Хамида, в 1925 году был назначен президентом сирийского государства49. В начале XX века в Сирии наместником являлся черкес, маршал Осман Февзи-паша50. Начальником полиции дамасского вилайета при нем являлся Черкес Хосрев-паша; полицейским эскадроном командовал черкес Мирза-паша. Командиром турецкого гарнизона в Кераке в период первой мировой войны был черкес Хамид Фахри, погибший в 1918 году.
Черкес Зия-бей при Абдул-Хамиде долгое время был начальником тайной полиции. Хасан Хаджимуков, сын последнего владетельного князя Бжедугии, Тархана Хаджимукова, в конце XIX — начале XX века занимал пост главного директора военных училищ Османской империи. Еще один Хаджимуков, но уже на российской службе, являлся консулом в Деде-Агач и в общей сложности он пребывал в Турции около 10 лет. В.Н. Хаджимуков поддерживал интенсивные отношения с черкесами-махаджирами, оказывая многим из них посильную помощь. Среди черкесских махаджиров сложился клуб просветителей, активно разрабатывавших проблемы истории, культуры и образования своего народа. Юсуф Иззет-паша Дженатуко в 1918–1919 годах был председателем черкесского благотворительного общества в Стамбуле. Он является автором трехтомной «Истории Кавказа» и монографии «Старые фракийцы и черкесы». В работах Иззет-паши Дженатуко были впервые сформулированы многие проблемы древней и средневековой истории адыгов, в том числе хаттская проблема. Любопытно, что рассмотрение хаттов в контексте этногенеза адыгов было предпринято Дженатуко еще в то время, когда не сложилось еще мировое хеттоведение, не было каких-либо значимых исследований на эту тему. В российском адыговедении к основным положениям Дженатуко пришли лишь в последнее десятилетие. Еще один черкесский генерал, Исмаил Беркок, проявил себя на ниве кавказоведения58. К сожалению, работы Дженатуко и Беркока не издаются на русском и адыгейском языке. В Париже, в начале XX века выходил в свет журнал «Мусульманин», основанный черкесами-махаджирами: его редактором был Магомет-бек Хаджетлаше, а наиболее активными сотрудниками были Магомет Ечерух и Довлет-Гирей Хатококор. Весьма примечательно, что черкесский журнал, издаваемый в Париже, выходил на русском языке. Согласно предположению С. Агержаноковой, под именем М.Б. Хаджетлаше скрывался не кто иной, как М.Б. Ахметуков, черкес, сын абадзехского старшины, воспитывавшийся у тифлисских евреев Этгеров. М.Б. Ахметуков помимо того, что являлся эсером, по всей видимости, был агентом царской охранки; его также подозревали в работе на японскую разведку. Все статьи М.Б. Хаджетлаше имеют явную прорусскую ориентацию; они демонстрируют большую схожесть со статьями М. Ечеруха и Д.-Г. Хатококора. С. Агержанокова, исследователь жизни и творчества Ахметукова, предполагает, что все три автора не более чем псевдонимы одного Ахметукова. Таким образом, это своеобразное «черкесское просветительство» носило специфический характер. Авторы «Мусульманина» исповедывали примитивный классовый подход: тексты полны проклятий по адресу черкесских князей и аристократов. В этом чувствуется рука эсера Ахметукова. Тексты изобилуют также нападками на Турцию и все турецкое: в этом чувствуется рука русского агента Ахметукова.
