Иначе нельзя

Праведный Симеон – это живой образ боголюбивой души, и таким должен стать каждый из нас.

Откройте всю тему, дорогие мои!❤

Сретение — это не просто встреча души с Богом. Это встреча души истосковавшейся, соскучившейся в последней степени, ничего больше не желающей знать кроме Господа своего… души, совершенно забывшей себя и весь мир в своей любви и стремлении воочию узреть Бога, встретиться с Ним, соединиться так тесно, как это только возможно для человека! Праведный Симеон – это живой образ боголюбивой души, и таким должен стать каждый из нас. Только так и никак иначе! *** Когда Она в церковь впервые внесла Дитя, находились внутри из числа людей, находившихся там постоянно, Святой Симеон и пророчица Анна. И старец воспринял Младенца из рук Марии; и три человека вокруг Младенца стояли, как зыбкая рама, в то утро, затеряны в сумраке Храма. Тот Храм обступал их, как замерший лес. От взглядов людей и от взоров небес вершины скрывали, сумев распластаться, в то утро Марию, пророчицу, старца. И только на темя случайным лучом свет падал Младенцу; но Он ни о чем не ведал еще и посапывал сонно, покоясь на крепких руках Симеона. А было поведано старцу сему о том, что увидит он смертную тьму не прежде, чем Сына увидит Господня. Свершилось. И старец промолвил: “Сегодня, реченное некогда слово храня, Ты с миром, Господь, отпускаешь меня, затем что глаза мои видели это дитя: Он – Твое продолженье и света источник для идолов чтящих племен, и слава Израиля в Нем”. – Симеон умолкнул. Их всех тишина обступила. Лишь эхо тех слов, задевая стропила, кружилось какое-то время спустя над их головами, слегка шелестя под сводами Храма, как некая птица, что в силах взлететь, но не в силах спуститься. И странно им было. Была тишина не менее странной, чем речь. Смущена Мария молчала. “Слова-то какие…” И старец сказал, повернувшись к Марии: “В лежащем сейчас на раменах Твоих паденье одних, возвышенье других, предмет пререканий и повод к раздорам. И тем же оружьем, Мария, которым терзаема плоть Его будет, Твоя душа будет ранена. Рана сия даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко в сердцах человеков, как некое око”. Он кончил и двинулся к выходу. Вслед Мария, сутулясь, и тяжестью лет согбенная Анна безмолвно глядели. Он шел, уменьшаясь в значенье и теле для двух этих женщин под сенью колонн. Почти подгоняем их взглядами, он шагал по застывшему Храму пустому к белевшему смутно дверному проему. И поступь была стариковская тверда. Лишь голос пророчицы сзади когда раздался, он шаг придержал свой немного: но там не его окликали, а Бога пророчица славить уже начала. И дверь приближалась. Одежд и чела уж ветер коснулся, и в уши упрямо врывался шум жизни за стенами Храма. Он шел умирать. И не в уличный гул он, дверь отворивши руками, шагнул, но в глухонемые владения смерти. Он шел по пространству, лишенному тверди, он слышал, что время утратило звук. И образ Младенца с сияньем вокруг пушистого темени смертной тропою душа Симеона несла пред собою, как некий светильник, в ту черную тьму, в которой дотоле еще никому дорогу себе озарять не случалось. Светильник светил, и тропа расширялась. Иосиф Бродский)+