Подумаешь – отказали в работе. Но Мила понимала – отказ этот был всего лишь последней каплей, поводом к взрыву эмоций.
– Скотина ты, Вадик..., – уже спокойно прошептала Милка привычную в последние дни фразу и повалилась на другую сторону кровати.
Она полежала ещё чуток, глядя на щель в общежитском потолке. Совсем недавно потолки перед ней были другими – глянцевыми, многоуровневыми. Совсем недавно...
" И эти козлы тоже!" – ругала про себя Милка работодателей, а особенно эту мымру, которая отзвонилась и елейным голоском, будто б сожалела, объявила ей о том, что "ее кандидатура им не подходит..." Высшее образование им подавай! А чем она хуже? Высшее... На высшее деньги нужны, а ее вина лишь в том, что родилась не в той семье. А в школе, между прочим, училась она очень даже неплохо. Все учителя говорили – способная.
Вот только...
Вот только вспоминать детство не хотелось совсем. Ещё когда старший брат Антоха жил дома, было сносно. Антоха ее в обиду не давал. Он вообще ей в последнее время заменил и мать и отца. Даже косы плел, когда была поменьше. И в техникум он направил, и с общагой он помог.
А мать... Эх, мать...
– Ой, Катька, смотри... Ноги-то у твоей вымахали и волосья в пол. Как бы скороспелкой не стала!
– И не говори, Валюха. Заботушку на свою голову вырастила, выкормила! – охала мать на той же ноте, качая согласно головой и разливая остатки бухла.
Впрочем, остатками тут не завершалось – магазин был на первом этаже их дома. Долго ли сбегать...
Все чаще материнские и отцовские периоды нормальной жизни сменялись запоями, все чаще дети были предоставлены сами себе. Милка однажды видела, как ревел Антоха. Здоровый, спортивный – мышцы под футболкой видны, он утирал кулаком сопли, отворачиваясь от младшей сестры, стыдясь. И Милка точно знала – почему.
Его тренер на соревнования готовил, но отец, услышав о том, что за поездку надо платить деньги, послал тренера куда подальше. Остался Антоха дома, а вся команда его уехала.
Сразу после девятого класса брат из дома уехал. Нашел работу в Мурманске и укатил. А через два года помог уехать и Милке.
А Милка к тому времени вообще расцвела. Волосы прямые, длинные, ноги от ушей, губы пышные и глаза, как у лани – огромные. Группой с курса проходили они практику на химическом производстве, там-то и приметил ее сотрудник – Вадим Дементьев. И был он сыном соучредителя производства.
Совсем немного повстречались, и привез он ее к себе на квартиру. Милка была на седьмом небе от счастья. Ничего и не требовала, хоть девчонки и намекали, что, мол, поматросит...
– Ладно вам. Хоть уж прикройте свои рты завистливые, – парировала Милка.
Сейчас она и им готова была простить всё. Как не завидовать-то, когда после занятий встречал ее черный джип, медленно опускалось тонированное стекло машины, а там такой красавец в черных очках. Милка лихо открывала дверцу и запрыгивала в просторный джип, только ноги из короткой кожаной юбки мелькали – это ли не счастье?
Она вся ушла в эту любовь. И первое время Вадим – тоже. Он устраивал ей романтические вечера, водил в рестораны, познакомил с родителями, обещал женится. Они съездили в Турцию, где Милка покоряла всех своей невероятной фигурой, были и в Сочи. И она не сидела сложа руки – баловала вкусными тортиками, которые он так любил в ее исполнении, наводила домашний уют.
Она похорошела очень. Приоделась, в хорошем салоне делала окраску волос и стрижку, бывала в тренажерке. Техникум она закончила, но устраиваться на работу не спешила. Какой смысл? Деньги у Вадима лежали в открытом доступе, в прикроватной тумбочке – пользуйся. Но Милка поначалу отчитывалась за каждую копейку, не привычна она была к такому количеству денег. Но, как известно, к хорошему привыкаешь быстро. Когда прошло время, поняла, что эти "мелочи" Вадима не слишком интересуют. Суммы до ста тысяч для него и не суммы.
Вот только место в общежитии удержала по совету брата. Зачем? Глупый... Общага была старая, комната на двоих. Неужели она туда вернётся?
Но вот вернулась ...
Девчонки делали вид, что жалеют, охали и ахали, но, наверняка, шушукались за ее спиной. Уж слишком амбициозно повела она себя, когда привалило ей счастье... Зависть их длилась дольше, чем счастье той, кому они завидовали.
Они с Вадимом начали ругаться года через полтора совместной жизни. По поводу и без. Вадим ушел. Мила узнала – ушел к другой. Какое-то время она жила в его квартире. Но вскоре Вадим культурно попросил квартиру освободить. Милка не поверила своим ушам.
– Я не могу больше, Мил. Пятый раз говорю – собирайся. Я приеду и просто выкину тебя! Ты этого ждёшь? Ну, по-хорошему же прошу.
– Вадим, милый... Вадим, ну, послушай...
– Я не хочу слушать. Я несколько месяцев это слушаю. Сто раз. Мил, пожалуйста...
– Но я изменюсь...
Потом он приезжал. Садился в кресло, опирался локтями о колени, опустив голову вниз.
– Какой ты хочешь, чтоб я была? Скажи – я буду, – она садилась перед ним на колени, необычайно красивая в своих муках.
– Мил, ну, не унижайся. Сколько можно! Я денег тебе дам, но давай нормально расстанемся. Сказал же – другую люблю. А ты... Понимаешь, ты – одинаковая всегда, ты – не та, что мне нужна. Прости, что понял это не сразу. Собирайся...
