АРХИМАНДРИТ ПАВЕЛ ГРУЗДЕВ. ВЕЛИКИЙ СТАРЕЦ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ.
/23.10. 1910 - 13.01.1996/
С малых лет он жил при монастыре, в годы революционной смуты служил и трудился на благо Церкви,
с 1938 года скитался по тюрьмам и ссылкам.
За свою жизнь он пережил много страданий и боли, в конце её совершенно ослеп,
но при этом
сохранил и даже приумножил заповеданную Господом любовь к людям
и удивительную детскую простоту.
Всем посещавшим его он дарил тепло, отеческую ласку и утешение, многих наставлял советом
и гораздо больше — самой жизнью.
А молитвой своей творил чудеса.
Когда началась Первая Мировая война, ему было четыре года. Отца его Александра, взяли в солдаты.
Матери его Александре, было не по силам кормить большую семью, поэтому она послала двоих детей побираться.
За руку с шестилетней сестренкой ходил из дома в дом, прося ради Христа милостыню.
Так из села в село тащились босые, оборванные детишки, радуясь корочкам хлеба, моркови и огурчикам, которые подавали им бедные крестьяне.
Усталые и измученные, добрели дети до монастыря, в котором жила послушницей их старшая сестра.
Жалкий вид ребятишек тронул сердце сестры и она оставила детей при себе.
Так с раннего детства Павлик узнал жизнь людей, посвятивших себя Богу.
Мальчик усердно исполнял порученную ему работу.
Зимой он приносил к печкам поленья дров, летом полол огород, выгонял в поле скотину – в общем, делал все, что было ему по силам.
Носить подрясник восьмилетнего послушника благословил, живший некоторое время в монастыре, Патриарх Московский Тихон.
Он вырос, окреп и к восемнадцати годам исполнял всю тяжелую физическую работу в монастыре,
так как был там единственным мужчиной.
Тут грянула революция.
Как гром и буря прокатилась она по России, ломая старый уклад жизни, разрушая все кругом.
Монастыри разгоняли, храмы закрывали, духовенство арестовывали. Пришлось и Павлу покинуть обитель, приютившую его с детства.
Он пришел в монастырь Варлаама Хутынского, расположенный под Новгородом.
Здесь его облачили в рясофор с благословения епископа Алексия (Симанского), будущего Патриарха.
Но через четыре года, то есть в 22-м году и этот монастырь советская власть разогнала.
Павел начал работать на судостроительстве, которое называлось “Хутынь”.
Павел оставался глубоко верующим, посещал храм, был там на должности псаломщика.
Такие люди были неугодны советской власти, поэтому в 1938 году его арестовали.
Но, так как вины за ним не нашлось, его выпустили,
а в мае 41-го года снова арестовали по делу
архиепископа Варлаама (Ряшенцева)
/+1942/.
Если б не тюрьма, то попал бы Павел на фронт, так как в июне уже началась Великая Отечественная война.
Содержался вместе с иеромонахом Николаем (Воропаевым), растреляным в 1941 году.
Отец Павел любил вспоминать слова, сказанные ему отцом Николаем
после вынесения смертного приговора:
«Запомни, Павлуша:
Бог был, есть и будет. Храни веру православную!».
Эти слова отец Павел пронес через всю свою жизнь.
Долгое время Павел Груздев находился в одиночной камере в полной изоляции,
затем
в одноместную камеру из-за нехватки мест поместили 15 человек.
Заключённым не хватало воздуха, поэтому они, чтобы подышать, по очереди припадали к дверной щели у пола.
На допросах Павла подвергли пыткам:
избивали, выбили почти все зубы, ломали кости и слепили глаза, он начал терять зрение.
Во время допросов следователь кричал:
«Ты, Груздев, если не подохнешь здесь в тюрьме, то, потом мою фамилию со страхом вспоминать будешь!
Хорошо её запомнишь — Спасский моя фамилия, следователь Спасский!»
Отец Павел об этом рассказывал:
«Прозорливый был, зараза, страха, правда не имею, но фамилию его не забыл, до смерти помнить буду.
Все зубы мне повыбил, вот только один на развод оставил.»
В пересыльной тюрьме Павел терпел и голод, и грязь, а потом терпел дальнюю дорогу в Кировскую область, под город Пермь.
Там был расположен лагерь для заключенных – “ВУТЛАГ”.
Условия жизни в лагере были крайне тяжёлыми: голод, холод, непосильная работа,
издевательства и избиения, как со стороны руководства колонии, так и со стороны уголовников.
Однажды в декабре, в сильные морозы, уголовники отобрали у Павла валенки, привязали босого к дереву и оставили так стоять, обрекая на верную смерть.
Глубокий снег под ногами Павла протаял до земли, однако ему удалось выжить.
О другом подобном случае отец Павел рассказал следующее:
В самый канун Рождества обращаюсь к начальнику и говорю:
«Гражданин начальник, благословите в самый день Рождества Христова мне не работать, за то я в другой день три нормы дам.
Ведь я человек верующий, христианин».
«Ладно, — отвечает, — благословлю».
Позвал ещё одного охранника, такого, как сам, а может и больше себя.
Уж били они меня, родные мои, так, не знаю сколько и за бараком на земле лежал.