Помимо вышеназванных военачальников, в османский генералитет начала XX века входили следующие черкесы: военный министр Февзи-паша (р. 1858), из рода Чакмак; сотрудничал с Ататюрком; был начальником штаба Ангорской (Анкарской) армии; после победы над греками — маршал; и в последующие годы — начальник генерального штаба; Ахмед-паша Абук — генерал от кавалерии, военный министр, министр общественных работ, противник Ататюрка; маршал Берзег Зеки-паша, маршал Фуад-паша Тхуго, генерал Осман-паша Шихапли, генерал Лох Ахмед-паша, Ахмед Риза-паша, Мехмед Саид-паша, Али Саид-паша, Хусейн Даим-паша, Юсуф-паша Нагуч, министр полиции Назим-паша, Али Фуад-паша, Кемаледдин Сами-паша — командир кавказской кавалерийской дивизии, маршал Мехмед Абдуллах-паша60. Мухаммед-паша, председатель морского совета и морского суда, сенатор, происходил из рода Ченч. Его сын, Реуф Орбай, был ближайшим сподвижником Мустафы Кемаля. Хусейн Реуф-бей (р. 1881 г.) окончил военно-морское училище в Англии; прекрасно зарекомендовал себя как командир военного корабля в ходе первой мировой войны; в 1919 году занимал пост министра морского флота; от имени турецкого государства подписал Мудросское перемирие; в 1921 году вошел в кабинет министров при Ататюрке; с июля 1922 года по август 1923 года был главой правительства Турции; позднее, в период президентства Исмета Иненю был послом в Лондоне. Его разрыв с Ататюрком произошел в 1923 году как протест против античеркесской политики. Он был одним из лидеров антикемалистской оппозиции и входил в руководящий совет Прогрессивно-республиканской партии.
Генералиссимус и военный министр Османской империи в 1910–1911 гг. — чеченец Махмуд Шевкет-паша61. Абазин Азиз-бей Мкерипа был представителем Анкарского правительства в большевистской Москве. Грузин Шакир-паша, соглано Муфти, был военным министром при султане Вахидеддине в 1919 году.
Выходцы из Абхазии также весьма ярко проявили себя в ту эпоху. Симон Басарь, подписывавшийся в ранний период своей научной и просветительской деятельности псевдонимом Апсуа, был лично знаком со многими видными махаджирами. Благодаря ему сегодня есть возможность установить происхождение целого ряда лиц. Его родственник, Назым-паша Басарь, являлся главнокомандующим турецкой армии в первой балканской войне. Сулейман-паша Чачба (1838–1881) командовал Дунайской армией в русско-турецкой войне 1877–1878 гг.; являлся также профессором литературы и директором военной школы в Стамбуле65. Генералы Ратиб-паша, Али-паша и Махмуд-паша были братьями и происходили из рода Атрышба.
Среди прочих высокопоставленных абхазов следует назвать Мухаммад-бека Маршана — коменданта Алеппо в начале XX века67; Гогуа-пашу, Надыр-пашу; морского министра Хуршид-пашу; а также принца Мехмеда Сабахаддин-пашу. Его отец Хамид Джамаладдин-паша, занимал пост министра юстиции при Абдул-Хамиде. Он происходил из абхазского рода Куедзба или Квацба, который обосновался в Стамбуле еще в конце XVIII века. По бабушке он был султанского происхождения — одна из дочерей Абдул-Азиза была его бабушкой. По материнской линии он был черкесского происхождения, поскольку известно, что знаменитый Абук Ахмед-паша, черкес, кавалерийский генерал и министр, был его дядей68. Принц Сабахаддин был одним из наиболее значимых политических деятелей конца XIX — начала XX веков. Он прославился как противник монархии, мыслитель, публицист и оратор. Являлся своего рода духовным отцом младотурецкой революции. В 1899 году эмигрировал в Париж, где пробыл до свержения Абдул-Хамида в 1908 году. Но не сошелся во взглядах с лидерами младотурок, проводивших прогерманскую политику, и вновь уехал в Париж. В начале 1919 года султан Мехмед VI предлагал ему возглавить депутацию от Османской империи на Парижской мирной конференции; в октябре 1919 года ему предлагали пост министра внутренних дел, но Сабахаддин отказался от всех этих предложений — к этому времени он уже отошел от политики, увлекшись спиритизмом и оккультизмом.
