Образование

Это фото, сделанное в 1964 году, надолго вошло в историю и облетело почти весь мир. Что же в нём особенного? На этом снимке запечатлена знаменитая актриса Марлен Дитрих, которая опустилась на коленях перед каким-то мужчиной. Кто же этот мужчина и что заставило звезду мирового масштаба склонить перед ним голову? Юная Марлен Дитрих очень любила читать. Однажды ей попал в руки рассказ Константина Паустовского «Телеграмма», переведённый на английский язык. Рассказ повествует о молодой женщине Анастасии, уехавшей из деревни в город и забывшей о своей матери. В результате мать умирает в одиночестве — Настя опаздывает на её похороны. «Телеграмма» так тронула Марлен, что она уже не могла забыть ни название рассказа, ни имя писателя. В своей автобиографической книге «Рассуждения» актриса написала: «Он произвёл на меня такое впечатление, что ни рассказ, ни имя писателя, о котором никогда не слышала, я уже не могла забыть. Мне не удавалось разыскать другие книги этого удивительного писателя. Когда я приехала на гастроли в Россию, то в московском аэропорту спросила о Паустовском… Он в то время был болен, лежал в больнице. Позже я прочитала оба тома “Повести о жизни” и была опьянена его прозой». Когда Дитрих приехала в Советский Союз, её спросили, что бы она хотела увидеть здесь. И звезда ответила: «Я бы хотела увидеть советского писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет!» Хотя Паустовский был уже тяжело болен, его разыскали и пригласили на встречу с Марлен. Он не отказался. И то, что произошло тем вечером, вошло в историю. Пожилой Паустовский вышел на сцену, чуть пошатываясь. И тут мировая звезда, подруга Ремарка и Хемингуэя, вдруг, не сказав ни слова, опустилась перед ним на колени в своем сверкающем вечернем наряде. Платье было таким узким, что нитки стали лопаться, и камни посыпались по сцене. Но Дитрих не обращала на это внимания. Она поцеловала руку Константина Георгиевича, а потом прижала её к своему лицу, залитому слезами. Весь зал сначала замер, а потом люди потихоньку начали вставать. Внезапно тишина сменилась ошеломительными аплодисментами. Когда Паустовского усадили в кресло и зал затих, Марлен призналась в своей старой любви к рассказу «Телеграмма» и её автору. «С тех пор я чувствовала некий долг— поцеловать руку писателя, который это написал. И вот — сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо!» — сказал актриса.

Запятая перед союзом КАК ставится: 1. Если это сравнительный оборот. Пример: Её глаза блестели, как крыжовник. 2. Если есть вводное сочетание: как обычно, как всегда, как правило. 3. Когда это приложение с причинным значением. Пример: Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет. 4. Когда "КАК" соотносится со словами: так, такой, тот, столь. Пример: Изучаем таких поэтов, как Пушкин. 5. "КАК" вместе с "И". Пример: Деревья, как и люди, имеют свою судьбу.

