I. «В строго научном смысле слова, в эксплуататорском обществе классами имеет смысл называть ТОЛЬКО рабовладельцев, феодалов и капиталистов, присваивающих чужой труд, и ТОЛЬКО до той поры, пока им эта операция удается. Бессмысленно называть бывших банкиров и помещиков эксплуататорским классом, если они уже ударно трудятся на строительстве, например, Беломор-канала, как, впрочем, невозможно называть их и рабочим классом, пока они работают ТОЛЬКО под наблюдением стрелков ВЧК-ОГПУ.
Столь же непедагогично называть пролетариат „классом“ раньше, чем он начнет бороться за создание своей политической партии нового типа, за объединение пролетариев всех стран, за завоевание пролетариатом политической власти. Смешно называть классом массу индивидов, убого толпящихся на биржах труда, словно проститутки на панели, торгующих своей шкурой за нищенскую „зарплату“, пресмыкающихся даже перед мастером, безропотно отдающих продукты своего труда хозяину и только раз в 10-20 лет устраивающих уличные беспорядки во имя мелочных добавок к зарплате, съеденной инфляцией.
Поэтому, когда в быту говорят: „эксплуататорский и эксплуатируемый классы“, то допускают некоторое УПРОЩЕНИЕ, доступное пониманию домохозяек и демократов, подобное тому как первую низшую фазу коммунизма иногда называют социализмом. КЛАССОМ имеет смысл называть только ту общность людей, которые уже вступили в процесс самоорганизации и включились в борьбу за условия наиболее полного удовлетворения потребностей своего развития. Нежелание, а равно и неумение бороться за свои права делает Человека рабом».
II. «Оппортунисты, запомнив из „Манифеста“ фразу о том, что при капитализме пролетариат является самым революционным классом буржуазного общества, не поняли, что из двух классов капиталистического общества буржуа вообще не способны на коммунистическую революцию, по определению. В этой ситуации верно предположение, что самым революционным классом остается пролетариат, прежде всего, его промышленный отряд.
Упрощенное представление о революционности пролетариата привело к тому, что в Устав РКРП 1991 г. было внесено положение об обязательном 50%-ом представительстве пролетариев „от станка“ во всех руководящих органах РКРП, в т.ч. и на съезде. Была надежда, что такая уважительная форма отношения к революционности пролетариата заманит его в партию. Этого, естественно, не произошло… Более того, оппортунисты не поняли, что «Манифест» написан не для пролетариев, а, прежде всего, для той узкой части буржуазного общества, представители которой, в отличие от пролетариев, владеют научно-теоретическим мышлением, и которые, в силу своей грамотности, совестливости, культурности и цельности натур, не могут безучастно смотреть на то, как ничтожная кучка моральных уродов калечит жизнь миллиардам пролетариев, недостаточно грамотных, утомленных и потому неспособных разобраться в причинах своего бедственного положения.
Разумеется, и пролетариям никто не запрещает читать „Манифест“. Но, объективно, сегодня, как и сто лет назад, найти промышленных рабочих, которые читали бы „Манифест“, весьма проблематично. Механизм прихода пролетариев в коммунистическую организацию и в борьбу за коммунизм связан не столько с начитанностью пролетариев, сколько с объективной тиранией предпринимателей, происходящей на фоне устных разъяснений, печатной агитации, практического примера и научной организации, осуществляемой коммунистами. Дело организации пролетариата в рабочий класс несколько облегчалось лишь тем, что на предприятиях пролетарии уже организованы и вымуштрованы буржуазией… То есть, в отличие от классических рабов, наемные рабы оказались способными на самоорганизацию, правда, лишь в форме профсоюзов. Пролетарии сами, без коммунистов, инициировали многочисленные забастовки, не раз самоотверженно сражались с полицией и армией. Они сыграли значительную роль в европейской буржуазной революции 1848 года, в Парижской Коммуне 1871 года, в буржуазной революции 1905 года в России, но, в силу недостаточной образованности и организованности, каждый раз оказывались в худшем положении, чем накануне восстания. Назавтра, т.е. после очередной „победы“, они опять за копейки спускались в шахты, к пароходным топкам, понуро плелись на заводы, или на бойню первой мировой войны. Более того, мировой пролетариат очень прохладно встретил победу российского пролетариата в 1917 г., по большому счету не поддержал его, за что был наказан второй мировой войной, и составил наибольшее количество убитых в ней.
31 августа 2010 года в Польше праздновали тридцатилетие со дня учреждения профсоюза „Солидарность“. Лех Валенса откровенно сообщил российским корреспондентам, что, организуя рабочих судоверфи на борьбу за их интересы, он и не думал, что это приведет к крушению коммунизма в Европе, хотя ненавидел коммунистов всегда. Сегодня польские судоверфи вместе со своими рабочими влачат настолько жалкое существование, что оказались купленными, традиционно желанными в Польше, украинскими олигархами. Иначе говоря, польские рабочие, с одной стороны, доказали, что они сила, а с другой стороны, доказали, куда могут привести пролетариев профсоюзы без коммунистов. Сегодня польские пролетарии и не думают проявлять солидарность в борьбе против украинских олигархов. „Бачилы очи, щё куповалы, ишты, хучь повылазте“.
Именно на эту двойственность пролетариата и обратили особое внимание классики марксизма, т.е. на, позорящую человека, бездумную покорность наемных работников и, одновременно, на их способность к периодическим взрывам, сметающим любую власть, разгоняющим любую полицию и армию, как это было, например, в Киргизии в 2010 году. Т.е. покорный раб и пламенный борец „в одном флаконе“, таков психологический портрет пролетарского класса. Или, если угодно, слизеподобный нитроглицерин, не взрывающийся без хорошего подзатыльника в виде экономического кризиса или мировой войны. Может возникнуть мысль, что нелестные эпитеты обидят пролетариев. Но сегодня нас волнует не это. Без диаматического понимания проблемы, т.е. без понимания двойственной природы пролетариата, как наемного раба и революционера в одном лице, коммунистам вообще невозможно осуществить стратегию организации рабочего класса, тем более, что миллиарды пролетариев всей своей жизнью и „борьбой“ ДОКАЗАЛИ, что своё наемное рабство они воспринимают как вполне естественное, а временами, и справедливое к себе отношение. Такому самовосприятию в немалой степени способствуют и статьи профессора М.В. Попова… О пролетариях, как о безупречных врожденных революционерах, могут говорить только те, кто никогда не общался с большими их массами, в том числе и в период забастовок, и после победы в них. В том, что пролетариат до сих пор остается лишь пролетарием, созидающим все необходимое для процветания буржуазии, виноваты, прежде всего, члены партии, стыдливо обходящую эту проблему и кричащие в пустоту о стихийной революционности пролетариата. Склонность некоторых членов партии к бланкизму и хвостизму доказывает, что они не умеют находить пути к сознанию пролетариев, боятся общаться с пролетариями, а потому собираются делать пролетарскую революцию… парламентским методом, через Думу».

«…Со стороны Рикардо нет ничего низкого в том, что он приравнивает пролетариев к машинам, вьючному скоту или товару, так как „производству“ (с его точки зрения) способствует то, что они лишь машины или вьючный скот, или так как они в буржуазном производстве действительно только товары. ЭТО — СТОИЦИЗМ, ЭТО ОБЪЕКТИВНО, ЭТО НАУЧНО. Поскольку это возможно без греха против его науки, Рикардо всегда филантроп, каким он и был в практической жизни».