Адыги, убыхи, абазины и абхазы, оказавшись в чуждом для себя этнокультурном окружении и лишившись одновременно родного ландшафта и страны, были весьма подвержены влиянию разных идеологий. Черкесская община, в которую были интегрированы и абхазы, разделилась к началу XX века на две партии: первая была ярой сторонницей существующего режима и ее представители являлись преданными сторонниками султана-халифа; вторую партию совершенно условно можно определить как демократическую или республиканскую. «Республиканцы», среди которых особенно много было шапсугов, убыхов и абхазов поддержали партию Иттихада. Ближайшим сподвижником принца Сабахаддина был убых Хусейн Тосун-бей из рода Шихапли. Симон Басарь сообщает о нем, что он являлся «президентом черкесо-абхазского меджелиса, всесторонне европейски образованный, крупный политический деятель, один из инициаторов турецкой революции, проведший 11-летнюю ссылку в Триполи при Абдул Гамиде».
Уже в первой младотурецкой организации, созданной в 1889 году, был черкес Мехмед Рашид71. Эта организация была создана военными врачами и в ней преобладали представители национальных меньшинств: помимо черкеса Мехмеда Рашида, в ней состояли албанец Ибрагим Темо, курд Абдуллах Джевдет и лишь один турок — Исхад Сюкути72. В 1897 году газета «Albania», официальная османская газета, выходившая в Брюсселе, писала: «Партия Молодой Турции состоит в национальном отношении из константинопольских турок, да еще из черкесов и сирийцев»73. Тем не менее, в партии младотурок возобладали шовинистически настроенные турецкие элементы. Их политика, после свержения Абдул Хамида, свелась к избиению и преследованию национальных меньшиств и, в первую очередь, армян. Младотурецкое правительство заняло враждебную позицию по отношению к черкесам. Если при Абдул Хамиде черкесы замещали около 35% офицерских должностей в армии, то к 1914 году они составляли лишь 2% офицерского корпуса (по отчету Султана Довлет-Гирея). Один из лидеров черкесов Назим-паша был «вероломно убит младотурками во главе с нынешним пресловутым Энвер-пашой, во время мирных переговоров за свое желание — скорее окончить войну с балканскими славянами». Вскоре погиб генералиссимус Шевкет-паша, чеченец, ранее командовавший «Армией действия», свергшей султана. «Подозрение пало на черкесов из родовитых фамилий, — сообщал Довлет-Гирей, — и имевших влияние на общественную и политическую жизнь Турции. Из них без всякой пощады повешено было 12 человек. Кроме того, около 1300 офицеров-черкесов из турецкой армии было сослано в разные места Турции, где они находятся до сих пор. Большинство офицеров теперь уволены и загнаны без всякой причины, и только, может быть, около 2% осталось в армии. Все эти обстоятельства способствовали крайне враждебному и озлобленному настроению черкесов против младотурок...»74. Угнетенное состояние черкесов продолжалось весь период правления младотурок.
Среди оппозиционеров фигурировали в ряде случаев и высшие черкесские военачальники: так, убых маршал Фуад-паша Тхуго, лидер так называемой «партии черкесов», противников султана Абдул-Хамида II, был автором обращения, «в котором смело заявлялось, что более терпеть нельзя подобного управления»75. Маршал Тхуго был слишком крупной и влиятельной фигурой и никак не пострадал за свои убеждения. В 1919 году он, живя в столице и занимая пост сенатора, оказывал поддержку анкарскому правительству Мустафы Кемаля76. Как показали дальнейшие события, черкесы, поддерживавшие Иттихад и М. Кемаля, допустили грубейшую политическую ошибку. Победившая партия очень скоро приняла идеологию пантюркизма и выступила душительницей как свобод личности, так и прав национальных меньшинств, в первую очередь, черкесов и курдов.
