Бабушкина правда. Рассказ
Был уже поздний вечер и нужно было ложиться спасть, но Ирке, страсть, как не хотелось этого делать. Приехав к бабушке на зимние каникулы, она, откровенно сказать, скучала. То ли из-за того, что за окнами были огромные сугробы, то ли из-за того, что ни мальчишек, ни девчонок её возраста поблизости не оказалось, она и проводила всё своё свободное время за разговорами со своей любимой бабушкой. Хитро взглянув на пожилую улыбчивую старушку, которая в это время расстилала кровати, перенося огромное количество подушек разной величины, на огромный старый коричневый диван, Ирка начала вынашивать план, который позволит ей, как она думала, пободрствовать ещё довольно длительное время, но всё же прерывать ритуал переноса подушек, она не решалась. Ей нравилось наблюдать за тем, как бабушка, аккуратно беря одну из подушек, переносит её на диван, и так до тех пор, пока на кровати не останется одна.
- Бабушка,- тихим голосом спросила Ирка, когда все подушки были перенесены,- а в твоей жизни страшные истории какие-нибудь происходили?
Старушка, удивлённо взглянув на тринадцатилетнюю девочку, переспросила:
- Страшные истории?
- Да, страшные-престрашные,- протараторила в ответ внучка,- вот например, как у нас в школе рассказывают. " Черной чёрной ночью, по чёрной чёрной дороге, ехал чёрный-пречёрный автомобиль.."
Старушка ненадолго задумалась.
- Ну таких историй я не знаю, а вот странные случаи в моей жизни бывали,- тихо проговорила она, устремив свой взгляд куда-то в сторону.
- Расскажи,- с надеждой посмотрев на бабушку, и округлив при этом глаза, попросила Ирка.
- А как же ты спать то потом будешь? Ведь испугаешься, небось?- пробормотала старушка.
- Не, я не из пугливых,- серьёзно ответила девочка,- и обещаю, что я потом сразу усну.
- Так уж и сразу?- хитро проговорила бабушка,- ну тогда забирайся в свою кровать под одеяло и слушай.
Ирка, тут же, без лишних слов, переодевшись в ночную сорочку, нырнула в кровать. Постели в бабушкином доме были какими-то особенными, необыкновенно мягкими и пушистыми. Хрустящие белоснежные простыни и пододеяльники пахли свежестью и чистотой, и Ирке всегда казалось, что она как-будто находится в каком-то уютном коконе, в котором с ней ничего плохого не случится.
- Давай, бабуль,- произнесла Ирка, приготовившись слушать бабушкин рассказ.
Пожилая женщина, шестидесяти одного года от роду, удобно устроившись в кровати напротив, начала своё повествование.
- Ну слушай. Странная это история, я и сама не знаю до сих пор, что это было, и как к этому относиться. Давно это было. Я ещё совсем девчонкой была, лет пятнадцать мне было, а сестра то меня на два года постарше. Ну так вот, на Рождество это было. Тятя то с матушкой к родственникам в соседнюю деревню уехали на пару дней, а мы с сестрой на хозяйстве остались. И уж на следующий день они возвернуться должны были, вот мы с сестрой то и решили на женихов погадать, пока родителей дома нет. Тем более на дворе то святки.
Как только Ирка услышала, что бабушка про женихов рассказывать будет, так даже и шевелиться перестала, чтобы, не дай Бог, не пропустить ни единого бабушкиного слова, только глаза ещё шире распахнула. А старушка тем временем продолжала.
