Видели, как Он вздрогнул, увидав шеренгу штаб-офицеров.
Государь всех обходит, подавая руку.
Но, вот, конец этой шеренге…
Крупные слезы текли по Его лицу,
и,
закрыв лицо рукой,
Он быстро вошел в вагон…
Прощание со Ставкой и армией....
Государь видимо сдерживает волнение.
У иных офицеров на глазах слезы.
Наступила еще и последняя минута…
Где-то, тут, должны нахлынуть тени:
Сусанина, Бульбы, Минина, Гермогена, Кутузова, Суворова
и тысяч былых верных.
Здесь и гвардия, военное дворянство, народ…
Слезы офицеров – не сила…
Здесь тысячи вооруженных.
И ни одна рука не вцепилась в эфес,
ни одного крика "не позволим",
ни одна шашка не обнажилась,
никто не кинулся вперед,
и в армии не нашлось никого,
ни одной части,
полка,
корпуса,
который, в этот час,
ринулся бы, сломя голову
на выручку Царя, России…
Было мертвое молчание».
Чего стоили Николаю II эти псковские и Могилевские дни, хорошо видно из воспоминаний Юлии Ден,
которая была поражена тем, как изменился Император:
«Когда мы вошли в красный салон и свет упал на лицо Императора, я вздрогнула.
В спальне, где освещение было тусклое, я его не сумела разглядеть, но сейчас увидела, насколько он изменился.
Смертельно бледное лицо покрыто множеством морщинок, виски совершенно седые, вокруг глаз синие круги.
Он походил на старика».
8 марта 1917 года Император Николай II отдал свой последний приказ по армии:
«Обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска.
Да поможет Бог вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину от злого врага.
В продолжение двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий
и уже близок час,
когда Россия,
связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе,
сломит последнее усилие противника.
Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы.
Исполняйте же ваш долг,
защищайте доблестно нашу великую Родину,
помните,
что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу.
Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах безпредельная любовь к нашей великой Родине.
Да благословит вас Господь Бог
и да ведет вас к победе святой великомученик и победоносец Георгий.
НИКОЛАЙ. 8 марта 1917 года.
Ставка.
Подписал:
начальник штаба, генерал Алексеев».
«Трудно встретить более благородное, более сердечное
и великое в своей простоте
прощальное слово Царя,
который говорит только о счастье, оставленного им народа и благополучии Родины.
В этом прощальном слове сказалась вся душа Государя и весь его чистый образ»,
– писал генерал Дубенский.
Об этом же пишет и С.И. Мельгунов:
«Может ли, кто-нибудь, прочитав приказ, написанный в ту минуту, когда, утратив свое высокое положение, он был арестован
- Узнав о приказе Николая II, Бьюкенен писал:
«Государь показал себя с самой благородной стороны.
Все личные соображения были им отброшены и все его мысли были направлены на благо Родины».
– П.М., поверить, что Император был лицемерен?!»
«Демократическое» Временное правительство побоялось довести последний приказ Царя до армии.
Специальной телеграммой Гучкова на имя Алексеева категорически запрещалось передавать приказ в войска.
Алексеев, столь недавно рыдавший при прощании с Государем, немедленно исполнил этот приказ,
хотя
он даже не был подчинен военному министру.
«До Государя на другой день дошло известие о запрещении распубликовывать его прощальное слово войскам
и Его Величество был глубоко опечален и оскорблен этим непозволительным распоряжением.
– пишет Дубенский
Почему же, Временное правительство так испугалось этого спокойного и внешне ему совершенно не опасного приказа свергнутого Царя?
«Почему? – вопрошает Мельгунов.
– Не потому ли, что прощальное слово Государя вступало в резкую коллизию с настроением либеральной общественности,
воспринимавшей и оправдывавшей переворот,
как неизбежную реакцию на антипатриотическую позицию старой власти?