Лишь небольшая часть черкесов в это смутное время сумела устоять под этим натиском социальной демагогии, когда вся вина за кризис в стране возлагалась на султана и старую управленческую элиту. «Недовольство черкесов иттихадистской правящей верхушкой, — отмечал Е. Вейт, — получило дальнейшее развитие после заключения Мудросского перемирия, когда в некоторых черкесских кругах, главным образом принадлежавших к бывшей старо-турецкой придворной бюрократии, возникает идея образования некоего черкесского автономного государства под покровительством Антанты. В дальнейшем, уже в 1920 году под руководством греков в занятой ими Смирне устраивается черкесский национальный съезд, на котором принимается решение создать в Западной Анатолии под покровительством Греции черкесскую республику. Среди более демократических анатолийских черкесских кругов эта затея однако не встретила сочувствия. Анатолийские черкесы, так же как и турецкие крестьяне, оказались на стороне национального движения. В 1920 году черкесские части, в особенности партизанские отряды Эдхема, сыграли весьма важную роль в борьбе с греками. Однако черкесские части были расформированы. В отношении черкесов правительством была занята позиция крайней подозрительности и недоверия. Между прочим, сошли с политической арены почти все черкесы, игравшие видную роль в начале национального движения: Али-Фуад-паша, Гусейн Реуф-бей и др.»77 Как справедливо отметил Е. Вейт, основная масса анатолийских черкесов не соблазнилась идеей создания черкесского государства. Причины этой политической инертности в том, что черкесы возлагали большие надежды на смену политического строя в России. Советы имели имидж заступника всех национальных меньшинств. С другой стороны, в 1918 г. была создана Горская Республика, в которую вошли все северокавказские территории. Такие лидеры черкесской диаспоры, как Бекир Сами-бей (Кундух), и Реуф-бей (Ченч) прилагали усилия к тому, чтобы Турция признала Горскую Республику и образовала с ней конфедерацию. В любом случае, черкесы желали возвращения на родину, а идея государства в Анатолии показалась им не столько химерической, сколько неэтичной. Они не считали для себя возможным требовать слишком многого не на своей родине. Наконец, в мае 1920 г. черкесы пошли в бой против Анзавура не потому, что их направил Кемаль, а потому, что доверяли Эдхему — в их глазах он был главным лидером.
Упомянутый Е. Вейтом Эдхем происходил из шапсугского рода Дипшоу. Он родился в 1886 году в селении Эмрекей в районе Бандырмы. В семье кроме него было еще четыре сына. Два его старших брата, Рашид-бей и Тевфик-бей закончили военное училище. Следуя их примеру, Эдхем избрал военную карьеру и закончил стамбульское кавалерийское училище. Он принимал участие в обеих балканских и первой мировой войнах. Был неоднократно ранен и оставил службу в звании лейтенанта. Его стремительная карьера, возведшая его до звания общенационального героя началась в 1918 году в период оккупации Анатолии и всей Османской империи войсками Антанты. На ниве партизанской войны Эдхем проявил себя как выдающийся военачальник. Его «летучий кавалерийский отряд» состоял почти исключительно из черкесов и абазов. Тем не менее, его уже на начальном этапе подвели его республиканские убеждения: он выступил не только против греческих оккупантов, но и против халифатской армии. Последняя так же во многом состояла из черкесов. Этот раскол среди черкесов позволил Мустафе Кемалю укрепить свои позиции и из человека, которого ранее никто не воспринимал всерьез, он стал превращаться в подлинного диктатора. Фактически, именно Эдхем первым поднял знамя национально-освободительного движения в Турции: это обстоятельство признавали все, кроме самого Кемаля.
Х. Армстронг писал в этой связи: «В то время, как Мустафа Кемаль строил заговоры против султана и халифа, чтобы стать единоличным правителем и удовлетворить свои диктаторские притязания, другой человек делал все возможное, чтобы спасти Турцию».
