РУССКОЙ ЖЕНЩИНЕ
...Да разве об этом расскажешь
В какие ты годы жила!
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла!..
В то утро простился с тобою
Твой муж, или брат, или сын,
И ты со своею судьбою
Осталась один на один.
Один на один со слезами,
С несжатыми в поле хлебами
Ты встретила эту войну.
И все — без конца и без счета —
Печали, труды и заботы
Пришлись на тебя на одну.
Одной тебе — волей-неволей —
А надо повсюду поспеть;
Одна ты и дома и в поле,
Одной тебе плакать и петь.
А тучи свисают все ниже,
А громы грохочут все ближе,
Все чаще недобрая весть.
И ты перед всею страною,
И ты перед всею войною
Сказалась — какая ты есть.
Ты шла, затаив свое горе,
Суровым путем трудовым.
Весь фронт, что от моря до моря,
Кормила ты хлебом своим.
В холодные зимы, в метели,
У той у далекой черты
Солдат согревали шинели,
Что сшила заботливо ты.
Бросалися в грохоте, в дыме
Советские воины в бой,
И рушились вражьи твердыни
От бомб, начиненных тобой.
За все ты бралася без страха.
И, как в поговорке какой,
Была ты и пряхой и ткахой,
Умела — иглой и пилой.
Рубила, возила, копала —
Да разве всего перечтешь?
А в письмах на фронт уверяла,
Что будто б отлично живешь.
Бойцы твои письма читали,
И там, на переднем краю,
Они хорошо понимали
Святую неправду твою.
И воин, идущий на битву
И встретить готовый ее,
Как клятву, шептал, как молитву,
Далекое имя твое...
1945
(художник Александр Прокопенко, «Солдатка»)
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 10
Покуда муж громит врага
Своим огнём из автомата, —
Огонь родного очага
Жена поддерживает свято.
Покуда муж на поле брани,
На крыльях лётного звена, —
Свое звено, весною ранней,
Выводит на поле жена.
О, величавая краса,
Такая статная, большая!..
Как небо, ясные глаза
И косы цвета урожая.
Но больше строгости в чертах,
Ты посуровела, родная.
Отец и муж твой на фронтах.
Забота у тебя двойная.
Но сердце мужества полно.
Неутомимая в труде ты,
С отцом и мужем заодно
Куёшь оружие победы.
Вера Инбер.
«Правда», 8 марта 1944 года*
Отклонились мы маленько.
Путь-дороги не видать.
Деревенька Лутовенька, —
до войны рукой подать.
Высоки леса Валдая,
по колено крепкий снег.
Нас хозяйка молодая
приютила на ночлег.
Занялась своей работой,
самовар внесла большой,
с напускною неохотой
и открытою душой.
Вот ее обитель в мире,
Невеселый тусклый быт.
— Сколько деток-то?
— Четыре.
— А хозяин где?
— Убит.
Молвила и замолчала,
и, не опуская глаз,
колыбельку покачала,
села прямо против нас.
Говорила ясность взгляда,
проникавшего до дна:
этой жалости не надо,
эта справится одна.
Гордо голову носила,
плавно двигалась она,
и ни разу не спросила,
скоро ль кончится война.
Не охоча к пустословью,
не роняя лишних фраз,
может где-то бабьей кровью
знала это лучше нас.
Знала тем спокойным знаньем,
что навек хранит народ —
вслед за горем и страданьем
облегчение придет.
Чтобы не было иначе
кровью плачено большой.
Потому она не плачет,
устоявшая душой.
Потому она не хочет
пасть под натиском беды.
Мы легли, она хлопочет, —
звон посуды...ЕщёХОЗЯЙКА
Отклонились мы маленько.
Путь-дороги не видать.
Деревенька Лутовенька, —
до войны рукой подать.
Высоки леса Валдая,
по колено крепкий снег.
Нас хозяйка молодая
приютила на ночлег.
Занялась своей работой,
самовар внесла большой,
с напускною неохотой
и открытою душой.
Вот ее обитель в мире,
Невеселый тусклый быт.
— Сколько деток-то?
— Четыре.
— А хозяин где?
— Убит.
Молвила и замолчала,
и, не опуская глаз,
колыбельку покачала,
села прямо против нас.
Говорила ясность взгляда,
проникавшего до дна:
этой жалости не надо,
эта справится одна.
