СОПЕРНИЧЕСТВО КУБО-И ЭГОФУТУРИСТОВ

Столетие назад за схваткой Маяковского и Северянина следили не менее пристально, чем недавно — за рэп-баттлом Оксимирона и Гнойного. Соперничество кубофутуристов и эгофутуристов вписывается в историю вечного литературного соревнования Москвы и Петербурга. Противники ожесточённо боролись за право называться «настоящими» футуристами, а не шарлатанами от искусства, спорили из-за эстетических разногласий, старались уязвить друг друга в манифестах.
Апофеозом этого соперничества стал знаменитый вечер «Избрание Короля Поэтов» в Москве, который прошёл 27 февраля 1918 года в Политехническом музее. О нём сообщалось в газетном объявлении:
"Поэты! Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии. Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием. Всех поэтов, желающих принять участие на великом, грандиозном празднике поэтов, просят записываться в кассе Политехнического музея до 12 (25) февраля. Стихотворения не явившихся поэтов будут прочитаны артистами. Желающих из публики прочесть стихотворения любимых поэтов просят записаться в кассе Политехнического музея до 11 (24) февраля. Результаты выборов будут объявлены немедленно в аудитории и всенародно на улицах.
Порядок вечера:
1) Вступительное слово учредителей трибунала.
2) Избрание из публики председателя и выборной комиссии.
3) Чтение стихов всех конкурирующих поэтов.
4) Баллотировка и избрание короля и кандидата.
5) Чествование и увенчание мантией и венком короля и кандидата".
По итогам состязания этот титул присудили Северянину, второе место занял Маяковский, а третье — Каменский ⁠ (по другим свидетельствам, Бальмонт). Вероятно, именно этому вечеру посвящено стихотворение Северянина «Рескрипт Короля»:
Отныне плащ мой фиолетов,
Берэта бархат в серебре:
Я избран Королём поэтов
На зависть нудной мошкаре.
Сергей Спасский ⁠ вспоминал об этом вечере, устроенном антрепренёром Фёдором Долидзе⁠:
"Зал был набит до отказа. Поэты проходили длинною очередью. На эстраде было тесно, как в трамвае. Теснились выступающие, стояла не поместившаяся в проходе молодёжь. Читающим смотрели прямо в рот. Маяковский выдавался над толпой. Он читал «Революцию», едва находя возможность взмахнуть руками. Он заставил себя слушать, перекрыв разговоры и шум. Чем больше было народа, тем читал он свободней. Тем полнее был сам захвачен и увлечён. Он швырял слова до верхних рядов, торопясь уложиться в отпущенный ему срок. Но «королём» оказался не он. Северянин приехал к концу программы. Здесь был он в своём обычном сюртуке. Стоял в артистической, негнущийся и «отдельный».
— Я написал сегодня рондо, — процедил сквозь зубы вертевшейся около поклоннице.
Продекламировав с эстрады стихи, Северянин уехал. Тем временем шёл подсчёт голосов:
Маяковский выбегал на эстраду и возвращался в артистическую, посверкивая глазами. Не придавая особого значения результату, он всё же увлёкся игрой. Сказывался его всегдашний азарт, страсть ко всякого рода состязаниям.
— Только мне кладут и Северянину. Мне налево, ему направо.
Северянин собрал записок всё же больше, чем Маяковский. «Король шутов», как назвал себя Дуров, объявил имя «короля поэтов». Третьим был Василий Каменский".
Воспоминания современников об этой победе противоречивы. Очевидец Рубен Симонов рассказывал о встрече с Василием Каменским, который так объяснил это обстоятельство:
"— Как же так получилось, что избран был Игорь Северянин? — задал я вопрос Василию Васильевичу.
— О, да это преинтереснейшая история, — весело отвечает Каменский. — Мы решили, что одному из нас почести, другим — деньги. Мы сами подсыпали фальшивые бюллетени за Северянина. Ему — лавровый венок, а нам — Маяковскому, мне, Бурлюку — деньги. А сбор был огромный!"
