С. Знаменский / Дневники / 1862
4 октября, четверг
Сегодня ученицы старшего класса, одержимые каким-то духом, шалили и смеялись; должно быть, подействовало на них куренье, с которым пролетела по классам горничная. Мадам Майданова, неправильно считаемая мною за Тутолмину, постоянно соскакивала в намерении срисовать классы в медаль, лежащую тут же на скамейке. В класс пришла Баронова, желающая узнать, какой результат моего совещания с Лисицыным. Что ей сказать? Никакого нет результата.
Сегодня пришла почта, прислали «Искру». Писем нет ниоткуда. Я все жду от Соколова. Получить от Казанского отказался, так же как и видеть манифест по случаю 8 сентября.
Вчера Черемшанский говорил: удивляюсь я, какое вы известие ожидаете еще?
— Должны бы отпраздновать этот день молитвой в уме... и трезвоном в голове, — прибавил я.
Вчерашний же день я прочел попавшуюся под руку тетрадку дневника своего и понял, и, лучше сказать, увидел, что большая часть моей жизни проходит в бездеятельности и жалобах за свое бездельничанье, а потом в хандре.
Вечером неожиданно получил письмо от Иконникова. Доехал хорошо, и вообще письмо отрадное. Описание его дороги заставляет желать самому посмотреть Иртыш, представившийся ему Венецией.
В половине 11-го неожиданно вскочили стуком в ворота, оказалось, что почтамт горит. И прибежали из школы, брат отправился туда.
5 октября
У Ершова провел сегодня гораздо более времени, чем обыкновенно, пил кофе, слушал его игру на гармонифорте [56] и строили разные планы. Между прочим, дал он мне идею (вообще он хороший идеедатель), именно открыть класс рисования.
Он уверен, что наберется человек 10, и если положим, что все эти 10 человек будут платить по десять копеек, все-таки мне выгода будет. Он со своей стороны отдаст двух своих дочерей. Воспользовавшись этой идеей, я написал объявление, возвысив цены, а именно четыре рубля с человека в месяц, и хочу сделать опыт: наберется десять — сейчас же выписываю отличную коллекцию рисунков и открываю класс, а в следующий месяц выпишу бюстов. Я рассчитываю на двух Кесаревых, на двух Жемчужниковых, на Почекуниных пару, на Сывороткину, и, может, еще немного подбавит и Ершов. Тогда нанимаю залу и катай-валяй. Одно только меня сбивает: именно те, которые могут дать эту цену, не согласятся присылать в классы, а захотят на дому. Те же, которые и хотели бы посылать, не в состоянии дать такой цены. Уж не заказать ли еще копейку?
Лещев, даже раз почтивший меня приглашением на бал, даваемый гимназистами, явился и сегодня с приглашением на бал-концерт. Это будет в воскресенье, и потому мы подумаем, быть или не быть. Записывая сие, я похожу некиим образом на Чичикова, сохранявшего афиши. А может, и не похожу.
Брат удрал к Кесарю, захватив с собой проект моего рисовального заведения. Кесарь подпишет, вероятно, и тогда уж будет поздно отказаться ему; сверх того, там он прочтет, что деньги за уроки отдаются вперед за месяц.
В школе сегодня отправился перво-наперво к Сорокину, чтобы взять у него объявление Баумана, так как Жемчужников не намерен переменить свое желание насчет фотографии. И взял, хотя Сорокина не было дома. Зато Жилин дома и, встретив меня, похохатывает. Уж после я вспомнил, почему ему так весело. «Стыдись входить и не стыдись выходить», — припомнил я слова какого-то мудреца, должно быть Сократа, приведенные Ив[аном] Ивановичем] Пущ[иным] [57].
Взял я у Жи[лина] Комаринскую главку для Ершова.
Кесарь [Дмитриевич Кувичинский] напал на след писателей прокламации. Вчера один из них проболтался на пожаре. Когда губернатор заметил почтмейстеру Ионову, «отчего-де вашей команды не видать», и потом приказал одну машину отправить в школу, тогда некто начал объяснять неким, что его бы, подлеца, самого в огонь, и так далее в этом же виде. Речь его подслушана и доставила Кесарю большую уверенность, что следы, на которые он напал, истинные. Если б он так же ловко нападал на следы мошенников.
Ершов получил письмо от березовского протоиерея, пишет, что познакомился с Иконниковым. Но не таков оказался городничий. Судя по его бумаге в губ[ернское] правление, где он спрашивает, как ему обращаться с Ик[онниковым] и, если приедет жена, допустить ли ее к нему. Хорош гусь, нечего сказать.
[56]. Гармонифорте — музыкальный инструмент типа клавесина.
[57]. Пущин Иван Иванович (1798-1859) — декабрист, друг А. С. Пушкина. После увольнения от военной службы в 1823 г. стал сверхштатным членом Петербургской уголовной палаты, судьей Московского надворного суда. Участник восстания на Сенатской площади. Осужден в каторжную работу навечно, содержался в Шлиссельбургской крепости. В 1826 г. срок был сокращен до 20 лет ссылки в Сибири. Содержался в Читинском остроге и Петровском заводе. В 1839 г. переведен в Туринск, в 1843 г. — в Ялуторовск. После амнистии жил в имении Марьино Бронницкого уезда Московской губернии, где и умер.
Публикуется по: М.С. Знаменский. Воспоминания и дневники / Сост., подг. текста, предисловие, комментарии Л.П. Рощевской, сост., подг. иллюстр. Е.П. Швецовой. – Тобольск, 2013.
#Знаменский
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1