Гордо голову носила,
плавно двигалась она,
и ни разу не спросила,
скоро ль кончится война.
Не охоча к пустословью,
не роняя лишних фраз,
может где-то бабьей кровью
знала это лучше нас.
Знала тем спокойным знаньем,
что навек хранит народ —
вслед за горем и страданьем
облегчение придет.
Чтобы не было иначе
кровью плачено большой.
Потому она не плачет,
устоявшая душой.
Потому она не хочет
пасть под натиском беды.
Мы легли, она хлопочет, —
звон посуды, плеск воды.
Вот и вымыта посуда.
Гасит лампочку она.
А рукой подать отсюда
продолжается война.
Маргарита Алигер. СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.
«Красная звезда», 18 марта 1943 года
В далекий путь собравшись втихомолку,
Старуха ночью вышла из села.
Взяла ведро, взяла еще кошелку
И за собой корову повела.
Забыла все — и годы, и усталость,
Не побоялась никаких невзгод.
И одного лишь, кажется, боялась,
Что вдруг ее корова заревет.
Услышат немцы — и пропало дело! —
Убьют, замучат иль сведут с ума...
Но тут уж и корова не ревела,
Как будто знала, чуяла сама.
Так шли они из вражеского тыла
Вдали от сел, вдали от деревень —
Туда, где солнце по утрам всходило,
Туда, откуда начинался день.
Так шли они нехоженой тропою —
От леса к лесу, от ручья к ручью...
В пути старуха свежею травою
Кормила щедро спутницу свою;
Водою родниковою поила
И, словно дома, в тот же самый срок
Под старыми березами доила,
Усевшись на какой-нибудь пенек.
И с горькой думой в тихий час привала
Пила неторопливо молоко.
И снова в путь корову поднимала:
— Идем, идем — теперь недалеко!
— Идем, идем — авось дойдем живые
На счастье на старушечье мое...
На третьи сутки наши часовые
Увидели, окликнули ...ЕщёСЕМЬЯ
В далекий путь собравшись втихомолку,
Старуха ночью вышла из села.
Взяла ведро, взяла еще кошелку
И за собой корову повела.
Забыла все — и годы, и усталость,
Не побоялась никаких невзгод.
И одного лишь, кажется, боялась,
Что вдруг ее корова заревет.
Услышат немцы — и пропало дело! —
Убьют, замучат иль сведут с ума...
Но тут уж и корова не ревела,
Как будто знала, чуяла сама.
Так шли они из вражеского тыла
Вдали от сел, вдали от деревень —
Туда, где солнце по утрам всходило,
Туда, откуда начинался день.
Так шли они нехоженой тропою —
От леса к лесу, от ручья к ручью...
В пути старуха свежею травою
Кормила щедро спутницу свою;
Водою родниковою поила
И, словно дома, в тот же самый срок
Под старыми березами доила,
Усевшись на какой-нибудь пенек.
И с горькой думой в тихий час привала
Пила неторопливо молоко.
И снова в путь корову поднимала:
— Идем, идем — теперь недалеко!
— Идем, идем — авось дойдем живые
На счастье на старушечье мое...
На третьи сутки наши часовые
Увидели, окликнули ее.
— Свои, свои!.. — Она остановилась —
С коровою, с кошелкою, с ведром.
Смущенная, неловко поклонилась:
Вот, мол, пришла со всем своим двором...
Пред ней бойцы столпились полукругом:
— Куда идешь, куда шагаешь, мать?
— Куда ж итти, — ответила старуха, —
Иду — бреду судьбу свою искать.
— Иду — бреду, несу свои печали...—
И голос вдруг осекся и погас.
И мелкой дрожью губы задрожали,
И слезы, слезы сыпались из глаз...
Бойцы старуху отвели в землянку,
Стараясь обласкать наперебой.
Достали хлеба лучшую буханку
И вскипятили чайник фронтовой.
— А, ну-ка, мать, попробуй нашей пищи,
А мы с тобою рядом посидим.
Уж мы теперь судьбу твою разыщем,
Уж мы тебя в обиду не дадим!..
Освоилась старуха, осмотрелась, —
Хорошую нашла она семью.
И вдруг сказала: — Что ж я тут расселась? —
А я ж пойду корову подою.
И вскоре с материнскою заботой
Она бойцов поила молоком
И говорила, говорила что-то,
И называла каждого сынком.
М.Исаковский.
«Известия», 27 июня 1942 года*