Предыдущая публикация
МОЯ РОДОСЛОВНАЯ. ЧУЛКЕВИЧ АЛЕКСЕЙ ИСААКОВИЧ
Степень родства такая: отец Алексея – Исаак Семенович Чулкевич (примерно 1826 г. р., псаломщик Чигиринской церкви Быховского уезда, умер в 1883 г.) и мой трижды прадед Кондратий Семенович Чулкевич (примерно 1816 г. р., дьячок, псаломщик Тихиничской церкви Рогачевского уезда, умер после 1882 г.) – родные братья.На сайте https://violity.com была размещена фотография времен 1915 г., два человека на лошадях, лот был продан 17.03.2020 г. за 170 гр. и убыл в Киев, вероятно, в частную коллекцию. На сайте указано: Фотография 84 х 121 мм, Фото № 5 архив ПМВ. А. И. Чулкевич и отец Соболев. 5.04.1915.
Также имеется приписка: В РГВИА в картотеке потерь есть данные на Чулкевича Александра Иосифовича: место службы - 125-й запасной маршевый батальон, рядовой. Убыл по болезни. Дата события: 09.03.1916. То есть, автором сайта предполагается, что на фото слева находится А. И. – Александр Иосифович. Это заблуждение. По фото видно, что слева на лошади не рядовой солдат, на руке какая-то повязка, да и с чего бы простой солдат вместе с батюшкой разъезжал на лошади.
Мне повезло по родословной, нашлось несколько фото, повезло и тому, кто купил лот, если увидит данную публикацию, то узнает не только ФИО, а краткую биографию человека. На фотографии с батюшкой Алексей Исаакович Чулкевич, служил в 14 пехотном Олонецком полку врачом. Здесь хорошо видна повязка на рукаве.
Мне повезло по родословной, нашлось несколько фото, повезло и тому, кто купил лот, если увидит данную публикацию, то узнает не только ФИО, а краткую биографию человека. На фотографии с батюшкой Алексей Исаакович Чулкевич, служил в 14 пехотном Олонецком полку врачом. Здесь хорошо видна повязка на рукаве.
Фотография на лошади плохого качества, но все равно показывает довольно высокий процент сходства между людьми:
Итак, Алексей Исаакович Чулкевич родился в 1876 году в семье псаломщика Чигиринской церкви Быховского уезда Могилевской губернии Исаака Семеновича Чулкевича и его жены Анастасии Адамовны. Это был второй брак псаломщика, детей в семье было очень много и притом почти все мальчики. Алексею было 7 лет, когда умер отец. В 1898 году юноша окончил Могилевскую духовную семинарию по 1-му разряду. Был назначен учителем (старшим учителем) Бобрской двухклассной церковно-учительской школы Сенненского уезда. По-видимому, он хорошо пел, церковно-певческий хор при данной школе при его руководстве получил особенное развитие: на 1900 год это вполне благоустроенный и грамотный хор, свободно исполняющий полный круг богослужебного пения, учителю Чулкевичу была выражена благодарность.
В апреле 1900 г. Алексей Исаакович был назначен на священническое место к Тубышской церкви Черноручской волости Могилевского уезда. Нужных метрических книг, как всегда, нет. Жену священника звали Наталия Назариева, фамилию и происхождение установить не удалось. Имя Назарий среди духовенства и чиновников встречается крайне редко, в 1887 году воспреемником при крещении в Троицкой церкви видела из Могилевской губернии коллежского асессора Назария Мартинова Бонч-Осмоловского, надо поискать откуда он. По какой причине умерла молодая жена, неизвестно, в конце 1901 г. в Тубышках многие умирали от тифа. Чулкевич выходит за штат и поступает учиться в Юрьевский университет. В 1903 году Могилевских губернских ведомостях есть заметка по данной теме.
В апреле 1900 г. Алексей Исаакович был назначен на священническое место к Тубышской церкви Черноручской волости Могилевского уезда. Нужных метрических книг, как всегда, нет. Жену священника звали Наталия Назариева, фамилию и происхождение установить не удалось. Имя Назарий среди духовенства и чиновников встречается крайне редко, в 1887 году воспреемником при крещении в Троицкой церкви видела из Могилевской губернии коллежского асессора Назария Мартинова Бонч-Осмоловского, надо поискать откуда он. По какой причине умерла молодая жена, неизвестно, в конце 1901 г. в Тубышках многие умирали от тифа. Чулкевич выходит за штат и поступает учиться в Юрьевский университет. В 1903 году Могилевских губернских ведомостях есть заметка по данной теме.