Не потому ли, что впечатление, полученное Бьюкененом 4 - 8 марта 1917 года
Временное правительство объявило Николая II
«лишенным свободы». – (П.М)..
могло совпасть с аналогичным в армии,
которое, не могло бы оправдать
ни ареста бывшего Императора,
ни юридического разследования
его прикосновенности к воображаемой "измене"?»
Свержение Николая II означало не только военное поражение России.
С уходом русского Царя
уходят:
нравственное начало,
безкорыстие,
верность слову,
благородство и искренность,
то есть, те качества,
которые
последний русский Царь возвел в основы своей государственной деятельности
и которые
были свойственны вообще русскому самодержавию.
«Получилось так, – писал Г.М. Катков,
– что самодержавие - как институт,
дает самые благоприятные условия
для воспитания личности,
совершенно чуждой стяжательству
и низким инстинктам,
той личности,
о которой думал Достоевский,
создавая своих положительных героев».
Флигель-адъютант Николая II полковник А.А. Мордвинов
писал:
«Он был, быть может, не властным Царем,
но был большим человеком,
что важнее,
человеком,
что бы там ни говорили - с большой волей,
с волей не напоказ,
и с большим сердцем;
человеком, умевшим сдерживать себя,
не думать о себе,
подчинять свои собственные побуждения
чувству долга,
не заискивать перед другими
и не примиряться с тем,
чему противилась его совесть.
Ни перед кем наша Родина не должна себя чувствовать такой виноватой, как перед ним.
У нее даже нет оправдания,
что он "сам подставил себя под удары рока".
Не рок,
а люди – русские люди,
которых он так любил,
в которых верил,
которыми гордился,
сделали его жизнь - столь несправедливо несчастной
и столь захватывающе великой в этом несчастии,
что, вряд ли,
когда-либо подобное видел свет.
Но, каким несчастьем оказался его уход для нашего "великого просвещенного века"
когда короли, под давлением парламентов,
вынуждены пожимать руки палачам и ворам, и не имеют возможности удержать своих министров
от тесных соглашений с убийцами и грабителями.
Эти властные веления текущих дней, подкрепленные волей даже парламентов всего мира,
не смутили бы "безвольного" Царя.
Они бы нашли у него достойный ответ.
Их, может быть и не было бы, вовсе,
если бы
он продолжал царствовать, как и раньше,
не только
на страх врагам человеческой совести,
не мирящейся с жадностью к золоту,
обагренной кровью невинных людей…
Его, вдохновителя и создателя первой конференции мира, проникнутого любовью к человечеству,
верившего в необходимость Заветов Христа, уже больше нет на виду у всех…
Великой, нравственной, удерживающей силы не стало на земле.
Остались, только, царствующие, но не управляющие короли, пугливо подчиняющиеся велениям парламентов,
да и сами парламенты,
громкие слова, которых, прикрывают, лишь, низменные побуждения выгод минуты.
Остались, правда, во всех странах еще несколько благородных людей, взывающих к разуму и человеческой совести.
Их голос еще изредка звучит довольно громко,
но для толпы,
в которую превратились народы,
их призывы не убедительны – она имеет возможность и желание их не исполнять,
при молчаливом согласии призрачных правительств.
Сознают ли, те, кто сверг русского Царя,
какой неизменной,
благодетельной силой - этот Царь был
и мог бы, быть для народов
и какое преступление совершено ими перед Богом и всеми людьми?
Я чувствую, что такого сознания нет даже у многих русских,
но хочу верить, что оно, наконец, к ним придет.
Без такой веры
стоит ли,
даже мечтать о крепкой, христианской России,
а без крепкой России, кто может спокойно жить на свете!»
8-го марта 1917 года, уже лишенный свободы, Николай II отбыл из Могилева в Царское Село.
Когда Государь сел в поезд, то заметил несколько гимназисток, которые стояли на платформе, пытаясь увидеть Императора.
Государь подошел к окну.
Комментарии 3