Никого из писателей на его похоронах не было. Шагинян приехали в Крым через два года, посмотреть, где жил он, как умер. И, выйдя из саманного домика, который Нина купила, продав золотые часики, подарок мужа (лишь бы обрадовать его, не встававшего уже с постели), Шагинян вдруг разрыдалась: "Мне больно видеть, - сказала Нине, - как бедно жил Грин, даже пол в доме земляной..."
Константин Паустовский написал о последних днях Грина: "Этот писатель - бесконечно одинокий и не услышанный в раскатах революционных лет - сильно тосковал перед смертью о людях. Он просил привести к нему хотя бы одного человека, читавшего его книги, чтобы увидеть его, поблагодарить и узнать, наконец, запоздалую радость общения с людьми, ради которых он работал. Но было поздно. Никто не успел приехать в сонный, далекий от железных дорог провинциальный город. Грин попросил, чтобы его кровать поставили перед окном, и все время смотрел на горы. Может быть, их синева на горизонте напоминала его любимое и покинутое море. Только две женщины, два человека пленительной простоты были с Грином в дни его смерти - жена и ее старуха мать"...
Через два года после смерти Грина писатель Малышкин, встретив 39-летнюю Нину в гостях у Паустовских, встал перед ней на колени и воскликнул: "Ассоль! Ну почему же ты седая?.."
Нина Грин продолжала жить в Старом Крыму, работая медсестрой. Во время Второй мировой войны она была угнана на трудовые работы в Германию, а в 1945 году вернулась назад, получив десять лет лагерей за "коллаборационизм и измену Родине", с конфискацией имущества. После конфискации ее участок и постройки в Старом Крыму передали первому секретарю Старокрымского райкома партии Л. С. Иванову (запомните эту фамилию, она ещё всплывёт в моём рассказе).
Нина отбыла почти весь свой срок и вышла на свободу в 1955 году по амнистии. После смерти Сталина в 1953 году запрет на многих писателей был снят и произведения Грина были возвращены в литературу. Они издавались миллионными тиражами, но запросто купить книжки Грина было невозможно - так быстро их раскупали люди, нужно было отстоять часы, чтобы оформить подписку на его собрание сочинений... Получив стараниями друзей Грина гонорар за "Избранное" (1956), Нина приехала в Старый Крым, с трудом отыскала заброшенную могилу мужа и выяснила, что дом, где умер Грин, перешёл к председателю местного исполкома и использовался им как курятник. В этом доме Нина хотела открыть музей писателя, но чиновник ни за что со своим курятником расставаться не хотел.
Друзья-писатели Грина написали открытое письмо в защиту домика Грина. Через год мощный удар по "курятнику" нанес фельетон Леонида Ленча "Курица и бессмертие". Этот самый председатель исполкома Иванов был в ярости. Его стараниями по Старому Крыму поползли слухи, будто Нина Грин переливала кровь убитых младенцев раненым немцам... Спасая свой курятник, Иванов не церемонился, используя самые грязные методы и он, конечно, "поднял" против Нины весь район, даже местные мальчишки, когда она приезжала хлопотать о музее, бегали за ней и кричали: "Фашистка! Шпионка!"
"Она шла, не ускоряя шаг, глядя прямо перед собой, - вспоминала свидетельница. - Я выбегала из дома, разгоняла ребят, стыдила их, даже плакала. Один раз, когда я расплакалась, Нина Николаевна сказала: "Ну что ты, девочка, они ведь не виноваты. Их научили"...
Не удивительно, что у Нины от таких переживаний случился инсульт...
В 1960-м году, к 80-летию Александра Грина, Нина, таки, получила ордер и ключи от его домика и в день рождения писателя открыла его для посетителей. В нем она провела последние десять лет своей жизни.
В июле 1970 года был открыт Музей Грина в Феодосии, но только лишь год спустя дом Грина в Старом Крыму тоже получил статус музея, т.к. его открытие крымским обкомом КПСС упиралось в давний конфликт с Ниной: "Мы за Грина, но против его вдовы. Музей будет только тогда, когда она умрёт"...
Нет комментариев