В 1904 году в Синоде имелась переписка следующего содержания: «Заштатный священник Алексей Чулкевич, вдовый, имеющий от роду 27 лет, 29 декабря 1903 г. обратился с прошением о снятии с него священнического сана. После преподанных ему по закону увещаний о неуклонном пребывании, согласно данному им обету, в духовном звании, заштатный священник Чулкевич остался непреклонным в решимости снять с себя священнический сан».
Будучи студентом медицинского факультета Юрьевского (Дерптского) университета 5 лет и 6 месяцев Алексей Исаакович пользовался казенной стипендией. По окончании университета, в 1910 году ему разрешено вступить в государственную службу до истечения десятилетнего срока после снятия священнического сана, но вне Могилевской епархии.
В 1911-1916 годах состоял уездным врачом в Уездном полицейском управлении Севского уезда Орловской губернии в составе приставов станов, коллежский секретарь (в 1916 году – коллежский советник), также был членом земской управы и комитета народных чтений.
Время пребывания на фронте – с 23 августа 1914 года по 16 августа 1917 года. Он служил в 14 пехотном Олонецком полку, врач. Вполне понятно его нахождение рядом со священником. В семейных альбомах имеются другие фотографии Алексея Исааковича.
С 1 ноября 1918 года - заведующий отделом здравоохранения Карачевского уисполкома (ныне Брянская область). 1928 год: …врач венерических и детских болезней, …много интересуется вопросами медицины как теоретик и практик, хороший врач, особенно в области венерологии. Имеются бумаги с его почерком.
В браке с Надеждой Васильевной (учительницей), в 1924 г. родилась дочь Ирина, в 1929 г. (в 52 года) сын Константин. Умер Алексей Исаакович перед самым началом Великой Отечественной войны. Детей с их матерью во время войны угнали из Карачева немцы, они были в концлагере "Алитус" в Литве. Повезло, что их не угнали в Германию. Дети заболели тифом, а у матери было больное сердце. После освобождения все трое вернулись домой. Мать вскоре умерла.
Будучи студентом медицинского факультета Юрьевского (Дерптского) университета 5 лет и 6 месяцев Алексей Исаакович пользовался казенной стипендией. По окончании университета, в 1910 году ему разрешено вступить в государственную службу до истечения десятилетнего срока после снятия священнического сана, но вне Могилевской епархии.
В 1911-1916 годах состоял уездным врачом в Уездном полицейском управлении Севского уезда Орловской губернии в составе приставов станов, коллежский секретарь (в 1916 году – коллежский советник), также был членом земской управы и комитета народных чтений.
Время пребывания на фронте – с 23 августа 1914 года по 16 августа 1917 года. Он служил в 14 пехотном Олонецком полку, врач. Вполне понятно его нахождение рядом со священником. В семейных альбомах имеются другие фотографии Алексея Исааковича.
С 1 ноября 1918 года - заведующий отделом здравоохранения Карачевского уисполкома (ныне Брянская область). 1928 год: …врач венерических и детских болезней, …много интересуется вопросами медицины как теоретик и практик, хороший врач, особенно в области венерологии. Имеются бумаги с его почерком.
В браке с Надеждой Васильевной (учительницей), в 1924 г. родилась дочь Ирина, в 1929 г. (в 52 года) сын Константин. Умер Алексей Исаакович перед самым началом Великой Отечественной войны. Детей с их матерью во время войны угнали из Карачева немцы, они были в концлагере "Алитус" в Литве. Повезло, что их не угнали в Германию. Дети заболели тифом, а у матери было больное сердце. После освобождения все трое вернулись домой. Мать вскоре умерла.
С 1 ноября 1918 года - заведующий отделом здравоохранения Карачевского уисполкома (ныне Брянская область). 1928 год: …врач венерических и детских болезней, …много интересуется вопросами медицины как теоретик и практик, хороший врач, особенно в области венерологии. Имеются бумаги с его почерком.
В браке с Надеждой Васильевной (учительницей), в 1924 г. родилась дочь Ирина, в 1929 г. (в 52 года) сын Константин. Умер Алексей Исаакович перед самым началом Великой Отечественной войны. Детей с их матерью во время войны угнали из Карачева немцы, они были в концлагере "Алитус" в Литве. Повезло, что их не угнали в Германию. Дети заболели тифом, а у матери было больное сердце. После освобождения все трое вернулись домой. Мать вскоре умерла.