- Ну так вот, сделав почти всю работу, которую нам родители, уезжая, наказали, стали мы к гаданию то готовиться. Взяли себе по валенку, коромысло с собой прихватили, и ключ от колодца. Колодец то один в хозяйстве, вот мы и условились - если сестра не угадает в какой у меня руке ключ, то я на суженого то у колодца гадать буду, а если угадает, то я под подушку то не ключ, а расчёску положу. На том и порешили. Не угадала она в какой руке ключ - стало быть, ключ мне и достался. А вечер уж был, в доме то выстудиться за день успело, нам бы надо было печку истопить, но времени у нас не так много было, нужно было ещё к перекрёстку двух дорог дойти, чтобы валенки то бросать, чтобы узнать с какой стороны к нам свататься придут. Вот мы сразу и отправились, чтобы времени даром не терять. Пришли мы на перекрёсток. Так как Руфиночка старше меня была, то ей первой и бросать. На глаза я ей платок повязала, чтобы не подглядывала, а то мало ли что,- весело рассмеялась старушка,- одна то из дорог прямо к той деревне уходила, где её ухажёр Захарка жил. Раскрутила я её на месте и остановила. Бросила она валенок. Хочешь верь, а хочешь не верь, но валенок точно на ту дорогу угодил, которая к Захаркиной деревне вела. Ох и обрадовалась она, спасу нет. Пришла моя очередь валенок бросать. Завязала она мне глаза платком, раскрутила. Бросила и я свой валенок, только вот незадача, угодил мой валенок прям между дорог. Рассмеялась Руфиночка такому повороту, а я чуть не расплакалась. Молодая была, глупая,- задумавшись, произнесла старушка,- не понимала ещё ничего. Потом пришло время через коромысло проползти, но не тут то было. Ох, и насмеялись мы в тот вечер, чуть животы себе не надорвали. Первой опять Руфиночке ползти пришлось. Завязала я ей платок на глаза, раскрутила, предварительно коромысло то в снег поставила, а концы его, снегом покрепче прикопала. " Ползи,- говорю. " Она и поползла, да только в другую сторону. Я смеюсь, что есть мочи, а сестра то всё ползает и ползает. Только с четвёртого раза под коромыслом то она проползти сумела, а я всё хохотала и хохотала, сил никаких не было. Пришёл мой черёд через коромысло ползти. Сколько я не пробовала, ничего у меня не получалось, только коленки все промокли. Руфиночка так смеялась, что у неё слёзы из глаз полились, а остановиться не может, совсем от смеха обессилела. Кое-как успокоившись, назад отправились, а на улице уже совсем темно стало. Подходя к нашему дому, ещё издали увидали, что из трубы густой дым валит. Обрадовались мы, подумали, что тятя с матушкой домой раньше вернулись. Вспомнила я тут про колодец. Подошли мы к нему. Достала я ключ из кармана, закрыла дверь колодца, повесив на неё замок, и говорю:" Суженый мой, ряженый, приходи к колодцу воды напиться." А Руфиночка наблюдает за мной внимательно, да посмеивается потихоньку. Я делаю вид, что сержусь на неё. Тоже мне жениха то очень хотелось. Так до дверей дома и дошли. Войдя внутрь, мы обомлели. В доме никого. Холодно, всё равно, что на улице. Печь стояла нетопленая. Мы очень испугались, и боялись проронить даже словечко. Скинув верхнюю одёжу, с опаской посматривая друг на друга, осторожно дошли до кровати, и залезли в неё, не раздеваясь. Так и пролежали всю ночь, укрывшись одеялом с головой. Высунуться боялись. Страшно нам было, ведь мы точно видели, как густой дым валил из трубы. Ведь не могло же нам обеим почудиться. И что это было, я до сих пор не знаю. Только под утро, наверное, мы и заснули. Руфиночка про расчёску свою напрочь забыла, а я то ключ от колодца всё-таки под подушку положила, и тихонько вслух прошептала, чтобы суженый ко мне во сне пришёл, воды колодезной испить.
Старушка замолчала. Казалось, что воспоминания унесли её куда-то далеко далеко, что она даже забыла про маленькую девочку, которая с интересом её слушала.
- Бабушка, а дальше что было?- тихо спросила Ирка.
- Всё, на этом всё и закончилось,- тут же ответила старушка, как-будто в мгновение ока, вернувшаяся из небытия.
- Всё?!- воскликнула Ирка,- но так не честно, я думала, что дальше что-то страшное начнётся, а у тебя, оказывается, уже всё закончилось.