Я влюбилась... Да - да, при живом муже, почти сорокалетнем стаже семейной жизни и в возрасте» 50 с хвостиком», причем, хвостик довольно внушительный. Но ceрдцу не прикажешь! Впервые я увидела его на скамейке в парке. Очень элегантный, в белых перчатках (вы много видели представителей мужского пола в перчатках?!), черный волос отливал благородной сединой. Глаза.... Ах, эти глаза! Цвет их был прямо- таки медовым, они магнетически притягивали взгляды прохожих. Я не стала исключением. Едва я взглянула в этот медовый омут, ceрдце пропустило удар...и вот она, Любовь!!! На следующий день я снова пошла на прогулку в этот парк, на ту же аллею. Он сидел на скамейке, блаженно щурясь под последними тёплыми лучами осеннего солнца. С тех пор я стала ежедневно ходить на прогулку в одно и то же время. Были дни, когда я его не видела. Тогда в голову лезли мрачные мысли и время до следующей встречи тянулось, словно резиновое. Погода постепенно портилась, но он все так же ежедневно сидел в парке, иногда зябко вздрагивая, иногда кутаясь в свой неизменный черный наряд с белой бабочкой под тяжёлым мужским подбородком. Видно было, что спешить ему некуда и не к кому. Ко всем прохожим, в том числе и ко мне, он относился безразлично. Впрочем, иногда, оглядываясь, я видела, что он провожает меня взглядом. Но в этом взгляде не было ни призыва, ни надежды, ни хотя бы заинтересованности. Просто поворот головы. Однажды я решилась и присела на скамейку рядом с ним. Медовый взгляд... взмах перчаткой...и все. Он не отодвинулся от меня, но и не сел ближе. Редкие снежинки кружились в воздухе, оседая на его пышных усах. Да, я никогда не любила усатых, но в его усах я находила необъяснимую прелесть! Наверное, так всегда бывает, что у любимых все прекрасно. Долго так продолжаться не могло- эмоции переполняли меня, требовали выхода, и я решила рассказать обо всем мужу. Взахлёб я описывала свои чувства, рассказывала о возлюбленном: говорила о глазах цвета меда, о благородной седине, о перчатках (явный признак аристократии!), о пушистых усах, о черном наряде с бабочкой. Когда я, перечисляя достоинства любимого, пошла на третий круг, муж спросил: » Скажи прямо, чего ты хочешь?». И я, словно рухнув с обрыва в ледяную реку, сказала:» Хочу, чтоб мы жили втроём!»..... Мой понимающий, мой замечательный, почти неконфликтный муж согласился!!! Так в нашей семье появился кот- черный, с белой бабочкой на шее, в белых перчатках на передних лапках, с пышными усами и медовыми глазами. P.S. назвали Базилем, ибо имя Васька, ну никак ему не подходило! Ольга Савельева

РОБЕРТ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ Я ОДНАЖДЫ ВЕРНУЛСЯ... Я однажды вернулся сюда, в этот город — сквозь дни и года. Показался мне город пустым, здесь когда-то я был молодым. Здесь любовь моя прежде жила, помню я третий дом от угла. Я нашёл этот дом. Я в окно постучал. Я назвал её имя — почти прокричал! Но чужой человек мне ответил без зла: «Здесь, наверно, она никогда не жила». Ты ошибся! — мне ветер сказал. Ты забыл! — усмехнулся вокзал. Ты ошибся! — шептали дома. Спелым снегом хрустела зима. А над крышами вился дымок. Но ведь я ошибиться не мог! Ведь звучало ещё среди белых снегов эхо первой любви, эхо наших шагов. А над городом снег всё летел и летел. Этот город меня узнавать не хотел. В нём была и надежда, и грусть. Я шагал по нему наизусть, я в его переулки нырял, где когда-то любовь потерял. Я искал, я бродил дотемна, но нигде не встречалась она. Я из города в полночь домой уезжал. Он летел за окном, он меня провожал. И ночные огни повторяли светло: «Всё, что было, — прошло... Всё, что было, — прошло...» Художник Александр Стародубов