Пришёл в себя, как-то, как-то ползком добрался до двери, а там уж мне свои помогли и уложили на нары.
После того неделю или две лежал в бараке и кровью кашлял.
Приходит начальник на следующий день в барак:
«Не подох ещё?»
С трудом рот-то открыл:
«Нет, — говорю, — ещё живой, гражданин начальник».
«Погоди, — отвечает. — Подохнешь».
Было это как раз в день Рождества Христова.
Окончилась война, окончился и срок ссылки отца Павла. Его привезли в Москву, но свободы он не получил.
Отец Павел был снова отправлен в ссылку, но уже в Казахстан.
В вагоне для заключенных, называемом “душегубка”, отец Павел ехал в течение двух месяцев до города Павловска.
Среди бандитов и воров, озлобленных, больных, голодных, терпя то холод, то жару, грязь и смрад, время для отца Павла тянулось мучительно долго.
Отрадой была только сердечная молитва да общество двух священников, которые ехали в одном вагоне с отцом Павлом.
Наконец поезд остановился.
Заключенных выпустили, выстроили, начали проверять по спискам. Их строили в колонны и под конвоем уводили.
Куда – никто не знал, кругом простирались голые безконечные степи.
К вечеру вокзал опустел, на перроне осталось три человека, которые в списках преступников не числились.
То были два священника и отец Павел.
Они обратились к начальству с вопросом:
– Куда нам деваться? Документов у нас нет, кругом чужие места.
– Идите сами в город, там в милиции спросите
– был ответ.
Отец Павел рассказывал так:
“Настала ночь. Кругом тьма непроглядная, дороги не видно. Усталые от двухмесячной тряски в вагоне,
опьяненные свежим воздухом после духоты и смрада в поезде, мы шли медленно и вскоре выбились из сил.
Мы спустились в какую-то ложбину, упали на душистую траву и тут же заснули крепким сном.
Я проснулся до рассвета и увидел над собой звездное небо. Давно я его не видел, давно не дышал свежим воздухом.
На пригорке отец Ксенофонт стоит на коленях и Богу молится. А другой мой спутник к воде спустился, белье свое стирает.
А уж какие мы были грязные и оборванные – куда страшнее нищих!
С радостью вымылись мы в речной воде, выстирали с себя все, разложили сушить на травушке.
Взошло солнце и ласкает нас своими горячими лучами.
“Наступит день, тогда пойдем в город искать там милицию, – думаем мы,
– а пока еще все спят, Богу помолимся”.
И вдруг, слышим мы:
“Бум, бум!” – плывут по реке звуки колокола.
– Где-то вблизи храм! Пойдемте туда, ведь мы уже столько времени без Святого Причастия!
Рассвело.
Мы увидели поселок, а среди него небольшой храм. Радости нашей было не передать!
У одного из нас оказалось три рубля. Мы их отдали на свечи и за исповедь, больше у нас ни гроша не осталось.
Но мы ликовали:
“Мы с Богом, мы в церкви!”.
Отстояли мы обедню, причастились, к кресту подошли. На нас обратили внимание.
Как стали все выходить, то нас окружили, расспрашивают.
Народу было много, ведь был большой праздник. Нас пригласили за стол, стали угощать, с собой надавали пирожков, фруктов…
Кушали мы дыни и плакали от радости и умиления: все кругом были такие ласковые, приветливые.
Они нас ободряли, они узнали, что мы ссыльные и жалели нас, так трогательно все было…
Потом нас проводили к властям – в местную милицию.
Узнав, что со мной священники, в конторах все просили благословения, складывая руки и целуя нас.
Вместо паспортов нам выдали справки, по которым мы должны были проживать в окрестностях Петропавловска и ходить отмечаться в контору.
В 56-м году отец Павел Груздев был реабилитирован, то есть признан ни в чем не виновным.
* * * *
Так прошли восемнадцать лет его жизни по тюрьмам и ссылкам. Он Господа не забывал, молился и не унывал, а помогал людям, чем мог.
В 60-е годы было трудно найти человека, который знал бы хорошо церковную службу.
А так как, отец Павел был монахом – мог в церкви и читать, и петь, и пономарить – то без работы он на родине не остался.
Местный архиерей вскоре рукоположил отца Павла в священники, дал приход.
И прослужил отец Павел в Ярославской области около сорока лет!
Простой, отзывчивый, благоговейный иерей – он был любим и уважаем своей паствой.
Слух о нем прошел далеко, отца Павла народ стал почитать - как старца святой жизни.
К нему потянулись люди из многих городов, ища совета, утешения и наставления в вере.
С июня 1992 года по состоянию здоровья переехал в Тутаев, жил в сторожке при Воскресенском соборе,
поскольку не имел никаких средств для приобретения жилья.
Несмотря на полную слепоту и тяжёлую болезнь продолжал служить и проповедовать, принимать народ.
Похоронен в сослужении 38 священников и 7 диаконов, при большом стечении народа на Леонтьевском кладбище Тутаева
рядом с родителями.
Место погребения отца Павла пользуется народным почитанием, к нему приезжают паломники из разных регионов России.
На могиле старца постоянно служатся панихиды.
Комментарии 1
навозной...