– Вадим, неужели она лучше. Ей же сорок...
Вадим поднял на Милу глаза. Так... ещё не хватало ему обсуждения той, которую он любит. Он стукнул себя по коленям, встал.
– Ну, во-первых не сорок, а тридцать четыре, как и мне, если помнишь. А во вторых – где твой чемодан?
Он сам нашел чемодан, но она выдернула из его рук ручку, и начала молча, умываясь слезами, собирать вещи. Он сказал, чтоб собрала всё, обещал привезти в общежитие оставшееся сегодня же вечером. Пока она собиралась, ушел на кухню. Золото, подаренное им, Мила тоже забрала. Имеет право.
Ее он отвёз к общаге с одним чемоданом.
– Вадим, я люблю тебя, – пытаясь ухватится за соломинку, заплакала она перед общагой.
Но он вытащил чемодан, открыл ей дверь, сунул денег, закатил чемодан в холл.
– Ты - скотина, – прошептала она, держа руку с деньгами перед собой. Ей казалось, что эти деньги символизировали какую-то ее цену, плату за все то добро и любовь, которое она дарила ему почти два года совместной жизни.
Вадим улыбнулся, поставил чемодан возле стойки вахтерши и даже не поднял его по лестнице на второй этаж. Казалось, этой фразы он ждал. Через час он уже привез все остальные ее вещи.
И вот уже три месяца, как Мила жила в общежитии. Первый месяц она дулась, но чемоданы не разбирала. Всё казалось, что Вадим одумается и вот-вот вернёт ее. Второй – действовала. Она обрывала ему телефон, ждала на стоянке возле машины у завода, жаловалась брату. Она себя не узнавала.
И Антон кричал:
– Людка, ты что творишь? Я тебя не узнаю. В кого ты превратилась? Ты ж нормальная была. Плюнь ты на него и живи, как жила...
Но Мила не могла уже так жить. В ее планы вошли совсем другие мечты, и возвращаться к прежним она не хотела. А Вадим сменил стоянку и перестал брать трубки.
Деньги Вадима кончились, она продала золотое кольцо, потом браслет. Пару раз присылал ей денег Антон, а Мила все никак не могла найти работу по душе.
– Все, Милка, надоело. Я тоже деньги не рисую, ищи работу! На меня больше не расчитывай, – уже огрызался Антон.
Милка делала вид, что живёт, что ищет работу, что ест... Питалась в кафе, готовить на общежитской кухне не хотелось.
Она искала вакансии престижные, весомые, с хорошей оплатой, ходила на собеседования, на нее засматривались работодатели, обещали перезвонить, и все по-пусту. На завод химический, где работал в руководстве Вадим, ей путь был закрыт, на остальных производствах требовались лишь рабочие. Подобные должности ее не интересовали. Ленка, соседка по комнате, звала ее в магазин, но это было уж вообще ... ниже плинтуса...
Странно... вот ещё совсем недавно в тумбочке любимого стопкой лежали пятитысячные бумажки, и она перекладывала себе в кошелек столько, сколько требовалось, а теперь вынуждена считать копейки, продавать золото...
Не справедливо всё это! Ох, как несправедливо.
Если б знать...
Вадим сошёлся с женщиной совсем непохожей на нее. Была она крепка, совсем не фигуриста, даже как-то коренаста. В сторону такой Милка даже головы бы не повернула. Соперница была коротко стрижена и покрашена в какой-то светло-рыжий тон. В общем, в сравнение с Милой она не шла совсем. А ещё была она не одна, с ней прицепом шла дочь лет десяти-одиннадцати.
У Милы в голове не укладывалось, как такое могло случиться? Как? Как можно было променять ее ... на эту? Мила знала: тетка – врач-массажист, записалась на прием в массажный салон именно к ней. Такой придумала себе метод мести. Но массажировала ее другая девушка, объявила, что Георгиева в отпуске.
И сейчас Мила, ну или Людмила, Люся ( эти имена она ненавидела) сидела на койке в общаге и продолжала рисовать планы мести.
Ах так, да? Так...
Ну, раз не догадалась отложить себе денег, пока жила в роскоши, нужно взять их сейчас. Просто – взять... И сделать это просто – у нее остались ключи от квартиры Вадима. Нет, один ключ она вернула – вложила ему в ладонь при расставании, но он и не подумал о том, что у нее есть второй. Их была целая связка, вот Мила и взяла уж давно и чисто случайно, по необходимости. Ключ остался у нее в кошельке.
Да, у нее есть ключ .. Ключ от квартиры, где лежат в тумбочке деньги. И много там чего ещё лежит. Но заранее строить планы Мила не стала. Это никакой не грабеж. Просто она возвращается за своим – за тем, что ей могло принадлежать по праву.
Она встала с койки, направилась в ванную. Ух, лицо опухшее, неузнаваемое. Она умылась холодной водой, и старательно накрасилась. Достала черные очки, хоть и шла поздняя осень. Милка шла на дело. И сейчас казалась себе этаким олицетворением справедливости.
Да, она накажет злодея и, чисто заодно, немного обогатится сама.
Она натянула одну колготину, и вдруг что-то ёкнуло в груди. Господи, что это с ней?
Она ли это? Добрая открытая девчонка, страдающая от вечного пьянства родителей, та, которую брат тянул из садика, которая так мечтала о большой любви, о детях... О том, что никогда ее дети не будут видеть одутловатое лицо пьющей матери ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ...
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев