Предыдущая публикация
Опытная сиделка
Хоронили Сергея Петровича Гладкова без оркестра и батюшки. Строго, скупо, быстро. Пара-тройка коллег, дочь Натэлла и бывшая сиделка Галина Степановна – вот и все, кто присутствовал на скорбном мероприятии. Пока опускали гроб с телом в мягкую песчаную землю, все думали о чем угодно, только не о Сергее Петровиче лично.
Коллеги волновались: кто займет место покойного? Фирма немаленькая, денежный оборот огромный. Хозяин был суров, оборотист, но справедлив. И, главное, зарплатой не обижал. А если наследство перейдет дочери, то как она распорядится с делом отца? Продаст бизнес или сама встанет во главе? Ох, час от часу не легче… Пронеси Господь, как говорится…
Дочь размышляла о том же самом. Заместитель ей сразу не понравился. С ним будет чрезвычайно сложно. Но концепцию необходимо менять – все в мире меняется. А этот, отцовский выкормыш, поддаваться не пожелает – упертый. Придется убирать, ну а за ним потянутся корешки недовольных. Новая метла… Ох, как не хочется быть стервой, богатенькой доченькой-наследницей, и все такое, прочее… А ведь будут шипеть, будут пальцем показывать… Продать бизнес к чертям собачьим и вернуться в Европу? Нетушки, дудки, дорогие господа… не дождетесь.
А сиделка ни о чем не думала. Она просто смотрела, как с дерева на дерево перескакивает шустрым огоньком озорная белочка. Вот она присела на суку прямо над могилой, вглядываясь в лица участников похоронной процессии. Потом презрительно циркнув, ускакала, мелькнув хвостиком: мертвым лежать, живым – жить.
После оглашения завещания пришлось вызывать скорую – Натэлле стало плохо. Дежурные скорой покачали головами: девушке всего тридцать лет, а уже такая расшатанная нервная система. Совсем никуда не годится. Хотя, было от чего потерять сознание.
Все активы и недвижимость, все, что заработано тяжелым трудом Гладкова и «Ко», по завещанию было оставлено… сиделке! Натэлла помертвела даже, а на лице – ни кровинки!
Конечно, скандал! Журналисты плотным кольцом окружали Галину Степановну, которая зайцем металась за живой людской оградой, жужжавшей бесконечным потоком вопросов. Ей удалось выкрутиться, вырваться и испариться. Представители «второй древнейшей», словно рой шершней, налетели на Натэллу. Та вяло отмахивалась. Что говорить? Нечего! Мошенничество чистой воды. Произвол! И это, заметьте, не девяностые!
За неделю Натэлла кое-как пришла в себя и снова пригласила журналистов. Нужно было выходить на необъятные просторы интернета, на обжитые нивы телевидения, как регионального, так и федерального масштабов. Милая, совершенно растерянная, она с трудом подбирала слова, пытаясь объяснить ведущему крупного телевизионного канала, как такое вообще могло произойти.
- Я не понимаю, - сбивчиво рассказывала Натэлла, - папа нанял эту сиделку в очень хорошем агентстве. Рекомендации у Галины – железные. Опыт работы – колоссальный. И стаж – тоже. Папа был доволен Галиной. А ему очень трудно угодить, поверьте. И чтобы он, находясь в здравом уме и трезвой памяти, составил немыслимое по глупости завещание… Это просто не укладывается в моей голове!
Натэлла осталась практически нищей. Ну, что там у нее было: жалкая квартирка в Варшаве, где она жила в последнее время. Пара тысяч долларов на счету. Муженек, ушлая скотина, обобрал ее до нитки. Прав был покойный отец: не стоило связываться с этим Виславом. Натуральный альфонс. Господи, ну почему она такая несчастная? Бог с ним, с Виславом, переживет как-нибудь. Но отец? Родной отец! Как он мог с ней так поступить? Ведь он любил ее, единственную дочку. Любил, баловал и понимал! Ближе человека просто не было на Земле!
Натэлла горько плакала в подушку. Бедный папка! Как же она так промахнулась с выбором сиделки! Ведь это она, подлая, опоила чем-то сильного и умного мужчину! Ведь это она состряпала подлое завещание! Наверное, издевалась над беспомощным больным все время, пока была рядом. У Натэллы холодок пробежал по спине – сколько фильмов снято на такие темы, сколько написано книг! Как можно так слепо доверять чужому человеку?
Галина звонила каждый день с подробными отчетами и фотографиями: вот она везет Сергея в больницу, вот улыбающийся доктор-профессор, между прочим, медицины, проводит консультацию. Первая операция. Вторая… Папа выглядит очень хорошо. Папа завтракает. Папа ужинает. Папа на прогулке. Папа читает. Папа у моря. И рядом – она, Галина, добрый ангел семьи.