В браке с Надеждой Васильевной (учительницей), в 1924 г. родилась дочь Ирина, в 1929 г. (в 52 года) сын Константин. Умер Алексей Исаакович перед самым началом Великой Отечественной войны. Детей с их матерью во время войны угнали из Карачева немцы, они были в концлагере "Алитус" в Литве. Повезло, что их не угнали в Германию. Дети заболели тифом, а у матери было больное сердце. После освобождения все трое вернулись домой. Мать вскоре умерла.
В послевоенные голодные годы дети Алексея Исааковича не то, что смогли выжить без поддержки родителей, а получили высшее образование. Помощь в этом им оказала семья брата Алексея - Александра Исааковича Чулкевича (священника из Таврической губернии), вернее его дочь Мария Александровна с мужем Конопелькиным Василием Михайловичем, они проживали в Киеве. На фото: слева супруги Конопелькины, средний в нижнем ряду племянник Марии Александровны – Константин Алексеевич Чулкевич.
Константин Алексеевич смог закончить обучение в школе только в послевоенное время, в возрасте 20 лет в 1949 году, после окончил Киевский политехнический институт и по распределению попал в Саратов. Ирина Алексеевна окончила Киевский химико-технологический институт и была распределена в Кустанай. Фотографии и сведения о ныне живущих не размещаю.
Вернусь в Алексею Исааковичу Чулкевичу. Во время учебы в Юрьевском университете пользовался казенной стипендией, т. е. учился хорошо. В 1905 году им написано много статей, которые опубликованы в Могилевских губернских ведомостях, платили за них или нет, не знаю, возможно. Затрону здесь лишь одну из них, тема касается не только лично Алексея, были и другие лица духовного ведомства в нашей родословной, у которых рано умерли жены, которым запрещалось вступать в государственную службу ранее 10-летнего срока после снятия или лишения сана.
Статью привожу полностью, называется «Пора сдать в архив», читать ее или нет – дело личное, мне она говорит о многом: «Реформы в нашем духовном ведомстве, как признано уже всем русским обществом и его лучшим выразителем – современной печатью, – движутся, что называется, черепашьим шагом. В этом ведомстве рутина свила себе такое прочное гнездо, что просто изумляться нужно, почему представители белого и черного духовенства до сих пор не постараются проникнуть в это гнездо и не произнесут «со святыми упокой» многим дано отжившим законоположениям, в настоящее время отдающим каким-то анахранизмом. В настоящей заметке мы позволим себе коснуться лишь одного из них.
Поверите ли Вы, читатель, что в России по какой-то злой иронии судьбы, имеется значительный контингент лиц, не причастных к уголовным преступлениям, но в то же время лишенных прав государственной службы? Пожалуй, Вы посмеетесь над нашим вопросом и скажете: как? у нас в России? Этого быть не может! А мы Вам скажем: да, такие плоты, поставленные вне закона, есть. Лицами, лишенными прав государственной службы, являются священники и диаконы, если им, добровольно или по принуждению, приходится сложить духовный сан. При этом закон карает священника больше, чем диакона. При добровольном сложении сана священник лишается прав государственной службы на десять дет, диакон на шесть лет; сложение сана за известного рода проступки, не согласные с идеей духовного служения, увеличивает эту цифру вдвое – 20 и 12 лет. Хороши цифры, что и говорить!
Суровость этого закона, изданного чуть ли не в царствование императрицы Елизаветы Петровны (за точность хронологической даты не ручаемся), настолько очевидна, что, право, нет нужды копаться в его деталях. Для нас более важное значение имеет вопрос: за что так сурово карают людей, положительно в подавляющем большинстве случаев ни в чем неповинных? Допустим, что священник или диакон – это безразлично – совершил деяние, которое не позволяет ему дальше оставаться в духовном звании. С него снимают сан, увольняют со службы, лишают его и всю его семью этим самым единственного источника существования, лишают хлеба насущного. Ужели такой меры еще недостаточно для провинившегося? Всякая духовная особа прежде всего человек, и ничто человеческое ей не чуждо. Почему же эти люди не судятся в общих судебных учреждениях? Почему для них созданы особые законы, лишающие их общегражданских прав? Почему их ставят вне закона, лишая прав государственной службы? Почему? Ведь этим только озлобляют людей, толкают их на преступления, ибо для голодного законов не существует.