Бабушка, с нежностью взглянув на девочку, проговорила:
- Закрывай глаза, внученька, спать пора. Завтра я тебе что-нибудь другое расскажу, поинтересней.
Ирка, закрыв глаза, повернулась на левый бок. Смолкнув на пару секунд, снова заговорила.
- Бабушка, а с женихами то что?- вдруг, в недоумении, спросила она.
- И то, правда,- вполголоса прошептала старушка,- самое то главное чуть и не забыла. Приснился мне жених то той ночью. Пришёл во сне к колодцу. Только я лица его не увидела, но зато он в красной рубахе был. Долго мне потом эта красная рубаха покоя не давала. Всё на встречных да поперечных внимание обращала, кто в красной одёже мне на глаза попадался. А к Руфиночке то Захарка весной посватался, на Покров свадьбу сыграли. Ох, и счастливая она была.
Бабушка снова замолчала. Ирка уже начала засыпать, но сквозь сон, всё же, спросила:
- А ты жениха в красной рубахе встретила?
- А как же, конечно, встретила,- еле слышно ответила она,- только перед этим много годков прошло, поздно я замуж то вышла. Спи, внученька, я тебе завтра про это расскажу.
Ирка тут же уснула. Ей снился какой-то странный сон, где всё было запутанно и непонятно. То она шла по снегу в огромных валенках, которые были очень высокими, и при ходьбе сильно мешали коленкам, то, вдруг, она уже несла воду коромыслом, а вёдра были большие пребольшие, к тому же доверху наполненные, и она очень боялась расплескать воду.
На следующее утро, проснувшись от запаха свежеиспечённого хлеба, Ирке сразу захотелось есть. Она вылезла из-под одеяла. В доме было тепло. Аромат свежего горячего хлеба, будоражил воображение и вызывал бурный аппетит. Ирка подошла к столу, где под белой накрахмаленной салфеткой, стоял стакан парного молока. Бабушка часто так делала по утрам, зная, что внучка очень любит молоко с горячим хлебом. Ирка отломила огромный ломоть от каравая ржаного хлеба, и с аппетитом начала есть, откусывая хрустящую корочку, и тут же запивая её молоком. Когда с хлебом и молоком было покончено, она подошла к окну. В этот момент к дому подходила бабушка, и Ирка тут же бросилась её встречать. Бабушка, открыв дверь, переступила порог, и с улыбкой взглянув на внучку, радостно произнесла:
- К Шуре то внучка вчера приехала, так что тебе теперь не скучно будет, есть с кем погулять. Хотите с горки катайтесь, а не хотите, так бабу снежную слепите, всё равно веселее, чем дома со мной сидеть.
- А мне с тобой вовсе и не скучно,- хитро улыбнувшись, произнесла Ирка,- ты мне обещала вчера, что историю какую-нибудь интересную расскажешь. Я жду. Рассказывай. Что там дальше про жениха?
- Так ты не завтракала ещё?!- изумлённо возмутилась старушка.
- А вот и нет. Я огромную горбушку твоего хлеба съела и молоко выпила. Вкуснооо,- протяжно выговорила девочка,- никто такого вкусного хлеба печь не умеет. Только ты,- с улыбкой добавила она.
- Ох и хитра же ты, кулёма моя,- смеясь ответила бабушка,- ладно, слушай, только дай я себе хоть чашку чая налью.
Бабушка налила себе большую чашку чая, бросила туда огромный кусок сахара, и тщательно перемешав, перелила немного в блюдце. Время от времени, отпивая небольшой глоток из блюдца, она продолжала свой рассказ.
- Ну так вот, Руфиночка той же осенью замуж вышла, а я то ещё целых десять годков в девках ходила. Отец то наш хороший человек был, только игрок. В карты любил играть. И выиграть мог, и проиграть мог. Вот, кстати, диван то мой - это отец выиграл. Кто-то из сельчан, когда в пух и прах проигрался, диван на кон поставил, который вот-вот привезти должны были. Ну отец его и выиграл. Мне тогда уже лет двадцать было. Уж очень отцу диван этот полюбился, никому на него садиться не разрешал. По деревне даже байки ходить стали, про то, как он свой диван охраняет.