Говорил ли Каменский правду или из озорства хотел досадить Северянину, неизвестно. Кубофутуристы ревниво отнеслись к победе Северянина и объявили выборы недействительными. В пику «королю поэтов», выпустившему сборник с новым титулом, они устроили собственный вечер под лозунгом «Долой всяких королей» с целью лишить «самозванца» короны. Северянин вовсю использовал новый статус и даже устроил 9 марта «поэзовечер» «Короля поэтов Игоря Северянина», а гилейцы объявили в единственном номере «Газеты футуристов» (март 1918 года) о создании «Поэтной комиссии по ликвидации И. Северянина как короля поэтов». Там же в заметке «Братская могила» анонимный автор свёл счёты с эгофутуристами и их альманахом «Поэзоконцерт»: «Шесть тусклых строчил, возглавляемые пресловутым «королём» Северяниным, издали под этим названием сборник ананасных, фиалочных и ликёрных отрыжек. Характерно, как из шутки поэтов — избрание короля — делается финансовое дело. Отсутствие цены на обложке — широкий простор для спекуляции». Вскоре после этой перепалки Северянин окажется в эмиграции, эгофутуризм постепенно утратит свои позиции, но сам «король поэтов» будет тепло вспоминать те годы: «Полному объединению «Эго» и «Кубо» всегда мешали и внешние признаки вроде цветных одежд и белизны на щёках. Если бы не эта деталь, мыслили бы футуризм воедино под девизом воистину «вселенского». (Мой «Эго» назывался «вселенским».) Никаких ссор между мною и Володей не бывало: бывали лишь временные расхождения. Никто из нас не желал уступать друг другу: «Молодо-зелено» — Жаль!»
С чего началось это противостояние? Русский футуризм был очень пёстрым: под его флагом выступали и радикальные кубофутуристы-гилейцы, и рафинированные эгофутуристы под началом Игоря Северянина, и члены эстетского «Мезонина поэзии» (Шершеневич, Хрисанф, Большаков и другие), и поэты «Центрифуги» (Бобров, Асеев, Пастернак). Все они соревновались друг с другом за первенство в русской поэзии.
Три кита русского кубофутуризма — Владимир Маяковский, Василий Каменский, Давид Бурлюк — и «председатель земного шара» Велимир Хлебников заявили о себе раньше всех. Они были тесно связаны с новой западной живописью (кубизмом, фовизмом), многие из поэтов сами участвовали в выставках как художники, поэтому к ним и применялась приставка «кубо-» — пока они сами не отбросили это название. Кубофутуристы организовали группу «Гилея» — так называлась в «Истории» Геродота та область, где находилось село Чернянка Таврической губернии: сюда наведывались в гости к братьям Бурлюкам их друзья-футуристы. Гилейцев называли и другим словом — «будетляне»: этот неологизм Хлебникова означает «люди, которые будут». Кубофутуристы, заявившие о себе как о «скифах» и варварах, были новаторами и нигилистами по отношению ко всей предшествующей культуре. Они отрицали старое искусство, занимались словотворчеством, провоцировали слушателей и читателей.
Одна из главных дат в истории кубофутуризма — 1910 год, когда в Петербурге был издан первый коллективный сборник группы «Садок судей». В манифесте, напечатанном на обороте разноцветных обоев, игнорировались знаки препинания и буквы ять и ер, использовались эпатажные неологизмы. Это первое коллективное выступление кубофутуристов, о котором Василий Каменский в своих мемуарах говорил как о «яркоцветной ракете на сером небе старенькой литературы», на самом деле было лишь подступом к дерзкому манифесту «Пощёчина общественному вкусу» (1912). В этой программе, подписанной Бурлюком, Кручёных, Маяковским и Хлебниковым, гилейцы сформулировали скандальные лозунги: «Только мы — лицо нашего Времени. <…> Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности. Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней. <…> Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Соллогубам ⁠, Ремизовым, Аверченкам, Чёрным, Кузьминым ⁠, Буниным и проч. и проч. — нужна лишь дача на реке». Манифест в обложке из грубой мешковины был напечатан на серой обёрточной бумаге: так футуристы бросали вызов эстетике роскошных символистских изданий. С этого эксцентричного заявления началась широкая известность кубофутуристов, которую усилило провокационное поведение во время поэтических выступлений и турне.
С. Казакова
Продолжение следует
Фото: Алексей Кручёных, Давид Бурлюк, Владимир Маяковский, Бенедикт Лившиц и Николай Бурлюк. Москва, 1913 год