– Слава, – сообщаю мрачно, – я села на диету. – А чего такая грустная? – сочувственно откликается муж. – Раздавила? – Козёл, – бормочу я и шлепаю на кухню варить волшебное похудайское хрючево. Минут через 10 муж начинает тревожно принюхиваться. – Да! – с вызовом говорю я. – Я на диете и буду это есть!… – Да подожди, – отмахивается Слава, не переставая дергать носом. – Точно... Тот самый запах... Мммм... И блаженно разваливается в кресле. – Чегооо? – недоверчиво спрашиваю я. – Тебе нравится, что ли? Никогда не думала, что у меня может быть что-то общее с человеком, которому нравится запах вареного сельдерея. Им же пытать можно, если международная конвенция ещё не запретила. А судя по запаху — должна была. – Знаешь, – продолжает муж, прикрыв глаза от удовольствия, – когда я был маленьким, меня на лето к бабушке в деревню отправляли. И там такой же запах был, когда она готовила. Я расплываюсь в улыбке, а он продолжает: – Она свинюшек держала и два раза в день им вот такую хрень бодяжила... Один в один пахнет, прям ностальгия... Я стою охреневшая, а он открывает глаза и восторженно говорит: – А свиньи-то у неё знаешь какие жирные вырастали? И ржёт...)) Ну, вот, как так жить? Иллюстрация: Lisandro Rota

Разбираемся в ещё одном интересном происхождении слова. Да, слово «врач» своими корнями дотягивается аж до слова «врать». Проблема лишь в том, что раньше «врать» - это не «говорить неправду», а просто «говорить, болтать». В древности врачами называли тех, кто лечил заговорами. Словами. Говорением. Такие врачи «баяли» над больными слова-заклинания. Их ещё из-за этого называли «бахарь» - бормотун. Отсюда мы снова возвращаемся к тому, что слова «врач», «врать» и «ворчать» произошли от одного и того же древнего корня. Теперь вы знаете, почему среди врачей так много ворчунов. Русский язык(Грамотность)

Муж заглянул в сумочку жены и обнаружил там такое... Дима суетливо бегал по квартире и заглядывал в разные неожиданные места. Он явно что-то искал, потому что ранее он не уделял ни малейшего внимания тому, что творилось под тумбочкой в прихожей и на косметическом столике жены. А сейчас Дима беззастенчиво ползал на пузе, выгребая из-под дивана носки с признаками окаменения, фантик, пищащую игрушку кота и, казалось бы, безвозвратно утраченный пульт от телевизора. Но судя по недовольному лицу поисковика, его поиски успехом не увенчались. Дима перевернулся с пуза на спину и протяжно застонал. - Ты что-то сказал? - донесся с кухни участливый вопрос жены. Дима пробурчал что-то неразборчивое и с кряхтением поднялся с пола. Время уходит, а ключи от машины он так и не нашел. Ну куда они могли подеваться в однокомнатной квартире? Не барабашка же их уволок! Дима решил прибегнуть к последнему средству - спросить у жены. Обычно это выливается в длинную лекцию о том, что Диме пора перестать раскидывать свои вещи и убирать все по местам, поэтому средство и было последним. Выслушивать нравоучения Дима не любил, но тут ситуация была уже безвыходной. Сам он проверил все места, где хотя бы теоретически могли оказаться злополучные ключи, и еще парочку мест, где ключей не могло быть точно. - Лен, а ты ключи от машины не видела? - с горьким вздохом спросил у жены Дима. - Видела, они у меня в сумочке. Я же на рынок сегодня ездила, - не отрываясь от процесса замешивания теста ответила жена и сдула выбившуюся прядку волос со лба. Дима тяжело вздохнул и заискивающим голосом спросил, не может ли Лена оторваться, чтобы достать ему ключи. Супруга молча вытащила из миски руки, густо облепленные тестом, и красноречиво продемонстрировала их мужу, после чего опять погрузила руки в миску. Дима вздохнул еще тяжелее и поплелся в коридор, где и обретался таинственный артефакт, который жена так небрежно именовала своей сумочкой. Этого