Старушка задумалась ненадолго, а потом еле-еле шевеля губами, как будто что-то шепнув себе под нос, продолжила:
- Вскоре после этого, отец крупную сумму денег проиграл. Многое пришлось продать, даже приданое моё не пожалел, вот я в девках то и засиделась. Никто не хотел бедную невесту себе в жёны брать. Прошло ещё пять лет. И вдруг ко мне свататься пришли, а жених то в красной рубахе. Вот тогда я и поняла, что это он и есть. На семь лет я его старше была. Ему только только восемнадцать годиков исполнилось. Это отец мой с ним заранее договорился, что Митя свататься придёт. Я то ничего не знала. У меня тогда уже и приданое хорошее было, да вот только старовата для невесты. Но отец и тут придумал, чем молодого парня заинтересовать, сказал, что в придачу ещё и свой диван отдаст. На том и порешили. Свадьбу сыграли. Я в дом к Мите переехала, ну и диван тоже перевезли. Так он со мной по жизни и идёт. Митя то тоже на него никому садиться не разрешал, ни мне, ни детям, говорил, что этот диван только для него, а я не перечила, слушалась мужа. Вот он почти, как новый и простоял сорок лет. Ирка с удивлением посмотрела на огромный коричневый диван, и попыталась представить, как на нём восседает какой-то незнакомый мужчина. Сколько она себя помнила, ей никто и никогда не запрещал на нём сидеть, и ей, вдруг, стало очень жаль свою любимую бабушку.
- А дальше что было?- с грустью спросила девочка.
- А дальше что? Дальше детишки у нас пошли. Пятерых сыночков я родила. Вскоре мать Митина померла, а отец то у него хворый был, он ещё до нашей свадьбы в могилу лёг. Ох и тяжело мне было одной по хозяйству всё успевать. Детишки то все маленькие, мал мала меньше. Старшему, Яшеньке, отцу твоему, тогда только семь лет исполнилось, Феденьке шесть годков было, Мишеньке только пять, Андрюшеньке и того меньше, только три годика от роду было, а Павлушенька совсем грудной был, в люльке ещё лежал. Так вот случай тогда странный произошёл. В двадцатом году это было, как сейчас помню, по осени...
Вечерело. Митя под вечер то на колхозную конюшню ушёл, что-то ему там сделать нужно было, а я с детишками одна дома осталась. Уложила их всех спасть, а сама за прялку села. Кручу себе веретено, да кручу, чуть не засыпаю. Вдруг слышу, дверь отворяется. Я голову то поворачиваю, думала, что Митя вернулся, ан нет. Стоит на пороге старичок бородатый, седой весь, в лаптях да косоворотке. За спиной котомка у него небольшая. Посмотрел он на меня и говорит:
- Здравствуй, хозяюшка. Дозволишь ли в дом войти?
- Здравствуй, мил человек. Проходи, я гостям завсегда рада. Прошу за стол. Я Вас сейчас чаем напою,- проговорила Анна.
Старичок, сняв со спины свой мешок, сел за стол.
- Спасибо, дочка. От чая не откажусь, да и перекусить бы чего-нибудь не мешало,- усталым голосом проговорил он.
- Ты уж извини, дедушка, но у меня кроме краюхи ржаного хлеба и нет ничего. Времена нынче тяжёлые пошли, туго с едой стало, но я с тобой краюхой поделюсь.
Поставила она перед старичком кружку горячего чая, и отломив ровно половину от куска хлеба, аккуратно положила перед гостем.
- Куда путь-дорогу, дедушка, держишь? Холодно уже, а ты в лаптях да в рубахе. Так и заболеть можно,- произнесла Анна, а сама мысленно всё это время, с тех пор, как старичок оказался в её доме, только и ругала себя за то, что не заперла дверь после ухода мужа. " А ведь время то нынче опасное, - думала она,- какого люду только на дорогах не встретишь. Хорошо хоть, что ещё такой милый старичок вошёл, а то ведь и по-другому могло быть ."