Султанское правительство, потерявшее контроль над Анатолией, всячески провоцировало ее население против анкарского правительства Кемаля. Наиболее серьезные мятежи произошли именно в тех районах Анатолии, где проживали черкесы и абазы. В районе Дюздже против Кемаля выступили несколько десятков черкесов и абазов (сентябрь-октябрь 1919 г.). Мятеж возглавили черкесские офицеры Талустан-бей, Бекир-бей и Беслан-бей, имевшие связи с султанским правительством в Стамбуле. «Мятежники» захватили все важные объекты, разоружили жандармерию и арестовали сторонников Кемаля. Командир 1-й дивизии Мустафа Асым в телеграмме Кемалю от 20 октября 1919 года советовал прежде чем отреагировать на действия мятежников проконсультироваться у черкесского генерала Али Саид-паши. Среди противников восставших фигурирует каймакам черкес Тахир-бей, землевладелец — черкес Кязым-бей и черкесский генерал Али Фуад-паша Джебесой, все — сторонники Кемаля. И хотя численность мятежников была крайне невелика: в телеграмме Кемаль говорит о сорока всадниках, но и власть была так слаба, что не могла им противиться без поддержки армейской верхушки81. В конце концов, как сообщает каймакам Тахир, «с божьей помощью и благодаря поддержке других черкесских вождей, являющихся истинными сынами родины и понявших, что подобного рода действия приведут к гибельным последствиям, банда эта была рассеяна, и задуманное ее предприятие потерпело неудачу». Стоит здесь заметить, что обе стороны не проявляли жестокости: Беслан, один из инициаторов мятежа, был просто взят под арест. Талустан и Бекир сумели скрыться. Черкес Бекир переместился со своими людьми в район Адапазара, где продожил агитацию и найм солдат. Обстановка, сложившаяся в это период была крайне неблагоприятной для Анкары. Мютесарриф Измида Али Хайдар сообщал Кемалю: «Злоумышленник по имени Бекир Сидки, черкес из Пандермы, под началом которого находятся два офицера и человек сорок вооруженных людей, прибыл в район Ада Базар, где он, действуя против существующего правительства и во вред национальному движению, призывает жителей абазских селений присоединиться к его отряду. Для достижения своей цели он тратит много денег. Во всем этом деле ощущаются иностранные влияния. В наличии этих влияний можно даже не сомневаться. Большое число черкесов, абазов и лазов казы Дюздже во все времена имели наглость заниматься такого рода преступной деятельностью. Единственная сила, при помощи которой можно было бы воспрепятствовать возникновению этих нежелательных явлений, это жандармерия. Однако наличный состав находящегося здесь жандармского корпуса составляют зловредные элементы. С своей стороны офицеры держат себя по отношению к национальному правительству, с которым они совершенно не считаются, как мятежники. Благодаря этому невозможно принять какие бы то ни было меры для улучшения положения... Если с самого начала не приступить к радикальному уничтожению этих элементов, то будущее готовит нам величайшие бедствия…».
Мятеж Черкеса Бекира был остановлен усилиями 1-й дивизии, стоявшей в Измиде, и 3-го армейского корпуса. Но Черкес Бекир со своим отрядом не был разбит и удалился в горы. Армейские части Анкары были слишком слабы для действия в горах84. В этот период, помимо вышеназванных черкесских военачальников (Эдхема, Реуф-бея, Али Фуад-паши Джебесоя, Иззет-паши Дженатуко и пр.) активную роль сыграл еще один черкесский «республиканец», полковник Бекир Сами-бей, командир дивизии, стоявшей в Брусе85. Его не следует путать с Бекир Сами-беем, генералом и сподвижником Кемаля86. Последний Бекир Сами являлся сыном Мусы-паши Кундухова, осетинского генерала, перешедшего из России в Турцию. Бекир Сами-бей Кундухов по материнской линии был кабардинцем, знал адыгский язык и отождествлял себя с адыгами. Он даже претендовал на лидирующую роль в черкесской общине. В анкарском правительстве М. Кемаля Кундухов занимал крупные посты, был послом в Москве и Лондоне, но Кемаль не доверял ему и их мнения по основным вопросам часто расходились.