изделия из бежевого кожзама Дима побаивался еще с тех времен, как увидел, что его Леночка легким движением достает из своей сумочки массивный газовый ключ, который по всем законам физики не должен был туда поместиться. С этого момента Дима уверовал, что в этой незамысловатой на вид вещице имеется пятое измерение и там вполне могут обитать всякие хтонические монстры. Отогнав от себя дурные мысли, Дима решительно взялся за сумочку. Первым порывом было просто перевернуть ее, вытряхнуть содержимое на стол, но окрик Лены, явно почувствовавшей это намерение, заставил Диму зажмуриться и запустить руку в чрево сумочки. Минуты три Дима бесцельно копошился в недрах сумочки, рассчитывая нащупать ключи, но потом понял, что это бесполезное занятие, слишком много там было всяких не поддающихся опознанию предметов. Тогда Дима решил вытаскивать их по одному, освобождая пространство. На белый свет была извлечена расческа, набор бумажных платков, тушь, помада, зеркальце, жвачка, калькулятор, батарейки, зажигалка, швейцарский нож, бутылочка воды, лак для ногтей трех цветов, резинка, свисток, газовый баллончик и обрывок цепи. А в сумочке все еще оставалось достаточно содержимого, чтобы ключи там было невозможно обнаружить. Недоуменно посмотрев на образовавшуюся кучку вещей, Дима опять решительно нырнул рукой в сумку, но сразу же вытащил, вопя и приплясывая на месте. Его там что-то укусило, да еще больно так! Отскочив подальше от опасного кусающегося монстра, Дима затравленным голосом спросил у жены, кто у нее там живет и не придется ли теперь делать уколы от бешенства. Выглянувшая из кухни недоуменная жена заверила, что кусаться там нечему, просто у кого-то слишком богатое воображение. Но оскорбленный недоверием Дима подсунул Лене под нос свой кровоточащий палец. Внимательно оглядев пострадавшую конечность, Лена улыбнулась и сказала, что Дима просто был неосторожен и наткнулся на швейный набор, вот и укололся. Дима придирчиво осмотрел собственный пострадавший палец и был вынужден согласиться с женой, хотя и не было в нем полной уверенности в ее словах. Дальнейшие раскопки он проводил уже более осмотрительно, выудив на божий свет злополучный швейный набор, зонтик, клубок проводов, пудреницу, кусок наждачки, одинокую таблетку и такой же одинокий носок. Вопросов к супруге у Димы становилось все больше, но времени на расспросы не было, он катастрофически опаздывал. После еще десяти минут поисков Дима сжимал в руке только что извлеченную из Лениной сумки елочную игрушку и готов был уже разрыдаться, когда за его спиной раздались шаги. Обернувшись, Дима увидел выходящую из кухни жену, вытирающую руки полотенцем. Она нахмурилась, увидев тот бардак, который навел Дима, извлекая из сумочки ее содержимое. Отстранив что-то бормочущего мужа, Лена не глядя запустила руку в сумочку и извлекла заветный брелок с ключами. Дима с радостным воплем постарался забрать ключи, но наткнулся на жесткий взгляд супруги. - Сначала убери все на место! Дима начал быстро запихивать все, что он выгреб обратно, но когда на столе оставалась еще половина добра, сумочка внезапно кончилась. В ней просто не осталось места, она раздулась, как бочонок, и не желала закрываться. От неожиданности Дима даже забыл, что опаздывает. Такого просто не могло быть! Он собственноручно все это извлек из сумочки, но теперь не сумел запихнуть обратно и половины! Лена, наблюдавшая за потугами мужа, закатила глаза, вздохнула и отобрала у мужа сумочку. Она одним легким движением сгребла туда все, что лежало на столе и поставила сумочку на место, после чего удалилась на кухню, оставив мужа бороться со смесью восхищения и ужаса. - Ведьма, - уважительно констатировал Дима и поспешил ретироваться из квартиры.