- Да вот, хожу, дочка, туда-сюда,- ответил старичок, отпивая из кружки горячий чай, глядя на кусок хлеба,- на людей смотрю.
- Дедушка, да ты поешь,- сказала Анна, кивая головой в сторону краюхи.
- А можно я этот хлеб с собой возьму, дорога то у меня дальняя, ещё пригодится,- как-то странно взглянув на молодую женщину, спросил старичок.
- Конечно, дедушка, конечно. Как хочешь,- согласилась она.
Старичок развязал свой мешок, достал оттуда какую-то небольшую тряпочку, и завернув в неё кусок хлеба, положил обратно. Выпив весь чай, он встал из-за стола, и стал прощаться.
- Спасибо тебе, дочка, за доброту твою да за щедрость. Пойду я,- сказал старичок и направился к выходу.
- Постойте,- чуть слышно крикнула Анна, и сняв с вешалки фуфайку мужа, протянула её старичку,- вот, возьмите, пригодится. Холодно уже по ночам.
Фуфайка старичку впору оказалась. Довольно улыбнувшись, поблагодарил он хозяйку, и сказал:
- Спасибо тебе за всё, Аннушка, добрая у тебя душа. Послушай теперь, что я тебе скажу,- начал он.
Анна стояла, глядя на старичка, и всё думала:" Откуда он знает, как меня зовут? Ведь я ему своё имя не называла". А старичок тем временем продолжал:
- В скором времени, Аннушка, придёт в эти края страшный голод. Многие отправятся в мир иной. Ты останешься в живых, и всех своих детей сохранишь. Пошёл я. Оставайся с Богом, дочка,- сказав это, старичок вышел, закрыв за собой дверь.
Анна, будто-бы потеряв дар речи, ничего ему не ответила. Услышав такое, она забыла даже пожелать старичку доброго пути, лишь спустя мгновенье, подошла к окну, чтобы помахать ему на прощание рукой. Старичок помахал ей в ответ. Она стояла и думала:" Какие же люди странные по земле ходят. Господи, отведи всех плохих людей от моего дома, от греха подальше." И тут она вспомнила, что дверь то опять не закрыла. Она подошла к двери и обомлела. Дверь была на крючке.
- Господи, уж не привиделось ли мне всё это?- воскликнула Анна.
Переведя взгляд на вешалку, она обомлела ещё больше. Фуфайка висела на месте. Но когда она вошла в комнату, то удивлению её не было предела. На столе лежала тряпочка, в которую была завёрнута половина краюхи. И всё бы ничего, она уже готова была поверить в то, что ничего не было, что всё это ей привиделось от усталости, но тряпка, в которую был завёрнут хлеб, говорила об обратном. Она её видела впервые в жизни...
Ирка слушала бабушку с большим интересом, и ни разу её не перебила, но тут вопросы посыпались, как из рога изобилия.
- Бабушка, неужели такое возможно? Мне не верится. Как это после старичка дверь закрыта оказалась, если ты её не закрывала? А фуфайка? А хлеб?- пытаясь во всём разобраться, вопрошала Ирка.
- Я и сама не знаю, внученька, как такое возможно,- ответила старушка,- только я потом очень долго этот кусок хлеба, завёрнутый в ту тряпочку, за божницей хранила, как святыню.
- Что же это за старичок был, бабушка?- недоумевая, спросила девочка.
- Я тоже над этим голову ломала, а потом, вдруг, как озарение на меня снизошло. Святой Николай Угодник это был,- отчётливо проговорила бабушка,- больше некому.
Ирка, частенько приезжая к бабушке, уже не раз слышала от неё про Николая Угодника, и знала, что у бабушки есть его икона, которая стоит на кухне, в верхнем правом углу, под потолком, вместе с другими иконами. Она повернула голову в сторону божницы, и тихо спросила:
- Это он?