Когда мы говорим о факте принудительного сложения сана, мы все-таки имеем налицо хотя бы тень какого-либо деяния, противного идее духовного служения. Но как мы должны относиться к закону, когда перед нами факт добровольного сложения сана, караемого хоть и в половинной дозе, тоже лишением прав государственной службы? Уж тут подлинно творцы закона не ведали, что творили. Возьмем такой простой случай: окончил юноша семинарию, женился, пошел на приход. Прожил 1-2 года, а тут, смотришь, и умерла жена. Как прикажете делать? Природа требует своего, дает о себе знать, и горе тому, кто не слушается ее велений! Для обыкновенного смертного в таких случаях выход есть и даже самый простой – женитьба во второй раз. Для священника же это запрещенный плод, одна несбыточная мечта.
Или возьмем такой случай, довольно часто имеющий место в действительности: шел в иереи верующим, через некоторое время, под влиянием ли разговоров с людьми, критически и скептически относящимся к религиозной вере, или под влиянием чтения, приходится сжигать корабли, на которых раньше плыл.
Ведь не имеет убеждений только тот, кто ни о чем не думает. К тому же большинство идет в священники в сравнительно молодых летах, когда еще нет налицо определенного миросозерцания, этого рычага человеческих деяний, когда мысль, под влиянием жалкой специфически-семинарской же философии, разбавленной богословием, представляет ни что иное, как «трость, ветром колеблемую». Словом, под влиянием тех или иных обстоятельств, человек хочет уйти из духовного звания, но пред ним, точно солдат на посту, стоит чудовище – коему имя – десятилетнее лишение прав государственной службы. Человек хочет совершить честный поступок, следуя велениям «когтистого зверя – совести», хочет всем и каждому сказать: я не могу быть священником, ибо потерял религиозную веру, я боюсь грешить и не хочу быть наказанным за то, за что «пиджачников» никто и никогда не наказывает, я не хочу обманывать Бога и людей, я не ваш, пустите меня… А ему, несчастному не по его вине, говорят: иди, мы отпускаем тебя, но помни, что 10 лет ты будешь странником и скитальцем на земле, 10 лет тебя будут чуждаться, точно чумы, 10 лет тебя не пустят на государственную службу!
Мы не можем спокойно говорить об этой драме, главными действующими лицами которой являются несчастные иереи и диаконы, и с болью в сердце кричим: да сгинет этот драконовский закон, не уместный в XX-й век, век освобождения всего человечества из-под ига отживших традиций!
Да скажет скорее само духовенство свое веское слово в защиту своих же собратий! Медлить с похоронами этого пережитка жестоко!». А. Чулкевич, 1905 год, Могилевские губернские ведомости № 140.
#Чулкевичи, #Конопелькины
Вернусь в Алексею Исааковичу Чулкевичу. Во время учебы в Юрьевском университете пользовался казенной стипендией, т. е. учился хорошо. В 1905 году им написано много статей, которые опубликованы в Могилевских губернских ведомостях, платили за них или нет, не знаю, возможно. Затрону здесь лишь одну из них, тема касается не только лично Алексея, были и другие лица духовного ведомства в нашей родословной, у которых рано умерли жены, которым запрещалось вступать в государственную службу ранее 10-летнего срока после снятия или лишения сана.
Статью привожу полностью, называется «Пора сдать в архив», читать ее или нет – дело личное, мне она говорит о многом: «Реформы в нашем духовном ведомстве, как признано уже всем русским обществом и его лучшим выразителем – современной печатью, – движутся, что называется, черепашьим шагом. В этом ведомстве рутина свила себе такое прочное гнездо, что просто изумляться нужно, почему представители белого и черного духовенства до сих пор не постараются проникнуть в это гнездо и не произнесут «со святыми упокой» многим дано отжившим законоположениям, в настоящее время отдающим каким-то анахранизмом. В настоящей заметке мы позволим себе коснуться лишь одного из них.