Придумал какую-то любовь! - Дед, а дед! Ты вставать будешь или нет? – поза и интонации у бабы Кати, как у сержанта-сверхсрочника. Кто духом послабей, и дрогнул бы. А дед бровью не повёл, пристально разглядывая заупрямившийся ремешок от часов: какого-то рожна сегодня вредничал, никак не попадая в свои скрепочки. Насупонив ремешок на запястье, дед поворочался и сел в кровати поосновательней. Сетка ее провисла почти до пола. Насобирав из «джентльменского набора» 4 таблетки, баба Катя бережно несет их в одной ладони. А в другой рук - стакан с водой. - Да я же сёдни пил, - вяло начинает дед, но старушка обрывает: - Каво ты врёшь. Пил он! Я уж курей накормила и печку подтопила, а ты ишо и вставать не думал. Пей, давай. Смотрю, смотрю, не косись, – подталкивает его под отечную колотушку руки, заставляя засыпать таблетки в рот. Проглядит – и в иранку сбросить может. Глаза у него стали чудные: то вроде без проблеска жизни, безучастные. А то вдруг заиграют какой-то детской хитринкой. В этот момент он потихоньку шкодит: прячет таблетки, считая, что его уже перекормили всякой химией. Разум тоже играет в прятки. То он есть, и дед обсуждает новости из телевизора и радио, вспоминает родню до пятого колена. То вдруг какой-то сквозняк по мозгам, который выдул последние двадцать лет, и он с утра засобирается на работу, с которой распрощался давным-давно, убеждая супругу, что опоздал к началу службы. Дед честно запивает таблетки, ворча: - Сколько их можно пить. Ничо ж не болит. - Потому и не болит, что пьёшь! Вставай, умывайся да чайвать будем. Подав руку, подтягивает тучного супруга своего к центру кровати. Тот, зевая и почесываясь, потихоньку вываливается из объятий своей старинной кровати, как из люльки и, нахлобучив тапки на отечные тоже ноги, по-медвежьи переваливаясь, плывет в другой край избы - к рукомойнику. Баба Катя терпеливо ждет за уже накрытым столом. Под полотенцем паруют стопкой блины, исходят паром две чашки – большая – дедова, поменьше – бабкина. - Хошь доктора в телевизоре и ворчат, что вредно, но как вот поись-то, без блинов, без сала, - продолжает спорить с невидимыми профессорами баба Катя. – Врут всё! А штоб мы поскорей с голоду помёрли. И пенсию платить не надо. А я не поем, так и заснуть не смогу. При подходе деда к столу успевает и стул поудобней поставить, и тарелку из-под широкого локтя убрать и торжественно открыть румяную горку. - Когда уж успела блинов-то напечь? - совсем по-детски удивляется дед, протягивая руку к самому горяченькому, сверху. - Дак не все ж лежебоки, койку мнут! - парирует бабка, пододвигая ему ближе вазочку со сметаной. Утренние посиделки с разговорами затянулись на добрых полчаса, пока дед не начинает ёрзать в поисках опоры для руки. - Пристал? Но, щас помогу, - поднимается со своего табурета бабка и опять подаёт ему руку. Взявшись за ее маленький кулачок, тоже, к слову, отёчный, дед начинает подыматься. С третьей, а то и с пятой попытки ему это удаётся и он потихоньку пускается в обратный путь. - Погоди! – опять по-сержантски останавливает бабка. - А гимнастика? Ты вчера еще сулился, что будешь шевелиться. Разве ж ты не понимаешь, што я тебя не смогу поднять, если ты совсем сляжешь? Давай-давай, занимайся, - на всякий случай добавила голосу, и обогнав деда по пути в комнату, встала наперерез. - От же ты зуууда! – машет головой дед. Прислонившись к косяку двери спиной, стал маршировать на месте. Так, вероятно, ему казалось. На самом деле ноги, обутые в растоптанные чуни, походили на ленивых цирковых медведей, которые не хотели шевелиться и подымались на дыбы только под резкий окрик дрессировщика. Суровая бабка – сержант, взглянув на старательные попытки «гимнастики», неожиданно покатилась со смеху: - Ты гляди, не схудай! Разошелся. Апполон Полведерский… Деду только этого и надо. Буркнув «хватит», поплыл в сторону своей коечки, по пути опираясь - то на угол кресла, то на угол печи, и подойдя к