На маяке
Море бушевало и пенилось. Волны набегали одна на другую с белыми
гребешками на спине и ударялись об отвесную скалу с такою силою, точно хотели
во что бы то ни стало достать маленький домик, приютившийся у высокого маяка на
верху скалы, и смыть его так, чтобы от него не осталось и камешка. Но домик и
маяк стояли крепко. Брызги волн едва долетали только до фундамента. Дул сильный
норд-ост. Чахлые деревца, посаженные вокруг маяка, гнулись и стонали под
напором ветра. В домике хлопали ставни. А наверху, сзади, над горным хребтом,
точно в насмешку, лениво ползли облака, ползли спокойно и тихо, и как будто
назло бушующему ветру, шли в противную сторону. На море буря, а наверху — тишь
и гладь и даже обратное течение воздуха. Это явление знакомо кавказцам.
Маяк стоял одиноко на выступе скалы. До ближайшего поселка было
одиннадцать верст где-то там, далеко за хребтом. Чтобы пройти туда, надо
подняться на гору, пройти перевал и спуститься в долину. В маленьком домике,
казавшемся пигмеем сравнительно с гигантом маяком, жил смотритель Лука Евсеевич
с семнадцатилетнею дочерью и солдат Фейзулин. Более никого. Впереди — море,
сзади — горы и ни одной живой души...
В эту бурю Лука Евсеевич стоял у фундамента маяка и смотрел в море. Ветер
неистово трепал его платье и жидкие волоски на висках. Брызги волн налетали на
него дождем. Он был без пиджака, в одной рубахе, но и рубаху расстегнул и
обнажил грудь так, что на нее дождем падали соленые капли. После каждого удара
волн он проводил рукою за пазухой, растирая воду, и повторял:
— За что же, за что? Чем я тебя прогневал, Господи?! Нет... надо, надо,
надо... Нельзя томить чужую жизнь...
— Фанар зажигать нада, ваш блародие, — закричал у него над ухом солдат-
татарин.
Лука Евсеевич не слышал. Шум моря заглушал человеческий голос.
— Жалко, жалко, сердце с места сорвется, а надо... — повторял он про
себя...
— Фанар, ваш блародие...
Лука Евсеевич вздрогнул и обернулся.
— А?
— Огонь, маяк... светить нада...
— Это ты, Фейзулин?.. Да, да, надо... свети, свети... — очнулся Лука
Евсеевич. - Эка буря-то какая...
Он уставился на солдата и стал смотреть, как ветер трепал его волосы и
фалдочки старого казенного мундирчика. Смотрел и ничего не понимал.
— Ходы домой, ваше блародие, — посоветовал солдат... — норд-ос... бура...
простуд... буд добры, ходы... глаза тебе не хороши...
ь