Журналисты с ног сбились, разыскивая сиделку. Оказалось, все это время Галина Степановна пряталась за высоким глухим забором особняка Гладкова. Телефонные переговоры ничего не дали. Юристы покойного наперебой галдели: все документы подлинные, никаких махинаций, чисто. Сергей Петрович, несмотря на тяжелое онкологическое заболевание, был в полном адеквате.
- Что вы нас за дураков каких-то держите? – холодно отбивался от назойливых искателей правды нотариус Васильев, - мы свою работу знаем. И терять доброе имя не собираемся. Вы только послушайте фамилии людей, с которыми работаем! Нет, вы послушайте! Надеюсь, прочтение списка клиентов подействует на вас, уважаемые, хм, господа, подействует отрезвляюще!
Натэлла хваталась за голову – это какой-то сюр! Так не бывает! Она сидела на кладбище возле могил отца и матери, раскачиваясь, как китайский болванчик.
- Как же ты, папа! Как? За что ты так со мной? – спрашивала она у фотографии, где Гладков, еще молодой и здоровый, задорно улыбался своей дочери. Улыбался и молчал.
- Мамочка, милая, - обращалась Натэлла к матери, красивой и такой еще юной, - помоги! Помоги мне! – Натэлла переходила на рыдания.
Нет. Не поможет ей мама. Не знают они с мамой друг друга: умерла мамуля Натэллы при родах. Вот и пришлось отцу воспитывать девочку в одиночестве. Никаких других женщин в жизни Гладкова больше не существовало! Только дочь и работа! Как же удалось этой хитрой змее влезть отцу в доверие, свернутся у него в сердце холодным чешуйчатым клубком, выпивая день за днем его жизненные силы и здоровье?
***
Галина Степановна с раздражением отбросила от себя мобильник. Все ополчились против нее. Дома, в кирпичной хрущевке, от соседей – никакого проходу. На двери квартиры намалевано краской – «С.ка». В социальной сети страничку, где зарегистрирована Галя, буквально придавило негативными комментариями, где «с.ка» - самый мягкий и безобидный. Встречались выражения и другого характера: многие относились к богатой наследнице с восторгом.
- Во, молодец баба! Окрутила мужика!
- Так и надо дочке! Ишь, ты, понаехала, понимашь, за наследством. А и фиганьки!
Случались и благоразумные, осторожные вопросы:
- А как часто появлялась дочь в доме больного отца?
И правда, а как часто она появлялась? Галина бы ответила: а никак! Но оправдываться ни перед кем не хотелось. Натэлла – единственная, избалованная до невозможности. Сергей до последней минуты ждал ее, звал, просил позвонить. И Галя до последней минуты звонила, писала, умоляла…
- Мне некогда, я на конференции, - отписывалась Натэлла.
Галина, тупо уставившись на экран телефона, не знала, что говорить Сергею. Какая конференция? Что за бред? Было видно: дочь не желает. Не хочет. Это так скучно – слушать жалобы и видеть вместо сильного властного мужчины дряхлую развалину.
Галя на ходу придумывала отмазки – вместо Натэллы (если уж ей самой лень их придумывать). Сергей верил и не верил. Точнее, хотел верить, что это так: что граница закрыта из-за пандемии, что граница закрыта из-за санкций, что просто сломался самолет, и поезд сошел с рельсов. Что страшно ехать одной. Что… Аннушка разлила масло…
Сергей терпеливо ждал. Плакал, как школьник, утыкаясь в хрустящую накрахмаленную подушку, не желая принимать некрасивую правду.
- Галь, за что? За что ТАК- ТО, Галь? – она держала его сухую ладонь, гладила по обритой голове и целовала его слезы. Ну как еще-то успокоить его? Как еще показать, что этот большой, ослабевший от нескончаемой, несмотря на сильные обезболивающие препараты, мужчина – любим. Все равно любим. Пусть не дочерью, но… Галей!
- Ты простила меня? Простила? – заглядывал в ее сухие глаза своими воспаленными глазами Сергей.
- Да, Сережа. Я давно тебя простила, - отвечала она.
Простила. Безусловно. Давно, еще в девяностых. Тогда Сергей не был несчастным существом, бессильно мечущимся на идеальной, подогнанной специально под Сергея, кушетке с идеальным постельным бельем. Тогда он был лихим и бесстрашным, как и время, в котором он жил.
Галя помнила его девятку (вишневую, конечно), запах салона девятки (терпкий мужской одеколон), помнила его самого. Светлорусый ежик на голове, голубые «левайсы» и кожанка. Светлые кроссовки. Золотую цепь… Эта цепь касалось Галиной груди, когда… Все так просто было тогда. Он подкатил на своей девятке, а она, не раздумывая, села в машину. Еще радовалась: этот парень так красив, так крут… Дура!
Больше встреч не было. Никогда. Ну зачем она Сергею? Сергей строил карьеру. Уже через год он сменил вишневую девятку на белый опель. А она меняла пеленки под маленькой Наташкой. В убогой комнате ветхой общаги, населенной, в основном, наркоманами и алкашами. Потолок тек, краны текли, а в туалет было страшно заходить: алкаши, то и дело, промахивались мимо изгаженного унитаза.