кровати, перехватившись за ее головку, тяжело занырнул в её спасительную глубину, как в гамак. А баба Катя, присев у окна, пододвинула к себе другой лекарственный коробок, вытащила свои таблетки и выпила утреннюю дозу. Устало посидела, грустно поглядывая на дедову стопочку таблеток. А потом, спохватившись, опять пошла обратно: - Но чо, недвижимость моя? Улёгся? Дай-ка гляну, носки не тугие? Не пережимают ноги? Не болит ничо? Дай, я маленько ноги разотру. - Да чо их шевелить. Нормальные. - Да они уж ничо не чувствуют. «Нормальные», - растирает осторожно отечные лодыжки, пугающе холодные под рукой, встревожено глядит в лицо деда. - Давай носки тёпленьки оденем. Щас я с печки подам. Совсем у тебя кровь-то не ходит, ишь замерзли ноги. Укутав деда, снова села за стол напротив божницы, позабыв про немытую посуду, и подняв глаза к иконе в углу над столом, неумело перекрестилась. Помнит, как крестилась в первый раз, размазывая по лицу сажу и кровь. Чего уж тогда она наговорила молчаливой иконе, не помнит. Не до того было. Было ей тогда 28 лет. Ветер в тот день гудел, как сумасшедший. Морок раскинулся над деревней дырявым смурным плащом, в котором от порывов то тут, то там появлялась новая рванина. Песок несло над деревней, и на зубах песок этот скрипел, и глазам было больно от въедливых соринок. Казалось, никогда не кончится этот ветреный день. После утренней дойки, повязав пониже платок, чтоб глаза защитить от хлестких ударов ветра, торопилась она домой с фермы. И за огородами на дороге увидела вдруг, что столб с проводами завален, а под ним лежит что-то, издалека зеленеющее на фоне серой земли. А потом захолодело вдруг внутри, и ноги чуть не отказали: в этом зеленом узнала она мужев мотоцикл. Не помня себя, бежала к столбу, к клубку спутанных проводов, среди которых он корчился, пытаясь выползти. Одежда на шее и на ногах тлела, разгораясь на ветру. Глянул на нее полубезумными от боли глазами, шевельнул рукой, на которой трепыхалась неопрятными лоскутами тлеющая фуфайка с коричневой дымной ватой, пытаясь отогнать её этим жестом от смертоносных проводов. Не обращая внимания на провода, которые опасно искрили в местах соприкосновения, подскочила к нему и, не касаясь руками, ногами в спасительных резиновых сапогах выталкивала его из смертельного клубка жалящих проводов в кювет. Молча, сжав зубы, размазывая по лицу слезы, упрямо толкала и толкала ногами его подальше от смертельной опасности, превратившись в бесчувственную машину, не давая воли сердцу, чтоб не упасть рядом с ним там, обхватив его руками. И потом только, поодаль, рухнула на коленки, сняв свою фуфайку, и гасила его тлеющую одежду, осторожно пыталась стянуть её, а потом увидела, что на помощь бегут люди. Домой его вели под руки, сбросив всё еще тлеющую фуфайку. В порванной полуобгоревшей рубашке, он шел, качаясь как пьяный, из-за шока, вероятно, не чувствующий боли. Огромный ожог был на шее, на руках, на ноге виднелся сквозь дыру в штанине. Дом, испуганные глаза ребятишек, поиски ножниц, куда-то запропастившихся. Срезанные полусгоревшие лохмотья одежды на полу. И её торопливые молитвы к Богу, как будто то того, насколько быстро она их прочтёт, зависела скорость «скорой помощи». Из больницы его выписали только через четыре месяца, в августе. Сожженная под шеей кожа срослась рубцами, будто к шее кто приложил огромную короткопалую пятерню. Чужая, уродливая, она по-хозяйски обхватила горло, сдавливая его при каждом неосторожном движении. Второй шрам был на ноге, выше колен – огромный поджаренный блин, больше четверти в диаметре. Раны только-только затянулись молодой кожей, любая одежда причиняла боль, и ходил он по ограде в широченных трусах и майке, широко расставляя ноги, как моряк во время качки, чтоб не причинять боль одеждой. Спасительный преднизолон, которым снимали в первые недели боль, и стал теми дрожжами, на которых стройный её Николай и стал «подыматься», сначала до 80, потом до