Черкес Бекир после октября 1919 года сходит с первых ролей и его место занимает черкес Анзавур, «наиболее непримиримый противник национального движения, ревностный исполнитель заданий константинопольской реакции и англичан»88. Черкес Анзавур (абадзех из рода Анчок) родился в 1873 г., закончил высшее кавалерийское училище в Стамбуле. Службу проходил в жандармским войсках и в звании майора вышел в отставку. В 1908 г. принимал участие в создании «Черкесского общества единения и взаимопомощи». В 1914 г. в качестве добровольца поступил в особую черкесскую кавалерийскую дивизию, воевавшую на кавказско-малоазийском фронте. В апреле 1919 г. султан назначает его губернатором Измида, а в августе, в знак протеста против политики Кемаля, он оставил губернаторский пост. Осенью 1919 г. отряд Анзавура действует в районе Балыкесира, но терпит поражение. В феврале 1920 г. отряд Анзавура выступает из Стамбула и захватывает все анатолийское побережье Мраморного моря. За эту операцию султан производит Анзавура в генералы. «Самым большим был мятеж Черкеса Анзавура. — Рассказывал в 1922 г. Мустафа Кемаль советскому послу С.И. Аралову. — В районе Пандер начал свою подрывную деятельность Анзавур, предатель, ставленник султана и английских империалистов, один из наиболее непримиримых противников национального движения. Ему была поставлена задача ударить в тыл национальному фронту. Анзавуру удалось объединить большие отряды. В Биче произошло кровавое сражение. Анзавур оказался победителем, рассеял национальные части, завладел оружием, взял многих в плен и истребил. Он требовал распустить национальные вооруженные силы, обеспечить грекам оккупацию Смирны и Аданы, создать в Стамбуле высший халифатский совет, составить и опубликовать фетву против большевизма. Но Анзавур в конце концов был разбит и бежал»89.
Е. Вейт, признанный специалист по этому периоду турецкой истории, писал о действиях Анзавура: «В Пандерме он произнес речь с проклятиями по адресу иттихадистов, и громил их за то, что они низвергли Абдул-Гамида и ввели конституцию. От населения он требовал строгого выполнения религиозных обрядов и высказывался за немедленное закрытие кабаков. В Кермасти он обратился к населению с такой речью: «Эти проклятые франкмазоны и офицеры, учившиеся в Европе, подстригающие свои усы и забывшие бога и пророка, долго пили народную кровь… Падишах приказал уничтожить их. Я введу шариат Мухаммеда и назначу пожилых чиновников…». Банда Анзавура повсюду уничтожила склады оружия, собранного националистами… Из Кермасти Анзавуру пришлось спасаться бегством обратно в Пандерму, где остатки его отряда под обстрелом националистов погрузились на суда. Но в мае того же года он появился с большим отрядом на этот раз уже в районе Ада Базара. Здесь он действовал совместно с халифатской армией «порядка» и поднял против Ангоры черкесов. На борьбу с Анзавуром националисты бросили части черкеса Эдхема и небольшие регулярные отряды. После сражения при Гейве и Сабандже не только Анзавуру, но и всей халифатской армии пришлось отступить в Измид…».
Таким образом, черкесский по сути мятеж, грозивший самому существованию иттихадистского режима был подавлен усилиями других черкесов. Идеологический раскол внутри черкесской общины привел к крушению всех надежд на образование самостоятельного государства. Старая черкесская элита сошла с исторической арены одновременно с гибелью османского халифата. Сохранились послания Ахмеда Анзавура за октябрь 1919 года: содержание их является лучшей иллюстрацией политического раскола: «Нашему дорогому сыну Кара Хасану... Когда мы с тобой принимали участие в осаде Сиваш Тепе, мы заметили, что многие черкесы пренебрегают совершением пятничной молитвы. Вот до чего дошли потомки Сулеймана... Скажи, пожалуйста, кто такие эти проклятые младотурки, которые лишили нас Каабы,… которые заставили мусульманских сынов погибать на берегах Дарданелл, в горах Кавказа, пустынях Аравии и Йемена, на полях Румынии и которые выдали желтые билеты ста тысячам мусульманских женщин и девушек в Константинополе? Кто они такие, спрашиваю я тебя, если не гнусные франкмасоны. Среди черкесов имеется несколько иттихадистов: берегись и не слушай тех лживых сообщений, которые они могут тебе сделать»…».
Тексты Анзавура представляют его едва ли не как мракобеса, но, тем не менее, именно его политический курс отвечал этническим интересам черкесов. В феврале 1921 г. Анзавур был заочно приговорен к смертной казни кемалистским судом Эскишехира. Вскоре он погибает в одной из стычек с албанцами.
Следующая публикация
Нет комментариев