Наташка болела, хирела и медленно умирала в продуваемой сквозняками комнатке. В итоге – тяжелое воспаление легких . Такой крошке – и такая жизнь? Пока врачи вытаскивали ребенка с того света, обезумевшая Галя каким-то чудом прорвалась через охрану офиса Сергея и упала на колени перед ним.
- А почему моя? – привычный вопрос мужика. Но Гале не до обид. Она готова была вылизать его кожаные ботинки, ноги мыть и воду пить готова была!
Он смилостивился. Небрежно кинул ей пачку банкнот (как собаке). А потом явился в грязную халупу. Маленькую Наташку к тому времени выписали. Брезгливо отодвинул краешек одеяла, вгляделся в детскую мордочку и… оттаял.
- Ой, крошечка! Как ты на мою сестренку похожа! Те же глазки, и носик...
Он даже разрешения у Гали не спросил: поднял девочку на руки и унес. Мать рванула следом: растрепанная, в одном халатике. Алкашня расступалась перед Сергеем, прижимаясь к обшарпанным стенкам общажного коридора.
***
Нет. В новом доме для Гали места не нашлось. Ни в качестве жены, ни в качестве няни. Даже в прислуги Сергей ее брать не пожелал.
- Вот что, дорогая, - сказал он, - сделаем так. Я плачу тебе немаленькую сумму. А ты исчезаешь из нашей жизни! Купи себе нормальное жилье, заведи нормального мужика, роди ему детей, но про Натэллу забудь. Ок?
У Наташки, оказывается, новое имя…
Галя не успела подумать. На руку легла увесистая пачка. Тяжелая пачка денег. Ее будущее. Ее – жизнь. Нормальная спокойная жизнь! И она приняла условия Сергея, положив пачку в сумочку и прижав сумочку к груди. Наташка Гале больше не принадлежала.
Быстренько состряпали историю про смерть молодой красотки. Нашли даже какую-то модель для фото на могилке. Сергей придумал себе жизнь одинокого папаши, воспитывающего юную принцессу.
А Галя… Галя купила себе квартиру, обзавелась мебелью и коврами. Утром убегала в терапию, ставить уколы бабкам, забивающим своими старческими мощами каждый уголок отделения. Зимой тут – не продохнуть, ни протолкнуться. Зато летом немощные бабки мощным косяком улетали на свои загородные участки, где совершали стахановские рывки, божьи одуванчики, блин.
Через сутки Галя, толком не выспавшись после смены, отиралась в кустах у забора Сергея. Наблюдала за дочерью. Иногда ее вывозили за забор – на белый свет. Так она и росла под Галиным присмотром из-за кустов.
Немудрено, что выросла настоящая принцесса. Красивая, милая, нежная. Но совершенно бесчувственная к страданиям других. Что теперь-то жаловаться папаше?
Галю он разыскал, когда узнал о своем заболевании. Ну а что? У Гали опыт. И душа у Гали, оказывается, тоже есть. А он и не знал… Он даже пытался «подвиг» тридцатилетней давности повторить. Правда, ничего не вышло – слаб. Галина Сергея тогда мягонько отодвинула и закутала одеялком: спи, герой. Я тебя и так люблю.
- Правда? – и опять мужские слезы, сопли.
Какое жалкое зрелище, Боже мой…
Но… Что было, то прошло. Милость к падшему – не пустой звук. И благодарность падшего – тоже.
Так Галина стала наследницей.
- Следи за Натэллой, Галенька. Ты одна у нее осталась. Не оставь ее, Галя. Наследство все тебе, потому что она глупая еще. Ее хахаль все в своей Варшаве промотает. А ты сохранишь. Сохранишь, я знаю. Только… Только не говори, что ты – мама. Не надо, - вот и последняя воля покойного. Вот тебе и благодарность. Даже на пороге смерти Сергей не пожелал равняться с прислугой. Не такой он, видите ли…
Такой, такой… Ты даже представить себе еще не можешь. Хотя, ТАМ тебе все популярно уже объяснили, наверное.
***
Галина уже и сама привыкла к деньгам. Оказывается, это восхитительно удобно. Хоть и страшно временами. А Наташка пусть помыкается немного, вкусит пудов соли и слез. Позабудет своего… как его, Вислава, что ли? А потом Галя познакомится с ней заново. Покажет ей письмо отца, где он рассказал всю правду и поставил условие: или Натэлла продолжит его дело, слушаясь опытного заместителя, или…
В общем, все у девочки сложится хорошо. Все изменится в лучшую сторону. Даже имя.
Галина решила потерпеть еще двенадцать месяцев. Наверное, хватит девочке времени, чтобы образумиться.
Автор: Анна Лебедева
Следующая публикация
Комментарии 2