ста, а потом и поболе, килограммов. Конечно, на килограммы и глядеть не стала – лишь бы одыбал и ожил. С годами затянулись все раны, даже рубцы стали не такими пугающими. А самым страшным сном много лет был сон о том, как она его вытаскивала из искрящих проводов. Вспомнилось, как однажды ночью, в декабре, приехал из соседнего села, где временно работал сменным, и постучал в дверь, уже в ночи. Шесть километров шел с трассы домой, обиндевел, как дед Мороз. Испугалась, ругала, оттирала, отпаивала горячим чаем. Растирала задубевшие ноги. Бог отнёс. Даже не чихнул назавтра… «Затосковал да и поехал»,- улыбался он ей оттаявшими губами. Много чего вспоминается Катерине. Как за всю их жизнь ни разу, считай не расставались – роддом да ожог не в счет. Свадьба вспоминается - и смех, и грех. Отправили его в соседнее село работать. Затосковали друг по другу, а работа - никуда не денешься. У неё – почти неделя отпуска. Вот и поехала в гости. Пожила там у него 4 дня, собралась домой, а паспорта в сумке нет. С собой ведь брала. А он сидит рядом с сестреницей (квартировал у нее), улыбается тихонько. Потом подаёт из кармана своего пиджака. Берет она паспорт, листает, а там…штамп о браке! Это што такое? - Ничо. Пошел в сельсовет (в одном помещении с клубом, где он работал). Говорю, моей некогда прибежать, распишите нас. Вот и расписали. Время - обед. Хозяйка, взглянув на «молодую», споро стала наставлять на стол горячее с плиты: картошку жареную, карасей, щи. - Саняяя! Иди, свадьбу гулять будем, - смеется, подзывая с ограды своего мужа. Пообедав вчетвером, стали уж планы строить, что дальше делать. Перебралась Катерина в Новониколаевку, три года там и прожили, а потом в свою деревню вернулись с двумя народившимися уже малышами. – Эта… Иди-ка сюда, – позвал из спальни дед. Баба Катя снова сорвалась с места. Стоя у изголовья, глянула пытливо: – Чего? – А щас утро или вечер? – Утро, конечно! Ты ж блины со мной ел. – А сама-то таблетки пила? Или токо меня травишь? – Пила, пила, не переживай. – Запереживаешь тут. Тебе вперёд меня никак нельзя. Я ж даже с койки без тебя не вылезу - и глаза деда глядели в этот раз вполне осознанно и серьёзно. – Ты бы телевизор, что ли, включила. Картина можа какая идёт, про любовь, – улыбнулся он, переключившись с хмурой мысли. – Придумал тоже, «любооовь». Разе она есть? Сказки! Дурь одна в этом телевизоре. Давай-ка, я лучше тебя побрею, - поднявшись с кресла, привычно включила бритву и стала сбривать щетину, сбавляя нажим на месте старого шрама на шее, а потом аккуратненько протёрла лицо влажной салфеткой. – Вишь, ты ишо и молодой, – улыбнулась она, и пригладила неровно ею же остриженный чубчик. Елена Чубенко

М.Ю. Лермонтов Волны катятся одна за другою С плеском и шумом глухим; Люди проходят ничтожной толпою Также один за другим. Волнам их неволя и холод дороже Знойных полудня лучей; Люди хотят иметь душу… И что же? Души в них волн холодней! 1830-1831 гг. В разные времена многие писатели и поэты в своих произведениях сравнивали человечество с предметами или явлениями. В мировой литературе можно встретить такие пары, как люди и животные (В. В. Маяковский), люди и растения (травы у С. А. Есенина, облетающие листья у Ф. М. Достоевского). Дополняет этот список выразительное сравнение человечества и морских волн, предложенное Михаилом Юрьевичем Лермонтовым в произведении «Волны и люди». Это стихотворение не поддаётся точной датировке. Исследователи творчества поэта на основе анализа образов предполагают, что оно было создано не позднее 1830-1831 года. Считается, что сравнение человека и водной стихии характерно именно для ранней лирики Лермонтова. Поэт находил некоторое сходство между этими явлениями в несвободе, с которой и потоки воды, и люди проживают свой век. Молодой Михаил Юрьевич считал, что как волне не удаётся повернуться вспять, так и человеку при давлении внешних обстоятельств не дано самостоятельно вершить свою судьбу.