Поверите ли Вы, читатель, что в России по какой-то злой иронии судьбы, имеется значительный контингент лиц, не причастных к уголовным преступлениям, но в то же время лишенных прав государственной службы? Пожалуй, Вы посмеетесь над нашим вопросом и скажете: как? у нас в России? Этого быть не может! А мы Вам скажем: да, такие плоты, поставленные вне закона, есть. Лицами, лишенными прав государственной службы, являются священники и диаконы, если им, добровольно или по принуждению, приходится сложить духовный сан. При этом закон карает священника больше, чем диакона. При добровольном сложении сана священник лишается прав государственной службы на десять дет, диакон на шесть лет; сложение сана за известного рода проступки, не согласные с идеей духовного служения, увеличивает эту цифру вдвое – 20 и 12 лет. Хороши цифры, что и говорить!
Суровость этого закона, изданного чуть ли не в царствование императрицы Елизаветы Петровны (за точность хронологической даты не ручаемся), настолько очевидна, что, право, нет нужды копаться в его деталях. Для нас более важное значение имеет вопрос: за что так сурово карают людей, положительно в подавляющем большинстве случаев ни в чем неповинных? Допустим, что священник или диакон – это безразлично – совершил деяние, которое не позволяет ему дальше оставаться в духовном звании. С него снимают сан, увольняют со службы, лишают его и всю его семью этим самым единственного источника существования, лишают хлеба насущного. Ужели такой меры еще недостаточно для провинившегося? Всякая духовная особа прежде всего человек, и ничто человеческое ей не чуждо. Почему же эти люди не судятся в общих судебных учреждениях? Почему для них созданы особые законы, лишающие их общегражданских прав? Почему их ставят вне закона, лишая прав государственной службы? Почему? Ведь этим только озлобляют людей, толкают их на преступления, ибо для голодного законов не существует.
Когда мы говорим о факте принудительного сложения сана, мы все-таки имеем налицо хотя бы тень какого-либо деяния, противного идее духовного служения. Но как мы должны относиться к закону, когда перед нами факт добровольного сложения сана, караемого хоть и в половинной дозе, тоже лишением прав государственной службы? Уж тут подлинно творцы закона не ведали, что творили. Возьмем такой простой случай: окончил юноша семинарию, женился, пошел на приход. Прожил 1-2 года, а тут, смотришь, и умерла жена. Как прикажете делать? Природа требует своего, дает о себе знать, и горе тому, кто не слушается ее велений! Для обыкновенного смертного в таких случаях выход есть и даже самый простой – женитьба во второй раз. Для священника же это запрещенный плод, одна несбыточная мечта.
Или возьмем такой случай, довольно часто имеющий место в действительности: шел в иереи верующим, через некоторое время, под влиянием ли разговоров с людьми, критически и скептически относящимся к религиозной вере, или под влиянием чтения, приходится сжигать корабли, на которых раньше плыл.
Ведь не имеет убеждений только тот, кто ни о чем не думает. К тому же большинство идет в священники в сравнительно молодых летах, когда еще нет налицо определенного миросозерцания, этого рычага человеческих деяний, когда мысль, под влиянием жалкой специфически-семинарской же философии, разбавленной богословием, представляет ни что иное, как «трость, ветром колеблемую». Словом, под влиянием тех или иных обстоятельств, человек хочет уйти из духовного звания, но пред ним, точно солдат на посту, стоит чудовище – коему имя – десятилетнее лишение прав государственной службы. Человек хочет совершить честный поступок, следуя велениям «когтистого зверя – совести», хочет всем и каждому сказать: я не могу быть священником, ибо потерял религиозную веру, я боюсь грешить и не хочу быть наказанным за то, за что «пиджачников» никто и никогда не наказывает, я не хочу обманывать Бога и людей, я не ваш, пустите меня… А ему, несчастному не по его вине, говорят: иди, мы отпускаем тебя, но помни, что 10 лет ты будешь странником и скитальцем на земле, 10 лет тебя будут чуждаться, точно чумы, 10 лет тебя не пустят на государственную службу!
Мы не можем спокойно говорить об этой драме, главными действующими лицами которой являются несчастные иереи и диаконы, и с болью в сердце кричим: да сгинет этот драконовский закон, не уместный в XX-й век, век освобождения всего человечества из-под ига отживших традиций!
Да скажет скорее само духовенство свое веское слово в защиту своих же собратий! Медлить с похоронами этого пережитка жестоко!». А. Чулкевич, 1905 год, Могилевские губернские ведомости № 140.
#Чулкевичи, #Конопелькины
Следующая публикация
Комментарии 1