Бабушка кивнула в ответ. Ирка никак не могла поверить, что такое могло произойти, но она точно знала, что бабушка никогда не обманывает. Помолчав немного, она снова заговорила.
- И что, он больше не приходил?
Старушка ненадолго задумалась, потом допив чай из кружки, произнесла:
- Нет, не приходил, а вот голод в наши края пришёл. Ровно через четыре года. Тяжёлое время было. Митя то мой, стало быть дедушка твой, собрался да ушёл от нас. Сказал, что не сможет такую ораву прокормить, что одному ему легче выжить будет. Я слова поперёк ему не сказала. Сколько слёз я тогда пролила. Страшно было. Я, правда, запасливая всегда была, и в подполе к тому времени, кое-что припрятано было, да и колхоз немного помогал. Так мы голод то этот и пережили. Всех детей сберегла. А вот у Руфиночки то трое детей померло, да и сама чуть Богу душу не отдала. А Митя то мой помер где-то в чужих краях, не смог голода того пережить. Вот я с тех пор одна и живу.
Ирка с нескрываемым удивлением взглянула на бабушку.
- Так значит старичок правду сказал. Только откуда он заранее знать мог про это?,- протяжно проговорила Ирка, словно и не ждала ответа на это вопрос,- бабушка, а тряпочка с тем куском хлеба до сих пор за божницей лежит? Покажи.
- Нет её, внученька, пропала куда-то, я даже не сразу и заметила. Просто однажды глянула, а её и нет.
- Жаль,- прошептала Ирка.
В это время дверь отворилась и на пороге появилась внучка бабы Шуры, которая тоже приехала погостить ненадолго в деревню. Ирка обрадовалась и сразу начала одеваться. Через пару минут они уже лепили снеговика во дворе. Бабушка, понаблюдав за ними в окно некоторое время, взяла в руки клубок ниток, спицы для вязания, чтобы связать Ирке носки, и села на диван. Спустя совсем немного времени она отложила своё вязание, и о чём-то задумалась. Почти невидимые слёзы потекли по её щекам. Она, вдруг, вспомнила, как началась война, как одного за другим, забирали на фронт её сыновей...
В декабре сорок первого года пришла первая похоронка на старшего сына Якова. В сорок втором году на фронт забрали Андрея. В сорок втором же пришли похоронки на Фёдора и Михаила, с разницей в два месяца. В сорок третьем погиб и Андрей. Весной сорок четвёртого года на фронт призвали и самого младшего сына Павлика. Ох и ревела она тогда, цепляясь за сына, и всё кричала:" Не пущу, не пущу. Никуда я тебя не пущу". Уехал и Павлик. Как же она переживала за него, за единственного, теперь, своего сыночка. Всё вымаливала его у Бога, стоя перед иконами. Однажды под вечер, в один из осенних дней сорок четвёртого года, задремала она на диване. Вдруг слышит, кто-то в окно постучался. Соскочила она с дивана и к окну. Смотрит, и глазам поверить не может, Павлик стоит и улыбается ей. Она, как закричит, запричитает:" Павлик, Павлушенька, сыночек мой родной, вернулся. Погоди, я тебе сейчас открою". Подбежала она к двери, открыла её и почти замертво упала на пол от какого-то непонятного, невероятно тяжёлого удара. Кое-как оклемавшись через какое-то время, она поднялась с пола. Закрыла, настежь распахнутую дверь, и горько расплакалась. Наутро, взглянув на себя в зеркало, она ужаснулась - правая половина лица была почти чёрной. Долго она потом с этой отметиной на лице ходила, только через несколько месяцев всё прошло. А похоронку на Павлика она где-то через месяц получила после того случая...
Прижав ладони к глазам, старушка вздохнула. Тихонько утерев с лица слёзы, она снова взялась за спицы. " Нужно поскорей носки Иришке связать,- подумала она,- зима то нынче холодная какая ".
© Copyright: Люба Пантелюк, 2024
Свидетельство о публикации №224100200391
#ЛюбаПантелюк #проза
Нет комментариев