Русский Леонардо. Несколько фактов об Иване Кулибине Родившийся 21 апреля 1735 года в семье мелкого нижегородского купца изобретатель Иван Кулибин никогда не учился в школе, а основы механики осваивал в качестве подмастерья нижегородских ремесленников. К моменту первой встречи Екатерины II и Ивана Кулибина в 1767 году в Нижнем Новгороде уникальные часы, задуманные мастером в подарок императрице, ещё не ходили. Причиной стало то, что в процессе работы над часами Кулибин на некоторое время отвлёкся на… изобретение микроскопа. Тем не менее Екатерина II оценила талант мастера и пригласила его в Петербург. Кулибин надежд не обманул — подарок был доделан и вручён императрице в рабочем состоянии. Изобретатель Иван Кулибин был единственным приближённым императрицы Екатерины II, которому разрешалось появляться при дворе в длиннополом русском кафтане и с длинной окладистой бородой. Одной из революционных разработок изобретателя Ивана Кулибина стал одноарочный мост через реку Неву с длиной пролёта 298 м. Данный проект, не имевший аналогов, получил одобрение великого математика Леонарда Эйлера, подтвердившего правильность всех теоретических расчётов изобретателя. Несмотря на это, мост так и не был построен. До сегодняшнего дня сохранилось лишь одно изобретение Ивана Кулибина — часы «яичной фигуры», хранящиеся в Эрмитаже. В корпусе величиной с гусиное яйцо располагается сложный механизм, состоящий из 427 деталей. Несмотря на полное отсутствие образования, изобретатель Иван Кулибин оставил после себя около 2000 сложных технических чертежей, начиная от чертежей оптических приборов и заканчивая чертежами мостов и зданий. Среди изобретений Ивана Кулибина были самодвижущаяся повозка, которую одновременно можно считать прототипом велосипеда и автомобиля, оригинальное речное судно «водоход», первый ножной протез для инвалидов войн, а также первый в мире лифт. На протяжении 40 лет изобретатель Иван Кулибин работал над разрешением неразрешимой задачи — созданием «вечного двигателя», истратив на этот проект почти все имевшиеся личные средства, но так и не добился успеха. Главным и едва ли не единственным настоящим врагом Ивана Кулибина при дворе Екатерины II была директор Петербургской академии наук Екатерина Дашкова. Нет точных сведений, почему женщина, немало сделавшая для русской науки, невзлюбила гения-изобретателя, однако Дашкова неоднократно отказывала в финансовой помощи Кулибину. По личному указанию императрицы Екатерины II, за свои заслуги изобретатель Иван Кулибин был отмечен специальной именной золотой медалью на Андреевской ленте с надписью «Достойному. Академия наук — механику Ивану Кулибину». С 1769 по 1801 годы изобретатель Иван Кулибин заведовал механической мастерской Петербургской академии наук, руководя производством приборов для научных исследований. Кулибин покинул должность по собственному желанию, решив вернуться на родину, в Нижний Новгород. Как и в случае с великим итальянцем Леонардо да Винчи, большинство изобретений Ивана Кулибина намного опередили своё время и так и не были реализованы на практике. Изобретатель Иван Кулибин не пил, не курил, не играл в азартные игры, придерживался консервативных правил в быту, но при этом пользовался бешеным успехом у женщин. Кулибин был трижды женат, причём в третий брак он вступил уже в 70-летнем возрасте. Несмотря на это, третья супруга родила изобретателю трёх дочерей. Всего же у гения-самоучки было 11 детей: 7 сыновей и 4 дочери. / Источник: Андрей Сидорчик. «Русский Леонардо». «Аргументы и факты». Иван Петрович Кулибин (21 апреля 1735, Подновье, Нижегородский уезд — 30 июля 11 августа 1818, Нижний Новгород) — русский механик-изобретатель из мещан, прозванный «нижегородским Архимедом», член и механик Императорской академии наук.